Опубликовано в журнале Звезда, номер 12, 2004
ДОМ НА НАБЕРЕЖНОЙ
В Москве у меня есть свой «Дом на набережной». Не тот, самый известный, где кинотеатр «Ударник», а другой, угловой, напротив Белого дома. Его адрес — проспект Калинина, 37/12. Сейчас это Новый Арбат, 31/12.
Большой серый двенадцатиэтажный дом был построен в форме буквы «Г» в 1937 году. Попасть во двор с набережной можно просто пройдя под аркой, но со стороны проспекта придется спускаться на два этажа по широкой лестнице. Дом назывался «генеральским», в отличие от соседнего, «адмиральского», где жил, например, адмирал Иван Исаков. В доме были аптека и военное ателье. Аптека сохранилась, ателье — нет.
Я родился в Ленинграде, но часто гостил в этом доме в квартире 163 у деда и бабушки. С дедом мы ходили по высоченному Кутузовскому мосту в гостиницу «Украина» покупать любимый журнал «Крокодил». Перед сном я обязательно смотрел из окна на красные сигнальные огоньки на башне «Украины». На моих глазах разрушался и строился Арбат. Помню зеленое с колоннами здание тюрьмы на холме напротив нашего дома, там, где теперь комплекс бывшего СЭВа.
Недавно рядом с нашим домом возвели исключительное по своему уродству здание британского посольства.
Двор, в котором я в детстве играл и гулял с приходящей няней, теперь занят «новорусской» громадиной в лужковском стиле. В квартире живет какая-то американка.
…Бывшего начальника штаба Рязанского артиллерийского училища полковника Брежнева, уволенного в запас в июне 1938 года по статье 43 п. «б», арестовали довольно поздно — только в феврале 1939-го. Пришли трое. Один бросил Варваре Георгиевне шинель мужа — «Спори знаки различия — петлицы и углы. Бритву ей не давать, ножницами спори». Другой положил глаз на золотые часы и несколько серебряных монет в сундуке. При товарищах взять постеснялся, а когда вернулся после обыска, бабушка их уже перепрятала.
Книги по истории русско-турецкой, русско-японской войн и войны 1812 года просто выкинули на помойку.
Так моя мама, Ирина Владимировна Брежнева стала дочерью «врага народа». Вся семья жила на то, что зарабатывала шитьем на стареньком «Зингере» бабушка Прасковья. Я застал еще живой и очень любил старенькую бабу Паню — мою прабабушку. На «Зингере» шили еще и в 80-е годы. Швейная машинка исправна до сих пор.
Дед сидел в Рязанской тюрьме. Он ничего не подписал, хотя его били, сажали на перевернутую табуретку. Следователь той же табуреткой выбил ему зубы. Позже перед самой войной дед ехал по Москве на трамвае от Плющихи в сторону Протоки и Малопесковского переулка. У станции метро «Смоленская» (старая, в доме, построенном Жолтовским) увидел среди прохожих этого следователя. Выскочил из трамвая с револьвером, хотел убить своего мучителя, но, к счастью, не нашел в толпе, а то бы пошел под трибунал.
Револьвер у Владимира Иосифовича Брежнева был наградной, врученный в 1933 году при выпуске самим начальником Военной академии РККА Борисом Михайловичем Шапошниковым «за активное участие в общественной работе, соцсоревнование и ударничество, образцовую дисциплину и успеваемость». После тюрьмы — вернули.
Другой следователь благоволил к Варваре Георгиевне, принимал передачи. Как-то велел принести пуховую подушку: «У вашего голова очень болит». Потом в этой подушке дед вынес из тюрьмы свои записки, но они пропали после его смерти в 1963 году.
В 1939-м арестовали все руководство Рязанского училища. В основном это были бывшие офицеры-фронтовики старой армии, по национальности, кроме деда, — эстонцы и латыши. Но им повезло. Во-первых, никто не признался в придуманных следствием преступлениях. Во-вторых, поскольку из них не выбили признания, дела нельзя было передать в суд. Так они и досидели в Рязанской тюрьме «в гостях у Николая Ивановича» без суда, пока не арестовали и не расстреляли в феврале 1940 года самого Ежова. После кровавого провала первого наступления в Зимней войне с белофиннами Сталин приказал Берии освободить часть арестованных командиров, прежде всего тех, кому еще не был вынесен приговор по страшной 58-й статье. Из товарищей деда по училищу расстреляли латыша Вильгельма Карловича Рейсмана. Остальных выпустили.
Выпустили и эстонца К. Дед вышел раньше, чем К., поэтому они с Варварой Георгиевной пошли навестить семью сослуживца, понесли жене и двум детям лакомства и вещи. Узнав о скором возвращении мужа, жена К. вместо того, чтобы обрадоваться, тихо сказала: «Я грязная, продаюсь, чтобы кормить детей». На следующее утро она утопилась в Трубеже. К. вернулся из заключения, забрал детей и уехал. Сын его сейчас живет в Таллине. Я знаком с ним, но никогда не рассказывал ему этой печальной истории.
Владимир Иосифович Брежнев оказался на свободе в марте 1940 года. Поскольку не был осужден, не был и реабилитирован. В 40-м всех выпускали одинаково. Восстановили в звании, выплатили оклад сразу за весь срок отсидки, дали парную путевку на два срока в санаторий в Феодосии. А по возвращении из Крыма — по новой должности преподавателя тактики в Артиллерийской академии имени Дзержинского — ту самую квартиру в «генеральском» доме в Москве.
Из приказа Народного комиссара обороны Союза ССР по личному составу Армии № 01170 от 22 марта 1940 года:
«Полковник запаса БРЕЖНЕВ Владимир Иосифович восстанавливается в кадры Красной армии и назначается Младшим преподавателем кафедры тактики Артиллерийской Академии Красной Армии.
Пункт приказа НКО № 01450 от 6.1938 г. об увольнении его в запас по статье 43, пункт «б» «Положения о прохождении службы начальствующим составом Красной Армии» — О Т М Е Н И Т Ь.
заместитель Народного комиссара обороны Союза ССР
армейский комиссар I ранга Е. А. Щаденко».
5 мая 1940 года начальник Управления по начальствующему составу РККА Наркомата обороны СССР армейский комиссар I ранга Ефрем Афанасьевич Щаденко (1885-1951) отчитался в том, что на 1 мая 1940 года возвращен в армию 12 461 несправедливо уволенный командир, из них уволенных по политическим мотивам — 10 700.
На полученные немалые деньги мама с бабушкой накупили конфет — вместо каракулевой шубы.
Тем не менее, в феврале 1944 года, чем-то огорченный, Владимир Иосифович пишет жене с фронта: «Полученные от семьи поздравления — это моя единственная радость, в остальном же, видимо, и у меня и у В. А. сказывается 38 год. Ну, а впрочем, важно не это, — главное скорее бы добить проклятых фрицев и вернуться к тебе и нашим девчушкам. С наступлением весенней распутицы снова надеюсь получить хоть короткий отпуск — ведь есть же хоть маленькая справедливость». И как это пропустила строгая военная цензура упоминание 38-го года?
* * *
В моем поколении каждый интеллигентный ленинградский ребенок, только выучившись читать, получал тонкую книжку в черном картонном переплете с картинками — сборник переведенных Самуилом Яковлевичем Маршаком английских народных песенок.
Возможно, особенная любовь ленинградцев (теперь — уже и петербуржцев) к переводам Маршака и Пастернака именно из английской поэзии, да и вообще к английскому языку, осталась в наследство от привитой нашему городу семьей Николая II англомании.
Среди переводов Маршака есть один, представляющий довольно популярную версию поражения любой армии:
Не было гвоздя —
Подкова
Пропала.
Не было подковы —
Лошадь
Захромала.
Лошадь захромала —
Командир
Убит.
Конница разбита —
Армия
Бежит.
Враг вступает в город,
Пленных не щадя,
Оттого, что в кузнице
Не было гвоздя.
Например, такой версии в разных вариантах иногда придерживаются отдельные исследователи причин гибели русского флота при Цусиме. Дескать, корабли были отличные, адмирал и офицеры — превосходные, вот только в снаряды положили мало взрывчатого вещества. Или наоборот, по силе наша эскадра ничуть не уступала японской, но вот адмирал Рожественский и офицеры не справились с командованием в походе и в бою.
Я категорически не разделяю подобной методы. Причины цусимского разгрома надо искать пятьюдесятью годами раньше, в несчастных, в первую очередь для нашего флота, итогах Крымской войны. Последовавший затем длительный период отчасти вынужденного небрежения флотом усугубил проблемы.
В 1905 году не было такого «одного гвоздя», потеря которого объяснила бы гибель и сдачу в плен всех наших, как новейших, так и относительно старых, броненосцев. Русское судостроение отставало от британского, и поэтому наши броненосцы и крейсера были чуть хуже японских (английской постройки). Оперативная и тактическая подготовка офицеров была немного слабее (японские офицеры в обязательном порядке стажировались в английском флоте). Команды устали от длительного похода. А еще — проблемы со снарядами и дальномерами, общественным мнением и дисциплиной… По отдельности каждый фактор не был решающим, но сложенные вместе они привели к военной катастрофе.
Аналогичным образом следует рассматривать и причины поражений Красной Армии в 1941 году.
Конечно, военным гением Сталин не был. Наряду с правильными решениями по увеличению численности армии и ее перевооружению он, как всякий диктатор пренебрегая «человеческим фактором», допустил грубейшие ошибки в отношении кадров. Однако, на мой взгляд, не 1930 год (дело «Весна») и не 1937 год стали причиной катастрофического начала войны.
Все началось намного раньше.
Наиболее логичной мне представляется такая последовательность событий, приведших к трагедии 1941 года и потере более 28 миллионов человек.
1 марта 1917 года Петроградский Совет рабочих и солдатских депутатов издает и распространяет в количестве 9 миллионов экземпляров «Приказ №1», направленный на «демократизацию» армии — выборы в каждой части комитетов низших чинов, взятие ими под контроль всего вооружения, согласование приказов, отмена титулования офицеров и так далее.
В конце 1917 — начале 1918 года большевики завершают дело разрушения старой армии, начатое их конкурентами в марте.
15 декабря 1917 года вся власть в армии была передана солдатским комитетам и советам. Упразднялись воинские чины. Командный состав, до командира полка включительно, выбирался на общих собраниях, командиры более высокого ранга избирались съездами или совещаниями при соответствующих солдатских комитетах. «Демократизация» продолжилась, и армия просто развалилась, чего и следовало ожидать. Последовала ее формальная демобилизация (в условиях войны!). Великий демагог Ленин (иногда, но не в этом случае, возвышавшийся до гениальности) уже 11 января 1918 года объявил:
«…победа Советской власти, товарищи, достигается тем, что с самого начала она стала осуществлять исконные заветы социализма, последовательно и решительно опираясь на массы, считая своей задачей самые угнетенные, забитые слои общества пробудить к живой жизни, поднять к социалистическому творчеству. Вот почему старая армия, армия казарменной муштровки, пытки над солдатами — отошла в прошлое. Она отдана на слом, и от нее не осталось камня на камне. (Аплодисменты.) Полная демократизация армии проведена».
Но революцию, страну и самих себя большевикам все же пришлось защищать. Они были вынуждены строить новую рабоче-крестьянскую Красную Армию, преодолевая созданные собственными руками огромные трудности и прибегая к помощи офицеров и генералов старого режима.
В годы Гражданской войны и иностранной интервенции в Красной Армии «обеспечили компетентное командование, поставив над спецом комиссара с револьвером, учредив военно-революционные трибуналы и орден за личное мужество в бою» (Троцкий). Ленин, Троцкий, Зиновьев, Сталин, Ворошилов, Бубнов, Сокольников и другие «вожди» спорили между собой только о расстоянии, на котором нужно держать револьвер у затылка «военспеца», и о подходящем моменте для спуска курка.
Дальше я выделяю три этапа деградации.
1. После победного завершения Гражданской войны при сокращении Красной Армии и ее переводе на территориальный принцип формирования офицеры старой армии демобилизовывались в первую очередь, оставлялись на службе со значительным понижением в должности или переводились на преподавательскую работу (а также занимали иные вакансии вне строя: снабжение, технические и исторические комиссии и т. д.).
2. Основной целью кампании 1930 года — условно, дела «Весна» — было избавление от старых кадров, поскольку предполагалось, что подготовка классово преданных красных командиров для всех родов войск, частей и управлений (включая разведку) уже завершена. Цель, поставленная Львом Давидовичем Троцким, который говорил, что «работа по обучению и воспитанию нового офицерства преимущественно из среды рабочих и передовых крестьян составляет одну из важнейших задач в деле создания армии», якобы была достигнута. Действия «новых офицеров» в 1941 году наглядно показали, что организаторы дела «Весна» поторопились.
3. Трагедию начала войны окончательно предопределили массовые репрессии 1937-1938 годов, когда арестовали и последних уцелевших «учителей» и их лучших и даже «средних» учеников. Завершился фактический разрыв с многовековыми традициями русской армии.
Вот типичная судьба русского офицера начала XX века: добросовестная служба под дулом комиссарского револьвера в Гражданскую, последующее понижение по службе и перевод на преподавательскую работу, арест и увольнение в 1930 году, арест и расстрел вместе с учениками в 1937 или 1938 году.
И если еще в 1935 году Красная Армия превосходила вермахт по количеству и качеству вооружения, так как Германия лишь недавно избавилась от Версальских ограничений, то по кадровому составу русская и немецкая армии последний раз были сопоставимы только в 1916 году.
Один из парадоксов истории, как мне кажется, заключается в том, что Сталин лучше других понимал опастность такого положения. Он с явным неодобрением отнесся к делу «Весна», оно было свернуто по его указанию. В 1935 году вводятся персональные звания, начинается переход к единому кадровому принципу строительства вооруженных сил, воссоздается Академия Генерального штаба. В 1940 году в нашей армии вновь появляются генералы.
Параллельно промышленность начинает выпускать лучшие в мире орудия, неплохие танки и самолеты. Процесс формального восстановления традиций завершится появлением в кабинете Сталина портретов Суворова и Кутузова и введением в январе 1943 года погон.
Но тогда как же можно было при этом допустить массовые репрессии 1937-1938 годов, почему в 1940 году не выпустить всех осужденных по 58-й статье, наконец, почему не освободить их в 1943 году, после Курской дуги?!.
«…МЕХЛИС УЖЕ УЕХАЛ»
Не вина, а беда России, если спустя 60 лет после Победы мы все еще по крупицам собираем правдивую историю Великой Отечественной войны. Особенно много загадок таит первый, самый трагический ее период — лето и осень 1941 года.
Конец августа 1941-го. Где-то к юго-востоку от Старой Руссы в сыром ельнике собрались пять командиров из штаба разбитой и окруженной 245-й дивизии. Среди них мой дед полковник Брежнев, прежде начальник артиллерии этой дивизии, а с недавнего времени заместитель командующего артиллерией 34-й армии. Кто-то спит на заднем сиденье по ступицы завязшей в болотной грязи «эмки» с пустым баком. Кто-то дремлет, прислонившись спиной к дереву или сидя на подножке. Рядом с командирами — несколько красноармейцев из взвода охраны штаба.
Близится рассвет. Доходящее до подбородка стоящего человека серое одеяло тумана начинает расползаться и редеть. Со всех направлений доносится отдаленный гул моторов. Танки 56-го корпуса Эриха Манштейна идут на восток — к Демянску.
В этих колоннах идут машины танковой дивизии СС «Мертвая голова». Эсэсовцы, конечно, не могут представить, что через три с половиной года пушки загнанного в промокший лес полковника с осунувшимся от смертельной усталости и голода длинным, что называется, «лошадиным» лицом — отчего и так большие породистые уши кажутся еще больше — будут гнать «Мертвую голову» от Балатона до Вены и Санкт-Пельтена. Лучшие немецкие танки, «Тигры» и «Пантеры», будут гореть, стоять с пробитой броней, опущенными в землю стволами орудий, снесенными башнями, разорванными, как старые чулки, гусеницами — у Секешфехервара, Папа, Шопрона, Винер-Нейштадта! И никаких приписок — каждый подбитый или захваченный танк будет пронумерован и сфотографирован. Командующий артиллерией 9-й гвардейской армии сполна отомстит за унижения 41-го.
Но пока танки идут на восток, а мой дед с товарищами прячется в лесу.
Один из красноармейцев вызвался сходить в ближнюю деревню, узнать, есть ли там немцы. Вернулся с хорошей вестью — немцев нет, можно зайти, обсушиться и поесть. Стали собираться… Ординарец деда улучил момент и шепнул: «Владимир Иосифович, не ходите в деревню — там немцы. Солдаты договорились вас всех сдать. Им за это пообещали жизнь и хороший паек. Пока совсем не рассвело, уходите через лес». Спустя сутки дед и его группа случайно наткнулись на выходивший из окружения обоз артснабжения 264-го корпусного артиллерийского полка во главе с Владимиром Леонардовичем Ольшанским. С ним и добрались до своих.
Деду всю жизнь немного везло. На германской, на Гражданской, в 1938 году — поздно арестовали. Повезло и в том, что вышел из окружения буквально через час после отъезда с Северо-Западного фронта Льва Мехлиса.
Мало сказать, что начальник Главного политического управления РККА, заместитель наркома обороны СССР армейский комиссар 1-го ранга Лев Захарович Мехлис был чрезвычайно жесток. После его инспекций оставались трупы расстрелянных командиров, вплоть до командиров дивизий. Командующих и других военачальников потерпевших поражение армий и фронтов арестовывали по его приказу, а потом, с согласия Сталина, тоже расстреливали…
Первым часть правды об этом человеке, прах которого похоронен в Кремлевской стене, осмелился рассказать Константин Симонов. Писатель вывел Мехлиса под именем генерал-лейтенанта Львова.
«- Дуролом он! <…> Вы эту храбрость тут в первый раз видите, а я ее еще на Тамани видел, когда из-за него по всему проливу бескозырки да пилотки…»
Адмирал Юрий Александрович Пантелеев, насколько я его помню, исключительно сдержанный и благовоспитанный профессор и начальник Военно-морской академии, отозвался о Мехлисе так: «По своему опыту это был политработник, человек невоенный, и по моральным качествам весьма ограниченный, самонадеянный и очень неприятный. После встречи с ним в Главном штабе у наркома я стал просто физически его бояться».
В первые дни войны полковник Владимир Брежнев был назначен начальником артиллерии 245-й стрелковой дивизии. Тут начинаются загадки, во многом связанные с трагической неразберихой июля — октября 41-го года, когда войска первого эшелона уже были разбиты. Спешно формировались новые армии и фронты, они снова терпели поражения, попадали в окружение, переформировывались и расформировывались. Дивизии, а иногда только их номера с горсткой уцелевших командиров передавались из армии в армию.
В собственноручной «Автобиографии ординарного профессора академии им. М. В. Фрунзе» дед написал: «С 25 июня 1941 года — начальник артиллерии 245 сд 34 армии Северо-Западного фронта».
Это не совсем так. Сначала 245-я дивизия входила в состав 29-й армии первого эшелона Фронта резервных армий. Фронт развертывался в середине июля западнее Москвы, от Старой Руссы до Брянска. В энциклопедии «Великая Отечественная война», вышедшей в 1985 году к сорокалетию Победы, указывается, что 29-я армия «вела оборонительные работы на рубеже Старая Русса, Демянск, Осташков, Селижарово». Похоже на то, что армия была вооружена, в основном, лопатами.
Про ситуацию с оружием в те дни вспоминал Константин Константинович Рокоссовский (воевавший с дедом в Монголии против Унгерна и одновременно с ним выпущенный из тюрьмы весной сорокового года).
«Пополнялись наши части по необходимости за счет выбиравшихся из окружения. Приток людей, шедших с запада на восток — к своим! — не останавливался: кто шел от самой границы, кто из-под Минска… Многие офицеры — я к ним относился с особенным уважением — выводили свои группы с оружием, прорывались с боем. Но сколько бойцов и командиров выходили безоружными! Всех их необходимо было вооружить. А чем? Из тыла мы в те дни получали мало. Кто-то подал мысль: если окруженцы смогли целыми группами проходить через линию фронта и по территории, занимаемой противником, то и мы в состоянии заслать в тыл врага разведчиков и поискать оружие на полях минувших боев. Попробовали… Группы смельчаков — в их числе и товарищи, вышедшие из окружения и знавшие, где пройти — приносили винтовки, автоматы, пулеметы, минометы, вывозили даже 45-миллиметровые орудия, не говоря уже о боеприпасах, в которых мы тоже остро нуждались…»
Можно представить себе эту картину: измученных окруженцев, только что вышедших к своим, под угрозой расстрела матюгами гнали назад за линию фронта собирать брошенное оружие!
Кроме нехватки винтовок, наверное, была и еще одна причина, по которой бойцов 29-й армии не спешили вооружать. Армия состояла, с одной стороны, из бывших заключенных — красноармейцы сидели прежде по уголовным и бытовым статьям, а командиры среднего звена — как «враги народа». С другой стороны, командовал ею заместитель Наркома внутренних дел генерал Иван Иванович Масленников, многие старшие командиры и ряд частей тоже были из НКВД (пограничники и не только). Получилось снова что-то вроде лагеря, только рядом с фронтом. Бывшим заключенным надо было сначала заслужить доверие у «органов», а уж потом получать винтовку вместо лопаты.
Немцы времени на это не дали. С 21 июля 29-я армия в составе Западного фронта участвовала в боях на северном фланге Смоленского сражения и была разбита.
Здесь, судя по всему, мой дед впервые использовал так любимые им
122-миллиметровые гаубицы. Эпизод этот красочно описан в книге начальника Главного артиллерийского управления (ГАУ) Николая Дмитриевича Яковлева «Об артиллерии и немного о себе».
«Однажды (дело было в июле 1941 года) ко мне в кабинет вошел неизвестный мне генерал-майор. Отрекомендовался генералом Масленниковым, сказал, что должен отправиться с такими-то частями НКВД к командарму Богданову. Все уже готово, а вот 76-мм пушек им до сих пор не прислали.
Пришлось пояснить Масленникову, что пушек действительно мало и отпустить их я ему не могу. То, что есть, идет сейчас на новые формирования по плану Ставки. Но я имею возможность дать в части 122-мм гаубицы образца 1938 года.
От них Масленников вначале категорически отказался, ссылаясь на то, что они для него непригодны. Но затем все же согласился получить с основной базы ГАУ четыре гаубицы. Ушел он от меня явно неудовлетворенным. А через несколько недель, уже находясь на фронте, связался со мной по телефону и виноватым голосом стал умолять дать ему еще 8-12 гаубиц. Уж больно, говорит, они хороши в бою.
Что ж, в этом я и раньше не сомневался. Поэтому, пожурив генерала за преждевременное охаивание 122-мм гаубиц, распорядился направить в армию, откуда звонил И. И. Масленников, еще 8 таких орудий».
В августе 1941 года уже в составе 34-й армии 245 дивизия оказалась на Северо-Западном фронте на реке Ловать, впадающей в Ильмень-озеро. Первым командующим армией был генерал-майор Н. Н. Пронин, затем его сменил генерал-майор К. М. Качанов.
Согласно приказу Ставки от 6 августа 34-я армия Резервного фронта в составе 254-й, 245-й, 262-й, 257-й стрелковых дивизий, 25-й, 54-й кавалерийских дивизий, 264-го, 644-го корпусных артиллерийских полков, 171-го, 759-го артиллерийских полков противотанковой обороны, 16-го и 59-го бронепоездов передавалась в распоряжение командующего Северо-Западным фронтом Петра Петровича Собенникова. Полковник Брежнев стал заместителем командующего артиллерией армии.
Утром двенадцатого августа 34-я армия пошла в контрнаступление против 16-й немецкой армии, только что занявшей Старую Руссу, рвавшейся к Новгороду и железной дороге между Москвой и Ленинградом.
Сначала войскам 34-й и левого фланга 11-й армий сопутствовал успех.
10-й армейский корпус немцев был почти окружен и прижат к южному берегу Ильменя. Чтобы его спасти, генерал-фельдмаршал Лееб перебросил 56-й моторизованный корпус Манштейна (две моторизованные дивизии из-под Новгорода и Луги) к Старой Руссе.
Теперь части 34-й армии сами попали в окружение и были разбиты. Армия потеряла 60% личного состава и 80% техники. Бывшие уголовники сдались в плен. Командиров дивизий Мехлис расстрелял сразу. Командармы Пронин и Качанов исчезли. Сменили и командующего фронтом. Вместо генерал-майора П. П. Собенникова назначили генерал-лейтенанта П. А. Курочкина.
Я не шучу, когда пишу, что Пронин и Качанов исчезли. На много десятилетий они исчезли из истории.
На судьбу Качанова намекает Мерецков, направленный Ставкой на Северо-Западный фронт вместе с Мехлисом и Булганиным: «Хуже получилось с Качановым. Л. З. Мехлис доложил в Ставку о его поведении, и на этом карьера командарма окончилась. На мой взгляд, его судьба могла бы оказаться лучшей и он еще проявил бы себя достойным образом».
Кузьма Максимович Качанов родился 1 ноября 1901 года в деревне под Невелем, окончил до революции церковно-приходскую школу и работал слесарем. В Красной Армии с 1918 года. Благодаря «правильному» классовому происхождению сразу попал на 2-е Петроградские курсы комсостава в Старом Петергофе. Воевал, после Гражданской учился на курсах «Выстрел», а в 1932 году окончил по первому разряду академию имени Фрунзе. В 1935 году — полковник, в 1938-м — комбриг, в 1939-м — комдив. Звание генерал-майора получил по постановлению СНК от 4 июня 1940 года, опубликованному в «Правде» 8 июня. Осужден военным трибуналом Северо-Западного фронта, «к расстрелу за самовольное оставление поля сражения во время боя». На самом деле за то, что отдал приказ об отводе войск уже фактически окруженной танками и мотопехотой Манштейна армии. Расстрелян 29 сентября 1941 года, но, странное дело, приказ Главного управления кадров Наркомата обороны об исключении из списков Красной Армии подписан только 19 декабря. Пункт приказа, касающийся осуждения, отменен 30 января 1958 года.
Полковник Брежнев действительно чудом избежал участи, постигшей его прямого начальника, командовавшего артиллерией 34-й армии генерал-майора артиллерии Василия Софроновича Гончарова. Ранее награжденный двумя орденами Красного Знамени, Гончаров был обвинен в дезорганизации управления артиллерией армии и личной трусости. По приказу Мехлиса генерала Гончарова расстреляли сразу, 11 сентября 1941 года в деревне Заборовье в присутствии личного состава штаба армии.
Итак, дед вышел к деревне Заборовье, когда Мехлис уже уехал… Тело генерала Гончарова еще лежало на земле.
Провалившееся контрнаступление 34-й и части 11-й армий не было совершенно бесполезным. С точки зрения классической стратегии, удар в стык между двумя вражескими группировками, наступающими по расходящимся направлениям (в данном случае на Москву и Ленинград), может быть чрезвычайно успешным. Противник начинает нервничать, решать, с какого направления перебрасывать подкрепления, жертвуя темпами. Ослабленную наступающую группировку можно задержать в центре, ударить по ее флангам.
Фактически так получилось южнее Ильменя. Перебросив туда Манштейна, Лееб ослабил войска, наступавшие на Ленинград. Для их усиления пришлось снять уже с московского направления целый танковый корпус. В итоге обе столицы устояли, а в декабре немцы были разбиты под Москвой.
Если бы Северо-Западный фронт вовремя усилили (как просило командование), результаты могли бы оказаться впечатляющими.
Полковник Владимир Иосифович Брежнев в декабре 1941 года возглавил штаб артиллерии 34-й армии, а с февраля 1942-го по июнь 1943 года руководил штабом артиллерии всего Северо-Западного фронта. «Участвовал в разработке артиллерийского обеспечения всех операций «Демянского котла» и последующего поражения немцев в этом районе силами 11, 27, 34, 53 и 1-й ударной армий с декабря 1941-го по июль 1943 года в условиях лесисто-болотистой местности».
В феврале 1942 года фронт сумел загнать немцев в «Демянский котел». Много раз пять армий штурмовали котел, пытаясь уничтожить крохотный плацдарм, слегка нависавший над Москвой. С таким же упрямством немцы держали среди болот и лесов шесть своих дивизий, снабжая их по узкому рамушевскому коридору. Через год, в конце февраля 1943 года, немцы все же отошли к Старой Руссе. Фронт на этом участке застыл еще на год. Комары, однако, солдат ели беспощадно.
На Северо-Западном фронте генерал-майор артиллерии Владимир Брежнев (звание генерала присвоено 20 января 1943 года) встретил хорошо знакомую
26-ю Златоустовскую дивизию, с которой воевал против Унгерна в 1921 году.
Северо-Западный фронт никогда не был главным для Ставки. Воевавшие на нем генералы оставили удивительно мало мемуаров. Они либо слишком рано умерли, либо оказались в опале после войны. Единственный сборник воспоминаний вышел в 1969 году с очень странной фразой в предисловии: «По ряду причин не удалось должным образом осветить роль артиллерии…». Неужели при живом Генеральном секретаре ЦК КПСС Леониде Ильиче Брежневе кто-то рекомендовал не упоминать другого генерала Брежнева?