Опубликовано в журнале Звезда, номер 1, 2002
* * * О чем еще нам говорить с тобою? О чем молчать, прощаясь на бегу? Ведь только небо бледно-голубое да голуби на мартовском снегу так безмятежны, так красноречивы, что лишними становятся слова... Но скоро, скоро ветви старой ивы надумают - и сменят кружева. Зашевелятся лиственные тени, своей игрой скрывая некий клад, и белым, влажным пламенем сирени однажды днем зеленый вспыхнет сад. И мы, томясь своим порывом странным, друг к другу безбоязненно прильнем... Как можно жечь таким благоуханным, таким безгрешным неземным огнем? Но тянется совсем другая повесть, где сердца стук - как поступь каблуков... И только солнце, как больная совесть, выглядывает из-за облаков. ДВА СТИХОТВОРЕНИЯ 1 Недоступные нашему зренью, души грешников стонут в аду... Сладко пахнет персидской сиренью летним вечером в Летнем саду. Ничего за живых не решая, молвил Бог, что в назначенный срок вновь Медведица будет Большая головою стоять на восток. Но, друг друга обняв, мы забыли, что нам звездный сказал алфавит: из забвенья, тумана и пыли наша бедная жизнь состоит. Из печали, греха, покаянья, из любви, покаянья, греха, из объятия тьмы и сиянья в еле бьющемся сердце стиха. Бог ли держит меня за запястья, куст ли каждым дрожит лепестком, как короткое летнее счастье в запыленном саду городском? 2 Кровь видна под корою осины. Летний сад облетел и засох. Плоть младенца из высохшей глины в чреве женщины вылепил Бог. Я услышала то, что хотела, в городской запыленной глуши: тень - не копия смертного тела, а рисунок бессмертной души. Не потрогаешь душу руками, как созревший до времени плод... Сердце бьется, как птица о камень, как усталая рыба о лед. Сердце бьется, а песня поется, так что грудь начинает колоть. Да, когда-нибудь в землю вернется из земли сотворенная плоть. Минет жизнь - и покажется длинной, как протяжное эхо в горах, глина снова смешается с глиной, новым прахом насытится прах. Но и смерть - лишь любви средостенье. Из земных вырываясь тенет, с тихим трепетом легкою тенью дух мой в Божьи объятья скользнет. ДВЕ МОЛИТВЫ * Xолодным лунным светом осиян, меж нами спит огромный океан, где рыбы молят Бога о пощаде. Открыв лицо небесному огню, я мысль об аде от себя гоню - и масло умножается в лампаде. В потоках слезных на лице земли деревья гибнут, тонут корабли, над каждым домом слышен плач ребенка. Но сколько нужно бурь перебороть, чтоб не в огне явился нам Господь, а в тишине, в дыханье хлада тонка. Как хочет рыба лечь волне на грудь, так хочешь ты забыть меня, уснуть, иль, превратившись в облако иль птицу, слагать стихи, в огромном небе плыть и Бога милосердного молить: "Чувств просвети простую пятерицу и попали мой грех, мою вину, пусть в этом небе я пойду ко дну, как камень, что случайно брошен в воду..." И вот, среди житейских бурь и битв, услышит Бог слова твоих молитв и, как ребенку, даст тебе свободу. * Меж нами льется времени поток, и надевает вдовий свой платок моя любовь. В цветной ее одежде - заплаты слез, страданий лоскуты... На все мои мольбы, любимый, ты молчаньем отвечаешь, как и прежде. Как некий мед, добыт из горьких трав полынный сок. И ты, конечно, прав - мы не одни грешим на этом свете. Нам в этом мире больно жить, пока нас помнят реки, камни, облака, растения, животные и дети, и черный мак, и алый цикламен... Из Книги жизни в Книгу перемен перетекают имена и числа, а там - бежит вода, танцует мох, и Бог разлук - какой-то странный бог - всё слезы льет, ни в чем не видя смысла... * Когда умрет простая жизнь любви, я Господу скажу: "Благослови детей, чьи лица скрыты именами, чьи крылья серебристы, как зола, чьи души спят, а бедные тела скитаются, как тени, между нами". Худые руки на груди скрестя, меж нами вечно наше спит дитя, как светлый ангел в облачной кровати. И я взываю к Господу: "Прости, и спящего младенца окрести в огромном океане благодати..."