АЛЕКСАНДР ЛЕОНТЬЕВ
Опубликовано в журнале Звезда, номер 8, 2000
АЛЕКСАНДР ЛЕОНТЬЕВ ИЗ ЦИКЛА «СЕМЬ ХОЛМОВ. RU» Мы с тобою поедем на «А» и на «Б»… Мандельштам 1 Москва — ты девушка Аксюта, Так примири ж меня с собой. Что человек! Одна минута — И он уже другой, любой. Запой четырнадцатидневный, Глядишь — и кончился уже, Чтоб голоса завой напевный Пророс в трезвеющей душе. Летят машины по Бутырке, Савёловский в огнях всю ночь, И голове, как той бутылке, Свой спиритус не превозмочь. Еще не выброшена елка Под старый новый век и год, Где в скорлупе шаров осколка Жизнь неожиданно растет. Тут я душой обволокнулся, Как одеялом — рядом с той, С которой я теперь проснулся От рифмы нежной и простой. Прости же, Господи, — не мука, Но музыка спасает от Беды, что не имеет звука, — Для радости, что им живет. 2 Попсовое радио «Семь холмов», — Да ладно, давай включай. Волна иная из всех домов Выберет наш невзначай. «Вот суперская», — произносишь ты О песне одно из тех Своих паразитов. Но так чисты Глаза, что это не грех. И весь чумной бесконечный пир Смываем волной без слов, И слышно: Москва — это Tретий мiр, И семь у него холмов. 3 Новогиреево, не захиреть бы мне Здесь, где, жирея, пасутся менты… К счастью, снежок редкозубыми гребнями Тенью своей распахали кусты. То отвлечешься, то скуксишься заново, Но тормознуться не хочешь на том, Что для Георгия свет мой Иванова Было копьем бы, да стало крестом. Где же дракон твой, и сам-то я Юрьевич, Да у Лужкова на кепочке герб. Дым злопыхаешь (две пачки выкуриваешь) В хитросплетение вязов и верб. Вон из окна мандарин кто-то выбросил, Он между веток голимых застрял… Жизнь — это то, говорится, что было сил: Случай, обмолвка, зазор, идеал. Цитрус на вязе… Смешно, а поди-ка ты Выбей попробуй всю дурь из башки, — Пошлому чуду не надобны выгоды. Эх, затяните, менты, ремешки. 4 Тя╢жки отходняки После, тьфу-тьфу, запоя… Тупо стирай носки, Брюки и все такое. В комнате пусто так, Как Робинзону Крузо. Был бы полный голяк, Да спохватилась Муза. Просит меня шепнуть, Смыслом обжив квартиру, Тошную эту жуть Городу М и мiру, — Что, почти говоря Вслух, мыслит затворник На ночь в конце января: Первое. Вторник. 5 Книжек нет, телефон отключили, Вот пишу, чтоб не съехать с ума, В графоманском безудержном стиле, Что прижалась к окошку зима. Вижу лыжника, дворик детсада, Палка сломана, ходит с одной, Мальчик с девочкой, дальше не надо Продолжать эту мысль, боже мой. Что ж, я тоже прижался, но с этой Стороны, а стемнеет когда, Я увижу: вот я с сигаретой, И уже не заглянешь — туда. 6 Борису Рыжему Ты все зубами пиво открывал, Мешал вино и водку, пил без меры, Вставал и падал, как девятый вал, И все глядел: где ми-ли-ци-а-не-ры? Да вот же, у киоска! И, авто Притормозив, просил «купи мне пива». Я шел к ментам в распахнутом пальто, Дрожа, набычась, мертвенно, лениво. И покупал, и нес его тебе, А ты кричал «открой его руками», Да пальцы тонки, не чета губе Прожорливой, но это между нами. А ты не унимался: «что-нибудь Ну сделай же, чтоб воздух содрогнулся!» Я мог бы грудь, пожалуй, распахнуть, Но вряд ли бы потом к тебе вернулся. И вот, уже на кухне, положа Тесак на стол — и будь что будет, Боже, — Мы понимали: лезвие ножа Уже снимает с душ сырые кожи. Когда, пускай ты пьян, обнажено Все тело мiра, выливай из ступок Водицу, превращай туда вино, Чтобы в багрец окрасился поступок. И, твой бычок в ладонь свою туша, Чтоб отрезвить безумие любовью, Я чувствовал, что мясо — только с кровью: Дымится плоть, и восстает душа. 7 Плачь над «Титаником»! На блюде — Весь ужас. Не чета судьбе. «О, как красиво гибнут люди», — Съязвил мой друг Володя Б. Он сам, когда жена к другому Ушла, топился в ванной. Но Щеколду я сорвал: сухому Тащить мoкруху. Вот кино. Смотри и плачь. Весь мiр отныне Уходит под воду. Весь век. Ах, Ксюша, Ксюша, не в картине — В натуре гибнет человек. Не всё нам посуху, и горе Не одолеть порой. Но вдруг, Как Чермное, смотри же, море, Жизнь расступается вокруг. Эпоху проводили взглядом: Обломки, мачты, гаснет свет. А ты и ты — со мною рядом, Пошли на выход, смерти нет. 2000 * * * Друзья переходят на идиш, Точнее сказать, на иврит. На инглиш. По-русски, как видишь, Ну, мало ли кто говорит. На чешский. Еще один, холя Родную неглупую дойч, Отвалит. Эх, воля-неволя. И правильно. Нечем помочь. Я рад бы и сам, чтобы вместе В том разноязыком раю… Да, видно, останусь на месте, У бездны немой на краю. И баксов, как водится, нету. А главное, Некто приник, Рассеяв: бродите по свету, Забудьте вы родину эту, — И вырвал ей грешный язык. 2000