Опубликовано в журнале Звезда, номер 4, 2005
Перевод Стивен Сеймур
ТУР С НАРУШЕНИЕМ СНА Она просыпалась посреди ночи сказать мне, что мы - в Небраске или что Небраска гонится за нами, чтобы нас аннексировать и устроить нам допрос в полицейском участке, - и укатывала в сон, дыша прерывисто и со свистом, а я лежал, присматривая за стадами и болтая с Эндрю Дрипсом из Миссурийской меховой компании. "Эти места непригодны для обитания", - говорил я ему. "Их совершенно невозможно культивировать", - соглашался он. Я глядел в потолок. Время было фургоном первых переселенцев и тряско катилось по Великим равнинам без особой спешки навстречу неизбежным неожиданностям. И тут я сваливался в неглубокую рытвину, а она вставала, распевая "Прекрасная Небраска!". СЛЕПАЯ ЦАПЛЯ На этот раз Кики умудрилась потерять своего австралийского попугая Лилит. Кики оклеила весь город объявлениями, предлагая вознаграждение. Но я не питаю особой надежды на то, что Лилит вернется. Если учесть климат нашей Новой Англии, Лилит наверняка уже на полпути в Австралию. Кики хандрит, чувствует себя брошенной и, конечно, принимает все это лично на свой счет, как будто Лилит - судья последней инстанции. Да и то правда - у Кики есть проблемы, она все время врет, а не просто, как многие, иногда привирает. Кики однажды явилась ко мне на вечеринку и объявила во всеуслышанье: "Только что застрелили президента". Мы тут же включили радио, и точно: президента только что застрелили, но Кики об этом не знала, а просто придумала себе такое появление, всякому ясно. Но это, возможно, плохой пример насквозь лживой натуры Кики. Ладно. Однажды я спросил у Кики, как она провела выходные. Она сказала: "Я съездила в Тасманию". Как мило, сказал я, ты уж, пожалуйста, не переоценивай мою легковерность. Гмм, в Тасманию. Назови столицу Тасмании! "Хобарт, - сказала она. - Когда я там была, я поймала красивого австралийского попугая. Хочешь с ним познакомиться?" Так я познакомился с Лилит: очень красивая птица, очень, но я не верю, что ее настоящая кличка - Лилит. Если бы я побывал в Тасмании в выходные и поймал такую отличную птицу, я бы назвал ее Кристиной Великолепной, я бы знал, я бы не сомневался, что это - ее настоящая кличка. И я решительно не понимаю, зачем Кики врать, когда все так очевидно. Теперь вам понятно, почему я счел своей обязанностью изъять птицу из-под опеки Кики, бедной Кики. И, кстати, прекрасная, восхитительная Кристина Великолепная родом из Австралии, а не из Тасмании, я в этом почти уверен. НЕ ПОВТОРЯЕТСЯ ТАКОЕ НИКОГДА Кстати, о закатах - вчерашний просто шокировал. То есть, хочу сказать, закаты не должны пугать, да ведь? Ну вот, а этот был страшен. На улицах люди кричали. Конечно, это было красиво. Но это было противоестественно. Одна кульминация за другой, и еще, и еще, пока у человека не слабели колени и он не начинал задыхаться. Палитра была ну просто потусторонняя: персики, истекающие опиумом, разгул танжеринов, кромешный ад ирисов, плутониевые изумруды, и все это крутилось, бурлило, плескалось, как будто играло с нами, как будто мы были ничто, а вся наша жизнь была всего лишь подготовкой к тому, к чему нас ничто не могло подготовить, к тому, к чему мы были меньше всего готовы. Такое издевательство нас глубоко задело. И когда наконец все закончилось, мы хныкали, плакали и вопили. А когда на улицах зажглись фонари, как обычно, мы заглянули друг другу в глаза - античные пещеры, неподвижные пруды с прозрачными рыбешками, сроду не видавшими солнечного света, - и вернувшееся к нам спокойствие оказалось не нашим. ЛАФКАДИО Со мной он никогда не был злым. Я ни разу не слышал, чтобы он о ком-нибудь плохо отозвался. И на его слово всегда можно было положиться. Если он говорил, что принесет пару перепелок, можно было тут же накрывать на стол. Но лучшим в нем была его пунктуальность, а это достоинство я так ценю у собак. И он никогда не подкрадывался, не подкрадывался, не подкрадывался. НОНСТОП Казалось, что огромный путь был наконец-то близок к завершенью. Из окна вагона убежали последние деревья, похожий на дитя матрос махнул рукой, похожий на тюленя пес гавкнул и сдох. Проводник зашел в уборную, и больше его не видели, хотя его сеанс игры на губной гармошке был встречен одобрительно. Кто-то заметил, что он не лишен таланта. Ботаник, с которым я завязал знакомство, даже предложил, чтобы мы создали группу или что-нибудь вроде этого. Я искал на его лице дорожный знак или достопримечательность, из тех, что могли бы поведать об истинном характере его племени. Но, к сожалению, нигде не было ни одного стакана воды и от тропинки не осталось и следа. Я придал своему лицу удивленное выражение и пробрался в конец вагона, где меня стала щекотать монашка. Она сказала по секрету, что благодаря своей ковбойской гордости прошла через все... Через что? - подумал я и прижал теснее руку к своей воображаемой жилетке. "Ваша жилетка - прелесть", - сказала она, и я пополз по коридору. Наконец я прильнул лицом к окну: собачка вылизывалась, станционный смотритель тоже что-то лизал. Мы не остановились. Мы, видимо, еще не прибыли, но ландшафт уже кончался. Ни ручьев, ни рек. Даже ничего, похожего на холмик. О, холмик, холмик, нет тебя уж боле. Груда абстрактных геометрических символов, вот к чему все катится, подумал я. И ничего, за что можно было бы зацепиться. "Подмога на подходе", - сказал мне малыш-всезнайка. "Ты не можешь себе представить, как я удивлен", - сказал я и протянул руку, чтобы взъерошить ему волосы. Но он был лыс, и прикосновение к черепу знаменовало мою неудачу. "Забудь, что я сказал", - сказал он. "А что ты сказал?" - спросил я, автоматически повинуясь. А потом стало темно и тихо, и я закрыл глаза и начал мечтать об эму, в которого был когда-то влюблен. ДЕЙСТВУЯ ПО НАВОДКЕ Мы приехали в насекомоядный штат. Мы присели на синестеблистую траву. Штат был оккупирован кузнечиками. Ну и кто же тут ест насекомых? Действуя по наводке, мы почистили зубы. Нам предстояла очень длинная поездка. Радиоэфир был украшен возлежащим бизоном. Действуя по наводке, я оделся, пошел к реке, умыл лицо, причесался, выковырял жучков из зубов и помочился на листик. Листик был движущейся мишенью, поскольку вымуштрованный взвод муравьев-солдат собирался пристроить его куда-нибудь с пользой. Мой желтый дождь должен был просто развлечь их, не более. Какое чудесное утро для насекомых! - Для гусениц, поспешающих к своей небесной судьбе, для стрекоз, любящихся в полете, для античных жуков, волокущих излишек мудрости на аукционный стол, для углокрылых кузнечиков, сведущих в криптографии, для жука-палочки, который нам напоминает, каким долгим бывает путь. И это отнюдь не исчерпывающий каталог. О разнообразии одних клещей можно болтать и болтать, пока коровы не вернутся с пастбищ. Но давайте не будем больше о коровах. Действуя по наводке, я застегнул ширинку и вернулся к бифштекс-клубу, возле которого шло заседанье буйного, вороватого, продувного, бумерангом летящего семейства отпускников, к которому принадлежу. Они сидели на бревне и обсуждали фьючерсы свинины. Моя возлюбленная дочь Табита тяжело дышала. Уховертка обыкновенная вылезала у нее из правого уха, и я оповестил ее об этом. "Папа, - ответила она, - то, что уховертки залезают людям в уши и кусают их, - суеверье, под которым нет почвы. Уховертки безвредны и лишь иногда повреждают цветущие бутоны". Я окинул взглядом горизонт. "Давайте прямо здесь устроим привал", - сказал я. "Но, папа, - заявили они в унисон, - мы уже на привале". Перевод с английского Стивена Сеймура