Опубликовано в журнале Звезда, номер 11, 2004
Полагаю, что впервые за всю тысячелетнюю историю государства Российского удивительный наш народ в лице своих новеньких политиков, депутатов, чиновников и журналистов, неизвестно откуда на нашу голову свалившихся, додумался наконец-то раскрепощeнной мыслью до планомерного поношения и разрушения собственной армии.
Ну как иначе оценить нескончаемый поток истеричных публикаций об ужасающих порядках и «дедовских» нравах, что якобы царят в нынешних воинских казармах, ядовитую антиармейскую пропаганду, активное сопротивление прессы призывам молодежи в армию, множество разнообразных, но одинаково безграмотных и глупых наставлений в печати к тому, как и какими способами можно избежать срочной военной службы.
И результаты не замедлили: сегодня в стране преступно скрываются от призыва 40 тысяч молодых, здоровых ребят, ласково именуемых той же прессой «уклонистами». И сраму не имут, паршивцы! Ведь война идет, жестокая и кровавая. И другие такие же, только честные парнишки — элита российского народа — жизнями своими обороняют страну от гибели. Девочки служат и воюют в Действующей армии на Кавказе, а эти по всем анатомическим данным похожие на мужчин особи таятся в нетях или за ручку с мамой выразительно страдают перед военкомами с жалобами и подделками под несуществующие болезни.
И делают все для того, чтобы в конечном итоге лишить нашу страну Вооруженной силы — единственного до сих пор аргумента в истории человечества, с которым покорно вынуждены считаться во всем мире. И если теперь очередной специалист по оральному сексу — заокеанский или какой-нибудь соседний педофил — захочет, то без особого риска ракетами и бомбами сможет показать народу, когда-то в отчаянном, мужественном борении отстоявшему мир от фашизма, чего он сегодня значит и стоит.
Представляется мне, что все началось лет 20 назад, когда лучшие демократические умы обновленной России были сдвинуты, и, похоже, навсегда, автобиографическим повествованием С. Каледина «Стройбат» про ужасы современной военной службы и армейской дедовщины. Потом из повести был сооружен кинофильм, к делу подключились журналисты-публицисты, господин Каледин что-то еще натворил, а ведь вся его повесть — злонамеренная ложь от первого до последнего слова. Во всяком случае, если говорить о временах
25-30-летней давности, к которым автор относит свои художественные переживания.
Хорошо знаю об этом, потому что как раз в те годы руководил хирургическим отделением госпиталя для военных строителей и стройбат, в котором бедствовал С. Каледин, был тогда моим близким и очень знакомым учреждением. Впрочем, если я и ошибаюсь — точного наименования части автор не приводит, — то это сейчас совсем неважно: не этот один, так 20-25 других точно таких же военно-строительных отрядов со штатом 10-12 тысяч строителей находились тогда в самом непосредственном соприкосновении с нашим госпиталем. И уже по одной этой причине любые обстоятельства их жизни и труда, все события в отрядах, все происшествия и несчастные случаи вместе с причинами и подробностями их возникновения, в том числе, разумеется, и связанные с дедовщиной, если она там существовала, становились мне известными, а их последствия были предметом моей основной работы и ответственности.
Конечно, кроме собственных наблюдений мы располагали литературой, отчетами, статистическими данными, знали и могли сравнивать то, что происходило у нас с положением дел в гражданском строительстве, в строевых частях нашей армии и флота чуть ли не со времен Петра Великого, в войсках зарубежных стран, и таким образом в чем-чем, но в этом сколько угодно узком вопросе — о причинах, характере и размерах небоевого травматизма в войсках — были осведомлены куда точнее, чем С. Каледин и разнообразные, но одинаково лживые авторы книг, статей, анекдотов, баек и челобитных о внутреннем порядке в войсках, о дедовщине и ее последствиях в Вооруженных силах СССР и Российской Федерации.
Ну не было, не было в строевых и нестроевых частях Советской Армии ничего того, о чем взахлеб вещает вся эта остервенелая публицистика и чересчур художественная литература. Общий порядок в вoенных городках, на полигонах и строительных площадках, характер и содержание воинского труда, уровень дисциплины, командный, политический и инженерный состав войсковых частей, взаимоотношения военнослужащих с командованием и между собой, отдельные события их жизни — все это в изображении С. Каледина и ему подобных сатирических летописцев так далеко отстранено от действительного положения дел в войсках, что становится заведомой неправдой.
Или вот такие же, но уже нынешние стенания с другого конца славной эпохи: полгода назад некий весьма престарелый господин, когда-то давно и случайно проведший пару дней на одном из крейсеров Балтийского флота, с дрожью в голосе повествовал перед телекамерой про ужасы тамошней корабельной дедовщины, как старые матросы избивают молодых и заталкивают их под паровые котлы в кочегарном отделении.
И снова беспардонная ложь.
Я служил тогда молодым врачом в этой дивизии крейсеров на другом корабле, а на крейсере, о котором идет речь, врачевал экипаж мой друг и сокурсник, ныне профессор НИИ в Петербурге. Все мы — врачи эскадры — постоянно общались и, конечно же, ни у себя на корабле, ни у соседей видеть, слышать, обсуждать, лечить или даже представить себе что-нибудь подобное не могли даже в самых кошмарных сновидениях.
Полемику такого рода можно было бы продолжать еще как угодно долго. И прессы, и собственных наблюдений для этого накопилось с избытком. Однако полезнее будет, если мы примем сейчас за данность то, что опасные неуставные порядки, дедовщина со всем, что из этого следует, в нынешних российских войсках все-таки существуют, и поначалу не станем возражать тем ядовитым гадостям, что выплескиваются сегодня по этой причине на нашу армию с печатных страниц, тому, как изображается она на белых и голубых экранах, тому, из-за чего басом плачут на материнской груди усатые дезертиры. И разобраться, следуя за толпой разгневанных авторов и авторесс, как же так получилось, что военная служба — пусть трудное, но на Руси испокон веков славное и достойное мужчины занятие — превратилась у нас в страшную, позорную и унизительную обязанность. Какие причины низвели порядок и нравы воинских казарм до уровня поганой воровской малины, почему сегодняшняя военная служба калечит молодые души, угрожает здоровью, а то и жизни солдата. Почему, как злая тифозная вошь, размножается в войсках садистская мерзость этой самой дедовщины?
Пора сказать, что медицинское образование свое автор получил в славных стенах Военно-морской медицинской академии, откуда судьба впервые привела его на военный корабль в 1950 году. Это было время, когда, задержанные по каким-то государственным причинам с демобилизацией, на кораблях продолжали служить по шестому-седьмому году матросы, призванные еще в 1943-1945 годах. Не современные «деды», кое-как поотиравшиеся в мирной воинской казарме несколько месяцев, а воины, биографию которых составили годы Великой Отечественной войны, боевые походы, сражения на море и в десантах, гибель кораблей и товарищей, ранения и честные боевые награды.
А еще непомерная усталость и по многим понятным причинам до предела израсходованные нервы.
А рядом с ними в тех же кубриках бестолковые мальчишки — вчерашние школьники, ремесленники, студенты, голодные крестьянские дети. Все на семь-восемь лет младше возрастом.
Ну чем не обстановка для самой разнузданной дедовщины?
Не бить, не издеваться изощренно над парнем — а, скажем, заставить прибраться на своем заведовании, выстирать робу, отпарить перед увольнением на берег брюки-клеши, поменять свой истрепанный бушлат на его новый — по теперешним «дедовским» взглядам, все это ну просто необходимо было делать неукоснительно, постоянно и с дорогой душой.
А ведь не было этого на кораблях и в экипажах. Не было ни в чем и никак.
Ну, выругают живописно в критических ситуациях за упущения на посту во время боевой тревоги. А в остальном относились к салажатам покровительственно, с пониманием, учили и где надо берегли.
Служили тогда куда дольше; в армии 3 года, на флоте 5 лет, а матери провожали детей на службу с радостью и надеждой: сначала чтобы хоть в армии сын наелся досыта, позднее, чтобы из него сделали там человека и дали в руки специальность.
И ведь получалось все постоянно и неуклонно так, как мечталось матерям.
Военным врачам это особенно хорошо было видно, когда под обвисшей поначалу форменкой или гимнастеркой начинало быстро расти и наливаться силой мускулистое юношеское тело, выпрямлялся сгорбленный позвоночник, прибавлялся рост, исчезал надутый живот, становились упругой походка, расторопными движения и такой смышленой и славной оказывалась еще безусая физиономия.
И ремесло хочешь не хочешь, а само шло в руки. И совсем необязательно стрелка или артиллериста, впрочем, тоже в миру небесполезные, а, скажем, все виды пользования самой современной связью, эксплуатация и ремонт дизельных, электрических и паросиловых двигателей, автовождение, кораблевождение, ремонт авиационной техники, пользование новейшей электронной аппаратурой, все виды строительных специальностей в железнодорожных войсках и военно-строительных отрядах, в конце концов простая русская грамота и бытовая культура — все, что потом обеспечивало молодому человеку достойное положение в обществе и кормило его и eго семейство всю последующую жизнь.
Кто вспоминает теперь, что еще 30 лет назад проводы в армию без каких-либо влияний сверху стали приобретать у нас характер семейного и даже народного праздника? Что призывник, оказавшийся негодным к службе, стыдился этого, а родители его немедля устремлялись в военкомат за разъяснениями? Кто учитывал, как часто доведенная до отчаяния мать обращала свои надежды на армию как на последнее средство, способное перевоспитать ее сына из хулигана и бездельника в нормального, полезного обществу человека?
Но вот в стране произошло то, что произошло. Среди множества страшных, гибельных и позорных результатов этого отметим только то, что количество хулиганов, бездельников, а также бандитов, грабителей и убийц в новом нашем обществе разнузданной демократии давно и закономерно превзошло критическую массу. И ничего не скажешь: военкоматы, как и прежде, осаждают напористые мамаши с юными призывниками за руку. Только вот гражданская озабоченность новых родителей направляется теперь в прямо противоположную сторону. Знаю об этом опять же не понаслышке, потому как работаю в призывной комиссии. С грудами замусоленных медицинских справок, самодельными анализами и фальшивыми рентгенограммами, с амбулаторными картами размером с престольное Евангелие, с затрепанными вырезками из вчерашних желтых газет и взятками в потных ладонях настырно и неотступно требуют они одного — избавить дитятю от военной службы. И вот сколько уже лет не выходит из памяти некий очень молодой, столичный журналист, что, не пробыв и дня в армии и вальяжно развалившись в кресле перед телекамерой, снисходительно вещал почтительно внимающему народу о гибельных ужасах нынешней военной службы и о том, как ему удалось, симулируя какую-то болезнь, избежать призыва. И следующие за этим одобрительные комментарии дамы ведущей.
Вот тогда сложилось до сих пор не порушенное впечатление, что отныне призывом молодежи в войска руководят не законы, не военкоматы, а такие вот дамы с телеэкранов, провокаторы от журналистики и клокочущий от ненависти Комитет солдатских матерей.
Здесь немного сбавим обороты.
Потому что матери всегда правы и неподсудны, когда они защищают своего ребенка от грозящей ему какой бы то ни было беды.
Однако же любые мероприятия и здесь, и во всякой другой программе окажутся бесполезными, если поначалу не определить основные характеристики этой самой беды и не обозначить место, источники и причины, ее породившие.
Попробуем это сделать.
Известно, например, что в войсках РФ в один из недавних годов вследствие несчастных случаев, не связанных с боевыми действиями, погибло 377 человек.
В том числе:
— от непредумышленных убийств -59 чел.;
— от умышленных убийств — 276 чел.;
— от закономерного применения оружия — 8 чел.;
— вследствие неуставных взаимоотношений — 34 чел.
Иначе и проще говоря, ранения, увечья и гибель наших военнослужащих в мирное время происходят по преимуществу от того, что они сами калечат и убивают друг друга:
— случайно — по глупости,
— обоснованно — по профессиональной несостоятельности,
— закономерно — по личной недисциплинированности,
— с умыслом — по преступному складу и устремлениям садистски сформированного характера.
И пора бы наконец сказать, что все эти «обаятельные» качества возникли не сегодня, не в момент несчастья, не в армии, а давно и старательно формировались в недрах их собственных семей. В удручающей обстановке жалкой беспомощности, усталости и полнейшей безответственности за воспитание и судьбу своего сына.
Кто рассердится сейчас на эти обидные слова, пусть обратится к таким жизнерадостным фактам нашей лучезарной действительности:
— около двух миллионов сегодняшних подростков болтаются без дела, не учатся и не работают;
— в возрасте 14-15 лет, давно освоив табачную продукцию, они начинают приобщаться к алкоголю и наркотикам с таким неподдельным рвением, что к 16-20 годам составляют 20% среди 10 миллионов россиян, больных наркоманией;
— 2/3 наркозависимых детей приобрели эту гибельную привычку либо при активном содействии, либо в обстановке полнейшего равнодушия со стороны своих родителей;
— более трех миллионов женщин и, естественно, такое же количество откормленных в детородном возрасте мужиков, произведя на свет дитя, тут же, не оглядываясь, выбрасывают его на помойку или в сиротские приюты;
— 100-150 тысяч других ребятишек, не дожидаясь этого гуманного акта, ежегодно сами убегают из дома от невыносимых в нем условий для своей маленькой, простой и совсем нетребовательной жизни.
Подумаем — может ли быть благополучной военная, да и вся остальная судьба тоже, у людей, жизнь которых так жестоко калечится любящими родителями с первых минут их появления на свет?
Ну, а у множества тex, других, что отличаются от этих горемык наличием матери, остервенелой от беспросветной нищеты вечного коммунального житья, и хронически проспиртованного бати?
Не так давно один мудрый и знающий человек писал, что если уделять всего-то 1-2 часа в день для какого-нибудь совсем незамысловатого общения с ребенком — рассказать ему что-нибудь, ответить на вопросы, почитать хорошую книжку, пожалеть, — то в нормальной семье одного этого будет довольно, чтобы из ребенка вырос вполне толковый, добрый и хороший человек.
Но вот не могут найти эти два часа, оторвать их от телевизора, домино, пивного ларька, рыбацких удовольствий, и сами, сами вытесняют его из семьи на улицу, в подворотню, на чердак. Туда, где дело воспитания немедля берут на себя подонки и уголовники и во всеоружии опыта и соблазнительных возможностей начинают готовить еще одну персону для новой исторической общности свободных россиян и всех ее достопочтенных институтов — от ПТУ до ЛГУ. И армии, разумеется, в первую очередь.
И не в трагическом одиночестве пластаются, а, скажем, в проникновенном сотрудничестве с родным телевидением, с оборзевшим от бесконтрольности жульем из частных видеопрокатов, что вот уж сколько лет старательно преподают нашим недорослям с голубых и белых экранов разнообразные способы, посредством которых можно живописно и интересно унизить, изувечить и убить человека.
А неподалеку упоенных подобным зрелищем зевак уже ждут в готовности хваткие преподаватели всевозможных единоборств и членовредительств, умело преобразуя теорию в практику.
А еще ближе в каждой подворотне новые оборотистые офени просвещают учебными пособиями на эту же тему тех, до кого не сразу доходит.
А вокруг размножающиеся, как микробы, простым делением от рождения немытые лоботрясы из шоу-бизнеса низводят чувства, мысли и устремления молодого человека куда-то на уровень малого таза.
А внутри полная неспособность и врожденная унылая ненависть ко всякой, какая бы ни была полезной, работе.
И наступает срок, когда подготовленный такими средствами наследник Великого Октября и Гражданин свободной России выходит в свет, чтобы удовлетворить там свои непрерывно растущие потребности. Способами и с итогами, которые, не замедлив, переходят в милицейские протоколы, истории болезней, акты судебно-медицинских вскрытий и приговоры судов.
Ну вот, например, сюжет из недальних времен расцветающей российской демократии.
На городской улице трое хорошо откормленных парней по 15-17 лет являют себя миру. Для чего нарочито громко хохочут, орут и матерятся. У одного для особо изысканных развлечений чугунная гирька на сыромятном ремешке. Впереди компании идет домой с работы человек.
Тот, который с гирькой, раскручивает ее в руке и под одобрительный, веселый смех компании сзади бьет ею человека по голове. От страшного удара кости черепа сломались и острым краем своим разорвали большой кровеносный сосуд в мозговых оболочках. Все произошло неподалеку от больницы, и прохожие — наверное, и пяти минут не прошло — принесли пострадавшего к нам. Да только напрасно принесли. Погиб он мгновенно. Городок небольшой. Милиция сразу же нашла и по каким-то своим надобностям завезла в больницу и убийцу. (Двое других сразу же показали, кто бил.)
Оформляем акты и протоколы, и, пока в коридоре страшно кричит жена убитого, а сестры колют ей седуксен, пытаюсь как-то понять причины того, что произошло:
— Что ж ты наделал, сволочонок! Ты понимаешь, что человека убил?
Переступил с ноги на ногу… вроде бы даже улыбнулся…
— Ты его знаешь?
Уставился в залитое кровью лицо трупа… пожал плечом…
— Он чем-нибудь обидел вас? Замечание какое сделал?
— Не-а-а…
Вот и вся история. И таких историй у любого практикующего хирурга вполне достанет сегодня на 1001 ночь дозволенных речей.
Да, конечно, эти трое не будут пакостить армию своим присутствием (пока не отсидят). А бесчисленная масса остальных, что у самого края уголовного кодекса, пока еще утверждает себя в мире простыми светскими шалостями — бьет витрины и уличные фонари, грабит автоматы, увечит памятники, испражняется в подъездах и лифтах, где-нибудь в укромном месте, если никто не видит, насильничает и измывается над теми, кто послабее. Им-то в военкоматах уже повестки оформлены.
Но есть и другая школа подготовки российского призывника к военной службе.
Наверное, лет сорок назад родилась эта в общем-то понятная и симпатичная мысль: мы, старшие, прожили жизнь тяжелую, нищенскую, страшную. Пусть теперь хотя бы наши дети поживут по-человечески.
И дети стали жить по-человечески.
У нас под окнами пугливо и неуверенно бродит котенок, которому они горящей сигаретой аккуратно выжгли оба глаза. Бегает по-прежнему добрый и доверчивый пес, которому они топором отрубили лапу.
Или вот смотришь, как в иной любящей семье подрастает сыночек всем на радость. Здоровенький такой. Ест хорошо и за папу и за маму. Так, что им ничего не остается. Пьет. Паспорт уже получил и говорить начал. Поминая любящую маму сладкозвучным «е…ать» через каждые два слова. И так-то хорошо, так-то славно вместе с бабушкой верхом на палочке ту-ту-уу!! — по всей комнате. Глядишь, через год-другой его и на улицу можно выпустить одного, без мамы.
А ему через год не на улицу, а в армию повестка.
Вместе с теми, кто на улице уже освоился. И отсидеть свое успел.
И какая же это светлая голова могла подумать, что такие вот подготовленные духом и телом для служения Родине цветы жизни, оказавшись в воинской части, немедля сбросят перед КПП свои столь нелегким путем обретенные достоинства и привычки, чтобы учиться военному делу настоящим образом и служить как должно. Или хотя бы уж не подвергая постоянному риску свои и чужие жизни.
Их воспитывают, конечно. Учат. Принимают меры. Не от хорошей жизни, но с благими намерениями в Советской Армии были введены должности замполитов в каждой роте, сегодня — офицеров по воспитательной работе. Три раза в неделю в каждой воинской части демонстрировались добрые, умные, советские кинофильмы, выступали художественные ансамбли, в самые отдаленные гарнизоны приезжали с беседами ученые, писатели и артисты с мировыми именами, работали библиотеки, непрерывным потоком шла пресса. И как бы над ней ни измывались нынешние свободные голоса, учила та пресса вещам серьезным и необходимым: любви и преданности своему Отечеству, воинскому долгу, добру, справедливости и чести, солдатской дружбе и человеческой порядочности.
Однако же и подобных средств в нынешние времена оказалось недостаточно для того, чтобы за несколько коротких месяцев переделать давно состоявшегося разгильдяя в дисциплинированного солдата, жалкого неумеху в классного мастера, потенциального уголовника в порядочного человека. Нельзя в течение полутора-двух лет добиться того, о чем ни разу не болела голова у родителей за все предшествующие восемнадцать.
А между тем каждому, тем более молодому человеку свойственно вполне понятное стремление утвердить себя в обществе, особенно военном коллективе. Но если собственных способностей для этого не оказалось, если в учебном классе, на полигоне, на спортивной площадке парню похвастаться нечем, остается одно — перетерпеть первый год службы, выслушивая насмешки, в унижениях и страхе, дорасти до «деда» и вот тогда, дождавшись своего часа, показать, «кто чего на самом деле стоит».
Именно эта заведомо небольшая, но злокачественная категория рядовых (может быть, не более 5-6 человек на роту) творит глупости и преступления при исполнении самых мирных и безопасных обязанностей военной службы, их совокупными усилиями выводится из строя техника, замыкаются электросети, вспыхивают пожары, заносятся и опрокидываются автомашины, рушатся строительные леса и земляные сооружения почти всегда с неизбежным следствием — увечьем и гибелью людей. Именно они, вознесенные до положения «дедов», хулиганят, насаждают свои порядки и с мстительным садизмом бесчинствуют в воинских казармах.
Вместе с тем следует хорошо знать, что куда большая и самая тяжелая часть воинских проступков и следующих за ними несчастных случаев возникает не в казармах, не в строю, не на полевых учениях, не на строительных площадках, а в бытовых ситуациях. Там, где воин такого вот склада хоть на короткий срок, но остается бесконтрольным: в увольнении, самовольной отлучке, при возвращении из отпусков — и действует по старой, еще дома хорошо освоенной привычке — напивается до положения риз и попадает под колеса поездов и машин, тонет, замерзает на снегу или в холодных лужах, связывается с уличной шпаной и откровенными преступниками, становясь виновником, а чаще всего жертвой беспощадных избиений, драк и любых других преступлений по всем статьям уголовного кодекса.
Дополним эту живописную панораму еще одним горестным фактом: в войсках растет число самоубийств. Помимо вышеуказанных 377 военнослужащих, что погибли в войсках от небоевых травм, гораздо большее их число — 482 человека — покончили свою еще фактически неначатую жизнь самоубийством.
Чаще всего после получения из дома каких-нибудь трагических известий: поссорились и разошлись родители, любимая девушка не дождалась и предпочла другого, изменила оставшаяся дома жена и т. п.
И снова никуда не уйти от осознания того, что не военная действительность, не служба, а семья, родительский дом стали причиной и источником таких вот страшных несчастий, что и тут предшествующая призыву жизнь молодого человека в семье сформировала в нем причины таких ужасных решений. По данным призывных комиссий РВК, 60% сегодняшних призывников имеют 4-ю, в лучшем случае 3-ю категорию психической неустойчивости (самая благополучная 1-я). Другими словами, идут в армию с нервной системой, жестоко и бездумно изувеченной уродскими обстоятельствами предшествующей жизни в родной семье, неспособными на правильные решения и должные поступки в самых незамысловатых и не слишком стрессовых ситуациях.
Вот это всё вместе взятое и формирует ныне внутренний порядок в войсках. Так обуславливается существующий там травматизм, так издалека и задолго до призыва взращивается для отдельных войсковых частей злокачественная поросль дедовщины.
Особо радоваться нечему. Но есть смысл сравнить положение дел в войсках с тем, как выглядят эти же обстоятельства в жизни нынешнего гражданского населения всей нашей страны по их самым тяжким и непоправимым последствиям.
Вот так, например, нарастало число погибших от травм, отравлений и самоубийств в Санкт-Петербурге и Ленинградской области с начала пресловутой перестройки:
1985 г. 4755 погибших. В том числе убитых 332
1990 г. 5719 411
1993 г. 12628 1836
1996 г. 14501 2100
Как видно, цифры настолько убедительны, что нет никакой нужды их еще как-то истолковывать и можно сразу переходить к выводам.
1. Вся разношерстная масса тех, кто так или иначе, но активно порочит армию и сопротивляется военным призывам:
— литераторы и всякого рода деятели иных изящных искусств, что питают россиян изначально лживыми ужастиками из совершенно неведомой им военной жизни,
— журналисты-провокаторы, снабжающие призывников и их родителей разнообразной, но одинаково подстрекательской информацией на предмет уклонения от военной службы,
— прохиндеи из депутатского корпуса, что зарабатывают себе голоса и очки у одураченного электората на выборах криками о немедленной отмене всеобщей воинской повинности,
— верховный (слава тебе, господи — бывший!) главнокомандующий, что утвердился на власть очередным лживым обещанием перевести армию на контрактную службу еще 3 года назад,
— маловдумчивые депутаты всяких дум, наворотившие безмерное количество льгот, отменяющих срочную службу в армии для тысяч вполне годных к ней мужиков и парнишек,
— комитет солдатских матерей, с пассионарной стойкостью обороняющий от армии призывников и оправдывающий дезертиров,
— обманутые всем этим родители, заранее оплакивающие горестные перспективы своих сыновей, призванных на военную службу, —
все они, столь геройскими усилиями добившись своего, никак на спасают, а, наоборот, увеличивают безмерно шансы счастливчиков оказаться жестоко униженными, изувеченными, убитыми, отравленными здесь же у себя, под крышей родного дома, во дворе под окнами, на улице, дискотеке, автомобильной дороге, в тысячах других мест и обстоятельств нынешней российской жизни.
2. Ну, конечно же, в наши вольные времена любой родитель, чуть постаравшись, сможет приобщить свое дитя к выпивке и наркотикам с самого раннего детства. Известны мастера, дети которых, давно освоив табачную продукцию, начинают вполне грамотно разбираться в качестве спиртного годам к десяти, а то и раньше. А вот дальше, если такой законченный «специалист», несмотря ни на что, доживет до армии, ему там все-таки придется отрезветь и оставаться без выпивки и наркотиков на весь период действительной военной службы. По той простой причине, что употребление этой дряни в армии обнаруживается легко и сразу, преследуется очень строго, а пресекается самыми простейшими средствами, что отгораживают территорию любой войсковой части от греховных соблазнов штатского мира. Во всяком случае, корабли, стартовые ракетные позиции и командные пункты, станции радиолокационного слежения, да что там — любые военные городки и даже целые города и гарнизоны, такие как Кронштадт, Североморск, Севастополь, Советская гавань, Петропавловск, городки ракетных войск стратегического назначения, со времен маршала Г. К. Жукова много лет жили в суровых условиях непререкаемого сухого закона (о наркотиках тогда наш отсталый народ еще ничего не знал). И мне ни разу не довелось видеть военных, физические, умственные, служебные или семейные стропила которых были бы трагически порушены этим античеловеческим режимом.
Так что худо-бедно, но на все время военной службы сыночек ваш может оставаться трезвым, как стеклышко, вполне свободным от алкогольных и наркотических посягательств.
А дальше появятся вполне резонные надежды, что он еще и поумнеет, повзрослеет на службе и, по-дружески распрощавшись с нею, вернется домой навсегда трезвым и здоровым человеком. Ну что тут фантастического?!
Впрочем, вспоминаю и исключения. Когда вышеозначенные родители не оставляют дорогих чад своим просвещенным вниманием и за суровыми ограждениями военных городков и гарнизонов.
В Уральском округе перед въездом в наш абсолютно закрытый гарнизон комендант соорудил специальный пропускник, где беззастенчиво потрошил чемоданы и котомки у всех, кто возвращался из отпусков и командировок. Конечно же, этот неприличный акт с размаха крушил священные Права человека, но надо было видеть, какое невероятное количество бутылок со спиртным извлекал комендант почти из каждого чемодана.
Здесь же эти врученные заботливыми родителями бутылки и опорожнялись в песок или снег.
А вот почтовые посылки шли в части бесконтрольно. И оставшееся случайно в стороне человечество, может быть, и до сих пор не знает о величайшем достижении свободного российского ума — транспортировке спиртного в медицинских резиновых грелках. Обдуманный заранее, заботливо подготовленный подарок любящих родителей дорогому ребенку. С омерзительным запахом перепрелой резины, настоянной на неочищенной сивухе.
И кого надо винить, если, употребив дорогой родительский подарок и тем не менее оставшись в живых, несозрелое дитя самовольно выходит в жизнь, где, как известно, всегда есть место подвигам?
Помнится мне и такой случай, когда родители послали сыну в часть ко дню рождения этакую вот посудину с метиловым спиртом — смертельно ядовитой жидкостью. И он, встав у входа в казарму, доброй чаркой своего любовного напитка отправлял на тот свет каждого, кто проходил мимо.
Когда мы приехали, трое были уже мертвыми, несколько человек ослепли, остальных с помощью передвижной искусственной почки как-то удалось вернуть к навсегда искалеченной инвалидной жизни.
Вот теперь, кстати, есть повод и место к тому, чтобы поговорить еще и о средствах, что противостоят в войсках подобным сокрушительным бедам.
Для этого вернемся снова к военно-строительным отрядам, имея в виду, что медицинская служба и все другие способы охраны здоровья и жизни военных строителей заметно слабее и проще, чем в строевых частях нашей армии и флота.
По вполне понятной причине: строевая часть обеспечивается средствами медицинской защиты военнослужащих с расчетом на массовые потери в боевых условиях. Так, скажем, современный военный корабль с экипажем около 1000 человек имеет медицинский стационар, изолятор, операционный блок, амбулаторию-перевязочную, рентгеновский кабинет, лабораторию, аптеку и штат сотрудников из четырех врачей, в том числе хирурга с академическим образованием, стоматолога, двух офицеров-фельдшеров и человек пятнадцать матросов и старшин, исполняющих должности операционной сестры, рентгенотехника, лаборанта, санитаров и т. п. Развернутая мотострелковая дивизия имеет два госпиталя со штатами и оборудованием, достаточными для оказания всех видов квалифицированной профилактической и лечебной помощи, в том числе женщинам и детям. И все это не считая многоступенчатой системы госпиталей более высокого ранга — гарнизонных, армейских, флотских, окружных, главных госпиталей родов войск и в конце концов учреждения мирового уровня — Военно-медицинской академии в Петербурге, одинаково открытых для каждого нуждающегося в их помощи солдата, матроса или офицера.
Ну, а теперь о том, что касается военно-строительных отрядов.
В гарнизоне, где мне довелось служить более семи лет, в зависимости от характера и объема работ действовало одновременно от десяти до двадцати стройотрядов. То есть вместе с офицерами, прапорщиками, членами их семей и вольнонаемными общая численность гарнизона менялась от пяти до десяти-двенадцати тысяч человек.
Другими словами, равнялась численности средней русской деревни или одного квартала многоэтажных домов в городе. Скажите, вам известен хотя бы один город, где в каждом квартале действуют поликлиника и больница на полторы сотни коек, способные оказывать квалифицированную медицинскую помощь во всех основных разделах медицинской практики, в том числе лечение женщин, детей и неотложное родовспоможение. А кроме того, в каждом доме (т. е. в каждом отряде) — амбулатория с толковым доктором, фельдшером и санитарными помощниками, со стационаром на любое потребное количество коек, с перевязочной, физиотерапевтическим кабинетом, а в некоторых отрядах еще и со стоматологическим креслом. А кроме того, в соседнем городе второй более крупный госпиталь, а чуть подальше окружной госпиталь с абсолютно постоянным квалифицированным контролем и безотказной немедленной помощью по первому звонку лучших врачей — главных специалистов округа во всех случаях, где наших сил недоставало. И такой же безотказный со стороны любого командования отпуск средств на любые лекарства и любое питание там, где это было необходимо. И вертолет, если нашим врачам надо было срочно попасть на отдаленную точку или вывезти заболевшего.
Те, кто сегодня часами мается в поликлиниках, ожидая приема у врача, кто безнадежно ожидает больничной койки для лечения своих застарелых недомоганий, кто годами мыкается без зубов, ожидая помощи стоматолога и протезиста, кто вынужден нищенски выпрашивать у благодетелей немыслимые для массы наших людей суммы в валюте для самых простых обследований и операций, кто непрерывно сует мятые десятки сестрам за любую паршивую процедуру, кто с отчаянной безнадежностью приговаривает родного человека или самого себя на страдания и преждевременную смерть, с ужасом уяснив абсолютно непосильную стоимость нынешней «бесплатной» медицинской помощи и самых дерьмовых лекарств в наших аптеках, — по справедливости должны оценить существующие в войсках средства, что пока еще в силах сопротивляться всем тем происшествиям, бедам и несчастьям, что так или иначе, но творят в войсках дураки и негодяи.
Вот на этом можно, пожалуй, и закончить. Осталось самое простое: осмыслить наконец происходящее ныне на загаженных просторах нашего удивительного отечества:
— позорная беспризорщина сотен тысяч малолетних ребятишек при живых родителях,
— ужасающие размеры детской уголовной преступности с грабежами, бандитизмом и убийствами,
— детская проституция, педофилия, грозное распространение смертельно опасной венерической заболеваемости среди подростков, 13-14-летние девицы, неизвестно от кого беременные заведомо недоношенными и больными детьми,
— алкоголизм и наркомания, нарастающие и молодеющие с каждым днем,
— повсеместно изувеченные и испохабленные молодыми пакостниками подъезды и лифты жилых домов, любые элементы городского благоустройства, бесценные сокровища искусства и архитектуры, превращенные ими в отхожее место,
— омерзительная матерщина, повсеместно заменившая собою русский язык во всех мыслимых обстоятельствах, вплоть до объяснений в любви,
— мать всех пороков — безделье с унылыми безрадостными тусовками молодежи на дискотеках, в подворотнях и на улицах,
— предельно низкий уровень дисциплины, успеваемости и образованности детей и подростков даже в самых престижных и элитных учебных заведениях,
— недопустимо низкий уровень общей культуры, общего и профессионального образования, спортивной подготовки учащихся,
— физическое и нервное истощение сегодняшних призывников,
— и дедовщина в армии во всем многообразии ее проявлений —
у всего этого единое, ни с кем не делимое начало, причина и ответственность — ваша семья! Ваше, господа, тупое равнодушие и неспособность во всем, что касается производства на свет, выращивания и воспитания своих собственных детей.
А армия? Что ж — она комплектуется вашими детьми из ваших семей и в зеркальном подобии отражает все то, что делали (или не делали) вы с ними до призыва.
С одной разницей. В каждой воинской части есть средства, которые назначены к тому, чтобы обеспечить безопасность солдата в любых типичных и нештатных ситуациях, и обязательно есть люди, ряд людей — один выше другого по должности, — которые несут серьезную, даже тяжкую ответственность там, где эти средства не сработали как требуется. Ну, а у вас дома и во дворе, на улицах и в подворотнях ваши дети калечатся мозгами, телом и душой куда чаще и тяжелее, чем в армии, и ни одной скотине вы за это никаких претензий предъявить не сможете.