Опубликовано в журнале Звезда, номер 9, 2013
* * *
Сначала ты, не пытаясь встать, увидишь свет, а потом и краски.
Тебе читает родная мать у изголовья кровати сказки —
Про почему над кроватью нить и что танцуют на ней игрушки.
Ты будешь плакать, и есть, и пить, и звуки впитывать погремушки.
Карандашами с трубою дом рисуешь ты, как сама, — некрупный.
Ничто масштабом с твоим трудом, когда отпугивающие буквы
Выводишь ты, только разве па, едва разученные, сопоставимо.
Рука слаба твоя, ты слепа, ты — пантомима у пианино.
Скользящей туши сквозь тень и вязь и сквозь слезу проступает имя.
И ты, всегда и всего боясь, его в признания, как и ныне,
Клянешься вписывать. В котильон зовешь его. Это как трясина
Из мармелада. Сироп и клен. Льняная музыка клавесина.
Ты мимо картин, невзирая на наплыв посетителей, рвешься в башню,
С вершины которой, как семена, стихотворения, как на пашню,
Падают. Трущиеся вокруг волчком, пунцово гаснут костры заката…
Скрипач, с погнувшимся от огня смычком, доканывает добравшихся пиццикато!
Норвежское
Времена изменились и нравы,
что ж, и виды изменчивы, и
я решил умереть скандинавом
от болезни, а может, любви —
чтобы фьорд в облачении черном,
уронив свои космы на лоб,
в королевстве пещерном и горном
в горн трубил, и в молчании чтоб
был не лик надо мною Господень,
а костер подо мной из огня,
чтоб с напутствием Фрейя и Один
отпустили в Валгаллу меня —
пусть двулично; любая идея
такова. Я с двуручным мечом…
Хорошо, что мечом не владею.
Хорошо, что пишу ни о чем.