АЛЬБЕРТ БАРАНОВ
Опубликовано в журнале Звезда, номер 1, 2001
АЛЬБЕРТ БАРАНОВ ДЕПОПУЛЯЦИЯ — СОЦИАЛЬНЫЙ ВЫЗОВ ГОСУДАРСТВУ Депопуляция (убыль населения) в России наконец признана учeными и политиками как социально-исторический факт, факт, который должен присутствовать в качестве поправочного коэффициента во всех проектах реформ и стратегических ориентирах. С ним отныне придeтся соотносить жизнь своей семьи, своего народа, государства каждому соотечественнику. Депопуляция обнаруживает себя в превышении числа умерших над числом родившихся. На языке демографии это означает недовоспроизводство населения за счeт низкой рождаемости, или высокой смертности, или совокупности того и другого. К этому надо добавить миграцию из страны.
Убыль населения за последнее десятилетие составила уже около 6 млн человек. Примерно 2,5 млн компенсировано миграцией в Россию из бывших республик СССР. При сохранении нынешних тенденций рождаемости, смертности и миграции численность нашего населения в 2015 году составит 131 млн человек, к 2021 году — 123 млн (в 1990 году было почти 150 млн). Скорость убыли с годами не остается постоянной, она нарастает. Сегодня она составляет 0,5% в год, к 2020 году составит 1,2%, в 2030-х годах — 2,2% в год. Большая часть стран мира (за исключением Европы) в первой четверти XXI века все ещe будет наращивать численность населения. Россия по этому показателю уже сместилась с 4-го места в 1990 году на 7-е в 2000 году, пропустив вперeд Бразилию, Индонезию и Пакистан; к 2025 году она окажется во втором десятке. По населению она к тому времени будет чуть больше Вьетнама и Эфиопии, равна Японии (которая к тому времени тоже потеряет пять миллионов), но меньше Нигерии, в два раза меньше Бразилии, в три раза меньше США, в 12 раз меньше Китая, но больше любой европейской страны. 1
Как к этому относиться: как к прогнозу реального исторического пути России в небытие или как к предупреждению? Прежде всего, конечно, это предупреждение. Но это больше, чем предупреждение. Это диагноз. Популяционные процессы имеют колоссальную инерцию. Убыль набирает скорость, и в ближайшие два-три десятилетия она неотвратима. Депопуляцию пора уже воспринимать как социальную проблему. Этот процесс не где-то там, за горизонтом времени. Депопуляция уже началась, и еe эффекты сократили до минимума допустимое время бездействия. В 2005 году в Санкт-Петербурге число выпускников 11-х классов составит 16 тыс. человек. Их будет почти в два раза меньше числа мест на первом курсе всех вузов города. (Их, между прочим, ждут не только в вузах.) В 1999 году в первые классы принято детей в два раза меньше, чем первоклашек в 1995 году, того самого контингента, который окончит школу в 2005 году.
Депопуляция не задана нам биологическими или космическими силами. Она рождена определeнным сочетанием социальных, экономических, политических и культурных норм и факторов конкретного общества, а стало быть, изменение общественной системы может изменить и демографическую траекторию. Но поменять направление не сможет, потому что это мировая тенденция, т. е. факторы депопуляции не локальны.
Популяционный кризис сродни экологическому, только интимнее связан с социальными устоями общества. Публикация долгосрочного экологического прогноза «Лимиты роста» Римским Клубом в апреле 1972 года встряхнула общественность и привлекла внимание Организации Объединeнных Наций (Стокгольмская конференция, август 1972 г.), что несомненно предотвратило развитие мира по сценарию, грозившему исчерпанием нефти и катастрофой от загрязнения и голода. Публикация демографических прогнозов для России может дать тот же эффект. Задача, которую следует решить, — это предотвращение обвальной депопуляции и получение социальных и экономических выгод от новых возможностей, открываемых медленной депопуляцией. Авторитетнейший демограф, академик А. Г. Вишневский предупреждает: «Следует иметь в виду, что проблемы, связанные со снижением рождаемости, не только серьeзны, но и очень сложны, простых способов их решения не существует, и эффективных способов противодействия падению рождаемости не удалось пока найти ни в одной стране мира». 2
Ситуация столь необычна и масштабна, что нуждается прежде всего в понимании. Для начала следует отвести объяснение убыли злым умыслом, геноцидом. Слишком нелепо обвинять в геноциде своих народов правительства двух-трeх десятков стран, прежде всего европейских, которые сегодня переживают депопуляцию. Кроме того, геноцид, который имел место в истории, осуществлялся за счeт повышения смертности. Сегодня же убыль населения наблюдается в странах с минимальной смертностью, в то время как до сих пор известные случаи депопуляции были вызваны голодом, эпидемией или войной — их можно квалифицировать как «вымирание». Современная депопуляция — иной природы, и могла бы называться «вырождением», если бы это слово не имело иного, нравственного оттенка.
Фраза, которая стала формулой депопуляции — «смертность превышает рождаемость», вводит в заблуждение. Если бы смертность в России оставалась на уровне 1980-х годов, т. е. не повысилась, то при сегодняшней рождаемости была бы та же депопуляция. Так что мы не «вымираем, братцы». Мы «не рождаемся». Поэтому правильнее говорить: рождаемость в России упала ниже смертности почти в два раза, а в некоторых регионах (напр., в Ленинградской, Псковской областях) даже в три раза. В Санкт-Петербурге — в 2,5 раза. Главная причина депопуляции — в снижении рождаемости, именно здесь ключ к пониманию.
Существует три версии объяснения причин падения рождаемости: медицинская, экономическая и социально-психологическая (социологическая). Согласно медицинской версии — важной причиной снижения рождаемости выступает ухудшение здоровья молодeжи, особенно женщин. Анализ данных, приводимых Министерством здравоохранения, не подтверждает эту версию. Рождаемость сократилась на треть не потому, что часть беременностей закончилась неблагополучно. Причины надо искать вне больницы, вне тела женщины и до зачатия — в социальных обстоятельствах, в ценностных ориентирах женщин и их ближайшего окружения.
В опросе рожениц в роддомах Санкт-Петербурга в 1999 году 66% из них сознательно планировали зачатие и рождение ребeнка и ещe 6% предполагали беременность и рождение. Для 28% беременность — случайный результат сексуальной жизни.
Для первых 72% — ребeнок родился в результате сознательно принятого решения. Это решение, скажем, в случае бесплодия было бы осуществлено усыновлением (удочерением) чужого ребeнка или искусственным оплодотворением. Наслаждение сексом отделено у них от его базовой, биологической функции — репродукции, деторождения. Для них биологическая природа срабатывает уже не как инстинкт, а как исполнитель рационального волевого решения. Не «Бог дал», не «природа дала», а человек «заказал природе сотворить человека». Ещe несколько десятилетий назад зачатие было «естественным» событием. Сегодня мы стали современниками превращения биологического, естественного процесса воспроизводства в социальный процесс, который самоорганизуется всe менее под влиянием биологических и всe более под воздействием социальных факторов. Это аналогично историческому переходу от охоты на диких животных к животноводству, от сбора съедобных растений к земледелию.
Широко распространено мнение, что депопуляция в России возникла в результате преобразований 90-х годов, повлeкших за собой обеднение большинства населения. По социологическим опросам ВЦИОМ, половина населения верит, что улучшение материального положения приведeт к повышению рождаемости и снижению смертности. Однако ситуация не так проста, как кажется.
Весной 1999 года мы, совместно с кандидатом биологических наук Н. В. Ковалeвой, провели социологический опрос рожениц в роддомах Санкт-Петербурга. Обнаружилось следующее: четверть населения с доходом ниже прожиточного минимума родила 66% всех младенцев; четверть — с доходом, в два раза и более превышающим прожиточный минимум (зажиточные и богатые) — родила лишь 8% от общего числа младенцев. На долю половины населения, с доходом от одного до двух прожиточных минимумов, пришлось лишь 26% новорожденных. Таким образом, из расчeта на одну женщину, у бедных рождаемость почти в десять раз больше, чем у зажиточных и богатых. У минимально обеспеченных она впятеро ниже, чем у бедных, и вдвое выше, чем у зажиточных. Так что если у бедных рождаемость и понизилась в результате реформ 90-х годов, то у зажиточных и богатых она просто упала.
Из этих фактов следует, что не обеднение, а, скорее, обогащение привело к падению рождаемости в России. Но этот вывод верен лишь наполовину. В Арабских Эмиратах и Саудовской Аравии, за счeт нефти, произошло стремительное и фантастическое для вчерашних бедуинов обогащение (всего населения, а не только шейхов), но у них сохраняется пока самая высокая в мире рождаемость. Значит, дело не только в размерах семейного бюджета, экономических ресурсах, а в чeм-то другом. Социология утверждает, что дело в системе ценностей, иерархии целей, идеалов, которыми руководствуется в своей жизни человек, в состоянии его души. По-видимому, в результате потрясений и преобразований 90-х годов произошло понижение ценности детей в иерархии жизненных целей. Система ценностей стала ближе к «западной», европейско-американо-японской.
Депопуляция в России не грянула громом среди ясного неба в 1992 году. Она началась значительно раньше, и раньше были замечены не только еe демографические, но и экономические аспекты. В 1974 году мне удалось ознакомиться с неопубликованными результатами всесоюзной переписи населения 1970 года по Ленинграду. Оказалось, что город себя естественно не воспроизводит из-за низкой рождаемости. Известие об этом в Обкоме КПСС не вызвало паники. Лишь когда они поняли, что депопуляция — это недовоспроизводство рабочей силы (в трудовой возраст вступает меньшее число молодых, чем выходит из него по старости), стали искать выход. Через год были изобретены профессионально-технические училища с официальной целью — готовить квалифицированных рабочих. В ПТУ набирали подростков 14—16 лет преимущественно из сельской местности и малых городов Северо-Западного региона. Они жили в интернатах. По сути, это была детская трудовая миграция. Она решала главную, по мнению правительства, задачу — заполняла непрестижные рабочие места, и лишь попутно увеличивала цифру прибыли населения. С 1977 года этот опыт решением союзного правительства был рекомендован всем регионам. Система ПТУ, забрав подростков из сeл, наряду со взрослой миграцией, подорвала воспроизводство сельского населения и тем самым сельского хозяйства. Приглашение (полулегальное) иностранной рабочей силы (вьетнамцев) в начале 80-х годов явилось реакцией на открытие в 1978 году экономической депопуляции СССР (рост числа рабочих мест опережал на миллионы численность экономически активного населения).
Депопуляция в зародыше присутствует в самой модели европейского общества Нового времени. Европейская цивилизация оформилась на волне популяционного взрыва, который переживают сегодня многие страны Азии и Африки. Европа XVIII — первой половины ХХ века не только стремительно наращивала собственное население, но десятками миллионов извергала его на другие континенты в качестве завоевателей, управляющих, миссионеров, беженцев и энергичных людей, пассионариев, которые вдали от «тесной» родины надеялись на радикальное повышение своего статуса. Быстро растущего населения хватало и на кровопролитные междоусобные (внутриевропейские) войны. Вместе с тем все крупные города, в которых численность населения росла быстрее, чем в стране в целом, наращивали еe не за счeт рождаемости. Например, Ленинград в 1970 году воспроизводил себя «естественным» образом лишь на 2/3. Миграция из сeл и малых городов не только покрывала (и скрывала) низкую рождаемость и естественное недовоспроизводство в больших городах, но и обеспечивала их рост. Пока сельское население не было исчерпано, никто, кроме демографов и социологов, не замечал, что рождаемость не компенсирует смертность в крупных городах, в форпостах новой цивилизации.
К концу 1960-х годов волна популяционного взрыва в Европе окончательно спала. Село исчерпало себя как государственный роддом, как родина населения, а оставшиеся селяне восприняли городские стандарты жизни — депопуляция стала состоянием страны и проблемой для государства. Итак, фундаментальной причиной современной депопуляции в Европе и России стало исчезновение крестьянства как класса, как образа жизни, как культуры.
Раньше, чем в России, рождаемость опустилась ниже смертности на Украине, в Германии (70-е гг.), Италии (80-е гг.). И это при наличии там большого числа иностранных рабочих, которые, в силу своей молодости, повышают показатель рождаемости и понижают показатель смертности. На грани депопуляции находятся Испания, Греция, Португалия, Япония. В депопуляцию окунулись все европейские страны, бывшие членами Варшавского договора, кроме Польши. Что общего у нас с этими странами? Доходы разные, религии тоже. Общее у нас — тоталитарно-милитаристские режимы в прошлом. Возможно, что отказ от второго ребенка в семье — это бессознательный протест против милитаризма, это посттравматический синдром милитаризма.
Как можно объяснить эту связь между прошлым и будущим? Можно предполагать, что навязанный милитаризмом аскетический образ жизни и постоянные требования самопожертвования ради величия государства после исчезновения прессинга пробудили в людях неудержимую жажду обустройства личной жизни, для которой второй ребенок — уже избыточно большое и длительное бремя, фактически отнимающее у женщины право на молодежный образ жизни и на профессиональную карьеру. «Взрыв» притязаний, «революция» потребностей создают высокий разрыв между ними и реальным уровнем жизни. Социологи называют это психологическое состояние депривацией, которая проявляется в высокой неудовлетворeнности настоящим и высокой активности в достижении личных целей, в созидании собственного будущего. Не страх, не депрессия, а вынужденный «оптимизм» является психологическим фоном, «почвой», на которой произрастает социально-экономическая активность и низкая рождаемость. Период наибольшей детородности (20—35 лет) является временем обеспечения себя первичным личностным капиталом — образованием, доходом, жилищем, профессиональной квалификацией. А минимально необходимый уровень образования и дохода в современном (постиндустриальном, информационном) обществе существенно повысился по сравнению с недавним прошлым, особенно для россиян.
Посттравматический синдром милитаризма проявляется не как живая память «трудного детства», хотя есть и это, а как антиидеал, от которого нужно уйти как можно дальше. Антиидеал живет исторически долго. Сегодня в Италии и Германии он наблюдается у второго поколения, родившегося после крушения фашизма. В России посттравматический синдром тоталитаризма и милитаризма, по-видимому, будет влиять на менталитет молодых так же долго. Тем более что милитаризм в России еще не стал прошлым. Об этом свидетельствует не столько политическая идеология, сколько характер смертности. Вот как выглядит повозрастная смертность в 1998 году в сравнении с отнюдь не благополучным 1984 годом. Смертность в 1998 году была ниже у детей до 13 лет, значительно выше в возрасте 15—35 лет, а с 70-ти лет снова заметно ниже 3 . Такой рисунок смертности характерен для общества, находящегося в состоянии внутренней или внешней войны. Именно в детородном возрасте как мужчины, так и женщины России оказываются под сильнейшим стрессом, блокирующим обзаведение детьми.
Механизм депопуляции крупных городов, встроенный в модель европейской цивилизации, не является ее «летальным геном», патологией. Наоборот, — это механизм саморегуляции, позволяющий погасить популяционный взрыв. Однако на исторический период окончания «противоположности» между городом и деревней в показателях рождаемости наложился посттравматический синдром милитаризма, рождeнный предшествующим длительным периодом империализма главных стран Европы, включая Россию. В этом у нас с Европой общая судьба.
Традиционный способ остановить убыль и старение населения — иммиграция иностранной рабочей силы вместе с семьeй. Но современная депопуляция потребует слишком многочисленной миграции. Так, по подсчетам американских демографов, Европе в первой четверти XXI века для сохранения нынешнего уровня жизни потребуется 159 млн мигрантов. Например, Италия должна принимать 2,2 млн мигрантов ежегодно, Германия — 3,4. Разумеется, это невозможно. России, чтобы сохранить численность населения или хотя бы удержать рождаемость на нынешнем уровне, мигрантов нужно не меньше миллиона в год. Иммиграция требует создания миллионов рабочих мест, жилищ, инфраструктуры, что весьма обременительно для общества, находящегося в состоянии экономической депрессии. Кроме того, рано или поздно возникнет проблема культурной и даже языковой идентичности народа. Иммиграция, приглашение в страну иностранцев на постоянное жительство неизбежны. Но этого недостаточно для покрытия убыли населения.
С позиции государства, исповедующего великодержавность, депопуляция — большая неприятность. Она ставит под сомнение его геополитические интересы. Раньше государство применяло власть для повышения рождаемости, например, запрещая аборты, т.е. легализуя принудительную рождаемость. От такой практики один шаг до принудительного труда, принудительного единомыслия, а затем признания государственным языком общения — языка репрессий. (В СССР аборты запрещались постановлением правительства 1936 года.)
Альтернативна «государственной» — позиция молодых людей. Для них нынешний уровень рождаемости почти оптимален. Они, отчаянно и жестко по отношению к себе, борются с избыточной, по их мнению, рождаемостью. Из каждых трех беременностей в современной России лишь одна заканчивается рождением ребенка, а две — абортами. В нашем опросе рожениц Петербурга в 1999 году 7% молодых матерей уже в роддоме отказались от своих детей. Эти проценты нужно отнести тоже к «избыточной» рождаемости. Молодым людям предстоит прежде всего освободиться от ужасающе избыточных абортов. Чтобы сократить аборты, надо уменьшить долю нежелательных беременностей. Способ известен — половое просвещение и воспитание, доступность контрацептов и умение пользоваться ими. На этом пути есть свои издержки: наибольшая из них — потеря «святости полового влечения», чувства, на котором базируется вся светская культура любви. Думается, что последнее поправимо. Молодежная норма рождаемости требует уважения, с их выбором нужно считаться. Если мы хотим повысить рождаемость в обществе, то необходимо, чтобы захотели этого они, новое поколение родителей.
Нужно ли повышать рождаемость? Да, потому что при сохранении теперешнего уровня неизбежна нарастающая, обвальная депопуляция, которую через 10— 15 лет будет трудно остановить даже многомиллионной миграцией из стран Азии. Кроме того, именно низкая рождаемость, а не удлинение продолжительности жизни задает темп старения населения. Словом, речь идет о проблемах функционирования общества, а не об амбициях государства. Но прежде чем пытаться повысить рождаемость, надо сократить потери уже родившихся, хотя бы тех 7% «нежелательных» для рожениц детей. Положение детей в сегодняшней России неблагополучно. Это мнение не требует ни доказательств, ни иллюстраций. Оно общепризнанно.
Возможно ли увеличение рождаемости? Думаю, да, — возможна небольшая коррекция в пределах 1,6 ребенка на женщину. Для простого воспроизводства этого мало. Однако такое повышение затормозило бы ускорение депопуляции. Сегодня в Санкт-Петербурге суммарная рождаемость на одну женщину в возрасте 16—45 лет составляет 0,9 ребeнка, по России — 1,24.
Чтобы возможность стала реальностью, нужно сместить фокус социальной политики с пожилых на молодых. Надо беречь молодых мужчин и молодых женщин, но не вопреки их желаниям. Нужно поставить родителей с несовершеннолетними детьми в привилегированное положение, которым они могли бы воспользоваться для защиты своих интересов. Словом, это должна быть политическая привилегия. Решение задачи — в предоставлении детям с рождения права избирать политическую власть всех уровней. Разумеется, детским бюллетенем, до достижения ребенком 18 лет, будут голосовать родители.
Гражданские права человек получает постепенно, вплоть до пенсии. При рождении ребeнок получает от государства сертификат на получение гражданских прав в будущем, гарантию жизни и бесплатной медицинской помощи; через несколько лет — право на школьное обучение за счeт государства, паспорт, свидетельство о среднем образовании, право избирать власть в 18 лет, право быть избранным в 21 год, в это же время диплом о высшем образовании и т. д. Всe это ступени расширения его гражданских прав. В последние годы его гражданские права были существенно сужены: уменьшилось участие государства в его материальном содержании, в медицинской помощи, в получении образования и профессии (частичная платность), в дешeвом для родителей летнем отдыхе в детских лагерях. В последнее десятилетие было ущемлено и политическое влияние детей. С 1989 года в российской практике при распределении депутатских мест между регионами исходят из числа избирателей в регионе, а не из общей численности населения, как это делается во многих странах, в частности в США. Таким образом, детей до 18 лет политическая система просто перестала принимать в расчeт. При этом реально понизился вес политического голоса родителей. Всe это не могло не сказаться на рождаемости.
Придание ребeнку статуса гражданина политического безоговорочно ставит его под защиту всех законов России. Политический статус ребeнка повышает и ответственность родителей за его благополучие: многие из наблюдаемых сегодня неблаговидных поступков родителей в отношении своих детей перейдут из категории нравственных проступков в правовые преступления. Вместе с тем заметно повышается гражданский и политический статус родителей. Удвоение их голосов в качестве избирателей сделает их частью той группы электората, от которой будут в решающей степени зависеть результаты выборов. Это само по себе повысит их значимость в глазах политической элиты: с их интересами и мнением придeтся считаться серьeзнее. Изменится и социально-психологическое состояние самих родителей. Повышение чувства ответственности за своего ребeнка естественно породит и чувство ответственности за будущее России, стимулирует политическую активность.
Впервые мысль о гражданстве ребeнка пришла Янушу Корчаку в беседах с польским социологом Л. Кшивицким в 1908 году в тюремной камере, где они оказались за участие в революционных событиях 1905 года в Варшаве: «Мы пренебрегаем ребeнком… Ребeнок не солдат, не обороняет родину. Хотя вместе с ней и страдает. С его мнением нет нужды считаться, не избиратель: не заявляет, не требует, не грозит. Слабый, маленький, бедный, зависящий — ему ещe только быть гражданином» 4 . Книга Я.Корчака «Как любить ребeнка» опубликована впервые в Варшаве в 1919 году, в Петрограде — в 1922 году. Вот ещe одна цитата из неe: «Ты говоришь «мой ребeнок!» Нет, это ребeнок общий, матери и отца, дедов и прадедов. Чьe-то отдалeнное «Я», спавшее в веренице предков, голос истлевшей, давно забытой гробницы вдруг заговорил в твоeм ребeнке. Три сотни лет тому назад, в военное или мирное время, кто-то овладел кем-то (в калейдоскопе скрещивающихся рас, народов, классов) — с согласия или насильственно, в минуту ужаса или любовной истомы. Никто не знает, кто и где, но бог записал это в книгу судеб, а антрополог пытается разгадать по форме черепа и цвету волос. Да, тот, кто породил его, умер столетия назад, а твой ребeнок — первое звено в бессмертной цепи будущих поколений» 5 .
Какие ещe предлагаются средства повышения рождаемости?
Когда в Санкт-Петербурге в 1999 году в первые классы было принято детей ровно в два раза меньше, чем пять лет назад, Законодательное собрание решило стимулировать рождаемость законом о единовременном пособии родителям при рождении первого ребeнка. Это хорошее государственное решение: сэкономленные на детских пособиях средства возвращаются детям. Во-вторых, это хорошее по-человечески и точно адресное решение. Ведь при рождении ребeнка доход на душу в семье уменьшается втрое — раньше оба родителя работали, а после рождения, как минимум в течение одного-двух лет, отец один содержит семью. На треть уменьшается жилплощадь на одного члена семьи, если молодожeны начинают жить отдельно от родителей. Однако большие пособия на детей в странах Европы не удержали уровень рождаемости, а закон о пособиях в Петербурге пока не вступил в силу.
Другой путь — возврат в прошлое. В России в последние годы программа сексуального просвещения в школе звонко предлагает вернуть молодых женщин в семью, привязать их к детям надолго, обратиться к религиозному воспитанию, чтобы внушить святость брака и неразрывную связь сексуальной жизни с деторождением, ограничить аборты, осудить контрацепты и половое просвещение. Словом, назад, к православию, самодержавию и народности. К этому призывают не только фашиствующие националисты и те, кто мнит себя «духовным эпицентром мира», но и очень образованные люди. Не вступая с ними в полемику, позвольте небольшое историческое отступление.
Антрополог Ллойд де Мос в книге «Вы слышите, как плачут дети?» (1977) писал: «Чем дальше мы уходим в глубь истории, тем более неудовлетворительным предстаeт воспитание детей, тем меньше забота о них, и тем большая вероятность убийства, избиения, мучения детей, сексуального насилия над ними» 6 . Ещe в XIX веке в Европе убийство незаконных детей считалось нормальным, практиковалось (и рекомендовалось) наказание хлыстом грудного младенца за плач. «В Венеции в 1840 г. из двух тысяч подкинутых детей выжили только пять, в Праге в 1858 г. из 2831 ребeнка в живых не осталось ни одного, в Лондоне из 13 299 найдeнышей выжил каждый восемнадцатый. Не многим лучше положение было в Риме, Париже, Берлине, Москве» 7 . К счастью, как заметил Гераклит 2,5 тысячи лет тому назад: «Жизнь невозможно повернуть назад, и дважды нельзя войти в одну и ту же реку».
Низкая рождаемость, кроме убыли населения, чревата множеством иных социальных, экономических и политических последствий. Например, сохранение в течение двух поколений преобладания однодетной семьи приведeт к тому, что в обществе исчезнут братья и сeстры. Это разрушит или подорвeт кровнородственную солидарность, бывшую в течение всей прежней истории базой других типов общественной солидарности. Возрастная пирамида многопоколенной «семьи» перевернeтся: вместо патриарха на вершине окажется единственный внук, у которого будут живы оба родителя и четверо бабушек и дедушек. Эта «большая семья» будет объединена не общностью предков, а общностью потомков, не родством, а свойством. Изменится вектор процесса наследования: от дробления — к консолидации.
Другой пример. Вузы возникли как последняя ступень школьного образования, где получают профессию и квалификацию. В ближайшем будущем вузы будут лишь частично заполняться вчерашними школьниками, а большей частью — взрослыми людьми, уже имеющими положение и доход, которым понадобились обновление знаний или вторая профессия. Цениться будет интенсивное и краткое обучение (2— 3 года), и утвердятся новые, равные отношения между учеником и учителем, студентом и профессором. Потому предложения педагогов и чиновников от образования ввести 12-й класс в школе и продлить обучение в вузах выглядят анахронизмом, за которым легко просматривается эгоистический интерес — сохранить рабочие места при надвигающейся безработице за счeт учащихся. Санкт-Петербургский Педагогический институт готовил школьных учителей за 4 года. Назвав себя университетом, он удлинил срок содержания студентов до пяти лет. А теперь «срок службы» студента, как объявил ректор 1 сентября 2000 года, продлевается до 6 лет. К тому же не секрет, что и половина из них никогда не станет работать преподавателями. В свете депопуляции и старения населения, это сокращение активного, производительного периода человеческой жизни и, наконец, сокращение доли экономически активной части населения выглядит весьма странно.
Самая большая новость ближнего будущего — старение населения в результате низкой рождаемости и удлинения продолжительности жизни. «Перечень наибольших опасностей, грозящих миру в следующем веке, длинный: распространение ядерного оружия, разные виды высокотехнического терроризма, смертоносные вирусы, потепление климата… Но есть ещe одна не вполне осознанная угроза — старение населения развитого мира, которая может изменить наше будущее серьeзнее, чем любая из перечисленных угроз», — пишет специалист по международным отношениям 8 .
Старение населения содержит в себе две явные угрозы: экономическую (непосильное бремя содержания будущего контингента пенсионеров) и политическую — постарение электората и, как следствие, установление геронтократии. О первой угрозе как проблеме написано много, о второй почти ничего. Поговорим о ней.
Сто лет тому назад, когда в Европе сформировались базовые принципы государственного обеспечения стариков, доля пожилых (старше 60 лет) составляла в России 6%, в 1959 году — 9%. К началу 90-х годов их численность по сравнению с 1959 годом удвоилась, а доля повысилась до 16%. В 1999 году — она близка к 19%. По прогнозу, к 2015 году она составит более 20%, а к 2050 году — около 30%. Электорат же стареет быстрее, чем население в целом. Из 106 млн российского электората в 2000 году 39 млн уже составляли пенсионеры.
Экономическое содержание пожилых людей может возлагаться на семью, на корпорацию (например, при пожизненном найме на работу, как в Японии), на государство, на самих пожилых. В последнем случае им предлагается в течение всей экономически активной жизни делать личные сбережения на старость. Любая из пенсионных систем имеет свои слабости. В России возвращение пожилых людей в семьи детей чрезвычайно затруднено малыми размерами квартир и домов. Как отмечают некоторые исследователи, трудно найти идеальное решение проблемы межпоколенных и внутрипоколенных форм распределения ресурсов, если оставаться в рамках существующих представлений об обществе, его экономике и демографических закономерностях. Освобождение взрослых детей от заботы о содержании престарелых родителей было вначале благом для молодых. Но по мере роста численности пожилых они превращались в мощную экономическую и политическую силу, способную распределять потоки материальных благ в свою пользу. В 80-е годы в экономически развитых странах социальные затраты на одного пенсионера в среднем в три раза превышали расходы общества на одного ребeнка в возрасте до 16 лет. Та же ситуация в России. Например, сегодня, когда сокращается число детей и высвобождается часть бюджетных денег, предназначенных на детские пособия, тотчас появились предложения передать их в пенсионный фонд, вместо того чтобы увеличить пособия родителям на ребeнка. Первое, что нужно предпринять, — это не допустить уменьшения объeма государственного финансирования демографического воспроизводства, законом зафиксировать «детскую долю» как определeнный процент от внутреннего валового продукта. Во-вторых, необходимо поднять размер детского пособия. Сегодня оно составляет 58 рублей — в десять раз меньше средней пенсии по старости и в двадцать раз меньше официального прожиточного минимума.
Без повышения в России возраста выхода на пенсию государственная система не выдержит бремени пенсионеров. Повышение пенсионного порога реально при сохранении пожилым человеком трудоспособности. Однако здоровье закладывается в детском возрасте и сохраняется в зрелом. Именно тогда необходимо тратить больше ума, времени и средств на наращивание здоровья и сохранение его до старости. Это потребует перераспределения экономических ресурсов общества от пожилых к молодым. Однако когда в реально голосующем электорате большинство составляют пожилые избиратели, для депутатов решиться на такой шаг равносильно политическому самоубийству. Уже сегодня выборы во власть находятся в руках пенсионеров в силу их многочисленности, активности, наличия свободного времени — и сравнительно низкой политической активности молодeжи.
Перераспределение государственного капитала и политического влияния между молодыми и пожилыми натолкнeтся на сопротивление последних, и недовольство пожилыми, которое проявляется уже сегодня, перерастeт в социальный конфликт поколений. Молодые предъявят свои права на основе того, что они лучше образованы, что их знания и умения более адекватны современному обществу, что им предстоит жить в будущем, а потому их голос должен быть решающим в его обустройстве. Чтобы сохранить солидарность поколений, нужно заранее создавать легитимный механизм перераспределения богатства и власти между поколениями в режиме эволюции, а не революции.
Решить экономическую проблему старения невозможно без участия в этом самих пожилых людей. Однако в менталитете советского, а теперь российского чиновника глубоко укоренeн стереотип, что пенсия по старости — это разновидность пособия по безработице или по болезни. Им невдомeк, что пенсия — это заслуженная привилегия на экономическую независимость, что пенсия не подачка, а выплата процента на общественный капитал, созданный пенсионером в течение жизни своим трудом и оплаченный им налогами. В 1970—1980-е годы мы боролись за право пенсионеров на оплачиваемый труд. В 1990-е годы это право было узаконено. Сегодня мы наблюдаем рецидивы или даже реанимацию прежнего коммунистического взгляда на пенсию по старости. Например, с августа 2000 года узаконена надбавка к пенсии в размере 125 рублей. Но этой надбавки лишены работающие пенсионеры, даже старше 70 лет, которые продолжают увеличивать национальное богатство и выплачивают налоги, порой превышающие размер пенсии. Лишение их надбавки к пенсии есть экономическое наказание за общественно полезный труд. Нелепый абсурд? Нет, пострашнее. Это подсознательная неприязнь ко всякому добровольному, не по приказу начальства, труду. При таком менталитете можно опасаться, что любая пенсионная реформа будет проводиться в ущерб пенсионерам.
Предлагаемый нами закон о политическом гражданстве ребeнка, кроме некоторого повышения рождаемости, решает задачу нейтрализации негативных последствий старения электората. Дополнительные тридцать миллионов бюллетеней, которыми будут голосовать люди в возрасте 22—45 лет, имеющие детей, существенно ослабят доминирование пожилых в электорате. Такая мера будет особенно необходима лет через 7—8. Сегодня на 100 лиц трудоспособного возраста приходится 35 пенсионеров. Это соотношение сохранится до 2006 года, а затем доля пожилых начнeт расти, и к 2020 году на 100 человек трудоспособного возраста уже будет 50 пенсионеров, из них каждый третий в возрасте старше 75 лет.
Наше предложение о политическом статусе детей не имеет прецедента в мире. Адаптированное к собственным условиям и культуре, оно, по-видимому, может заинтересовать Германию, Италию, Японию. Хотелось, чтобы Россия стала первой страной, предоставившей такое гражданство своим детям.
Вся прежняя история человечества (если учитывать только периоды его развития, достижений, возвышения над природой) была историей его роста. Рост населения был заложен в самой модели цивилизации, он был условием не только еe эволюции, но и простого функционирования. Эта фаза истории для всех народов закончится в середине XXI столетия. Для Европы и России она уже закончилась. Начинается фаза его убыли, которая будет отмечена ревизией социальных институтов и культурных норм, по масштабу столь же фундаментальная, как и трансформация общества при переходе от традиционного, феодального к современному. Все социальные институты и культурные нормы конструировались прежде на «вырост»; теперь их нужно будет адаптировать к убыли.
Подобно тому как экологический кризис вынудил промышленно развитые страны перейти к энерго- и ресурсосберегающим технологиям, так популяционный кризис вынудит перейти к человекосберегающим социальным технологиям. Депопуляция не станет социальной катастрофой для России, если еe удастся «приручить» соответствующими политическими и социальными реформами.
1 На сегодня существуют три долгосрочных демографических прогноза для России: прогноз до 2015 г. Госстата РФ, опубликованный в декабре 1998 г.; прогноз мирового развития до 2050 г. Организации Объединeнных Наций, 1998 г.; и прогноз до 2021г. Центра демографии и экологии человека (рук., д. э. н. Вишневский А.Г.) при Институте народнохозяйственного прогнозирования РАН, издания 2000 г. В статье использованы все три, но предпочтение отдано последнему по времени. (См.: «Население России 1999». Седьмой ежегодный демографический доклад ЦДЭЧ, М., 2000.)
2 «Население России 1998». М., 1999, с. 46.
3 См.: «Население России 1999», М., 2000, с.114.
4 Я. Корчак. Как любить ребeнка. М., 1992, с. 7.
5 Там же, с. 24.
6 Ллойд де Мос. Вы слышите, как плачут дети? 1977 (на нем. яз.). Цит. по книге: Кристиане Бассиюни. Воспитание народоубийц. Власть и зрелость. СПб., 1999, с. 38.
7 Витус Дрeшер. Тепло гнезда. 1982 (на нем. яз.). Цит. по книге: Кристиане Бассиюни. Воспитание народоубийц. Власть и зрелость. СПб., 1999, с. 39.
8 П. Питерсон. Седой рассвет. Журнал «США», 1999, № 12.