Опубликовано в журнале Звезда, номер 3, 2017
Винфрид Георг Зебальд. Кольца Сатурна. Английское паломничество. Пер. с немецкого Эллы Венгеровой.
М.: Новое издательство, 2016
Когда в 2006 году вышел русский перевод романа «Аустерлиц», стало понятно, что его автор — выдающийся писатель, чьи произведения не издавались на русском (за исключением небольшого текста в «Иностранной литературе») по невероятному недосмотру российских издателей. И казалось, тут бы начаться шествию зебальдовского творчества по России. Но потребовалось еще десять лет, чтобы наследие Зебальда предстало перед русскоязычным читателем хоть чуть-чуть в большем объеме. Произошло это стараниями «Нового издательства», которое в 2015—2016 годах не только переиздало ставший библиографической редкостью «Аустерлиц», но и выпустило сборник эссе под общим названием «Естественная история разрушения», а также роман «Кольца Сатурна». Таким образом, оказалось возможным увидеть литературную личность Зебальда в ее целостности, в большей степени оценить ее масштаб, который было трудно в полной мере разглядеть читателю, ослепленному «Аустерлицем».
Зебальд родился в 1944 году, изучал филологию сначала в Германии, а затем в Англии, куда он переехал в 1960‑е годы, став преподавателем немецкой литературы в Университете Восточной Англии. В 2001 году, будучи автором четырех романов и уже всемирно известным писателем, вокруг которого сформировался едва ли не культ, Зебальд погиб в автокатастрофе. Для понимания литературного наследия Зебальда принципиальными из его скупой биографии кажутся два момента. Во-первых, Зебальд довольно рано стал добровольным изгнанником, притом что все свои значимые тексты писал по-немецки. На страницах эссе о Жане Амери, чьи попытки выразить невыразимое были явно близки ему, Зебальд пишет: «Несчастье изгнания для человека, имеющего дело с языком, преодолимо только в языке». И Зебальд становится писателем, чей нейтральный, подчеркнуто сухой язык узнается с первых же страниц книги даже в переводе. Во-вторых, Зебальд был не только литератором, но и литературоведом. Это отразилось как в том, что большое место в его произведениях отведено значимым для него писателям: Кафка, Борхес, Суинберн, Конрад, Шатобриан, Эдвард Фицджеральд — все это персонажи «Колец Сатурна», так и в том, что он глубоко осмыслял важные для него литературные прецеденты. Вот что Зебальд пишет в упомянутом уже эссе об одном из произведений Амери: «Повествования в каком-либо традиционном смысле из этих записок, конечно, получиться не могло, а потому он отвергает любую форму беллетризации, чреватой соблазном некоего сообщничества между пишущим и его читатетелем». Это высказывание применимо и к творчеству Зебальда в целом, и особенно к «Кольцам Сатурна».
Формально роман посвящен путешествию по английскому графству Суффолк. Оговорка «формально» необходима, потому что путешествие это представляло собой явно нечто большее, чем способ провести отпуск, поскольку, как сообщает нам рассказчик на первой же странице, после этого путешествия он оказался в больнице, изможденный не столько физически, сколько душевно. «Во всяком случае потом меня томили воспоминания — не только о блаженной свободе перемещения, но и об ужасе, внезапно парализовавшем меня даже в этой отдаленной местности на востоке Англии при виде следов разрушения, ведущих далеко в прошлое». Эта ключевая фраза, из которой разворачивается весь последующий текст, вбирает в себя, кажется, все основные мотивы зебальдовского творчества: следы разрушения, прошлое, ужас. Что бы ни делал зебальдовский рассказчик, они приведут его в прошлое, где он придет в ужас от открывшегося его взору. Причем путь этот он будет проделывать неоднократно, словно путешествуя по невидимым читателю нарративным кольцам (не так ли раскрывается загадочный смысл названия?). Одно из таких метафорических путешествий рассказчик совершит в Конго, подробно описывая жизненный путь Джозефа Конрада, и увидит тысячи замученных непосильным трудом рабов, а повесть «Сердце тьмы» (чьи отголоски звучат на протяжении всего романа) будет упомянута в тексте напрямую. Другое приведет его в Хорватию военных лет, где армия усташей зверски убивает невинных сербов, третье — в Китай второй половины XIX века, где миллионы китайцев гибнут из-за оголтелости сражающихся за власть. Картины разрушения (а точнее будет сказать, истребления) — личности, жизни, национального сознания, морской фауны, немецких городов — оживают перед читателем, стоит рассказчику зацепиться за малейшую деталь, казалось бы, абсолютно спокойного пейзажа.