Публикация, вступительная заметка и примечания Ирены Ронен
Опубликовано в журнале Звезда, номер 5, 2014
В записную книжку Омри Ронена за 1969 год аккуратно вложена вырезка из газеты «Нью-Йорк Таймс» (16 января 1970 года) о смерти израильской поэтессы Леи Гольдберг.
Лея Гольдберг была поэтом, критиком, переводчиком, литературоведом, драматургом, педагогом. Ее стихи для детей стали классикой литературы на иврите. Лея родилась 29 мая 1911 года в Кeнигсберге, окончила еврейскую гимназию в Ковно (Каунас). С 1931-го по 1933 год училась в Германии в Берлинском, а затем в Бонн-ском университете, где получила степень доктора философии. В число ее научных достижений входит воскрешение интереса к глубоко забытой пьесе Иосифа Сома из Мантуи (XV век), которая считается первой пьесой, написанной на иврите. Лея не только перевела эту пьесу на современный иврит, но и помогла поставить ее на сцене Еврейского университета (1963).
Приехав в Палестину в 1935 году, Лея много переводила, редактировала, писала театральные рецензии, была литературным консультантом театра «Габима», активно участвовала в группе молодых поэтов «Вместе». С 1952 года и до своей смерти в 1970-м от рака Лея работала в Еврейском университете в Иерусалиме, где она основала отдел компаративистики. Свободно владея семью языками, Лея принимала экзамены у студентов, написанные на английском, немецком, русском, итальян-ском, французском и идише. Переводы Леи Гольдберг включают произведения Толстого («Война и мир»), Чехова, Ахматовой, Лорки, Шекспира, Бодлера, Ибсена и многих других. Все, что она опубликовала за годы научной и творческой деятельности, написано на иврите.
Омри Ронен учился у Леи Гольдберг в Еврейском университете в Иерусалиме. Он редко говорил о Лее, как редко говорил о людях, рано ушедших, к которым был глубоко привязан. Тем не менее почти в каждом томе «Из города Энн» есть хоть несколько слов о Гольдберг. Так, в его последней книге, в эссе под названием «Грусть», он пишет: «Лея Гольдберг, незабываемая, единственная в своем роде поэтесса, переводчица на иврит и Данте, и Льва Толстого, и Блока (больше всего она гордилась тем, что ей удалось перевести └Опять, как в годы золотые…“), мой профессор сравнительного литературоведения, побывала в СССР в 1954 году…»1 Омри сохранил глубокую благодарность к Лее: она помогла ему избавиться от изнурительной работы в Иерусалимской университетской библиотеке; благодаря ее рекомендации он получил заказ на перевод книги Луи Фишера о Ленине, когда еще не был уверен, будет ли у него стипендия в Гарварде (через Фишера, он в свою очередь познакомился с Берберовой). Наконец, как видно из ниже публикуемых писем, ее поддержка обеспечила Омри работу в Еврейском университете. Последнее из этих писем написано за три месяца до смерти Леи Гольдберг.
В нашей публикации сохранены некоторые особенности ее орфографии.
1
22. 1. 1966, Иерусалим
Дорогой Омри,
у меня перед Вами
совесть не чиста, и боюсь, что причинила Вам большую неприятность. Дело в том,
что письмо Ваше (которое меня очень обрадовало) получилось, когда у меня был
очередной грипп — шестой по счету
в этом году — и высокая температура. Из-за этого я отложила ответ на несколько дней, и было у меня,
еще при нездоровии, сто тысяч спешных дел. Главное то,
что я заметила, что dead-line 10. 1. 1966.1 Почему-то мне казалось, что срок кончается в феврале.
Страшно огорчаюсь! Надеюсь, что Рут Нево2 послала свой формуляр вовремя. Mожет быть, хоть это поможет. Я
все же пробую послать мою рекомендацию. Авось, несмотря на опоздание,
пригодится. Простите, ради Бога!
Я рада, что Вы «подходите» Якобсону.3 И нам, конечно, для Вашей будущей деятельности у нас, безразлично, где Вы будете продолжать учиться и писать диссертацию. Вам на месте виднее, а в остальном не сомневаюсь, что напишете блестящую работу. Разумеется, что после окончания ее мы будем рады предоставить Вам работу на кафедре русской литературы.
Сердечный привет маме.4 Как хорошо, что она довольна своей работой в Америке и что вы сейчас вместе там. Еще раз — не сердитесь на меня, мне и так на себя страшно досадно.
Ваша Л. Г.
P. S. Читали ли Вы стихи Бродского? По моему — единственный настоящий поэт в России.
1 Срок подачи рекомендаций для поступления в аспирантуру в Гарварде.
2 Нево Рут — специалист по Шекспиру и переводчик, профессор кафедры английской литературы в Еврейском университете.
3 Якобсон Роман
Осипович (1896—1982) — лингвист и литературовед. В эти годы работал в
Гарвардском университете и в Массачусетском институте технологии. Статья Р. О.
Якобсона «Лингвистика и поэтика» стала для Ронена, по
его словам, «лучом света
в темном царстве традиционных литературоведческих штудий». Свое решение продолжать учебу в Америке, после
окончания колледжа в Иерусалиме, он также связывал с Якобсоном: «Я отказался продолжать образование в Париже, куда, обещая
стипендию, меня настойчиво направляла Лея Гольдберг, мой профессор
сравнительного литературоведения, а решил на свой риск и страх отправиться в
Америку, поближе к Якобсону, чтобы заниматься стиховедением» (Омри Ронен. Из города Энн. СПб., 2005. С. 156). Замысел
книги о Мандельштаме («An Approach to Mandel’štam»,
1983) Ронен относил к своей семинарской работе,
написанной для Якобсона. Сохранилась студенческая работа Ронена
о «Грифельной оде» Мандельштама с отметкой Якобсона — «А» (отлично).
4 Сорени Бронислава Захаровна (1909—1980) — мать Омри Ронена, биохимик. Жила в Будапеште. По исследовательской стипендии она провела год (1965—1966) в Брандайском университете в Уолтоме.
2
30. 9. 1969, Иерусалим
Милый Омри,
собиралась я написать Вам давным давно, но все не выходило по причинам о которых Вам должен был рассказать Конфино.1 Но теперь у меня впечатление, что Вы с ним не то не встретились, не то толком не поговорили. Не понимаю, в чем дело: он перед отъездом был у меня, обещал условиться с Вами насчет работы в университете, передать привет от меня и сказать, что мне Вы тоже нужны. Не знаю, что произошло, и поэтому постараюсь Вам сообщить все, что могу.
Я Вам не писала, потому что хвораю почти полтора года или больше. У меня заболевание легкими началось в Париже два года тому назад. Я то болела, то выздоравливала, не очень заботилась о своем здоровии, но в общем чувствовала себя почти всегда плохо. Особенно мучила астма. Работала в перерывах много и, конечно, страдала больше всего моя корреспонденция. Из-за этого я Вас не поблагодарила за оттиск статьи о Мандельштаме2, и вообще не писала. В декабре 68-го болезнь прорвалась так, что пришлось серьезно лечиться. Не могла говорить даже по телефону. Тянулась эта история около двух месяцев. Когда стало лучше и я начала снова работать в университете, у моей матери была небольшая операция. Как раз тогда я заметила, что у меня рак. Я переждала, пока мама оправилась (не хотела ее волновать), и только после этого пошла к врачу. Оказалось, что я права. Меня оперировали. Было не страшно, и все сошло благополучно. Но период облучений довольно тяжелый. Тянулось долго, и, как только это окончилось, поехала я в горы в Швейцарию долечивать легкие. Мне это очень помогло, но писать оттуда было трудно, т<ак> к<ак> я не всегда еще хорошо владею правой рукой. Приехала я домой ровно неделю назад. Вот и пишу Вам.
По моему, Вы םײסרך םיךומיל3 очень нужны. К сожалению, не я решающая
инстанция. Не моя это кафедра, и я для них работаю по доброй воле. Мне это, в
общем, обременительно, так как на моей кафедре «разгром», все приходится делать
самой, а сил все меньше. Во всяком случае во всем, что
касается русской литературы, они обращаются ко мне и ссылаются на меня. Если будете
говорить с Конфино, скажите, что получили от меня
письмо. Если хотите связаться прямо с университетом, письмо Ваше все равно
придет ко мне.
Я с ними все выясню и напишу Вам (или скажу, чтобы они Вам написали)
положительный и утвердительный ответ. Нужно все оформить в секретариате.
По-моему, бюджет у них есть.
А теперь другая возможность: если почему бы то ни было у Вас с Конфино что-нибудь не выйдет, напишите мне сейчас же, я тогда возьму Вас к себе, с тем чтобы Вы читали хоть 2 часа в .@2&$ .?+&/?-. Это можно будет устроить и оформить очень скоро. Начать должны будете осенью 70-го года. Надеюсь, что скоро мы все выясним.
Как Ваша жена?4 Где Ваша мама? Желаю Вам успешно окончить диссертацию и вообще всего лучшего.
Ваша Л. Г.
1 Конфино Михаил (1926—2010) — историк, специалист по дореволюционной России. С 1964-го по 1969 гг. руководил основанным им в Еврейском университете отделением русистики.
2 Первая научная публикация Ронена — «Mandel’shtam’s └Kashchei“» (Studies Presented to Professor Roman Jakobson by His Students. Ed. C. Gribble. Cambridge, 1968. Р. 252—264).
3 Кафедре русского языка.
4 Ронен Гила — первая жена Омри Ронена, художница.
3
15. 10. 1969
Милый Омри,
получила вчера Ваше письмо и спешу ответить Вам вкратце, чтобы Вас успокоить: Конфино здесь уже обо всем распорядился: в будущем году (70—71) у Вас работа разделена между русской кафедрой и моей. 2/3 работы на русской, 1/3 на моей. Есть уже смета, и все в порядке.1
Конфино очень хороший человек, и Вас он не избегает, как Вам показалось, да и могло показаться. Он просто теперь избегает разговоров совсем: ему очень трудно говорить, он болен, не признается в этом, лечится время от времени, а потом бросает. Что у него точно, не известно, но я заметила, что говорить ему очень трудно. Но он тихо устраивает все для всех и очень хорошо.
А<…> не бойтесь: он в будущем году уже уходит на пенсию. Не придется Вам с ним сталкиваться. Я теперь с ним немного ближе познакомилась. Оказывается, что он просто очень честолюбивый дурак. Главное — дурак. Он на меня сердит, что я не согласилась поехать на конгресс в Прагу, и почти перестал из-за этого со мной раскланиваться. Ему, видите ли, нужно было стоять во главе почетной делегации.
Оформить Ваше положение в университете официально действительно можно будет только в январе, когда Мишель <Конфино> будет здесь. Но это неважная деталь: все уже решено и главное — подписано. Мы Вас ждем. А о квартире тоже позаботимся.2 Если Вы можете уже начать хлопотать, начните и можете спокойно сослаться на Конфино и на меня. Мы, кончено, подтвердим.
Если бываете в Yale, передайте, пожалуйста, сердечный привет Виктору Эрлиху и его жене.3 Они были здесь, и мы очень сошлись. Милые люди.
А Гила как, еще успевает рисовать? Шлю Вам заранее поздравление на декабрь.
Кланяетесь Вашей милой маме. Моя мама передает привет и очень была тронута, что Вы ее помните.4
Насчет Вашей темы у меня и других подробностей еще спишемся.
Спешу отправить письмо.
Ваша Л. Г.
1 В одном из интервью Ронен рассказывает: «В Америку я поехал в аспирантуру, а оставаться не собирался. Леа Гольдберг, прославленная поэтесса и профессор сравнительного литературоведения, и талантливейший историк Михаил Конфино в то время пытались основать отделение славянской филологии в Еврейском университете в Иерусалиме и прочили меня на кафедру русской поэтики. Их усилиям содействовал тогдашний президент университета Харман. Бедная Леа Гольдберг, человек несравненного таланта и духовного изящества, безвременно скончалась, а Конфино ушел в Тель-Авивский университет, но по инициативе Хармана меня пригласили в Иерусалим. Я тотчас же подал в отставку в Йеле и в октябре 1971 года вернулся в Иерусалим после шестилетней отлучки» (Омри Ронен. Надо знать, что значит эта музыка. Беседу вели Илона Светликова и Аркадий Блюмбаум // Новая русская книга. 2000. № 3(4). С. 6).
2 Омри Ронену было необходимо заручиться обязательством, что ему будет отведена служебная квартира по сниженной цене. На университетское жалованье снимать квартиру для семьи в Иерусалиме он не мог. Квартирный вопрос много лет спустя стал одной из причин его отъезда из Израиля.
3 Эрлих Виктор (1914—2007) — литературовед, специалист по истории русской литературы. Его отец был одним из лидеров Бунда, а мать — дочерью еврейского историка Семена Дубного. Книга Эрлиха «Русский формализм: история и теория» (1955) стала одной из основопологающих книг по этому вопросу. С 1961 г. руководил русским факультетом в Йеле. Жена Эрлиха Иза — профессор-психиатр.
4 Гольберг Цила (1885—1982) — мать Леи Гольдберг. Лея никогда не была замужем и жила с матерью. Уже после смерти Леи мне довелось встретиться с Цилой Гольдберг. Помню темноватую квартиру и хрупкую пожилую женщину под портретом знаменитой дочери, вручившую мне, студентке Еврейского университета, премию имени Леи Гольдберг.
Публикация, вступительная заметка
и примечания Ирены Ронен