Опубликовано в журнале Звезда, номер 7, 2002
Удивительный вид чтения — мемуары: как будто нажимаешь кнопку машины времени и переносишься мгновенно в иную эпоху, погружаешься в заботы, проблемы, занятия и переживания человека, давно ушедшего, но мечтавшего о понимании следующих поколений.
Николай Александрович Мельников — дворянин, казанский помещик, земец. Их, Мельниковых, родовое имение находилось в Лаишевском уезде Казанской губернии, где он родился в 1872 г., через одиннадцать лет после отмены крепостного права. Это человек с пореформенными взглядами, уже не представляющий, что можно владеть людьми как собственностью, для которого крепостное право — дикость и несправедливость. А между тем за полтора десятка лет до его рождения эту идею нужно было доказывать, вокруг нее в журналистике ломались копья, и страсти кипели прежде всего вокруг крестьянской реформы, акта невероятно болезненного как для помещиков, так и для крестьян. «Порвалась цепь великая, порвалась и ударила, одним концом по барину, другим по мужику» — эти знаменитые некрасовские строки были выстраданы предшественниками Николая Александровича, его дедом, помещиком и профессором Казанского университета. «Освобождение крестьян», или, как тогда говорили, «эмансипация», означало крутую ломку вековых обычаев. И не только крестьянин ощутил множество неустройств, но и барин оказался выбитым из привычной колеи, где все экономические проблемы решались распоряжением «хозяина». Очень многие помещики не смогли приспособиться к новым условиям, когда с бывшими крепостными надо было договариваться, для домашней работы нанимать бывших «дворовых людей», действовать для достижения своих интересов через судей, ссылаться на законы, а не на обычай, неписаное право.
Проблема взыскания платы (работой или деньгами) за отошедшую крестьянам землю была столь остра, а договоры об обработке помещичьей земли столь хрупки, что результатом новых отношений стало бегство помещика из деревни, резкое падение доходов, реальная необходимость найти себе другой их источник. Одни помещики забрасывали поместья, другие — продавали их. Российское сельское хозяйство всегда было малодоходным, а то и просто убыточным. И любая служба в городе, государственная или частная, без сложностей давала тот небольшой доход, который с такими усилиями можно было извлечь из земельной собственности. Очень немногие дворяне не сдались и попытались наладить сельскохозяйственное производство в своем имении. Поддавалось оно с большим трудом, годами общения с крестьянами, и потому в пореформенное двадцатилетие таким успехом пользовались всяческие очерки о житье землевладельцев в родовом поместье. Печатавшиеся в конце 1870-х — начале 1880-х годов в «Отечественных записках» «Письма» Н. А. Энгельгардта, бывшего профессора Лесной академии, высланного за симпатии к оппозиционному движению и занявшегося в своем небольшом имении в Смоленской губернии рациональным хозяйством, пользовались тогда огромным успехом и читались как сказка со счастливым концом. Один из непреложных выводов, следовавших из энгельгардтовского опыта, гласил: только землевладелец, живя в деревне, может что-либо сделать для успешного ведения своего хозяйства. Никакие немцы-управляющие, выписанные из-за границы, а тем более доморощенные, сделать этого не смогут.
Немногочисленные оставшиеся в деревне помещики, подхватившие занятия отцов и дедов, были вынуждены заниматься своим делом, часто соединяя свои землевладельческие функции с какой-либо службой в уезде, губернии, тем более, что теперь на «местах» такие возможности очень расширились. Давала такие шансы на заработок, в частности, и служба земству, и служба в земстве.
Н. А. Мельников — воспоминания которого посвящены главным образом «земской» части его биографии — был земцем в третьем поколении. В земцы пошел его дед, затем отец. И здесь самое время рассказать об этом институте местного самоуправления, одной из новаций «эпохи Великих реформ». Выросло земство на идеях так называемых «шестидесятников», когда российское общество в результате проигранной Крымской войны убедилось, что спасение утопающих — дело рук самих утопающих. Никакой харизматический лидер, даже если власть его «от Бога», а царствование освящено столетиями существования монархической власти, не гарантирует процветания страны, спокойного существования населения. Как альтернатива идеям самодержавия и управления с помощью бюрократии пришла идея самоуправления на разных уровнях, включая общероссийский. Эта идея не могла нравиться российской власти, но средств для отпора обществу у нее было немного. Создание местного самоуправления и было той уступкой, на которую пошла российская власть.
1 января 1864 г. Александр подписал «Положение о земских учреждениях». Несколько главных причин его к тому побудили: во-первых, экономическая. Недовольство положением на местах, необходимость подтолкнуть экономическое развитие губерний. Во-вторых, социальная. Лишенным дарового труда помещикам надо было дать возможность самим создать в уездах, где расположены их земли, условия для жизни и деятельности, создать максимально удобную атмосферу. В-третьих, причина политическая. В канун и в момент проведения крестьянской реформы среди помещиков было довольно сильное стремление ограничить самодержавие общенациональным представительным органом, участвующим в принятии законов, в выработке правительственного курса. То же представительство интересов, но ограниченное уездом и губернией, для самодержавия было явно предпочтительнее.
Поэтому после четырехлетних изучений, споров, экспертиз был принят закон о земстве. Он предусматривал предоставление владельцам недвижимости права заняться «хозяйственной», благоустроительной деятельностью на местах. Круг их забот был очень широк: это содержание дорог, тюрем, забота о развитии местного хозяйства, медицина, образование. На все эти дела требовались деньги, и земства получили возможность облагать местные имущества местным, земским, сбором.
Работа земских учреждений строилась следующим образом. Имевшие избирательное право местные жители (включая крестьян, которые представляли коллективного собственника — сельское общество) на 3 года избирали своих уездных представителей — гласных — в земские собрания, ежегодно собиравшиеся и являвшиеся распорядительным органом. Уездные собрания выбирали своих гласных в губернское собрание. Исполнительным органом уездных и губернских земских учреждений были управы. И если собиравшиеся на несколько дней в году земские гласные работали безвозмездно, во имя принятия решений, которые бы улучшали их положение, то земские управы, состоявшие из трех-пяти человек, действовали постоянно и их члены получали жалованье, назначенное гласными земских собраний. Деятельность земств была поставлена под контроль губернаторов и министра внутренних дел; какое бы то ни было межгубернское объединение (скажем, проведение съезда гласных смежных губерний, соединение средств на постройку школ и т.п.) было запрещено.
Это сейчас, когда оценивается деятельность российских земских учреждений за полувековой период их существования, кажется, что развивались они без помех и стремительно. В действительности их работа налаживалась с трудом. Надо было найти толковые кадры, изыскать средства для финансирования намеченных гласными благоустроительных мер, приобрести опыт отношений с властями и населением. Но сделано земцами было действительно много. Оказалось, что небольшие средства (скажем, 1—1,5 млн. руб. на губернию), вкладываемые ежегодно, с учетом и потребностей и преподносимых случаем возможностей, дают замечательные и с течением времени все более видимые результаты. Особенно известны по сию пору используемые материалы земских переписей. А возникли они как ответ на необходимость точного знания экономических возможностей губернии для взимания земских сборов. Сельская медицина тоже была основана и развита земскими учреждениями, начальное образование в деревне со скрипом, спорами, ссорами, уходом в отставку несогласных было широко поставлено именно земством.
Н. А. Мельников пришел в казанское земство сначала как уездный гласный в 1898 г. и сам считал себя представителем нового поколения земцев. Его воспоминания — живая картина работы земских учреждений в 1898—1905 гг. и позже, ибо он не стремился к хронологической точности мемуаров. По своим политическим убеждениям он — октябрист. Его герой — Петр Аркадьевич Столыпин, опиравшийся на октябристскую партию. (Здесь уместно сказать и еще об одном очень важном значении земства: в пору запрета на существование политических партий земские учреждения воспитывали общественно активные элементы, политически ориентированные, готовые работать и в партиях, во множестве сформировавшихся в период революции 1905 г., и в российском парламенте — Государственной думе.) Накануне 1905 г. Н. А. Мельников даже поступил в Москве в высшее сельскохозяйственное учреждение — знаменитую Петровскую академию для того, чтобы обладать нужными для агрария и земца знаниями, правда, вскоре учебу пришлось оставить. Он принял участие в выборах в Государственную думу и был ее депутатом (III созыв), но только один год: сказалась особенность мемуариста: он не симпатизировал партийной деятельности, стеснявшей личные убеждения во имя партийной платформы, и вернулся в родную губернию, ибо был, очевидно, прирожденным местным деятелем, не часто встречающимся типом человека, очень привязанного к тому, что называется «малой Родиной».
Октябрьская революция и гражданская война в числе тысяч других согнала этого человека с обжитого и по праву занимаемого места (после возвращения в Казань примерно в 1908 г. Н. А. стал председателем губернской управы), и он оказался в эмиграции, во Франции.
Завершаешь чтение мемуаров Н. А. Мельникова с ощущением, что написаны они человеком, воспринимавшим эмиграцию как трагедию, сильно тосковавшим по России, а потому его воспоминания — своего рода перелистывание семейного альбома. Наверное, если бы у него сохранились дневники, то в них нашлось бы немало упоминаний о каких-то огорчениях, неприятии отдельных коллег, с которыми пришлось работать, критика центральных и верховной властей. Но для него все это было в прошлом, далеком и счастливом, а потому — вся эта фактическая и правдивая история жизни казанского земства последнего предреволюционного двадцатилетия, конечно, неполна. Сквозь странички его воспоминаний просвечивают и тревожные, грозные общероссийские события кризиса власти, нарастание неотвратимого массового недовольства монархией и монархом. Н. А. чувствовал это в относительно спокойной Казанской губернии и делал все, чтобы предотвратить бунт, «бессмысленный и беспощадный». Он занимался своим делом — делом просвещения и благоустройства российской провинции.