Опубликовано в журнале Звезда, номер 9, 2005
В этой статье, написанной под впечатлением жесточайшей трагедии Беслана, предпринята попытка осмыслить глубинные источники терроризма и предложить социокультурный и политико-правовой институт избирательного права детей, исполняемого родителями, как один из возможных механизмов воспроизводства антитеррористического иммунитета.
Чудовищный акт захвата террористами более тысячи детей, из которых, по официальным данным, 170 были убиты в средней школе осетинского города Беслана, потряс всю страну, шокировал население и власть. Беслан — это культурная травма народа, преступление, выходящее за пределы устоявшихся представлений о добре и зле, а потому требующее большого времени для осмысления и инновационных культурных преобразований, адекватных полученной травме. В нашей статье мы будем исходить из определения терроризма, которое учитывает его причины и мотивы, ресурсы, цели и средства в различных сферах общества: социальной, культурной, политической и экономической.
Самыми очевидными являются средства терроризма — насилие, убийства или угрозы убийства. Однако ввиду особой жестокости террористическое насилие должно квалифицироваться не просто как «убийство», а как «преступление против человечности», попирающее все культурные нормы, низводящее человека до уровня животного или вещи. В качестве средств терроризм использует все сферные ресурсы: человеческие, информационные (в том числе культурные и идеологические), организационные и материальные (в том числе финансовые и военно-технические). Мишени терроризма — это те наиболее ценные ресурсы общества, которые захватываются террористами для использования в качестве средства давления и достижения своих конечных целей. Субъектами терроризма, его «вдохновителями» и исполнителями может быть индивид, организованная группа, государство. Главной психологической чертой субъектов терроризма является отсутствие антитеррористического иммунитета, то есть внутренних установок, препятствующих терроризму. Порождающими источниками (причинами и мотивами) терроризма являются наиболее острые противоречия во всех сферах общества. Цели терроризма также не выходят за пределы сфер, поэтому они являются социальными, идеологическими, политическими, экономическими как по отдельности, так и в различных сочетаниях. Исходя из предложенных оснований, можно сформулировать следующее, системно-сферное и сетевое, определение терроризма, которое охватывает все его факторы и включает элементы многих других, более частных, его определений.
Терроризм — это преступление против человечности в форме особо жестокого, попирающего все культурные нормы, насилия над людьми в виде убийства или угрозы убийства, порождаемое наиболее острыми противоречиями во всех сферах общества и осуществляемое индивидом, организованной группой или государством, лишенными антитеррористического иммунитета, с использованием ресурсов всех сфер для достижения противозаконных целей в любой сфере общества, прежде всего в политической1.
БОРЬБА С ТЕРРОРИЗМОМ:
ДОСТАТОЧНА ЛИ ПРЕЗИДЕНТСКАЯ ПРОГРАММА?
В своем выступлении на расширенном заседании правительства 13 сентября 2004 года, посвященном трагедии Беслана, президент В. Путин сформулировал программу борьбы с терроризмом в России, которая включает в себя блоки политических, военных и социальных мер.
Суммируя результаты борьбы с терроризмом по всем направлениям, Путин вынужден был с горечью признать: «Борясь с проявлениями террора, мы практически не достигли видимых результатов… прежде всего в ликвидации его источников (курсив наш. — Авт.)». Поскольку терроризм проявляется посредством военных действий, но рождается в гражданских, прежде всего в социальной, культурной и экономической сферах, где и формируется «питательная почва для экстремистской пропаганды, для роста очагов террора, для вербовки им новых сторонников», особенно тягостным следует признать положение именно в социальной сфере (семья, дети, пенсионеры, родители, образование, занятость и т. п.), где и должен формироваться антитеррористический иммунитет, где он, при стечении неблагоприятных факторов, прежде всего, нейтрализуется и разрушается. До тех пор, пока не будет создан эффективный механизм предупреждения социальных источников терроризма, нам не стоит ожидать ни ограничения его стремительного роста, ни тем более его искоренения. Без эффективной социальной политики Беслан может повториться, в том или ином варианте, еще много раз.
Однако третий (социальный) блок президентской программы был сведен лишь к отдельным констатациям. В частности, отмечалось неблагополучное социально-экономическое положение северокавказских республик, в которых уровень жизни, образования и доходов намного ниже, а безработица намного выше общероссийских показателей, что, разумеется, создает широкую питательную почву для терроризма, но какие-либо пути устранения этих перекосов определены не были. Очень важное заявление президента о необходимости «активного участия населения» также осталось неконкретизированным, хотя нам представляется само собой разумеющимся, что ни в военных, ни в полицейских антитеррористических мерах участие населения не может быть ни широким, ни эффективным.
Если борьба с терроризмом действительно является «общенациональной и общегосударственной задачей», приоритетной для сегодняшней России, то нам следует прежде всего реально оценить социальные явления, порождающие терроризм. Президентская оценка терроризма исключительно как «международного» хороша лишь в качестве политической риторики, но на деле затрудняет подлинное понимание этого многосоставного явления нашей сегодняшней жизни. Прежде всего, нельзя не обратить внимания на длинный перечень террористических актов, в которых не только международный, но даже и чеченский «след» никак не просматривается. Убийства вице-губернатора Петербурга
Маневича, депутатов Госдумы Старовойтовой и Юшенкова, ряда журналистов, обладая всеми признаками политического террора, относятся безусловно и
исключительно к внутренней жизни России, являясь следствием общей криминализации многих ее сторон, в том числе более чем ощутимого присутствия криминала в политических и властных структурах. Всеобщая коррумпированность госаппарата, в том числе и силовых ведомств, является, на наш взгляд, фактором не только облегчающим существование и деятельность террористических группировок, но и порождающим те настроения, которые позволяют террористам постоянно пополнять свои ряды, так как именно коррупция создает условия для произвола силовиков в отношении мирных граждан различных национальностей, который, в свою очередь, вызывает настроения ущемленности, отчаяния и бессилия, прямо ведущие к терроризму. Борьба с этими источниками терроризма военно-полицейскими методами невозможна в принципе.
Еще большая группа терактов — взрывы жилых домов, массовые захваты заложников в Буденновске, Москве и Беслане — напрямую связана с более чем десятилетие длящейся на территории России локальной гражданской войной. Кто бы ни нес ответственность за возникновение чеченского конфликта, история достаточно наглядно показала, что его урегулирование путем силового давления, попрания прав человека в самой Чечне и сопредельных регионах, а также подкупа части чеченской элиты невозможно. Без урегулирования чеченского конфликта мы обречены «бороться с терроризмом» еще многие десятилетия. Причем сама эта «борьба» будет не только поставлять террористам все новые и новые кадры, но и разлагать силовые структуры, воспитывая в них презрение к законности и правам человека, ярким свидетельством чему стало предложение генерального прокурора страны о контрзахвате заложников, прозвучавшее осенью 2004 года на одном из заседаний Госдумы. Фактически нам предложили в нравственном и юридическом отношении опуститься на уровень бандитов и действовать бандитскими методами.
Что касается собственно международного терроризма, то он выступает во второй группе терактов лишь как поддерживающий, усиливающий фактор — источник финансов, добровольцев и (частично) вооружения. Не решив проблему в принципе, финансовый и добровольческий потоки можно до известной степени минимизировать, но окончательно пресечь — вряд ли.
Таким образом, следует четко понимать, что основные источники нынешней террористической войны лежат не вне российского общества, а в нем самом, в нерешенности его политических, социальных и социально-психологических проблем. Предлагаемый нами социальный инструмент избирательного права детей, исполняемого родителями, разумеется, не способен решить весь комплекс проблем, но, по нашему убеждению, будет способствовать решению самой глубинной из них — формированию в обществе антитеррористического и — шире — антидевиантного иммунитета.
Под антитеррористическим иммунитетом подразумевается устойчивый социально-психологический, духовный настрой населения и власти (всех ее представителей), исключающий возможность какого-либо участия в терроризме или пособничества ему, формируемый в социальной сфере с детства новой культурой отношений и взаимной ответственностью поколений, прежде всего в семье. Эта культура должна воспроизводить в настроении людей такие ценности, которые предотвращают терроризм, служат наиболее эффективным заслоном порождающим его факторам, выступают наиболее действенной внутренней формой антитеррористического социального контроля.
Мы не претендуем на окончательность определения, а лишь подчеркиваем культурное происхождение данного иммунитета и необходимость его формирования с детства в системе взаимной ответственности поколений. А также
его универсальный характер, противостоящий причинам терроризма во всех сферах.
КРАТКАЯ ИСТОРИЯ ИДЕИ ИЗБИРАТЕЛЬНОГО ПРАВА ДЕТЕЙ
Общая концепция избирательного права детей, его социальной необходимости и позитивных следствий дана в книге, написанной одним из соавторов данной статьи совместно с социологом Р. М. Девит и изданной в 2004 году2. Здесь мы ограничимся лишь некоторыми историческими деталями и кратким сравнением двух вариантов концепции.
История избирательного права — это история его постоянного расширения: сначала к участию в выборах допускались только богатые взрослые мужчины, потом все взрослые мужчины с 25 лет, потом женщины и представители других рас, потом молодежь с 18 лет, хотя в разных странах возраст совершеннолетия может быть разным. Современное избирательное право осталось нам в наследство от уходящего индустриального общества и на протяжении двух последних столетий постепенно освобождалось от многочисленных цензов этого общества — расовых, имущественных, гендерных и т. п. Сохранился непреодоленным лишь последний — возрастной — ценз, создающий «черную дыру» избирательного права, в которой находятся дети до 18 лет, составляющие в среднем примерно четверть населения. Соответственно, это порождает «черную дыру» и в политике. По отношению к детям сохраняется вопиющая политическая несправедливость и дискриминация. Будучи гражданином страны с момента рождения, ребенок становится избирателем только через 18 лет, как будто все эти годы дети не готовятся к общественно полезной деятельности, живут вне общества, не имеют потребностей и проблем, которые требуют постоянного политического представительства и выражения.
Эта прореха в избирательном праве и политической системе была замечена довольно давно. Идея избирательного права детей и политического представительства их интересов в разных формах носится в воздухе уже почти сто лет! Впервые ее высказал в 1905 году великий русский ученый Д. И. Менделеев, правда, в косвенной форме введения «детского ценза» для депутатов Госдумы3. Великий польский педагог и писатель Януш Корчак, говоря о желании родителей, «чтобы дети были лучше нас», и в то же время характеризуя положение детей как «закрепощенного класса», впервые ввел понятие социальной, политической и гражданской равноценности ребенка и взрослого: «главная мысль: ребенок равный нам — ценный — человек»4.
Но наиболее активно идея избирательного права ребенка стала выдвигаться в разных странах в последние 15-20 лет, причем сначала в форме прямого участия детей в выборах. Впервые, насколько нам известно, данный вариант идеи был сформулирован в 1991 году в статье «Дайте детям голос» американки Виты Уоллис5. Она доказывала, что все граждане, включая детей, должны иметь возможность голосовать без возрастного ограничения, аргументируя эту идею аналогиями в женском и «черном» избирательном праве, а также демографическими и статистическими данными. Для пропаганды этой идеи в США были образованы «Ассоциация за избирательное право детей» и организация «Американцы за общество, свободное от возрастных ограничений», а в Германии — молодежная группа «K.R.D.T.Z.D». За основу их деятельности принимается принцип «один человек — один голос», гражданство детей и необходимость снять конституционные ограничения на участие детей в выборах.
Эти организации достигли многого. Немецкая группа даже довела вопрос до обсуждения в Бундестаге, но перелома общественного мнения в свою пользу они так и не добились. Тому есть ряд причин. Достаточно сказать, что, когда на вопрос, с какого возраста дети могут принимать участие в голосовании, отвечают «с любого, хоть с двух лет», — это не может не шокировать. Естественное возрастное ограничение для голосования необходимо. Требовать отказа от
любых возрастных ограничений — значит погубить замечательную идею на
корню. Другой (и не меньший) недостаток данного варианта реализации
избирательного права детей заключается в противопоставлении, в разрыве поколений — дети голосуют сами по себе, независимо от степени понимания политической ситуации, независимо от родителей и вопреки им. Такой радикализм вряд ли найдет поддержку у здравомыслящих родителей. Такое нововведение может стать причиной возникновения еще одной пропасти между поколениями.
Другая модель избирательного права детей состоит в том, что оно исполняется не самими детьми, а родителями. Она рассматривается в ряде статей С. Рингена6 , П. Париджа7 и других. На Западе для нее имеется много синонимичных названий: «семейное голосование», «универсальное избирательное право», «children’s voting right, vicariously exercised» (в аббревиатуре: ChiVi). Остановимся на недавней статье немецкого социолога из Бремена, профессора Карла Хинрикса, под интригующим названием «Пожилые эксплуатируют молодых? Если это так, то не является ли наделение детей избирательным правом хорошей идеей?». Прежде всего, автор рассматривает этот вопрос в рамках благосостояния поколений, вслед за многими исследователями подчеркивая, что уровень детской бедности превышает уровень бедности пожилых людей почти во всех странах Запада и эта тенденция усиливается. Кроме того, ожидается, что молодые поколения и в будущем будут получать от государства всеобщего благоденствия меньше, чем старшие. Это неравенство между возрастными группами в значительной степени является результатом увеличения числа пожилых избирателей, на требования которых отвечают политические партии и правительства. В подтверждение этой зависимости Хинрикс приводит слова М. Вебера: «…решающим аргументом всех современных политических партий является избирательный бюллетень», который все чаще оказывается в руках пожилых. Предоставление права голоса детям, которое будет осуществляться родителями, является, с точки зрения Хинрикса, методом усиления просемейной политики и преодоления геронтократической угрозы. Он также цитирует Гуннара Мурдала, который еще в 1940 году объяснял увеличение имущественного разрыва между детьми и пожилыми тем, что «пожилые имеют избирательный голос, а дети не имеют». С точки зрения Хинрикса, старение избирателей становится препятствием для улучшения благосостояния детей: оно увеличивает межпоколенческую несправедливость в перераспределении налогов в пользу пожилых. Автор подчеркивает, что через 20-30 лет в Германии избиратели старше 55 лет получат абсолютное большинство (свыше 50%), что грозит упрочением консерватизма и краткосрочностью политической стратегии, в то время как ориентация на интересы детей создает долгосрочную и инновационную политическую стратегию. Надо отметить, что на примере современной Германии он исследует множество аргументов не только «за», но и «против»8.
В России пропагандируется и развивается именно та модель избирательного права детей, согласно которой правом наделяются и обладают дети, а исполняется оно их родителями. Данная парадигма избирательного права детей наиболее эффективна во всех аспектах, хотя и она сталкивается с рядом серьезных препятствий. Первое публичное выражение этой идеи в России относится к 2000 году. Тогда она рассматривалась как один из принципиальных элементов будущей «сферной демократии». В ней «все дети получат право голоса, которое реализуется родителями до совершеннолетия детей»9. Второе публичное выражение эта модель нашла в обстоятельной статье А. В. Баранова о проблеме депопуляции России. Он писал: «Возможно ли увеличение рождаемости? — Думаю, да… Чтобы возможность стала реальностью, нужно сместить фокус социальной политики с пожилых на молодых… Решение задачи — в предоставлении детям с рождения права избирать политическую власть всех уровней. Разумеется, детским бюллетенем, до достижения ребенком 18 лет, будут голосовать родители»10. Но мы не стали бы заострять внимание на противопоставлении молодых и пожилых, ибо оно восстанавливает последних против этой идеи и вбивает еще один клин между поколениями.
Самое важное достоинство избирательного права детей, исполняемого родителями, заключается в том, что оно создает качественно новую, четко ориентированную на приоритет интересов детей политическую (избирательную) мотивацию большей части электората, прежде всего родителей и молодежи. Приоритет детей является одновременно и приоритетом родителей, особенно женщин и матерей, несущих основное бремя забот о потомстве. Современная избирательная мотивация размыта между множеством очень близких программ политических партий и кандидатов. Эти программы настолько похожи и невыразительны, что люди голосуют не за них, а по эмоциональным предпочтениям. Размытая политическая мотивация дает размытые итоги голосования со всеми вытекающими слабостями и пороками современной демократической власти. Исходный вопрос — за что голосовать, за чьи интересы — тонет во множестве второстепенных мотивов и сводится к удручающему и отталкивающему выбору меж двух зол: боvльшим и меньшим. В этом мотивационном хаосе можно голосовать за все, что угодно, только не за самое важное для людей и общества. В мотивационном поле отсутствует жизненно важный приоритетный центр, который бы объединял избирателей, а также ориентировал бы и их, и политиков (партии и кандидатов), конкурирующих на выборах. Отсутствие такого центра раскалывает электорат по личностным предпочтениям и зачастую мистифицированному восприятию политической риторики на противоположные и часто враждебные лагеря, делая их легкой добычей различных «технологий» политического манипулирования. Все это резко снижает качество выборов, выборных органов и фигур, то есть качество всей политической власти, и тем самым дискредитирует ее. Действующая избирательная система лишает население притягательных мотивов голосования.
Кардинальная роль избирательного права детей, исполняемого родителями, заключается именно в том, что оно создает простой и притягательный мотивационный центр приоритета интересов детей и всех тех, кто с детьми связан: родителей, педагогов, врачей, бабушек, дедушек и т. д. — до 70-80% населения. Вместе с этим мотивом оно формирует качественно новую избирательную систему, с четко выраженной стратегической целью, принципиально иным, позитивно заинтересованным, политическим поведением электората. Она ставит избирателя в ситуацию выбора партий и кандидатов именно для достижения этой жизненно важной цели, а не для чего-либо другого. Избирательная система модернизируется и гуманизирует гражданское общество и правовое государство. Она объединяет их интересы, выступает связующим механизмом. Избирательное право детей становится важным институтом как гражданского общества (консолидируя избирателей), так и правового государства, обеспечивая новое качество власти. Оно обеспечивает парламентское большинство интересам детей и связанных с ними групп населения и таким образом ориентирует парламенты на приоритетное бюджетное финансирование сферы детей, а вместе с ней и всей социальной сферы. Если сейчас в среднем лишь 7% граждан считают, что бюджет отражает их интересы, а около 70% уверены в обратном11, то приоритетное бюджетное финансирование сферы детей может перевернуть эту ситуацию. Ради справедливости надо подчеркнуть, что избирательное право детей действует не как жестко однозначная необходимость, а как мягкая многовариантная возможность: а) консолидации большинства электората, б) формирования соответствующего парламентского большинства, в) ориентации госбюджета на приоритетное финансирование сферы детей. Заметим также, что демократия всегда развивалась и преодолевала кризисы за счет расширения, снятия тех или иных цензов, и введение избирательного права детей полностью соответствует этому пути развития, не говоря уже о том, что именно родители являются наиболее социально ответственной, наиболее заинтересованной в лучшем будущем группой избирателей.
ИЗБИРАТЕЛЬНОЕ ПРАВО ДЕТЕЙ КАК СОЦИОКУЛЬТУРНЫЙ ИНСТИТУТ
Рассмотрим социально-психологический и культурный механизм действия избирательного права детей, исполняемого родителями и опекунами. Юридическим стержнем этого института должен являться закон «Избирательное право детей России»12 , в котором была бы задана определенная культурная и правовая связь двух основных поколений, соединенных в семье: детей и родителей. Мысленно смоделируем изменение их взаимоотношений в случае, если такой закон будет принят.
Разумеется, речь пойдет о нормальных родителях, которые любят детей и заботятся о них, о их настоящем и будущем, по крайне мере, не равнодушны к их судьбе. Надо подчеркнуть, что таких родителей подавляющее большинство. Как они будут действовать, если получат законное право использовать на всех выборах голос своего ребенка? Какова модель выбора в этой ситуации?
В первую очередь, она способствует осознанию родителем того, что, заполняя избирательный бюллетень своего ребенка, он голосует в его интересах. Он осознает, что это и его личный интерес, и его общественный долг. Мы уверены, что в подавляющем большинстве родители знают реальные потребности детей, поэтому политический выбор родителей будет адекватным. Хотя в случае с детьми старших возрастов, 13-17 лет, вполне возможны и расхождения политических предпочтений. Это может стимулировать внутрисемейные обсуждения, а следовательно, и более полное и ясное осознание своих интересов как детьми, так и родителями. В чем заключается основной интерес ребенка по отношению к избираемой власти на любом уровне? Поскольку основная задача власти — это распределение бюджетных средств на всех уровнях, постольку объективно основной интерес ребенка заключается в приоритетном бюджетном (государственном) финансировании сферы детей. Если родитель понимает это, он будет обладать четким критерием для политического выбора.
Во-вторых, если родитель понимает, что в подобном выборе заключается не только его личный мотив, но и соответствующая общественная (в том числе политическая) ответственность, то из числа кандидатов на выборные должности он отдаст свой голос и голос ребенка тому, чья программа, опыт и действия в наибольшей мере отвечают задачам: а) формирования антитеррористического (и более широко — антидевиантного) иммунитета детей, б) обеспечения безопасности детей (и всего общества), в) приоритетного, то есть первоочередного и максимально возможного в данный период и в данном месте, бюджетного финансирования детской сферы.
Представленный механизм общения поколений, создаваемый избирательным правом детей, направлен на решение многих задач и в немалой степени — на формирование антитеррористического иммунитета подрастающего поколения путем выработки и проведения наиболее эффективной социальной политики, сужающей, а в идеале и сводящей на нет социальные причины террористических проявлений.
Мы считаем излишним предугадывать те формы семейного и социального общения, которые будут порождены этим избирательным правом — жизненная практика всегда богаче и разнообразнее того, что может быть предсказано. Многообразие и сложность политической социализации детей, которые должны учитываться родителями в своем общении с ними, более детально исследованы в работе Н. А. Головина и В. А. Сибирева13.
МЕХАНИЗМ ДЕЙСТВИЯ АНТИТЕРРОРИСТИЧЕСКОГО ИММУНИТЕТА
Новая террористическая угроза требует новой культуры семьи и новых отношений между поколениями. Но новая культура может вырасти только на фундаменте традиционной. Поэтому, формируя социокультурный институт избирательного права детей для России, мы должны прежде всего найти в ее культуре такие ценности, на основе которых он может возникнуть и развиваться.
Особо следует остановиться на роли семьи и детей в русской общине, которая была фундаментом досоветской культуры России на протяжении почти тысячи лет, да и поныне составляет ее наиболее глубокий, архаичный пласт. Община есть мир, она означала для русского человека первую вселенную, народ, определяла «спокойствие», «согласие», «мир», «мирное сообщество», как пишет петербургский историк Б. Н. Миронов14. «Община была для русских людей и вселенной, и мирным сообществом, в котором люди должны жить мирно». Община строилась на объединении патриархальных семей, на принципах равного доступа к природным ресурсам и «коллективной ответственности перед государством за налоги и преступления, совершенные на территории общины». Община охватывала все стороны жизни человека на основе обычного права, то есть стихийно выработанных обычаев и традиций. В сельской общине земля, платежи и повинности делились между семьями пропорционально численности душ мужского пола, включая младенцев и стариков. Значит, в общине интересы детей учитывались наравне с интересами взрослых. На детей распространялись два непременных требования общины: «равенство всех в праве на общинную землю и равенство всех в обязанности платить налоги и повинности». И как права, так и равные обязанности детей до их взросления исполнялись родителями. Пользование правами и исполнение обязанностей за своих детей было обычной, само собой разумеющейся нормой, неписаной традицией заботы отцов о детях. Именно в этой особенности русской культуры мы видим корень института избирательного права детей, исполняемого родителями. По сути, мы предлагаем эту культурную традицию лишь модернизировать и институализировать применительно к требованиям современности.
Особо отметим, что возрождение этой традиции русской общины никоим образом не ведет к возрождению ее негативных традиций, в частности, сглаживания личной инициативы и установления различных норм коллективной ответственности, оборотной стороной чего неизбежно является тотальный контроль личного поведения. Материальной основой этих черт общинного сознания являлась хозяйственная эксплуатация общинниками единого и ограниченного природного ресурса (земли, леса, вод и т. п.), что было невозможно без подавления внутриобщинной хозяйственной конкуренции. Но без этой материальной основы последствий такого рода не приходится опасаться.
По свидетельству большинства исследователей роли семьи и детей в русской культуре, во все времена отмечалась их ведущая ценность и для человека, и для социальных институтов. По проводившимся с 1990 года исследованиям «наибольшую ценность для россиян имеет семья, затем следуют работа, друзья, свободное время, религия. При этом ценность политики для россиян является достаточно низкой».15
В системе внутрисемейных ценностей главное место отведено любви и заботе о близких, взаимной поддержке в воспитании детей, продолжению себя в детях. Особую важность дети имеют для женщин, которые ставят их на первое место (93,3%), мужчины ставят их на второе место (86,7%). Причем супруги, уже испытавшие счастье материнства и отцовства, оценивают значимость детей в несколько раз выше, чем женихи и невесты16.
Таким образом, можно сделать вывод, что и в традиционной, и в современной культуре России при всем их различии в качестве базовой сохраняется ценность семьи и связанных с ней приоритетов. Институт избирательного права детей укрепляет и развивает ее. Поэтому он органично вписывается в контекст российской культуры вообще и культуры семьи в частности. Он образует новый канал духовной коммуникации поколений, новый тип диалога между отцами и детьми, новую форму их сотрудничества, преемственности и взаимной ответственности. А потому является сетевым (то есть блокирующим всю систему источников терроризма) механизмом антитеррористического иммунитета.
БОЛЕЗНИ РОССИЙСКОЙ КУЛЬТУРЫ — ПОЧВА ТЕРРОРИЗМА
Россия больна, больна ее культура, ее душа. Болезни ослабили иммунитет ее выживания. Они создают питательную почву для массового терроризма как особо опасной эпидемии. Многие культуры мира, в том числе культура России, заражены семенами терроризма, которым не противостоят практически никакие иммунные заслоны. Утверждая, что институт избирательного права детей, исполняемого родителями, может восполнить этот пробел, мы должны, не претендуя на системный анализ ситуации в целом, хотя бы вкратце охарактеризовать некоторые из ее признаков.
Один из диагнозов больной России — «тотальное недоверие». «Мы уже который год живем в ситуации недоверия всех ко всем», — пишет, например, Даниил Дондурей. Причину тотального недоверия он видит в идеологии, в засилии старой, коммунистической, и отсутствии новой. «Ни одна из реальных сил в стране… не осознает, что в сознании миллионов по-прежнему царит советская власть», что «у нас в головах модернизация прежней системы еще даже не начиналась… Первое, что требуется России, — это сделать идеологию предметом общественного обсуждения. Но никто этого делать не хочет»17. Вместо идеологии у нас «сейчас царит культ денег и людей, которые имеют деньги… У народа потеряна идея жизни… поэтому женщины сегодня не рожают»18. Так считает Даниил Гранин. Идеологический паралич современной российской культуры — очень опасная болезнь. Она снижает моральный иммунитет и создает благоприятную «культурную» почву для терроризма и «глобальной девиантизации» (термин Я. И. Гилинского. — Авт.). Избирательное право детей способно преодолеть идеологический паралич, выдвигая в качестве высшего приоритета ценность детей, что восстанавливает культурную идентичность и способствует формированию здоровой идеологии.
Другой диагноз больной культуры России — «отсутствие диалога, которое порождает насилие». «Когда каждый вертится в своем кругу, общество распадается на маргинальные группы. В России, к сожалению, отсутствует традиция диалога — и на бытовом, и на парламентском уровне, а сейчас к тому же прекратился диалог между народом и властью. На смену дискуссиям пришли политтехнологии. Демократия есть не что иное, как обмен мнениями. Без него не прийти ни к какому согласию»19. Для серьезного диалога нужны по крайней мере две вещи: плюрализм идей и культурная привычка, навык диалога. Ни того, ни другого в современной российской культуре нет. А отсутствие диалога — это тоже предпосылка терроризма. Ибо всегда находятся группы, пытающиеся решить не обсуждаемые, замалчиваемые обществом вопросы путем насилия.
Третий диагноз — бедность. Бедность — не только признак слабой экономики, но и симптом больной культуры, плодородная почва терроризма. По официальным данным, 20% населения живут за чертой бедности, а 50% балансируют около этой грани, причем большинство из них люди с образованием и постоянным местом работы. За 12 лет экономических реформ лучше стала жить лишь одна и без того обеспеченная группа населения — примерно 20%. За это же время Россия по числу миллиардеров вышла на третье место после США и Германии. Даже согласно официальным данным Госкомстата, в которых, разумеется, учтены лишь легальные доходы, децильный коэффициент распределения доходов составляет 14,6, то есть 10% наиболее обеспеченных граждан России имеют доходы в 14,6 раз больше, чем 10% наименее обеспеченных. Но это, повторим, соотношение легальных доходов. На материале исследования президента гильдии маркетологов И. Берзина, в котором дополнительно учтено распределение $100 млрд. «серых» доходов наших сограждан, это соотношение увеличивается до 29,3. Но и Берзин учитывает расходы россиян в основном внутри страны (плюс зарубежный туризм), чем, естественно, занижаются расходы самых богатых. Следовательно, в реальности социальные контрасты еще тревожней. Реформы породили «две совершенно разные России, два образа жизни, две морали. Одна — для людей с нищенской зарплатой и пенсией. И другая — где деньги девать некуда и которой наплевать на первую»20. Итак, олигархи и государство высасывают капитал из страны и народа, порождая чудовищный раскол нации и культуры на антагонистические, нищую и богатую, части. Это создает исключительно питательную среду для терроризма.
Коррупция — четвертый диагноз. По некоторым сведениям, до 80% государственного аппарата коррумпировано. 82% населения уверено, что должностные лица берут взятки21. Эксперты говорят о том, что «все российские министерства и ведомства поражены коррупцией», все они связаны в коррупционные сети, руководителями которых являются «самые высокопоставленные российские чиновники и политики», создающие «тотальную коррумпированность всех ветвей власти на всех уровнях», в условиях которой «принципиально невозможно решить ни одной социальной, экономической, политической проблемы»22. Тотальная коррупция означает, что практически весь государственный аппарат вместе с армией, милицией и другими многочисленными правоохранительными органами, примерно 5 миллионов человек, которые призваны бороться с терроризмом, лишены самого главного — антитеррористического иммунитета. Но в этих органах он и не формируется. Он может формироваться в семье и школе, если будет работать институт избирательного права детей.
Отвращение к власти — пятый диагноз. В стране постоянно падает доверие к власти. Постоянно снижается как рейтинг лидеров «Единой России», так и рейтинг представителей проигравшей оппозиции — доверие к ним упало
до 6-3 %. «Особенно низко доверие к депутатам. Люди считают, что большинство из них идут в политику, чтобы «хапнуть», и, едва переступив порог Госдумы, забывают о клятвах в любви к народу… В докладе независимого общественного Совета по национальной стратегии среди основных угроз на ближайшие годы называется недееспособность государственного аппарата, который вовлечен в обслуживание интересов олигархических группировок и слабо связан с интересами основной части бизнеса и населения»23. Больное государство вылечить себя неспособно. Для оздоровления ему необходим мощный социальный подпор, общественное давление, которое может обеспечить институт избирательного права детей, охватывающий до 80% населения страны.
Ксенофобия, заполняющая идеологические пустоты современной русской культуры и сеющая живые семена терроризма, — шестой диагноз. При сокращении за 10 лет русских на 2 миллиона и росте исламской составляющей на
2 миллиона «ресурс этнической ненависти продолжает расти… страхи и бедность — вот та опасная смесь, которая питает национализм с привкусом «русского фашизма». По оценке экспертов, в России более 50 тысяч ультра. Их годовой прирост — 20%»24. Сейчас почти каждый месяц в больших городах страны происходят убийства или избиения иностранцев. Русские ультра в одно мгновение могут стать террористами — уже сейчас их участие четко просматривается в ряде террористических акций, таких как убийство Г. Старовойтовой, с одной стороны, или в серии убийств детей некоренных национальностей в Петербурге — с другой. Эти люди, составляющие живой ресурс терроризма в России, также не получили ни в семье, ни в школе заряд антитеррористического иммунитета. Другой ресурс терроризма — определенный слой сотрудников силовых структур. В западной прессе после выступления Путина 13 сентября 2004 года неоднократно отмечалось, что для борьбы с терроризмом «Путин должен решительно выступить против повседневного бытового терроризма своих военных, милиционеров и сотрудников спецслужб»25. Живые семена терроризма — это и кровная месть, и межнациональная рознь, и различного рода фанаты, регулярно устраивающие уличные погромы и избиения, дающие выход своей пока что безадресной агрессии. Но была бы агрессия — адрес найдется. Это и студенты, которые, по нищете своей, вынуждены изготавливать бомбы для продажи, и «дедовщина», постоянно тлеющая в армии, оборачивающаяся сотнями убийств и самоубийств, отравляющая души молодых людей и морально подготавливающая их к насилию. Это и процветающие заказные убийства, оплачиваемые олигархами и просто богатыми людьми. Наконец, сюда же надо отнести стремительно растущую армию «телефонных террористов» из числа подростков 12-17 лет, против которой милиция бессильна.
Избирательное право детей, исполняемое родителями, в той или иной мере способствовало бы преодолению перечисленных системных предпосылок терроризма, сформировало позитивные идеалы, оздоровило бы общество и государство, — хотя, конечно, не сразу, но в ряду последующих поколений.
В заключение подчеркнем: спасти Россию от смертельного комплекса системных болезней, с нашей точки зрения, смогут только новые поколения детей и их родителей, через 20-40 лет. Но надежда на спасение станет реальной, а не пустой, если она будет подкреплена сегодня или в ближайшие годы социокультурным институтом избирательного права детей, исполняемого родителями. Только он может запустить механизм коренного оздоровления общества и государства. Других путей для выздоровления и спасения не видится. Рыночные и либеральные механизмы западной цивилизации, построенные на приоритете денег, в России работают плохо, еще больше обостряя ее болезни, что убедительно подтверждают прошедшие 15 лет. Мировое соревнование на почве западных приоритетов российская цивилизация никогда не выиграет по двум причинам: а) у нее нет соответствующего многовекового опыта Запада и б) этот опыт в России всегда осваивался неудачно. На этом пути она всегда будет плестись в хвосте западной цивилизации в качестве ее сырьевого придатка и никогда не станет другим полюсом будущего многополярного мира.
1 Более детально это определение терроризма рассматривается в статье Л. М. Семашко «Сетевая, системно-сферная природа терроризма». Готовится к публикации.
2 Л. М. Семашко и М. Р. Девит. Избирательное право детей — ключ к решению проблем детства. СПб., 2004.
3 Д. И. Менделеев. Заветные мысли. М., 1995, с. 344.
4 Я. Корчак. Как любить ребенка. М., 1990, с.14, 17, 485 и др.
5 Wallace Vita (1991).Let Children Vote. The Nation, v. 253, n. 12, 14 Oct. 1991.
6 Ringen, Stein (1996). In a Democracy Children Should Get the Vote. International Herald Tribune, December 14-15.
7 Parijs Philippe van (1999). The Disfranchisement of the Elderly, and Other Attempts to Secure Intergenerational Justice. Philosophy and Public Affairs, 27: 292-333.
8 Hinrichs Karl (2002). Do the old exploit the young? If so is enfranchising children a good idea? Archieves Europeennes de sociologie 43, n. 1, p. 35-58.
9 Л. М. Семашко Тетрасоциология — революция социального мышления, путь гармонии и процветания. СПб., 2000, с. 45.
10 А. В. Баранов. Депопуляция — социальный вызов государству. Звезда, 2001, № 1,
с. 172-179.
11 Д. Шандорленко. Барометр нашего мнения. Утро Петербурга, 10.12.2004.
12 Проект этого закона представлен в указанной книге Семашко и Девит, с. 54-61.
13 Н. А. Головин, В. А. Сибирев. Дети и выборы в Государственную Думу: о начале формирования базовых политических целей. Журнал социологии и социальной антропологии. 2001, 4, с. 116-134.
14 Б. Н. Миронов Социальная история России. СПб.: 2000. T. 1, с.424-446.
15 Е. И. Башкирова Изучение ценностей российского общества. Тезисы докладов и выступлений на II Всероссийском социологическом конгрессе. М., 2003. т. 1, с. 554.
16 И. М. Прокофьева Ценность брака и семьи как предмет социологического анализа. Социология и общество. Тезисы I Всероссийского социологического конгресса. СПб., 2000, с. 152-153.
17 Д. Дондурей. Тотальное недоверие. АиФ, 2004, № 39.
18 Д. Гранин. Сейчас культ денег. А от совести — только неудобства?! АиФ, 2004, № 46.
19 А. Г. Аракелян. Отсутствие диалога порождает насилие. АиФ, 2004, № 41.
20 В. Костиков. Ожирение власти. АиФ, 2004, № 25.
21 АиФ, 2004, № 14.
22 Я. И. Гилинский. Девиантология. СПб.: Юридический центр Пресс, 2004, с. 267-270 и др.
23 В. Костиков. За что не любят власть? АиФ, 2004, № 20.
24 Э. Паин. Ресурс ненависти. АиФ, 2004, № 19.
25 Утро Петербурга, 17.09.2004.