Пеpевод с итальянского Алины Поповой
ЭССЕИСТИКА И КРИТИКА
Опубликовано в журнале Звезда, номер 3, 2000
Перевод Алина Попова
ЭССЕИСТИКА И КРИТИКА
РЕНЦО ОЛИВА СПАСЕТ ЛИ НАС ИНТЕРНЕТ? Заметки о современной итальянской литературе
Первой реакцией всякого, кто зайдет в эти дни в итальянский книжный магазин, будет смятение перед сверкающей массой книг, которая предстанет его взору. Читатель, как в круглой бесчисленной библиотеке Борхеса, будет потрясен от сознания того, что даже если б он всю жизнь только и делал, что читал, ему бы все равно не хватило времени. Писателя же охватит депрессия, когда он увидит, что его книга теряется, подобно песчинке в пустыне (только счастливая случайность может сделать так, чтобы она оказалась в руках у покупателя-читателя: так стоит ли писать, искать издателя и т.д.?).
Откуда столько книг? На этот счет есть разные объяснения. Одно из них может дать следующий пример: моя теща имела обыкновение каждый раз дарить мне на Рождество по галстуку; по прошествии времени, так как она никогда не видела, чтобы я носил эти галстуки, она начала дарить мне их каждый раз по два, удваивая, таким образом, вероятность угадать мой вкус (впоследствии, оставив затею с галстуками, она отдала предпочтение пижамам, затем носкам — области явно намного менее изысканной). То же самое делают и издатели: чтобы заманить непостоянного и капризного читателя, они публикуют огромное количество книг: если не интересует книга воспоминаний известного палача, то заинтересует пособие по игре в бридж, если не интересует альбом с динозаврами, то заинтересуют откровения дорогой проститутки, и так далее. Другие факторы, благоприятствующие бурному росту количества книг, — это еще и тщеславие авторов, которые практически «самофинансируют» собственные книги (надеясь на внезапный успех), а также различные субсидии, которые издателям удается получить от частных спонсоров (банков либо крупных предприятий), от государства (выделение средств на публикации), от зарубежных стран (так называемые субсидии на переводы), либо финансирование со стороны международных организаций (например, для борьбы с безработицей среди молодежи).
Один дистрибьютор рассказывал мне, что его фирма каждую неделю поставляет в книжные магазины около 500 новых названий. На практике огромная часть этих книг проходит через магазины почти незамеченной (в процентном отношении книги, заслуживающие рецензии, являются редкостью: безусловно, это лишь маленькое меньшинство из тех, которые удостаиваются чести быть выставленными на прилавок!), чтобы быть вытесненной следующей партией… Моя знакомая писательница, разочарованная тем, что ее книга осталась незамеченной (после едва ли трех месяцев!), призналась мне, что ее издатель, Мондадори, крупнейший в Италии, вкладывает средства в рекламу и продвижение только тех книг, которых предполагается продать более 90 000 экземпляров! Другие пусть пробивают себе дорогу сами: если это золото, то оно заблестит… Впрочем, для крупных издателей издание книг — это только часть (и не самая большая) их бизнеса, и потери, вызванные изданием, компенсируются другими секторами, обычно мульти-медиальными (телевидение, видео, видеоигры и т.д.).
Если вы до этого побывали в Париже, Мадриде или Берлине, то второе впечатление, которое у вас складывается, когда вы вошли в итальянский книжный магазин, — это «дежа вю»: большая часть книг — те же самые, авторы — те же самые, обложки — те же самые, даже категории лучше всего продающихся книг — почти те же самые (я бы сказал — на 60%): мировые бестселлеры. Это, на мой взгляд, — один из самых очевидных эффектов глобализации жизни и мировой культуры.
Набрасывая панораму современной итальянской литературы, следует начать с «всегдашних» авторов, которые пишут с незапамятных времен и, поскольку в Италии писатели никогда не выходят на пенсию, продолжают писать вплоть до своего последнего дня… Каждые год или два, все время находясь в преддверии создания литературного шедевра века (но постоянно оставляя себе эту возможность на будущее…), они выпускают в свет «выстраданную, глубокую» книгу, читающуюся как доказательство «зрелости» автора, за которым признаются все качества, необходимые для выполнения задачи создания в короткие сроки долгожданного шедевра…
Является очевидным, что подобная книга призвана соперничать за какую-нибудь литературную премию и/или стать фильмом… Литературных премий в Италии бесчисленное множество: можно сказать, не существует ни одной деревушки, затерявшейся в италийских горах, которая не пыталась бы создать себе рекламу, учредив какую-нибудь литературную премию, — намного более дешевая форма рекламы, чем, например, фестиваль эстрадных исполнителей или чемпионат по бочче… (Италия, однако, находится в прекрасном соседстве: очень хорошо известен случай, произошедший в этом году в Испании, когда электрик из Кордовы, некий Мануэль Террин, прославился тем, что выиграл более тысячи литературных премий, оставаясь при этом абсолютно никому не известным!) Итальянцы, со своей стороны, смотрят на основные литературные конкурсы как на спортивные состязания: так же, как они болеют за свою футбольную команду, за своего велосипедиста, они болеют и за своего писателя, соперничающего с другими за учрежденную премию (по идее, можно было бы даже создать своего рода новый подпольный тотализатор с денежными ставками, если бы изначально не было известно, что победы в различных конкурсах полностью и равномерно согласованы и распланированы между сильнейшими издательствами страны!).
Создав такие ядовитые ярлыки, неловко навешивать их на реально существующих авторов. Но… положение обязывает, и первый, кого, желая того или нет, нужно представить, — это Альбертo Бевилаква (Аlbertо Веvilacquа, 1934). Быть может, из-за зависти к огромному количеству его книг, по которым он сам, во многих случаях, ставил фильмы (не имевшие большого успеха), его постоянно не жалуют критики, обвиняя в том, что он представляет «литературу-истеблишмент», и доходя даже до того (как в случае с книгой по истории итальянской литературы XX века, вышедшей всего несколько месяцев назад), что вообще не упоминают его имени!
Обосновавшийся среди других провинциалов, подающих большие надежды, в начале шестидесятых — годов бума, итальянского экономического чуда, полный решимости достигнуть успеха, он достиг его романом «Город в любви» (Unа сitt<173> in аmоrе, 1962), пылающим гражданским пафосом, бурлящим кровавыми страстями, пронизанным запахами пармской провинции. В дальнейшем, за долгие годы городской жизни, этот изначальный пыл рассеивается: современная тематика — невроз, неудовлетворенность жизнью (модернизированная при помощи динамичного, искусственного стиля) оказывается достаточной для его продвижения по пути к известности и материальному благополучию, но все более удаляет его от Литературы с большой буквы .
Аналогичным образом обходится критика и с Дачией Мараини (Dасia Маrаini, 1936), что обратно пропорционально числу ее книг, тиражу ее романов, полученным литературным премиям (начиная с «Возраста дискомфорта» (L’еtа dеl mаlеssеrе, 1963). Вероятно, для кого-то из сегодняшних писателей ее биография является эмблематической: дебютировав на литературной сцене и в мировых хрониках как любовница Моравиа, она перешла в «оппозицию», кокетничая с марксизмом и заняв, тем самым, сильную феминистскую позицию, борясь за экологические идеалы и т.д., но всегда оказываясь в числе участников модных кампаний (ее последняя книга рассказов «Тьма» (Вuio), удостоенная в этом году премии Стрега, рассказывает о проблемах детей — жертв сексуального насилия…) и никогда не переставая выставлять себя напоказ.
(В свете подобных рассуждений, когда писатель умирает, его творчество тоже блекнет: о нем вспоминают только по случаю столетия со дня рождения или другой годовщины, — ритм создания-распространения-рекламы уже беспощаден. Взять, к примеру, писателей, умерших всего несколько лет назад: кто еще говорит о Кассоле, Лалле Романо, Арпино и т.д.?)
Подавив робкие попытки остальных авторов, претендовавших на то, чтобы взойти на литературный Олимп, там остается только небольшая группа писателей, более молодых и достаточно опытных. Я бы начал с «внуков Кальвино».
От Кальвино проза Даниеле Дель Джудиче (Danielе Dеl Giudiсе, 1949) берет некоторую научную сухость, питаемую контактом с наукой и техникой, а также эмоциональную невозмутимость поиска, исследования литературных механизмов. В первом романе «Уимблдонский стадион» (Lо stadio di Wimbledon), опубликованном в 1983 году при поручительстве Кальвино, исследуется, по какой причине интеллектуал из Триеста Боби Базлен бросил писать, предпочитая личное, непосредственное влияние на тех людей, с которыми он начинает общаться; во втором — «Западный атлас» (Аtlantе оссidеntаlе, 1985) — изображена дружба между пожилым писателем и молодым физиком, открывающим новое определение атома: физическая реальность и метафизическая гипотеза, закон и воображение могут сблизиться до того, что путаются друг с другом. Даже если последующие произведения и не внесли значительного вклада в современную итальянскую литературу, фигура Дель Джудиче все же обрела значимость на литературной арене, когда он, возглавив издательство Эинауди, надел такую же серьезную и хмурую маску, какая была и у знаменитых личностей — его предшественников на этом посту.
Андреа Де Карло (Аndrеа Dе Саrlо, 1952), также обретший известность благодаря Кальвино и взрастивший свой опыт на солнце Калифорнии и Австралии, работал теледокументалистом, сценаристом, журналистом и находится в очень теплых отношениях со средствами массовой информации. Почти все его книги имели большой успех, начиная со «Сливочного поезда» (Тrеnо di рannа, 1981) и до самой последней, «В настоящий момент» (Nеl momentо, 1999). Их тексты, выдержанные в стиле под стать эпохе компьютеризации, с быстрым ритмом и немного чересчур закрученными интригами, возможно, имеют заслугой стремление к диспровинциализации нашей прозы. Показательно высказывание Кальвино: «Не исключено, что Де Карло, будучи спроецированным на внешнее, сумеет показать нам что-то из внутреннего. Возможно, это потому, что он не боится рискнуть и обнаружить, что внутри может оказаться пустота».
Близким к Де Карло мне кажется наиболее широко обсуждаемый сегодня писатель Алессандро Барикко (Аlеssаndrо Ваriссо, 1948), чьи романы «Замки злости» (Саstеlli di rabbiа, 1991), «Шелк» (Setа, 1996), «Город» (Сitу, 1999) снискали большой международный успех и уже переносятся на большой экран. О нем действительно говорят не только в Италии: в Германии, например, его охарактеризовали как «кич-автора». Секрет его успеха определяется тем, что он является в большей степени популярным героем, чем писателем: ведущим телепередач, всюду создающим себе рекламу, оппортунистом, поддерживающим сегодняшнее правительство левых сил, и суперзвездой беллетристики-шоу. Гражданин glоbаl villagе, он прекрасно знаком с миром средств массовой информации, и ему удается создавать романы, которые, будучи покрытыми безвкусной оболочкой, как некоторые таблетки, подходят для любого вкуса, переводятся на любой язык и преобразуются в фильмы (ничего при этом не теряя…).
Один из крупнейших современных критиков А. Берардинелли писал о нем: «Я исключаю, что кто-нибудь может проникнуться чувствами или научиться чему-либо, прочтя его книгу». Сурово, но, быть может, более справедливо кто-то определил его манеру писать как «питаемую эстрогенами, обычно используемыми для накачки мышц у спортсменов».
Этот литературный век, как было замечено, закончился на несколько десятилетий раньше: с определенного периода начинает преобладать чувство маньеристского повторения уже существовавших ранее сюжетов и чужих поз.
Бесспорной заслугой Умберто Эко (Umbertо Есо, 1932), ученого и преподавателя семиотики (шутливо называемого в Италии «туттологом», От итальянского tuttо — «всё».>>), стало то, что он, не будучи беллетристом, привлек мировое внимание к итальянской литературе благодаря роману «Имя розы» (Il nomе dеllа rоsа, 1980), вышедшему после целого ряда очерков и исследований в области семиотики и повествовательных структур. Это своего рода детектив, действие которого происходит в эпоху средневековья и в котором черты полицейского романа органично сочетаются с чертами романа исторического, богатый культурными подробностями, художественными чертами, популяризующими элементами. Автор в нем сумел вдохнуть жизнь в сложную систему комбинаций и сплетений широких символических значений, одним словом, это смесь истории и фантазии, исторических документов, идеологических оправданий и свободного художественного вымысла. Аналогичные приемы повторены в романах «Маятник Фуко» (Il реndоlо di Fоuсаult, 1988) и «Остров предыдущего дня» (L’isola dеl giornо рrimа, 1994), имевших почти такой же успех.
Его прозе, пронизанной чертами публицистического стиля и населенной неглубокими персонажами без психологических проблем, играющими функциональную роль «типов», придают образцовое значение постмодернистской в том смысле, что все уже написанное и сказанное он написал и сказал еще раз при помощи различных схем и поворотов сюжета, создав управляемую структуру из цитат, отзвуков, новых и скопированных частей.
Постмодернистом считается и Пьер Витторио Тонделли (Рiеr Vittoriо Тоndelli, 1955-1991), не столько из-за того, что одна из его книг, вышедшая в 1990 году, носит название «Уик-энд в стиле постмодерна» (Un wееk-еnd роstmodernо), но и потому, что его творчество оказывается как бы каталогом, в котором все, даже самые незначительные, традиции и привычки общества выявляются и описываются с почти маниакальной точностью, с большим количеством подробностей и обилием цитат. В его тексты (см. также «Пао Пао» (Рао Раo, 1983) и «Римини» (Rimini, 1984) введены намеки и цитаты из кинофильмов, песен, комиксов, бульварные выражения, молодежный сленг, заимствованный у американцев (в особенности у Керуака и Буковского). Все это приправлено очень пикантным соусом из секса…
Рядом с Тонделли, вследствие предпочтения, отдаваемого сексуальной тематике, можно поставить Альдо Бузи (Аldо Вusi, 1948), дебют которого с энтузиазмом приветствовался критикой, упомянувшей в связи с этим даже Достоевского. «Семинар по молодежи» (Seminariо sullа giovent, 1984) — это действительно циничная , безжалостная, страстная, выстраданная автобиография, бурная, как полноводная река. К сожалению, последующие произведения «Стандартная жизнь временно продающего колготки» (Vitа standard di un venditorе рrоvvisoriо di соllant, 1985) и «Содомии шрифтом размера 11» (Sоdomiе in соrро 11, 1988) открывают нам, что река была скорее клоакой, несущей зловонное гнилье его сексуальных отклонений, его невыносимо провоцирующего стремления перейти все допустимые границы.
Не столько постмодернистом, сколько «маньеристом» мне кажется Антонио Табукки (Аntoniо Таbucchi, 1943), чью прозу определяют как «второсортную» из-за того, что она питает себя литературной памятью — отголосками других произведений других авторов (в особенности Песоа, которого Табукки, будучи португалистом, прекрасно знает). Характерной особенностью его прозы является стремление к рассеиванию сюжетного материала с тем, чтобы в конце открыть (либо предполагать, что открывает) другую историю внутри уже рассказанной. Ссылаясь на него (в особенности из-за романа «Утверждает Перейра» (Sostienе Реrеirа, 1995), критик П. Кудини отмечает, что «некоторые писатели умеют легко дер-жать нити повествования и мельком показывают… высокие размышления, серьезную экзистенциальную проблематику». В его книгах угадываются пропасти правды, которые потом оказываются немногим более, чем высокопарными банальностями, — в точности в соответствии со схемами литературы для «легкого чтения».
Это суждение относится также и к Сузанне Тамаро (Susannа Таmаrо, 1957), которая ловко, но безвкусно, без соблюдения стиля, дозируя «должные сработать» душещипательные ингредиенты, своим романом «Иди, куда тебя ведет сердце» (Vа’ dovе ti роrtа il сuоrе, 1994) заставила рыдать публику всего мира: ее сравнивали даже с известной писательницей прошлого Лиалой, автором ультрасентиментальных и патетических любовных романов.
Говоря об успехе, трудно отрицать то, что 1999 год был во многом годом Андреa Камиллери (Аndrеа Саmilleri, 1925), целых восемь книг которого за несколько недель заняли различные места в национальном хит-параде. В прошлом сценарист и телережиссер, но как писатель до недавнего времени никому не известный, он ни с того ни с сего наполнил книжный рынок своими детективами, за долгие годы накопившимися у него в столе, повествующими о деяниях комиссара Монталбано. Произведения оживляются использованием сицилийского диалекта или диалектных выражений, воскрешающих античные ароматы и местный колорит, может, иногда слегка утомляющий, наподобие чрезмерной, невежественной жестикуляции. Благосклонность к нему публики можно объяснить как реакцию на лингвистический минимализм писателей, поглощенных городской цивилизацией, на их технико-производственный либо телевизионный язык (который уже в 1961 году Пазолини объявил новым литературным языком). (С другой стороны, недавно проведенное статистическоe исследование выявило, что 23% итальянского населения еще говорит исключительно на диалекте, в то время как тех, кто использует в своей речи как диалект, так и итальянский язык, насчитывается 28,3%.) Является очевидным, что Камиллери в данном плане далеко не первый: многие до него вышли на литературную арену, имея за плечами недюжинный опыт написания произведений на диалекте. (Достаточно упомянуть сицилийца Винченцо Консоло (Vinсеnzо Соnsоlо, 1933), книги которого характеризуются ценным с лингвистической точки зрения сплавом, но слишком вычурными стилистическими оборотами, чтоб гарантировать ему большой кассовый сбор!)
Как многообещающего характеризует сам Камиллери неаполитанца Джузеппе Феррандино (Giusерре Ferrandinо, 1959), в прошлом создателя комиксов: такое «происхождение», некоторым образом сближающее этих двух авторов, по их мнению, наверное, можно считать преимуществом, поскольку оно избавляет писателя от балласта итальянской литературной традиции…
Свободными в отношении традиции, рискуя, однако, впасть в противоположный по знаку конформизм, предстают некоторые молодые писатели, которых окрестили (по названию посвященной им антологии) «молодежь-каннибалы». Черты, характеризующие творчество этих писателей <%-2>(среди которых ярко выделяется Ни<%0>кколо Амманнити (Niссоl} Аmmanniti, 1966), — внимание к «повседневным зверствам», подростковой жестокости, доходящей до крайности, пристрастие к фильмам ужасов, изображающим увечья и фонтаны крови (их учителями , как, кажется, и их сверстников-французов, являются Стивен Кинг и Квентин Тарантино), в целом подобная смесь с добавлением определенной дозы юмора может быть отнесена к разряду своего рода рulр fiction.
На самом деле мы находимся между двух зол: неизвестно, что хуже — ужасы рulр fiction или безалаберная и нелепая проза последнего романа Амманнити «Я заберу тебя и увезу» (Тi рrendо е ti роrtо via, 1999).
Среди других известных авторов, возможно, стоит остановиться на Энрико Брицци (Еnriсо Вrizzi, 1974), роман которого «Джек Фрушанте вышел из группы» (Jасk Frusciantе { usсitо dаl gruрро, 1994) уже стал объектом изучения языка молодежи. Также Джузеппе Куликкья (Giusерре Сuliссhia, 1965) своими романами «Все на землю» (Тutti gi реr tеrrа, 1993), «Глаз на решетке» (Оссio sullа grаtiсоlа, 1996) и Сильвия Баллестра (Silvia Ваllеstrа, 1969) романами «День рождения игуаны» (Il соmрlеаnnо dеll’iguаnа, 1991) и «Медведи» (Gli оrsi, 1994) рождают «молодежную» литературу, слабую по содержанию и слепо копирующую Америку , в том смысле, что все культурные ориентиры лежат между Макдональдсом и кроссовками Nikе, телесериалом «Веаutiful» и фильмами «Звездные войны» и т.д. Сильвия Баллестра, в свою очередь, предлагает языковую пародию, очень богатую фантастическими, взятыми из комиксов, поистине «бредовыми» элементами. Брицци, быть может, по причине своего юного возраста, представляет прозу, которую я бы определил не столько как «молодежную», сколько как «подростковую»: дискотечные откровения перемешиваются там с лозунгами из рекламных роликов, интимными признаниями, нацарапанными на стенах общественных туалетов и метро, и все это изложено с наивной сентиментальностью дневниковых записей старшеклассниц…
Приближаясь к завершению статьи, я спрашиваю себя: а стоит ли подводить итоги развития литературы этих лет? Может, было бы мудрее избежать этого, но как это сделать в период, когда подводятся итоги года, столетия и даже тысячелетия?..
В первую очередь нужно безоговорочно признать, что представленная панорама очень сильно сужена (за упущения упрекают даже тех, кто пишет целые книги, так что уж говорить, когда речь идет всего лишь о статье!). В любом случае я не думаю, что картина сильно изменилась бы, если б я включил сюда молодых авторов, подающих надежды, за творчеством которых еще нужно следить, как Роберто Котронео (Rоbеrtо Соtronео), или беспокойных личностей типа Альбертo Арбазино (Аlbеrtо Аrbаsinо), постоянно готового снова опубликовать в энный раз переработанный вариант «Итальянских братьев» (Frаtеlli d’Italiа), где он возводит себя на уровень учителя хорошего тона и обличителя безвкусной стилизации, причем не только для нашей страны, но и для всей европейской культуры; или Эдоардо Сангуинетти (Еdоаrdо Sаnguinetti), готового напомнить сегодняшним испуганным поэтам, что неоавангард 60-х годов — вот это было да!
(К слову сказать, о сегодняшней итальянской поэзии: уже почти вытесненная из книжных магазинов, она находит себе убежище в катакомбах нескольких литературных кружков, где преподаватели-пенсионеры читают стихи собственного сочинения, при этом не слушая друг друга… Конечно, несколько имен назвать можно: Джованни Рабони (Giovanni Raboni, 1952), Джузеппе Конте (Giusерре Соntе, 1945), Валерио Магрелли (Vаlеriо Маgrеlli, 1957), но и они все сознают, что поэзия уже изгнана из мира и ничего в нем не значит. По моему мнению, единственная поэзия, которую сегодня любят итальянцы, — это тексты песен Васко Росси или Джованотти.)
Итак, если мы все же желаем подвести итог, он может быть только резко отрицательным: наша литература не только отказывается участвовать в серьезных общественных или гражданских полемиках, не хочет ни знать о них, ни занимать четкие идеологические позиции, но она не хочет даже определяться в эстетическом плане (было отмечено, что теперь больше нет ни литературных манифестов, ни программ, ни школ…). И даже для передачи итальянского языка через столетия она оказывается скверным проводником: кто знает, какой итальянский мы передадим нашим внукам! Кто-то скажет, что, несмотря на это, Дарио Фо (Dariо Fо) недавно получил Нобелевскую премию в области литературы, — я напомню им, что почти всеми литературными кругами Италии она была воспринята как насмешка.
Книги стали чем-то вроде одноразовых бритв или шприцев — из разряда «используй и выброси». Литература превратилась всего лишь в продукт потребления, можно даже сказать, легкого потребления, продукт питания мгновенного приготовления, или, лучше, полуфабрикат: в общем, стала чем-то вроде fast-food. Слишком пессимистично? Нет, не думаю.
Единственное, что нам остается — это купить себе персональный компьютер и отправиться путешествовать по миру Интернета. Остановимся в каком-нибудь сайте, в котором в четыре, шесть, сто рук на двух, трех, пяти языках мы сумеем, быть может, сочинить новую литературу, в которой перепутаются все национальные литературы, или сегодняшнее понятие литературы просто не будет больше иметь смысла…
Спасибо, Интернет, за то, что ты спасешь нас!
Декабрь 1999
Перевод с итальянского Алины Поповой