Опубликовано в журнале Звезда, номер 11, 2015
После образования на Балканах независимых государств Россия в случае столкновения с Турцией имела бы только один сухопутный фронт — на Кавказе. Поскольку перевес в сухопутных и морских силах в начале XX в. явно был на стороне России, в Петербурге считали поединок со Стамбулом делом почти невероятным. Турция становилась довольно опасным противником только в случае ее вступления в союз с Германией и Австро-Венгрией. Поскольку все важнейшие политические решения принимались в столицах Старого Света, победный мир, подписанный Антантой в Вене и Берлине, автоматически аннулировал все возможные успехи в Закавказье Турции как проигравшей стороны. Неудача же на европейском фронте обесценивала возможные победы в Армении. Это была главная причина того, что, несмотря на явные признаки приближающейся военной грозы, русское правительство не спешило усиливать свою группировку на южных рубежах в ущерб войскам, дислоцированным вдоль западной границы империи. Поэтому основой всех стратегических расчетов на этом театре военных действий в краткосрочном плане было сдерживание противника до подхода подкреплений, а в долгосрочном — создание «приличных» условий для завершения войны. Кроме того, сила турецкой армии явно недооценивалась, и русское командование даже при ограниченных ресурсах намеревалось продвинуться достаточно далеко в глубь Анатолии. Только перед самым началом войны благодаря настойчивости руководства Кавказским военным округом началось перемещение туда частей Туркестанского корпуса, что помогло в критические дни декабря 1914 г. Ради выполнения своих союзнических обязательств Петербург соглашался с перспективой временной потери позиций на Кавказе. Об этом свидетельствует перевод оттуда на Германский фронт двух корпусов (запланировано еще летом 1912 г.), а также использование резервов в конце 1914 г. В те дни Энвер-паша вел успешное наступление, угрожавшее поражением всему Кавказскому фронту. Однако полностью мобилизованный и хорошо вооруженный Сибирский корпус был отправлен не в Армению, а в Польшу для усиления давления на немецкие войска. О такой расстановке приоритетов откровенно говорил великий князь Николай Николаевич в разговоре с британским генералом Вильямсом: «Сибирский корпус, только что подходящий к Варшаве, легко мог бы быть послан на Кавказ, но его туда не посылают, так как он нужен на Западном фронте, чтобы не отходить от первоначальной программы. Еще до начала войны с Турцией мы предвидели неуспех на кавказском театре военных действий. Тем не менее мы взяли с Кавказа большую часть войск для главной цели, общей с союзниками».1
Просчитывая свои стратегические комбинации, правительство России (как, впрочем, и правительства других стран) смотрело на географическую карту как на шахматную доску, не особенно задумываясь о том, что в жизни жертва «фигуры» или «позиции» означает трагедию для тысяч людей. Как и в предыдущих войнах, обе стороны рассчитывали на поддержку местного населения: турки ждали восстания мусульман, а русские — выступления армян. Второе было более вероятно в связи с обстановкой, сложившейся в турецкой Армении в конце XIX — начале XX в. В июне 1914 г. российский вице-консул в Урмии сообщил, что к нему обратились представители айсорских общин с просьбой снабдить их оружием и боеприпасами для борьбы с турками.2 10 августа 1914 г. наместник на Кавказе И. И. Воронцов-Дашков просил военного министра Сухомлинова снабдить округ достаточным количеством стрелкового вооружения, часть которого предполагалось использовать при формировании «нештатных команд местного ополчения из населения, обязанного воинской повинностью».3 Начальник разведывательного отделения полевого управления Кавказской армии капитан Драценко настойчиво убеждал военное руководство снабдить армян и айсоров оружием, поскольку банды курдов «не производят серьезных опустошений и даже не нападают, если у обороняющихся крестьян есть достаточно оружия».4 Начальник штаба Кавказского округа Н. Н. Юденич в августе 1914 г. считал, что для организации восстания армян, айсоров и курдов необходимо выделить 25 тыс. винтовок, 12 млн патронов, 20—25 тыс. рублей.5 Русское правительство опасалось вооружать христиан — подданных Турции, поскольку их восстание могло обострить отношения между державами (Петербург хотел по меньшей мере оттянуть столкновение с южным соседом). Уже в ходе войны турецкие христиане уклонялись от выполнения поставок по реквизициям и от мобилизационных мероприятий. Специальным декретом султана от 2 июля 1915 г. всех армян вывели из состава воинских частей и сформировали из них рабочие батальоны. Из прифронтовой зоны армян насильно переселяли в Сирию и в районы, прилегающие к современному Ираку. Всего было депортировано около миллиона человек, половина из которых погибла от голода, эпидемий, от рук курдов и турецких бандитов.6 Курды успешно вели партизанскую войну против русских, которые отвечали карательными операциями, сопровождавшимися сожжением сел и угоном скота.7 Армянское население частью бежало в Россию, частью было истреблено курдами. Армяне в районе городов Ван и Муш, а также в области Хеккияри заняли выжидательную позицию с явным сочувствием к России. Курды тоже выжидали, причем часть выставила конницу (под давлением турок), а часть заняла прорусскую позицию.8 Масса армян была переселена в районы Алеппо и Диарбекир.9 В 1915 г. на контакт с турецким командованием вышел некий Арслан-хан, готовивший в районе Елисаветополя восстание, не состоявшееся из-за успехов русских. Однако нет уверенности в том, что это не был российский разведчик или человек, решивший заработать на желании обеих сторон организовать восстание в тылу противника.10 Немецкому полковнику Шуленбургу, прибышему в Эрзрум, поручили формирование батальона из лазов, который должен был стать «запалом» для восстания в Западном Закавказье.11 Восстание армян было подавлено турками, а курдов — русскими.12
Армяне с их широкими международными контактами, природной предприимчивостью, общим высоким культурным уровнем вкупе с развитой корпоративной культурой выглядели для турецких правителей опасными как раз в условиях проведения политики модернизации. Они могли составлять серьезную конкуренцию правительству, которое намеревалось полностью поставить процесс реформ под свой контроль. Такой крутой поворот в жизни государства и общества, какой осуществляли младотурки, к тому же требовал объекта для выхода недовольства населения. Политика так называемой османизации сопровождалась безжалостным подавлением всех, кто действовал или хотя бы думал вразрез с тем, как думали в Стамбуле. Во время погромов 1894—1896 гг. было убито около 300 тыс. армян.13
Для христианского населения региона столкновение России и Турции означало прежде всего резкое возрастание насилия со стороны мусульман. Даже в мирное время армяне и айсоры, лишенные по турецким законам права владеть оружием, не могли давать достойный отпор бандам, действовавшим при явном попустительстве местных властей. Поскольку объявление войны сопровождалось призывами к защите веры, религиозный фанатизм воинственных племен испытывали на себе прежде всего те, кто жил рядом с ними. Султанское правительство не желало (и не могло) финансировать в должной мере иррегулярные войска и потому позволяло компенсировать недостаток жалованья грабежом местного населения. Храбрые и предприимчивые курды, а также черкесы, поселившиеся в Анатолии после эмиграции из России, имели свою особую воинскую культуру, где основой тактики была организация набега. В обороне они демонстрировали гибкость, старались измотать противника, не принимая решительного боя. Их война имела особую организацию пространства — без четкого разграничения фронта и тыла. Это обстоятельство снимало с них психологические запреты к отступлению, а способность «умирать на месте», являвшаяся достоинством европейского солдата, не имела в их глазах особой цены. В атаке они, пользуясь укрытиями, сближались с противником на расстояние 30—50 м, после чего стремительно бросались вперед, навязывая рукопашный бой. Встретив серьезное сопротивление, курды и черкесы не действовали по принципу «мы за ценой не постоим», а искали иные, более выгодные направление и время нападения. Когда они были «в боевом кураже», то оказывались очень серьезными противниками.14 Так как бесшабашные атаки при набегах служили прежде всего для освобождения пути отхода с добычей, именно в «прорывах» из окружения они проявляли удивительную находчивость и дерзость. Кровопролитные столкновения с русскими войсками никакой ценной добычи не сулили, а сам рисунок боевых действий противоречил представлениям туземных удальцов о способе завоевания ратной славы. Если бы 130 тыс. курдских всадников (а именно столько село на коня осенью 1914 г.) получили то, что на языке военных называется «оперативным простором», они могли бы не только опустошить все Закавказье, но и разгромить тыловую структуру русской армии. Но война почти сразу приняла позиционный характер, и вместе с тем исчезала возможность глубоких рейдов, приносящих добычу и славу.
Были еще две причины, по которым турецкие власти снисходительно смотрели на бесчинства курдов. Во-первых, эти племена всегда были в большом подозрении у Стамбула в связи с их сепаратистскими настроениями, а также с готовностью их вождей в случае материального вознаграждения обратить оружие против своего владыки. Натравливание их на армян снижало риск мятежа. Во-вторых, войны с Россией XVIII—XIX вв. давали турецкому правительству веские основания считать своих христианских подданных пятой колонной, и превентивные репрессии против них рассматривались как средство укрепления тыла.
При этом религиозная принадлежность не была абсолютно определяющей в поведении жителей края. На ванском направлении в 1915 г. действовала отдельная сотня азербайджанцев (татар в тогдашнем словоупотреблении) из 70 всадников, экипированных на средства ее командира Али-хана. На положении унтер-офицеров в этой части были дворяне-грузины, пользовавшиеся авторитетом у своих соратников-мусульман.15 Глава курдского племени Мансур-бек в 1915 г., когда ситуация на фронте стала складываться в пользу российской стороны, бестрепетно объявил о том, что его люди разоружаются и должны считаться «мирными». Он назвал «дальнейшее сопротивление русским войскам бесполезным и вредным».16
Воронцов-Дашков сообщал 9 августа 1914 г. председателю Совета министров: «В тяжелое для России время кавказские армяне повсюду в крае, по свидетельству губернаторов и личным моим наблюдениям в Тифлисе, проявляют большое патриотическое настроение, с восторгом встретив объявление мобилизации, и с воодушевлением вступают в войсковые части; при этом, однако, многие призванные армяне выражают сожаление, что они назначаются на западную границу, тогда как им хотелось бы идти в Турцию».17 Один из самых известных советских полководцев Великой Отечественной войны, дважды Герой Советского Союза И. Х. Баграмян указывал, что во время мобилизации 1914 г. не все с энтузиазмом шли на призывные пункты. Немало было тех, кто выглядел «удрученно и грустно».18 При этом сам мемуарист поступил в армию добровольцем, поскольку как дипломированный железнодорожник (окончил трехлетнее техническое училище) не подлежал призыву.19 Всего в ходе мобилизаций (на 1 января 1917 г.) в Закавказье было мобилизовано: армян — 121 921 чел., грузин — 121 113, русских — 42 712, евреев — 3221, немцев — 2413, прочих национальностей — 12 784 чел.20 Высокой мотивации для вступления в армию армянской молодежи способствовало то, что, по свидетельству мемуаристов, «старшие» часто рассказывали молодежи об армянах, которые воевали под знаменами России (о Мадатове, Бебутове, Лорис-Меликове, Лазареве, Тергукасове, Алхазове, Шелковникове). Для того чтобы успокоить армян, уже не оказывавшихся в дипломатических торгах разменной монетой, Совет министров рекомендовал Воронцову-Дашкову «дать армянам самые положительные заверения в том отношении, что соглашение с Турцией, в случае если бы оно и осуществилось теперь, никоим образом не будет достигнуто ценой каких бы то ни было уступок на почве армянского вопроса».21 Уже в ходе войны печальные церемонии погребения армян, павших на других фронтах, собирали большие массы народа. Так было, например, при отпевании в армянской церкви Тифлиса поручика А. М. Вартанянца, погибшего в Карпатах.22
Боевые действия начались в Закавказье 19 октября 1914 г. переходом русскими войсками турецкой границы сразу на нескольких участках. Особенности местного театра военных действий (кампании 1853—1856 и 1877—1878 гг.) выявили целесообразность отрядной организации войск, позволявшей оптимизировать управление частями и их снабжение. Однако такая организация имела и слабые стороны, главной из которых считалась низкие дисциплина и спаянность, поскольку командиры недостаточно знали друг друга, а батальоны, входившие в отряд, не привыкли взаимодействовать друг с другом. Сначала русскому оружию сопутствовала удача: был взят Баязет, в городе Диадин захвачены большие склады боеприпасов. Главным успехом стало движение Саракамышского отряда, углубившегося по направлению на Эрзерум на 100 км от государственной границы. В то же время в районе Батума туркам удалось заметно потеснить русские войска.
Энвер-паша, энергичный и амбициозный турецкий генерал, решил использовать выгодную для него конфигурацию линии фронта, чтобы охватить с фланга Саракамышскую группировку, прижать ее к непригодному для обитания в зимних условиях ущелью реки Аракс и разгромить. Кроме того, в Саракамыше находились большие запасы патронов, снарядов и продовольствия. Эвакуировать их по железной дороге, имевшей незначительную пропускную способность, было невозможно. Потеря стратегических запасов заставила бы русские штабы надолго забыть об активных действиях. Наступление турецких войск началось 6 декабря 1914 г. Несмотря на то что перебежчик-армянин и армейский разведчик той же национальности сообщили о концентрации частей противника и о направлениях вероятных ударов, русское командование не приняло достаточно решительных мер. Отчасти это объяснялось неверием в возможность наступать в сложнейших погодных условиях, отчасти — плохо организованной работой штабов. В районе селения Веринтаб 4-я армянская дружина оказалась под ударом целого турецкого корпуса. Командир дружины в своем рапорте сообщил о появлении крупных сил противника, но командование это известие сочло обычным риторическим приемом, с помощью которого оправдывалось отступление. 23 Несмотря на то что старшие военачальники еще не разгадали замыслов Энвер-паши, командиры частей, имевших непосредственное соприкосновение с врагом, в большинстве случаев адекватно реагировали на изменения обстановки. Исключение составила группа полковника Кутателадзе (2 батальона, 4 орудия и армянская дружина Кери), которая в долине реки Ольты-чай на привале была захвачена врасплох. 750 человек вместе с командиром оказалось в плену. Часть отряда вместе с артиллерийским взводом и армянскими ополченцами с боем прорвалась к своим. Стойкость Ольтынского отряда позволила отступить в порядке на более выгодные позиции, создать безопасный коридор для армянских беженцев, не желавших оказаться под властью турок. Но ситуация по-прежнему оставалась угрожающей прежде всего потому, что командовавший на этом направлении генерал Е. А. Берхман упорно отказывался верить в то, что на его правый фланг надвигаются сразу два турецких корпуса. Его не убеждали ни данные разведки, ни результаты боя Ольтынского отряда, ни доводы Н. Н. Юденича, приехавшего на фронт для исправления положения. Берхман отправил для выяснения обстановки конницу, которая в занесенных снегом горах просто не могла передвигаться, и, не имея достоверных сведений о противнике, сам начал наступление. Только 12 декабря в русских штабах наконец поняли замысел Энвер-паши — глубоким обходом русского правого фланга окружить и взять Саракамыш, где сосредоточивались значительные запасы фронта. При обороне этого пункта было много вынужденных импровизаций, оказавшихся, впрочем, довольно удачными. Начальник местного гарнизона был старательным тыловым служакой, совершенно неспособным действовать в экстремальной обстановке. К счастью, из-за прекращения движения поездов на Саракамышском вокзале застрял по дороге к месту службы полковник Генерального штаба Букретов, который по телефону получил из Тифлиса ошеломляющее для себя известие о назначении начальником обороны города. В распоряжении Букретова оказались разные тыловые части, боеспособность которых выглядела весьма сомнительной. На вооружении у них были винтовки системы Бердана, которые считались малопригодными еще в предшествовавшую турецкую войну 1877—1878 гг. Вдобавок к знаменитым берданкам имелось всего по 15 патронов, поскольку никто не предполагал, что чинам гарнизона придется кричать не только «Стой, кто идет?», но и «Ура!». Полноценными частями можно было назвать только две роты Туркестанского корпуса. Боевую значимость наскоро собранных подразделений удалось заметно повысить за счет двухсот прапорщиков-выпускников Тифлисской школы, ехавших через Сарыкамыш к местам прохождения службы. Их распределение по имевшимся формированиям сыграло большую роль в последующих событиях. Иронический стишок «Был вчера приказчиком — звать его Володенька, а теперь он прапорщик — ваше благородие…» противоречит исторической правде. Вчерашние гражданские, окончившие ускоренные командные курсы, оказались достойной заменой кадровым офицерам. Главной задачей Букретова было продержаться около суток: турки подошли к городу утром 13 декабря, а первые подкрепления могли прибыть только вечером. Умелое руководство имеющимися средствами и неожиданная для самого русского командования стойкость импровизированных частей позволили в течение нескольких часов сдерживать напор восемнадцати турецких батальонов, которых гнал вперед сам Энвер-паша. Природа края в те дни была на стороне России. Сильнейшая стужа нанесла наступавшим туркам огромный урон, разыгравшаяся метель остановила продвижение обходных колонн. Самое же главное — густой морозный туман не позволил султанским генералам правильно оценить силы Саракамышского гарнизона. Когда две (!) пушки совершенно случайно накрыли своими выстрелами место расположения турецкого штаба, а головная колонна понесла большие потери от кинжального огня русских пулеметов (а их всего-то было восемь!), Энвер-паша приказал приостановить движение для выяснения обстановки. Тем временем, выполняя ранее составленную диспозицию, турецкие дивизии продолжали обходный маневр. Один из пехотных корпусов на перевале Арсиан попал в буран при сильном морозе. Голодные солдаты, не имевшие теплой одежды и обуви, пытались укрыться в снежных пещерах и в летних загонах для скота и умирали от переохлаждения. Всего на подступах к Саракамышу замерзло около 10 тысяч турецких военнослужащих. Войска, достигшие пунктов назначения, были совершенно деморализованы выпавшими на их долю испытаниями.
Тифлис в это время охватили пораженческие настроения. После того как был отдан приказ об эвакуации из города ценностей, архивов и семей государственных служащих, тысячи людей бросились штурмовать поезда, уходящие в Баку, и нанимали за любые деньги повозки для бегства по Военно-Грузинской дороге. Появления турецких разъездов у ворот столицы Закавказья ждали с минуты на минуту. На жителей Тифлиса сильное впечатление произвело прибытие из Саракамыша эшелонов, набитых ранеными и обмороженными, рассказывавшими всякие ужасы о турецком наступлении.24
14 декабря атаки противника возобновились. Энвер-паша лично, с револьвером в руке гнал вперед замешкавшихся. Однако момент для захвата Саракамыша был явно упущен. Во-первых, разношерстный гарнизон под командой бравого полковника Букретова понял, что «Не так страшен черт, как его малюют», и дрался уже не хуже бывалых фронтовиков. Во-вторых, на подмогу подошел легендарный 80-й Кабардинский пехотный полк. Эта элитная часть воевала на Кавказе еще при генерале А. П. Ермолове и считалась неофициальной местной гвардией. Турецкие же подкрепления подтягивались обессиленными. Две пехотные дивизии (30-я и 31-я) за четыре дня марша по обледенелым горам из полноценных боевых единиц превратились в скорбные тени таковых: из 20 тыс. солдат и офицеров 17 тыс. разбрелось или осталось лежать под снегом. Тем не менее план Энвер-паши выполнялся, хотя и ценой чудовищных потерь. Кольцо окружения вокруг Саракамыша замкнулось, но при этом, правда, в нем оставались значительные прорехи, через которые могли пробиваться подкрепления, а припасов в городе было предостаточно. Чуть было не испортил дело генерал Мышлаевский — начальник всех войск, действовавших на этом направлении. Он совсем потерял голову и фактически бросил своих подчиненных в самые горячие часы, отправившись в Тифлис «за распоряжениями». По дороге он как старший по чину отдал совершенно необоснованный приказ командиру Азербайджанского отряда оставить Тавриз, Урмию и Дильман, отступая на линию Джульфа—Хой. В результате значительная территория без боя была уступлена туркам, которые жестоко расправились с местным христианским населением.
17 декабря в Саракамыш сумели пройти две гаубичные батареи, огонь которых оказался очень действенным: разрывы тяжелых снарядов увлекали по склонам массы снега, заваливавшего турецких солдат. Но именно в тот день турки едва не овладели городом. Найдя слабо защищенный участок, они сумели на плечах отступавших ворваться на окраины и даже захватили на несколько часов местный вокзал. Однако уже вскоре положение было восстановлено, хотя и ценой немалых потерь. Бои продолжались с переменным успехом еще несколько дней, причем с обеих сторон не было не только осмысленного, но
и единого командования. К 20 декабря ситуация изменилась. В результате маршей и контрмаршей теперь уже турецкая армия оказалась в полуокружении. О том, в каком она была состоянии, говорит следующий курьезный факт. Чины штаба 9-го корпуса, попавшие в плен вместе со своим начальником, должны были потребовать от русского конвоя соблюдения правил обращения с офицерами, поскольку казаки не сразу поняли, что закопченные, исхудалые и замерзшие оборванцы — полковники и генералы. 21 декабря турки были выбиты из Ардагана. В дальнейшем события развивались уже в основном под диктовку русских. Вместо доказавших свою неспособность Берхмана и Мышлаевского всем стал распоряжаться талантливый и настойчивый генерал Юденич. В начале Саракамышской операции в 3-й турецкой армии насчитывалось около 90 тыс. человек. На исходные позиции вернулось всего 12 тыс. Еще столько же дезертиров и отставших удалось собрать через несколько недель в Эрзеруме. Остальные были или в плену, или в могиле, причем для большинства последним пристанищем стал сугроб.
>Финальным аккордом Саракамышской операции стало взятие Зивинских высот — важного рубежа, уже становившегося местом ожесточенных боев во время войны 1877—1878 гг. Сначала атаки русских полков разбивались о стойкость свежих турецких частей, предпочитавших смерть в бою на оборудованной позиции отступлению по снежной пустыне, расстилавшейся позади них. 27 декабря Юденич послал четыре батальона с горными орудиями в обход вражеских позиций. Разыгравшаяся снежная буря поглотила этот отряд, и пять дней от него не поступало никаких вестей. В штабе обходную колонну уже считали погибшей, когда она вдруг нанесла удар в тыл противника, который был ошеломлен и поспешно отступил. Выяснилось, что батальоны продвигались со скоростью не 10—15 км в сутки, как предполагалось, а в пять раз медленнее, так как приходилось прокладывать в снегу траншеи глубиной выше человеческого роста. Несмотря на разгром 3-й армии дальнейшее наступление в Анатолии было невозможно: огромные потери (26 тыс. убитых, раненых, больных и обмороженных), острая нехватка командного состава, дезорганизация тыла, тяжелые погодные условия.
Всю весну 1915 г. русское командование исправляло недостатки, выявившиеся в первых боевых операциях. Штаб действующей армии переместили из Тифлиса в Карс, построили несколько дорог, накопили запасы продовольствия и боеприпасов. Общая стратегическая установка оставалась сугубо оборонительной, она предусматривала только обеспечение безопасности важнейших политических и экономических объектов Закавказья. Однако русские генералы понимали, что отдача инициативы в руки противника — не лучший путь к успеху. Поэтому предусматривались и наступательные действия по нескольким направлениям.
В конце апреля 1915 г. двинулись вперед войска 4-го Кавказского корпуса. Эриванский отряд под командой генерала Абациева, сметая курдские ополчения, занял район города Мелязгерт. Баязетский отряд (генерал Николаев) рассеял курдские отряды, осаждавшие город Ван, который защищало восставшее армянское население. В этом отряде состояли три армянские добровольческие дружины. Они первые торжественно вошли в освобожденный город. Макинский отряд занял город Сарай. Азербайджанский отряд разбил в районе Дильмана группировку Халил-бея. В том бою особо отличилась 1-я армянская дружина под командованием Андраника. В результате всех этих совместных действий русские войска продвинулись в глубь турецкой территории на 80—100 км. В мае, когда в Западной Армении обычно больше всего подножного корма, был предпринят крупномасштабный кавалерийский рейд по Западному Азербай-джану. Целью этой операции было устрашение курдов, чтобы те не отважились на всеобщее восстание. Марш 36 эскадронов и сотен при 22 орудиях от Тавриза до города Урмия оказался очень эффективным. Несмотря на все эти успехи говорить о полном стратегическом превосходстве было бы преувеличением. Силы 4-го Кавказского корпуса были растянуты на 400 км. Рельеф местности не позволял своевременно перебрасывать подкрепления на угрожаемый участок. Главным было то, что командование и разведка проглядели концентрацию войск противника, который сумел скрытно сформировать ударный кулак из 11 дивизий. За 12—14 дней войска под командой Абдул-Керим-паши продвинулись вперед на 70—100 км. Русские войска отступали неорганизованно. Очевидец этих событий и историк Первой мировой войны Н. Г. Корсун так писал о тех днях: «Части, несколько дезорганизованные при отступлении, смешались с массой армянских беженцев, направляющихся беспорядочными толпами с громадными стадами скота, повозками, женщинами и детьми. В панике отступая, эти беженцы, никем не направляемые и подгоняемые звуками выстрелов, повторяющихся в горах многократным эхом, вклинивались в войска и вносили в их ряды невероятный хаос. Часто пехота и конница попросту превращались в прикрытие этих кричащих и плачущих людей, опасавшихся наскока курдов, которые вырезывали и насиловали оставшихся и кастрировали русских пленных».25 Появление турок оказалось внезапным для местного населения, фактически брошенного на произвол судьбы, а судьба эта была ужасна. Около 100 тыс. армян стали жертвой резни. Уже в середине июля 1915 г. началось контрнаступление русских войск, которые без особых усилий отогнали турок на исходные позиции. Отступление русских войск от Вана вызвало подозрение в том, что это — осуществление плана «Армения без армян».26 Слухи об этом старательно муссировали представители партии Дашнакцутюн.27 История кампании 1915 г. в Закавказье действительно вызывает много вопросов, и обвинения командования в сознательном отходе имеют под собой почву. Еще в феврале 1915 г. главноуправляющий землеустройством и земледелием России Кривошеин указал на перспективность русской колонизации районов Эрзерума и Вана.28 Начальник штаба Кавказского фронта Н. Н. Юденич писал в апреле 1915 г.: «Армяне намерены для эксплуатации земли, покинутой курдами и турками, поселить на ней армянских беженцев. Это я считаю неприемлемым, потому что завоеванные армянами земли после войны трудно будет взять обратно или же доказать, что захваченное не принадлежит им. Поэтому я нахожу в высшей степени желательным пограничные местности заселять русскими элементами. Когда долины Алашкерта, Даидина, Баязета войдут в границы русской империи, то эти земли необходимо заселять переселенцами Кубани и Дона и таким образом организовать пограничное казачество».29 В этом отношении очень примечательно, что город Ван, считавшийся «армянской Москвой» в силу своего значения для культуры и политической жизни этого народа, не значился в числе стратегических целей российской армии в Закавказье.30 Строевые офицеры не понимали причин отступления, казаки были потрясены и подавлены картинами расправ курдов с армянским населением.31 Правительство было обеспокоено сведениями о том, что руководство партии Дашнакцутюн предупредило своих членов о том, чтобы они ни в коем случае не сдавали оружие, которое могло пригодиться для борьбы уже с русским правительством, если то откажется даровать автономию Армении. В руководстве партии все больший вес приобретали те, кто ратовал за переориентацию на западные столицы. Все это вкупе с информацией о запасах оружия и об организации производства взрывчатки беспокоило власти.32 В то же время начальник Тифлисского губернского жандармского управления полковник Пастрюлин сообщал, что генерал-майор Чернозубов еще за десять дней до начала отступления предупредил о том начальника армянской дружины. Однако ее командир Арам ничего не сделал для организации колонн беженцев и продолжал собирать подати с местного населения.33 Слухи о преднамеренном отступлении русских войск от Вана муссировали активисты партии Дашнакцутюн, пытаясь отвлечь общество от скандала, угрожавшего престижу этой политической организации. В конце 1915 г. против ряда высокопоставленных партийцев были выдвинуты серьезные обвинения в расходовании пожертвований не на боевые дружины, а на личные и партийные нужды.34 Отступление русской армии от Вана и последовавшая затем резня христианского населения потрясли армян. Начальник особого отдела канцелярии наместника на Кавказе Писаревский писал о том, что дело дошло до обвинений дружинников
в провоцировании турок на жестокие репрессии по отношению к мирному населению (волонтеры-армяне, по мнению некоторых влиятельных лиц, своим участием в боях вызвали гнев турок). Далее Писаревский докладывал: «Наблюдается тревожное настроение, создавшееся под влиянием слухов о том, что русское правительство изменило будто бы свой взгляд на армянские дружины и их посылают в передовые цепи, а регулярные войска идут сзади их. Такими действиями будто бы думают истребить добровольцев — армянское войско — и тем лишить армянский народ возможной поддержки после окончания войны. Проектировалось совершенно прекратить вербовку дружинников, но против этого, говорят, восстал Андраник, который находит, что необходимо сражаться вместе с русскими, так как в противном случае русское правительство >арестует всех армянских главарей и будет мстить армянам».35
Присутствие армии даже дружественной державы — тяжкое испытание для мирного населения. При проходе русских войск через армянский город Диадин в 1914 г. все окна и двери, вообще все деревянное в безлесной местности было сожжено в солдатских кострах.36 Казаки, насмотревшись на зверства курдов в армянских селах, «жаждали мщения».37 Русские войска с курдами «не церемонились». Уже объявивший о прекращении боевых действий Мансур-бек был убит при непонятных обстоятельствах. По мнению кубанского офицера, его соратники из Забайкальского войска позарились на чудного коня в дорогой сбруе. >Имели место случаи расстрела заложников.38 «Любой рядовой воин, войдя в мрачную каменную пещеру курда, считал себя вправе делать все, что захотел бы: отбирать у него последний лаваш, рыться в его тряпье, └ища оружие“, мог взять все, что ему понравится, мог выгнать главу семьи из его норы и тут же приставать к его жене, сестре, дочерям…»39 Курдов Баязетского округа собрали и погнали на дорожные работы в районе Игдыря. Строители они были никудышные, и эта принудительная мобилизация только озлобила их.40
23 августа 1915 г. Николай II возложил на себя бремя Верховного главнокомандующего вооруженными силами России. По мнению как современников тех событий, так и историков, исследовавших последствия такого шага, это было большой ошибкой со стороны царя, ошибкой, во многом предопределившей скорый крах самодержавия. Поскольку император являлся центром, куда тянулись все нити управления страной, концентрация его внимания на управлении армиями и флотами оказала негативное воздействие на работу государственного аппарата. И без того малоэффективная бюрократическая машина стала все чаще давать сбои. Политическими последствиями могло стать (и стало) связывание возможных неудач на фронте с именем самого самодержца. Сам Николай II вовсе не был талантливым полководцем и к тому же даже в самые тяжелые дни не отказывался от прогулок с детьми, охоты, балов и других развлечений.
Бывший главнокомандующий — великий князь Николай Николаевич — был назначен наместником на Кавказе и командующим Кавказским фронтом. Он сменил на этом посту малодееспособного И. И. Воронцова-Дашкова. Поскольку новый глава края имел гораздо больший вес в правительственном аппарате и в военном ведомстве, на Кавказскую армию стали обращать значительно больше внимания, улучшилось ее снабжение. Кроме того, великий князь Николай Николаевич, будучи человеком с очень сложным характером (груб, вспыльчив), имел неоспоримые данные организатора, был любим солдатами.
В сентябре 1915 г. русское командование провело успешную операцию: сильный отряд атаковал противника с фланга в районе города Даяр. Султанским войскам, еще недавно праздновавшим победу, пришлось стремительно откатиться юго-западнее города Мелязгерт, чтобы не оказаться в окружении. Кавказская армия, растянутая на 1500 км от Батума до Тегерана, имела очень ограниченные возможности для формирования ударного кулака. Турция, только что отбившая англо-французское наступление в районе Дарданелл, также не могла перебросить в Анатолию значительных подкреплений. Активизировать свои действия против русских в Стамбуле собирались только весной 1916 г. Исходя из опыта собственной неудачи наступления на Саракамыш в 1914 г. турецкий генеральный штаб считал невозможными крупные операции в зимних условиях. Великий князь Николай Николаевич и его окружение решили использовать эту успокоенность противника и начать наступление до того, когда на фронт прибудут турецкие войска, недавно выбившие десант союзников с полуострова Галлиполи и потому имевшие высокий моральный дух. План операции был тщательно проработан. Предполагалось начать атаки сразу на нескольких участках, чтобы дезориентировать врага и не дать ему перебросить резервы на главное направление. Войска были хорошо экипированы — валенки, полушубки, теплые портянки, стеганые ватные шаровары, маскхалаты и солнцезащитные очки. Поскольку приходилось действовать в безлесной местности, были заготовлены дрова, обеспечены средства их доставки. Каждый солдат, отправляясь в поход, брал с собой два полена. Поскольку в 1914 г. бураны, морозы и туманы оказались едва ли не главными действующими лицами в Саракамышском сражении, для избежания неприятных сюрпризов в районе наступления развернули 17 метеорологических станций, постоянно сообщавших в штаб армии сведения о погоде. Был сделан еще один важный вывод из опыта предшествовавших боев: утрата управления войсками не может быть компенсирована ни храбростью солдат, ни распорядительностью командиров отдельных частей. Чтобы не повторять прежних ошибок (в декабре 1914 г. боевыми операциями пытались руководить из Тифлиса!), оборудовали передовой командный пункт в 20 км от линии фронта, протянули несколько полевых телеграфных и телефонных линий. Большое внимание уделялось также организации радиосвязи.
Придавая большое значение фактору внезапности, главнокомандующий Кавказской армией держал свои планы в строжайшем секрете. Все приготовления велись не в характерной для таких дел горячке, а подчеркнуто рутинно. В своих распоряжениях командование буквально «бубнило» о необходимости концентрации запасов на случай сильных холодов и снежных заносов на дорогах. Поскольку зимовка войск в горах действительно предполагала отсутствие связи с тылом, турки не тревожились. Для дополнительной дезориентации противника проводились мероприятия, намекавшие на подготовку русского наступления с территории Персии в районе озера Урмия. В прифронтовой полосе передвижения войск производились также таким образом, чтобы не возбуждать подозрений противника. Даже русские командиры, подчас брюзжавшие по поводу непонятных распоряжений, не догадывались, что «бессмысленные», на первый взгляд, передвижения частей являлись планомерной концентрацией сил на важнейших участках. Командиры корпусов были уведомлены о предстоящем наступлении всего за неделю до его начала, причем никаких письменных материалов не выдавалось. Чтобы парализовать работу турецкой агентуры, за пять дней до операции весь прифронтовой район был изолирован от тыла, остановлено всякое передвижение гражданских лиц, задержаны почтовые отправления. Все эти мероприятия, проведенные на самом высоком организационном уровне, позволили обрушиться на турецкую армию буквально как снег на голову.
На рассвете 28 декабря начал наступление 2-й Туркестанский корпус, главной задачей которого было отвлечение турецких сил. 30 декабря поднялись в атаку войска на главном Саракамышском направлении. Уже 31 декабря противник израсходовал все имевшиеся резервы, а на следующий день турецкий фронт был прорван. 7 января русские батальоны подошли к линии фортов, прикрывавших Эрзерум. Направление горных хребтов делало этот пункт важнейшим перекрестком путей, ведущих из Турции и Персии в Закавказье. Рельеф местности не позволял установить тесную блокаду крепости. В свою очередь штурм затруднялся наличием множества естественных препятствий и мощными оборонительными сооружениями. Первые были представлены глубокими оврагами с почти отвесными склонами, вторые — многочисленными фортами, окопами и проволочными заграждениями. Чтобы избежать фланговых ударов, русское командование провело успешные наступления севернее и южнее Эрзерума, отодвинув противника на 50—70 км и заставив его пустить в ход все имевшиеся силы и средства. Данные разведки показали, что наиболее слабым звеном в обороне является промежуток между фортами Чобан-деде и Тафта. Но подходы к этому участку прикрывались горным массивом Карга-базар, на который зимой могли пробраться только специально подготовленные группы горных стрелков. Однако именно на это иссеченное глубокими провалами и занесенное двухметровым снегом плато ценой неимоверных усилий прошла целая пехотная дивизия и пронесла на себе в разобранном виде 12 трехдюймовок и 24 горных орудия малого калибра. И этот немыслимый маневр был проделан по ночам, совершенно скрытно от противника.
Чтобы обороняющиеся не могли вести прицельный огонь, наступление началось в ночь на 30 января, а уже на рассвете первые русские части прорвались в Эрзерумскую долину. Турки упорно сопротивлялись, несмотря на угрозу полного окружения. 1 февраля был наконец взят форт Тафта, с которого простреливался главный проход Гурджи-Богаз. В этот же день военные летчики-разведчики сообщили об отходе противника. 3 февраля русский флаг взвился над Эрзерумом. Потери при штурме составили около 3 тыс. убитыми и 15 тыс. ранеными и обмороженными. Взято 13 тыс. пленных, 327 орудий,
20 автомобилей и большое количество различных припасов, так как эта крепость была главной тыловой базой турецкой армии. Несмотря на тяжелые погодные условия Кавказская армия продолжала наступать в юго-западном направлении до 12 марта, продвинувшись на 150—160 км от исходных рубежей практически по всему фронту.
26 февраля 1916 г. началось новое наступление Приморского отряда. 7 апреля в районе турецкого городка Ризе был высажен крупный десант в составе нескольких пехотных батальонов, а 19 апреля русские части торжественно вошли в Трапезунд (совр. Трабзон) — важный порт на Черном море, через который осуществлялась доставка припасов для турецкой армии, действовавшей в Закавказье.
Поскольку местность ограничивала возможность сухопутного транспорта, одним из главных средств сообщения для турок были каботажные рейсы фелюг вдоль побережья. Чтобы нанести урон снабжению вражеских войск, 3 ноября 1916 г. в устье реки Терме, служившем туркам естественной гаванью, с эсминцев была высажена диверсионная группа в составе 40 русских ополченцев и 150 добровольцев-армян из числа жителей Лазистана. Десант захватил 20 турецких фелюг и на буксире отвел их в Трапезунд.
Самой яркой страницей боевого содружества русских и армян в годы Первой мировой войны стало формирование добровольных дружин. В движении на Ван участвовали три армянские добровольческие дружины: 2-я (Дро), 3-я (Ама—заспа) и 4-я (Кери). 1-я дружина Андроника воевала в отряде генерала Чернозубова на Персидском фронте. По воспоминаниям русского казачьего офицера «дружинники были отлично экипированы. Они носили защитного цвета длинные кители с большими карманами, брюки. Все — добротного качества. Говорилось, что все это └американское“. Вооружены были русскими винтовками, и очень у многих длинные револьверы системы └Маузер“ с деревянными кобурами-футлярами к ним, как ложа винтовки для стрельбы на дальнюю дистанцию. Целая броня перекрестных патронташей на груди и на поясе придавала армянским дружинникам очень воинственный вид. Головными уборами их были черные кавказские, почти сплошь каракулевые папахи… При дружинах была сотня конных разведчиков на очень хороших, сильных и прытких, как козы, карабахских скакунах, в хорошем физическом состоянии. Все — на казачьих седлах. Их доблестные вожди были штатскими национальными армянскими политическими деятелями в России. Одеты и вооружены они были, как и их дружинники, но только без винтовок. Все были без погон, но их дисциплина и вся суть воинского движения, построенного на добровольческих началах, были основаны на глубочайшем национальном энтузиазме, с главной целью — освобождением Армении от турок. Они были очень ценными помощниками казачьему отряду в этой операции. К тому же дрались они фанатично, и ни турки, ни курды армян, как и армяне их, в плен не брали. Они уничтожали друг друга в бою безжалостно».41 Командир 4-й дружины Кери удивлял даже бывалых казаков своим хладнокровием в бою.42 Начальники армянских дружин были приравнены к командирам пехотных батальонов.43
При каждой казачьей сотне состояли переводчики-армяне. «Они были вольнонаемные… — писал о них участник войны, — одеты в черкески, при кинжалах и винтовках. Лошади и седла, как и питание, — от сотни. Они были одновременно и воинами. Порою брались в сильные офицерские разъезды. Платили им по 30 рублей в месяц».44
Во главе дружин встали известные армянские боевики и террористы. В Армении огромной популярностью пользовался один из руководителей Сасунского восстания Андраник Озанян, посвятивший всю свою жизнь борьбе с турками. Он сформировал боевую армянскую дружину, воевавшую в Болгарии, за что был награжден высшим военным орденом этой страны — «Крестом храбрости». И. Х. Баграмян в молодости читал книгу, посвященную действиям этого отряда. В 1903 г. Андраник целый месяц держался в монастыре Аракелоц против турецкой полиции и подошедшего к ней на помощь армейского отряда.45 Известный всей Армении революционер прибыл из Болгарии, встретился с наместником и посетил штаб Кавказского округа. В составе дружин оказалось немало лиц, привлеченных к различным политическим процессам, но Воронцов-Дашков приказал прекратить против них всякие следственные действия.46 Более того, ряд ранее арестованных членов партии Дашнакцутюн выпустили на свободу для создания добровольческих дружин.47 Правительство выделило 240 тыс. рублей на организацию отрядов.48 Кроме того, огромные суммы собирались по всей стране представителями армянской диаспоры. Уже в феврале 1915 г. сумма пожертвований превысила 620 тыс. рублей. Еще 75 тыс. долларов прислали американские армяне. Пять дружин были укомплектованы членами партии Дашнакцутюн, а шестая — партией Гнчак.49
В начале битвы за Саракамыш, когда вероятность прорыва турецких войск в Закавказье была очень велика, местное командование разрешило вооружить армян Елизаветпольской губернии в целях самозащиты. Разумеется, крестьяне не отбили бы наступление армии противника, но смогли охладить пыл курдской иррегулярной конницы, опустошавшей все на своем пути. Когда Энвер-паша потерпел поражение и боевые действия были перенесены на сопредельную территорию, местные власти объявили, что дальнейшего вооружения армян производиться не будет, а полученные винтовки следует сдать в цейхгаузы.50
Один из руководителей партии Дашнакцутюн Врациан писал одному из представителей американской армянской общины 21 декабря 1915 г.: «Вокруг наших добровольческих дружин создалась такая атмосфера, которую необходимо выяснить и рассеять. В течение одного года довольно ясно определились отрицательные и положительные стороны наших дружин. Существует масса, так сказать, органических недостатков, устранение которых просто невозможно, — это отсутствие идейного духа и дисциплины. Война и фронтовая жизнь наложили печать милитаризма и на наши добровольческие дружины. Ряды добровольцев полны элементами, которые, во всяком случае, пришли сюда не с идейной целью. В командном составе начинают развиваться плохие инстинкты, являющиеся плодами военных условий. Все это, конечно, бросает тень на то движение, которое возникло на идейных началах <…>.
Любимыми нашими героями я страшно разочарован. Мои надежды на нашу молодежь расшатаны. Даже начинаю сомневаться, чтобы эти наши дружины были в состоянии быть зародышем нашего будущего войска, но все это ничтожно сравнительно с теми ожиданиями, которые имеются у нас. >Возьмем хотя бы наших добровольцев, приехавших из Америки <…>. Многие из отправленных вами на средства Центрального комитета вернулись обратно с полдороги, а некоторые разбежались, не доехав до Тифлиса. Они ищут причину для вымогания организационных денег, а третья группа доехала сюда и отпущенные вами деньги в сумме трех тысяч рублей разделила между собой, при этом не пожелала дать нам никакого отчета <…>. Посланные вами бинокли не дошли по назначению, т. е. не передали Араму — это прямо безобразие <…>.
В настоящее время в Ване очень мало армян. Губернатор Термен пока не сделал ничего выдающегося. Еджарян51 со своими людьми скорее занят торговлей и обиранием народа; отыскивает спрятанное населением имущество, отбирает пшеницу и товар, обезоруживает армян. Все это вызывает общее негодование <…>. И это те идейные люди, которые заняты делом └восстановления Армении“».52
Гневные пассажи гражданских публицистов и мемуаристов по поводу того, что военные пользуются не совсем законными или совсем незаконными методами в обеспечении себя провиантом, в большинстве случаев — продукт непонимания армейских реалий. Мародерство неотделимо от войны, как стрельба и физические страдания. Здесь мы видим и приобретение символов победы и сувениров — «памятных знаков» о том или ином событии в военной жизни. Мародерство на неприятельской территории часто смыкалось с вандализмом, особенно когда разорение хозяйства и жилья неприятеля становилось важным элементом боевых действий. Даже в мирное время интенданты далеко не идеально выполняли свои функции, а в условиях войны, и особенно войны маневренной, командиры частей могли рассчитывать в основном на местные ресурсы. Разумеется, существовали законодательно установленные правила сбора продовольствия, но они обычно не соблюдались, поскольку не соответствовали практике. Характерной чертой здесь было то, что в такой ситуации командиры уклонялись от участия в подобных действиях, чтобы избежать ответственности за все эксцессы, неизбежные при реквизициях.53
В начале 1916 г. было объявлено о переходе дружин в полное подчинение армейского начальства и о формировании на их основе армянских стрелковых батальонов. Вместо выборных командиров они получали строевых офицеров, казна полностью брала их на свое обеспечение. Дружинники, не желавшие служить в новых частях, могли беспрепятственно покинуть их ряды. Это решение командования сначала было принято в штыки, но затем большинство дашнаков согласилось с новым порядком вещей.54 В частях так называемой Дикой дивизии, сформированной в 1914 г. из горцев-добровольцев, армян насчитывались единицы.55
Из лиц, по разным причинам не подлежавших призыву, было сформировано несколько добровольческих дружин, численность которых, по данным разных источников, колебалась от 4500 до 6000 человек.56> Н аиболее вероятное объяснение такой разницы — в иррегулярных частях количество штыков изменялось в зависимости от обстановки. «Уставшие» от войны покидали часть на время или насовсем, успехи на фронте притягивали новичков, поражения вели к заметному дезертирству.
Уже в первые дни войны армяне, жившие в разных странах, начали собирать денежные средства и записывались в добровольцы. В феврале 1915 г. только на Кипре и в Египте собралось около 2000 человек, готовых воевать под русскими знаменами. Уже 12 марта 1915 г. первая группа армян-волонтеров отправилась из США в Архангельск. Между Петербургом и Вашингтоном завязалась оживленная переписка о перевозке и формировании «американских» дружин. Отряды, сформированные в России, вступили в бои уже в конце 1914 г. Эти четыре дружины участвовали во всех важнейших сражениях — от Саракамышской до Эрзерумской, проявляя незаурядные боевые качества.
Успешные действия дружин натолкнули командование на мысль о целесообразности приблизить их по организации к регулярным частям, улучшить снабжение и вооружение. Дружины получали штат в 750 строевых (с винтовками Мосина) и 250 «дружинников», имевших винтовки «манлихер». В их состав откомандировывались из армейских полков >опытные армяне-унтера. В начале 1915 г. велась переписка между различными учреждениями о формировании дружин.57
Формирование это затягивалось из-за проблем организационного характера. Армия — это не только готовые к бою полки и батареи, но еще и сложнейший хозяйственный механизм и разветвленная бюрократическая структура, имевшая свои принципы действия. Распоряжение о выдаче сотни пар портянок или любой денежной суммы должно было соответствовать определенным нормативным актам, создание и согласование которых требовало немалого времени. «Движение» вооружения и боеприпасов регламентировалось по понятным причинам еще более строго. Вооруженные силы жили на основании множества штатов и табелей. Первые определяли, сколько и каких чинов должно было служить в каждой части, какое довольствие им полагалось. Вторые с потрясающей детальностью указывали, что должно было входить в комплект, например, походной кузницы артиллерийской батареи (сколько и каких молотков, щипцов и т. д.). Мечта бюрократов, в том числе и военных, — создание некоего абсолютного нормативного кодекса, в котором любая жизненная ситуация уже имела бы готовое решение, «прописанное» в соответствующей графе соответствующей инструкции или инвентарной книги. На практике, разумеется, все эти нормы соблюдались лишь в тех случаях, когда они совпадали с жизненными реалиями. Но их выработка превращалась иногда в долгий процесс, в котором участвовали высшее руководство вооруженных сил и сам император.
По нашему мнению, именно этими обстоятельствами объясняется внимание, которое уделялось на первый взгляд «мелочным» вопросам — сколько нестроевых должно было быть в дружине, сколько горнистов, сколько верховых и вьючных лошадей и т. д.58 Довольно медленное продвижение дел по формированию национальных армянских частей объясняется еще двумя обстоятельствами. Во-первых, в военных кругах были сильны позиции тех, кто в принципе выступал против появления в составе имперской армии войск, укомплектованных по этническому принципу. Во-вторых, передача дружинникам нескольких тысяч трехлинейных винтовок при острейшей нехватке оружия в начале 1915 г. вызывала понятное раздражение снабженцев, всячески тормозивших принятие решений.
По своим штатам армянские дружины уподоблялись отдельному стрелковому батальону (четыре роты по 234 человека в каждой, конная команда разведчиков — 71 человек, «положенное» число нестроевых — оружейные мастера, горнисты и т. д.). Все довольствие (провиант, фураж, обмундирование, жалованье) выдавалось по «казачьим» нормам. Таким образом, уже при создании дружин предусматривалось их использование как самостоятельных боевых единиц. Это в целом соответствовало настроениям самих армян, поскольку эти части формировались в основном на принципах землячества, а начальниками были авторитетные и амбициозные фигуры.
Все командиры избирались самими дружинниками из числа «наиболее опытных и храбрых добровольцев».59 В решении организационных вопросов самое активное участием принимал Армянский национальный совет.
Весной 1915 г. наконец все согласования были получены, и 15 апреля национальное войско «Араратян зорахумб» под командованием Вардана было представлено на смотре в Канакере. Примечательно, что местная официозная газета «Кавказ» за весь 1915 г. ни словом не обмолвилась о формировании армянских добровольческих отрядов.
Вскоре после всех этих торжеств дружины двинулись на фронт, где испытали всю тяжесть ратного труда. Разумеется, с особой отвагой сражались армянские дружинники тогда, когда результатом их действий могло стать спасение соплеменников. Всему Кавказу стала известна их помощь защитникам города Джаник, изнемогавшим в борьбе с осадным турецким корпусом зимой 1915 г., а также освобождение 5000 пленных армян, томившихся в лагерях города Хизан.60
Генерал Калитин в своей телеграмме Католикосу всех армян сообщал: «3-я дружина особенно отличилась 19 ноября, когда турки начали Сарыкамышское сражение, которое завершилось нашей славной победой. В районе села Алагез дружина была вынуждена принять на себя натиск противника. В этой упорной битве, где дело дошло до рукопашных схваток, добровольцы потеряли 30 убитыми и 40 ранеными, не дрогнули и удержали свои позиции до подхода резерва. Противник был позорно разбит. Я с большим трудом и сожалением расстаюсь с начальником дружины и его добровольцами. Одновременно рад от имени армии выразить благодарность всем добровольцам за их самоотверженное поведение».61
Генерал-лейтенант Трухин — командир отряда, действовавшего в районе озера Ван, — рапортовал начальству, что «во всех боях действия доблестных армянских дружин вообще, а 1-й дружины во главе с в высшей степени мужественным, энергичным и беззаветно храбрым ее начальником Андраником в особенности, были выше всякой похвалы, достойны подражания и высших боевых наград».62
Генерал Ф. И. Назарбеков писал в своих воспоминаниях: «Андраник отличным знанием местности и противника, своим боевым опытом и советами во время нахождения в моем отряде неоднократно оказывал мне неоценимые услуги. Его девизом было └только наступление“. Кроме того, пользуясь большим доверием и авторитетом, Андраник отлично влиял на мало обученную массу, настойчивостью и твердостью поддерживал порядок и дисциплину в дружине».63 В составе дружины Андраника воевал Анастас Иванович Микоян, впоследствии известный партийный и государственный деятель, а в 6-й дружине — Гайк Бжишкян, впоследствии герой Гражданской войны, один из видных командиров Красной Армии, под именем Гай.64 Человек из окружения Воронцова-Дашкова писал в Петербург осенью 1915 г.: «Армянские дружины на Кавказском фронте в боевом отношении стоят на большой высоте, что отчасти объясняется чувством самосохранения и мести по отношению к туркам. Во время майских, июньских и июльских боев армянские дружины выдающе себя показали. Предводитель армянских дружин Андраник, пользующийся громадной популярностью среди соплеменников, воодушевил дружины. Снял турецкую осаду Вана и очистил нашим войскам дорогу к этому городу». Далее в этом письме указывается, что «в сравнении с польскими легионами армянские дружины показали чудеса не только по приемам исполнения задач, но и по результатам».65
На обстановку вокруг дружин большое влияние оказывало то, что «армянофилу» Воронцову-Дашкову противостояли такие влиятельные фигуры, как военный министр Сухомлинов и начальник Главного штаба Янушкевич. Ярым противником национальных формирований вообще и армянских в частности было Министерство внутренних дел. Это ведомство, отвечавшее за «внутреннее спокойствие» в империи, видело в волонтерах будущих революционеров.66
Несмотря на то что успешные боевые действия дружин неоднократно отмечались как в официальных документах, так и в мемуарах участников войны, власти замалчивали их подвиги и отказывали в наградах, что всегда очень болезненно воспринималось в военной среде. Дело дошло до того, что Андраник в сентябре 1915 г. подал рапорт о сложении с себя обязанностей командира 1-й дружины, объясняя свой поступок несправедливым отношением командования, которое не дало ни одной награды волонтерам, к тому времени принявшим участие уже в 20 боях.67
После освобождения в мае 1915 г. Вана на подъеме патриотических настроений Армянский национальный совет предложил приступить к формированию новых добровольческих частей. Однако главнокомандующий приказал отложить их создание, мотивируя свое решение необходимостью «приведения старых
в полный порядок».68 В некоторых работах оспариваются высокие боевые качества ополченцев. Н. Г. Корсун в своей книге прямо пишет о том, что при обороне Саракамыша дружины разбежались при первом столкновении. Вообще, по мнению русского командования, части, сформированные в ходе войны на Кавказе на основе местных ресурсов, «пригодны были выполнять только второстепенные задачи».69 Он писал также, что местные формирования были малобоеспособными, но на них были израсходованы все запасы снаряжения и вооружения.70 Армянские дружины неплохо себя зарекомендовали в боях, но власти опасались чрезмерного усиления армянского влияния и негативного впечатления этого на другие народы края. Тифлисский городской голова Хатисов фактически выполнял роль начальника штаба этих формирований. Ставка предложила изъять трехлинейные винтовки, но Кавказский штаб назвал это фактическим расформированием дружин. Сошлись на прекращении создания новых дружин — осталось только семь — и на прекращении передачи им нового вооружения.71
Содействие населения, или по крайней мере его нейтралитет, было важной составляющей успеха в действиях войск в Закавказье. Зима на армянском нагорье способна поспорить в суровости с зимой сибирской. Во время битвы за Саракамыш в декабре 1914 г. многие турецкие биваки представляли собой жуткое зрелище: вокруг потухших костров лежали круги из трупов солдат, отправленных на фронт без теплой одежды и обуви.72 Русские войска оказались лучше экипированными, но тоже страдали от стужи. За 6 дней боевых действий под Саракамышем в 39-й пехотной дивизии оказалось 800 обмороженных, из которых более 100 нуждались в немедленной ампутации конечностей. Общее же число пострадавших от переохлаждения превысило 6000 человек.73 Сложный рельеф местности, а зимой — глубокий снег многократно повышали значение проводников, способных провести войска в нужную точку по кратчайшему пути.
Во время наступления турецкой армии летом 1915 г. русские войска были связаны необходимостью прикрывать массу армянских беженцев, которые к тому же затрудняли движение по дорогам.74 Недостаток фуража фактически делал кавалерию небоеспособной. Из-за ее вялых действий летом 1915 г. на Кавказском фронте отступающий противник избегал больших потерь.75 Основной пищей солдат летом 1915 г. из-за расстройства тыла (не было хлеба и сухарей) являлась баранина, которую приходилось есть почти без соли. Ловили и ели черепах, глушили рыбу в горных озерах. «При большом избытке мяса бойцы несли его куски наколотыми на штыки, что сопровождалось летом роями мух, заражавших мясо».76 Летом 1916 г. солдаты ели неизвестные ягоды, которые считались ядовитыми, поскольку мясной рацион без соли и хлеба им осточертел.77 В июне—августе войскам, действовавшим в Персии, приходилось даже коням надевать белые налобники, предохранявшие от солнечного удара. Главным противником здесь были недостаток воды и сильная жара.78 Проблема топлива в безлесных районах была подчас такой острой, что солдаты носили с собой поленья, несмотря на общую перегрузку и утомление.79 В Закавказье немало бед принесло использование мангалов, представлявших собой железную буржуйку, обложенную смесью глины и камня. Отопление древесным углем позволяло обойтись меньшим объемом топлива и не демаскировать себя дымом, но мангал выделял смертельно опасный угарный газ, убивший многих русских, не умевших правильно обращаться с таким отопительным прибором.80
Усталость от войны породила массовое дезертирство. С 1 ноября 1916 г. по 1 января 1917 г. из трех пехотных бригад дезертировало 3441 человек. Только по одному Зугдидскому уезду к концу 1916 г. числился 2231 дезертир. Принимая во внимание общее число мобилизованных, можно говорить, что практически все уроженцы этой административной единицы откликнулись делом на лозунг «Война — войне!». В 223-м запасном пехотном полку из 398 солдат — уроженцев Западной Грузии — сбежали 222 человека. Согласно докладу начальника штаба Кавказской армии от 24 августа 1916 г., из 2482 нижних чинов, отправленных на укомплектование 4-го, 5-го и 6-го армянских стрелковых батальонов, к месту дислокации прибыл 1741 человек, а остальные дезертировали.81 > После февральской революции разложение охватило большинство частей Кавказского фронта, несмотря на то что генерал Н. Н. Юденич, сменивший на посту главнокомандующего великого князя Николая Николаевича, >пытался сохранить боеспособность армии и ради этого приказывал даже идти на уступки солдатским комитетам.82 Армянское население с тревогой следило за развитием событий, опасаясь, что турки беспрепятственно двинутся через линию фронта, оголенную массовым дезертирством и анархией.83 Мосульская операция, проводившаяся силами корпуса генерала Баратова, показала, что военная организация России уже фактически неспособна к действиям такого масштаба. Нараставшее дезертирство, анархия, падение дисциплины, развал тыла стремительно ухудшали положение на фронте. 22 августа 1917 г. управляющий Военным министерством А. Ф. Керенский писал: «Разложение армии и длительный процесс ее оздоровления дают основания опасаться повторения непоправимых неудач Юго-Западного и Северного фронтов, также и на Кавказском театре, где войска тоже подверглись значительному влиянию разлагающих начал. Последнее не коснулось армянских частей: стойкость армянских частей объясняется тем, что защищаемое ими дело было для них непосредственно жизненно близко. >Независимо от каких бы то ни было национальных вопросов, а исключительно вследствие тревоги за Кавказский фронт, является настоятельная необходимость использовать особо благоприятные условия — стойкость кавказских частей в целях общегосударственных, а потому безотлагательно самое широкое развертывание и возможно большое усиление армянских частей с назначением их на наиболее ответственный участок фронта является одной из гарантий прочности Кавказского фронта — насущной государственной необходимостью. Что же касается личного состава, в этом затруднений не встретится, вследствие наличия нужного количества солдат».84 Документы военного ведомства, представленные в книге Арутюняна, позволяют говорить о том, что в течение всего 1917 г. велась переписка о создании армянских национальных частей. Неразбериха, царившая в армии летом «революционного» года, замедлила этот процесс. Только 30 сентября начальник штаба Кавказского фронта генерал-майор Лебединский сообщал Верховному главнокомандующему: «…имея в виду, что армянские батальоны до настоящего времени являются лучшими войсками среди действующих частей Кавфронта, >представляя из себя прекрасный боевой материал, что разворачивание их в двухбатальонные полки заканчивается и в зависимости от средств, кои выясняются. Предполагаю развернуть эти полки в трехбатальонные и что управление армянскими полками, расположенными в Кавармии и в 7-м отдельном армейском корпусе, при наличии одной бригады, является крайне затруднительным, по приказанию Главкокавфронта ходатайствую о сформировании другой армянской стрелковой бригады».85
5 декабря 1917 г. в г. Эрзинджане генералом Вышинским, солдатом Смирновым, приват-доцентом Тевзая и капитаном-переводчиком Ведринским был подписан текст перемирия с турками. В конце декабря 1917 г. — начало формирования Отдельного армянского корпуса. По плану в нем должно было быть
17 тыс. штыков. Командир — Ф. И. Назарбеков.86 При организации национальной армии Армении огромное значение имело то обстоятельство, что в строю было много армян, уже имевших опыт службы и боевых действий. В частях, комплектовавшихся западными армянами, унтер-офицерами становились те, кто прошел службу в царской армии.87
1 Константинополь и проливы. Очерки из истории дипломатии накануне мировой войны // Красный архив. Т. VI. М., 1924. С. 128—129.
2 Арутюнян А. О. Кавказский фронт. 1914—1917 гг. Ереван, 1971. С. 52.
3 Там же. С. 53.
4 Там же. С. 55.
5 Там же. С. 56.
6 Корсун Н. Г. Алашкерсткая и Хамаданская операции. М., 1940. С. 153.
7 Корсун Н. Г. Кавказский фронт Первой мировой войны. М., 2004. С. 362—263.
8 Там же. С. 364.
9 Там же. С. 365.
10 Там же. С. 366.
11 Там же. С. 366.
12 Там же. С. 367.
13 Киракосян Дж. С. Младотурки перед судом истории. Ереван>., 1986. С. 39.
14 Елисеев Ф. И. Казаки на Кавказском фронте. 1914—1917. Записки полковника Кубанского казачьего войска в тринадцати брошюрах-тетрадях. М., 2001. С. 69—70.
15 Там же. С. 92.
16 Там же. С. 105.
17 Цит. по: Арутюнян А. О. Указ. соч. С. 294.
18 Баграмян И. Х. Мои воспоминания. Ереван. 1979. С. 14
19 Там же. С. 26.
20 Арутюнян А. О. Указ. соч. С. 317.
21 Там же. С. 295.
22 Похороны героя // Кавказ. 1915. № 84.
23 Корсун Н. Г. Кавказский фронт Первой мировой войны. М., 2004. С. 42.
24 Баграмян И. Х. Указ. соч. С. 21—22.
25 Корсун Н. Г. Алашкерсткая и Хамаданская операции. М., 1940. С. 110.
26 Арутюнян А. О. Указ. соч. С. 184—188
27 Басилая Ш. И. Закавказье в годы Первой мировой войны. Сухуми, 1968. С. 111.
28 Там же. С. 108.
29 Борьян Д. А. Армения, международная дипломатия и СССР. Ч. 1. М.—Л., 1921. С. 356.
30 Елисеев Ф. И. Указ. соч. С. 85.
31 Там же. С. 128—130.
32 Басилая Ш. И. Указ. соч. С. 109—110.
33 Там же. С. 111.
34 Там же. С. 111.
35 Арутюнян А. О. Указ. соч. С. 314.
36 Елисеев Ф. И. Указ. соч. С. 40.
37 Там же. С. 91.
38 Там же. С. 107—108, 131, 139.
39 Там же. С. 144.
40 Там же. С. 144.
41 Там же. С. 85—86.
42 Там же. С. 88.
43 Там же. С. 98.
44 Там же. С. 110.
45 Баграмян И. Х. Указ. соч. С. 19.
46 Басилая Ш. И. Указ. соч. С. 104, 107.
47 Там же. С. 32—33.
48 Там же. С. 106—107.
49 Там же. С. 107.
50 Там же. С. 108.
51 Командир отряда дашнаков численностью около 200 человек, отправленного в район Вана для защиты местного населения от курдов.
52 Басилая Ш. И. Указ. соч. С. 112—113.
53 Волконский Н. Лезгинская экспедиция в Дидойское общество в 1857 году // Кавказский сборник. Т. 2. С. 270.
54 Басилая Ш. И. Указ соч. С. 113.
55 Опрышко О. Бывают странные сближенья. Нальчик, 1993. С. 51.
56 Арутюнян А. О. Кавказский сборник. С. 296—297.
57 Там же. С. 301—303.
58 Там же. С. 303—304.
59 Там же. С. 304.
60 Там же. С. 307—308.
61 Арутюнян А. О. Указ. соч. С. 309.
62 Там же. Указ. соч. С. 310—311.
63 Там же. Указ. соч. С. 311.
64 Баграмян И. Х. Указ. соч. С. 21.
65 Арутюнян А. О. Указ. соч. С. 312—313.
66 Там же. С. 316.
67 Там же. С. 319.
68 Там же. С. 319.
69 Корсун Н. Г. Указ. соч. С. 68, 214.
70 Там же. С. 386.
71 Там же. С. 406—407.
72 Там же. С. 69, 71.
73 Там же. С. 32, 158.
74 Там же. С. 316.
75 Там же. С. 348.
76 Там же. С. 355.
77 Елисеев Ф. И. Указ. соч. С. 221—222.
78 Баграмян И. Х. Указ. соч. С. 30—31.
79 Корсун Н. Г. Указ. соч. С. 639.
80 Там же. С. 640.
81 Басилая Ш. И. Указ.соч. С. 325—326.
82 Меликян Г. С. Октябрьская революция и Кавказская армия. Ереван, 1989. С. 117.
83 Там же. С. 96.
84 Арутюнян А. О. Указ. соч. С. 323.
85 Там же. Указ. соч. С. 326—328.
86 Баграмян И. Х. Указ. соч. С. 46—47.
87 Там же. Указ. соч. С. 49—51.