Стихи
Опубликовано в журнале Звезда, номер 5, 2013
ПОЭЗИЯ И ПРОЗА
Борис Парамонов
К ЯЗЫКУ
1
А на каковском говоришь,
никак на русском? —
и космонавт и нувориш
назло нагрузкам! —
которым из последних жил
во время оно
многоэтажно обложил
Наполеона.
Ну как, болтаешься еще,
ища оттенки,
промеж зубов и между щек,
от стенки к стенке?
А скажешь — схвачен на ходу,
подстрелен вохрой,
лежишь прокушенный во рту,
ненужный, мокрый.
Бошкоторстон, мокша, эрзя,
заплот, запретка.
Тогда нельзя, сюда нельзя,
а можно редко.
Кому повем печаль мою,
какой лошадке?
К какому раю на краю
пойду без шапки?
В кулак свищи, в полях ищи,
да без наводки,
и замерзай, как тот ямщик,
и выпей водки.
Да и не в корни б залезать,
не в свадьбы-судьбы,
а только губы облизать,
топор лизнуть бы.
В укромнейшую из утроб —
под крови кровлю
с тобой укроюсь, как во гроб,
и слово молвлю.
Когда кругом один ленком
под знаком нала,
что тут расскажешь языком
оригинала?
Оригинал, попутчик, друг, —
просторы дики,
и в чистом поле и вокруг
немы языки.
2
Словес коварное соседство,
аж ум за разум:
родную долю и наследство
назвать отказом.
Отказаны — поля и горы,
и плоскогорья,
и даже, в сущности, глаголы,
коль в забугорье.
Отказано — ну и не надо
качать права вам,
чтоб следовать за дверью ада
следам кровавым.
Куда разумней, достоянье
раздав сироткам,
сменить большие расстоянья
путем коротким.
Наличье, сброшенное тенью
в ничто, в нисколько,
лишение как обретенье:
М. Ц. — и только!
Пустяк преодолеть пролазам
заплот привратный!
Но не отказан, а заказан
мне путь попятный.
Солдат дрова на вахте колет,
всё те ж обеды,
и вновь невнятицу глаголят
отцы и деды.
Когда, неся косу, косая
пришла за долгом,
они потомкам приказали:
живите долго.
3
Меня родимым языком
лизала Рашка.
Шумел камыш, и под замком
цвела ромашка.
Расти большой, не глух, так нем,
страдай залогом,
в густом лесу ее фонем
служи предлогом.
И словоерсы для раба-с
в усердье низком,
и подменяла глас и бас
щенячьим визгом.
Твердить зады, забыв азы,
скулить со скуки.
Домашний, грешный тот язык
России, суки.
Ползком, шажком, но не прыжком,
но не полетом, —
ее сынком, ее щенком,
ее пометом.
Я невеглас, я сукин сын,
я безглаголен.
Собачья радость — колбасы
куском доволен.
4
Не желаешь по зонам,
так гуляй Робинзоном
на пустырном просторе.
Справа Черное море,
слева Красное море,
словом, Чермное море.
Не расступятся воды
и не хлынут народы,
хоть ходи Моисеем.
Дщерь, не тужься, рожая,
не собрать урожая,
коли хлеб не посеян.
Остров необитаем —
ни совком, ни Китаем,
ни далеких, ни близких.
Лишь веревки-лианы,
и на них обезьяны
верещат по-английски.
Хоть бы четверть словечка,
хоть бы полчеловечка:
объяснил бы по-русску
про закуску и водку,
как разделывать гузку,
как надсаживать глотку.
Иисус и пророки!
Исполняются сроки,
слышу вышние клики.
Пламена Пентекоста:
озаряется остров,
и нисходят языки.
О долины и горы!
О былины и хоры!
Серенада Sun Valley!
О высокая заумь,
бормотуха для уха
на манер глоссолалий.
В небесах голубое,
проступила основа,
разгадалась загадка.
На полоске прибоя
отпечаталось слово,
будто Пятницы пятка.
5
Налазавшись по всяким горкам
со всяким войском,
Москву увидел я Нью-Йорком,
но только свойским.
На чужедалье-чужедолье
с прибором клала,
но для меня в своем застолье
тельца заклала.
У встречных спрашивал дорогу
не заикаясь
и развлекался понемногу,
ни в чем не каясь.
Разнообразны диалекты,
но одинаков,
будь лях, будь чех, будь швед, будь грек ты,
язык дензнаков.
Валюта всякая условна —
крусейро, лира, —
но словом на знакомом словно
рублем дарила.