Опубликовано в журнале Звезда, номер 7, 2017
БРАЖНИК
Вот бражник сумерки взрезает,
Вращая мертвой головой,
И вожделенно запускает —
Куда захочет — хобот свой.
Украшен жемчугами ночи,
Он полосат и мохновит.
Он бабочек ночных не хочет,
Взалкав изысканных сильфид.
Его душа полна соблазнов,
Теней его невинных жертв.
Он изощрен в любовях праздных,
Лишь поманит — и ты уж мертв.
Летит, летит ужасный бражник,
Во тьме запутывая след,
И отощавший свой бумажник
Сжимает, словно пистолет.
* * *
Снился бывший сослуживец Мацкин
Со своей башкой из поролона.
Просто так дурные сны не снятся.
Значит, и от Мацкина Леона
Что-то заскочило в подсознанье…
То ли кульман кривобокий, то ли
Пиджачок немаркий, в мелкий рубчик,
Песенка дурацкая «Parole»…
В общем, Леня тот еще был субчик.
* * *
Вот откроют наши коммуналки
Нараспашку, и экскурсоводы
Повлекут сквозь быт, родной и жалкий,
Стаи понаехавших народов.
Это — прокопченной кухни яма.
Кран один, но всем — отдельный столик.
Графики дежурства прут из рамок
(Клал на них Витюля-алкоголик).
Там велосипед торчит из стенки.
Швейная машинка? — тети Насти ж!
Где футбол наш, сбитые коленки?..
Отворяй, Сергей! Иосиф, настежь!
ЦВЕТЫ
Купил у входа шесть искусственных цветов,
Почему-то воняющих каплями мяты.
Спрашиваю у одного из продавцов:
«Почему они у вас помяты?»
«Это как раз еще ничего! —
Отвечает он, моргая слезящимся глазом. —
Чтобы распрямились все до одного,
Мы их всю ночь держали над газом».
Газ горел, ночь тянулась, тоска…
Но работать надо четче.
Экономили, скряги, наверняка,
Подкручивали газовый счетчик.
Я посмотрел на этих людей,
Одетых в буро-зеленые плащи, —
Вылитые крокодилы!
Где взять другие цветы? — ищи-свищи!
Воткнул шесть проволочных стеблей
В сырую землю могилы.
* * *
Когда безвестный сумасшедший
Рванул внезапно под машину,
Стоявший у окна Приспешнев
(Чертежник) выронил рейсшину.
Карета скорой подлетела.
Ему бы выпить граммов двести…
Он щупал собственное тело
И представлял себя на месте
Того… Так что же миром правит? —
Зачем твердил он эту быль:
«Все жду: кого-нибудь задавит
Взбесившийся автомобиль…»
* * *
На Кузнечный, за творогом — утром,
Вечерами обычно — в разлив.
Возвращение из Петербурга…
Был ни снежен февраль, ни дождлив.
Проходными плутал, понимая,
Что не встретишь знакомых здесь лиц.
Только серая липа хромая,
Скверик, ввинченный в землю под шлиц.
И теперь, чтобы в памяти детской
Окончательно я не застрял,
«Дай мне срок!» — как в той фильме советской
Непутевый герой повторял.
* * *
Напряжена страна
На выезде и въезде.
А человек без сна
Сидит в чужом подъезде.
Он на витраж глядит,
Что на Большом проспекте.
И безразличен быт
Ему в любом аспекте.
На старом витраже
Причудливы павлины.
Земную жизнь уже
Пройдя до половины,
Он выйдет из дверей
На зимний дождь под утро —
По лужам фонарей,
По пленкам перламутра…