Журнал "ЗВЕЗДА" N9, 1998 г
Опубликовано в журнале Звезда, номер 9, 1998
ВЛАДИМИР ШПАКОВ
ПЛАТА ЗА ПРОСТОТУ
Футурологические заметки
Календарный конец века, как и положено, полон предощущений века будущего. Мы подпрыгиваем и встаем на цыпочки, чтобы заглянуть за забор с надписью «Третье тысячелетие»; мы строим прогнозы, теории и дискутируем, полагая: если не самое лучшее, то самое интересное- впереди. Вполне возможно, мы уже живем «впереди» (многие считают, что де-факто век кончился) и забор на самом деле за спиной. Только от этого не легче, потому что перед нами- покрытое туманом пространство, марево, в котором трудно различить что-нибудь отчетливое, так, одни фата-морганы. И ничего не остается, кроме как оглянуться назад и вокруг, чтобы осмыслить: с чем же мы идем в этот зыбкий туман будущего?
Однажды Ингмар Бергман сказал, что лет через пятьдесят у человечества, возможно, будут такие проблемы, по сравнению с которыми современные покажутся детскими игрушками. Высказывание не было подробно аргументировано- это интуиция художника. Но основана она, без сомнения, на современности с ее безумными пpоблемами, так что, уважая интуицию гениального режиссера, имеет смысл задуматься о продолжении этих проблем в третьем тысячелетии.
Что же имел в виду Бергман- ядерные боеголовки? Уничтожение окружающей среды или, к примеру, Интернет, который так сейчас пугает гуманитариев? Думается, только отчасти. Думается, знаток человеческой души тревожился в первую очередь о человеке, который поврежден сейчас гораздо значительнее, чем окружающая среда.
Еще раньше испанский философ Ортега-и-Гассет говорил: «Наш западный мир- да и весь остальной тоже- находится в тяжелейшем положении, быть может, наитяжелейшем- по крайней мере, из тех, что помнит история. Представьте себе человека, который знать не знает, ни что он должен делать, ни кем он должен быть, в душе которого нет хоть какого-то прообраза жизни, действительно своего и безоговорочно притягательного. Такого человека не выручат ни обилие жизненных средств, ни их могущество. Он не знает, что с ними делать, потому что не знает себя, и не в них он нуждается, а в себе. Он сам себе главная помеха и преграда…»
Вообще-то кризису, о котором наши предки могли только мечтать, сто лет в обед: о чем-то похожем говорили и Ницше, и Достоевский, и Леонтьев- многие. Просто во времена Ортеги кризис уже отчетливо оформился, а в наше время- и время Бергмана, соответственно,- только слепой его не видит.
Эту беду можно назвать отторжением от центральных смыслов и подменой их второстепенными. Что такое центральные смыслы? Разумеется, не постулаты и не готовые формулировки- скорее, это вопросы, которые принято именовать проклятыми. Ну, к примеру: «Кто меня волшебной властью из ничтожества воззвал?» Кто я такой? Зачем живу, если неизбежна смерть? Почему в мире столько Зла, и во мне в том числе? В общем, понятно- вечные темы, проклятые вопросы, которые неотделимы от человека и сидят в глубине любого, даже самого неразвитого сознания. Однозначно на них ответить невозможно- на то они и проклятые,- зато во власти каждого ставить их время от времени или не ставить. Задумываться или игнорировать. Соответственно, иметь шанс на осмысленность личного и коллективного бытия или заранее от него отказаться.
Беда современности- в легкости ухода от малоприятных, в общем-то, вопросов. Жизнь на тысячи голосов кричит: «Плюнь, дружище, на то, что кто-то и когда-то тебя воззвал- делай свой бизнес, кайфуй, ведь ты создан для счастья, как птица для полета!» И современный человек с готовностью соглашается, благо цивилизация невероятно изощрена и хитра в возможностях ухода и подмены, когда магистральными становятся другие вопросы: как прожить на материальном уровне своего круга? Как существовать в потоке изменчивой моды? Вариантов деятельности- немыслимое количество, вариантов досуга- еще больше, и все надо в темпе, на бегу, а то не дай бог отстанешь.
«У большинства людей и народов незнание того, что действительно надо делать, отсутствие ясной, открытой и подлинной жизненной программы оборачивается лихорадочной жаждой деятельности- именно потому, что ощущение пустоты лишает их самообладания, и впопыхах они силятся заполнить пустоту бешеной деятельностью и бурным ажиотажем. Все это принимает характер тайного самообмана, своего рода злостного алкоголизма. Безнадежная попытка обмануть безнадежность».
Это опять Ортега, и возникает ощущение, что свое интервью аргентинскому радио он давал буквально на прошлой неделе. На Западе лихорадочная жажда деятельности давно стала мейнстримом жизни; теперь же и мы, простившись с эпохой больших идей, осенявших нашу деятельность неким потусторонним светом, занялись тем же. Мы тоже попали в планетарный процесс вестернизации, поскольку во второй половине двадцатого века западному миру удалось-таки победить, точнее, соблазнить весь остальной мир. И Мировое Гетто, если воспользоваться терминологией политолога Збигнева Бжезинского, кинулось вдогонку за Мировым Городом.
Процесс этот невероятно сложен и отнюдь не гладок- природа человечества сопротивляется тотальности, даже весьма приятной, и гонка получается- с препятствиями. В виде остатков мировых религий, национальных обычаев и особенностей, наконец, просто политических амбиций местных элит и лидеров. Но сила солому ломит, особенно если эта сила заходит с тыла и вливается в уши бродвейским шлягером или бьет в глаз рекламным роликом. Делай, как мы,- журчит из динамиков и с экранов; будь, как мы,- и получишь искомое счастье. Кто такие «мы»? Не американцы, конечно, и не немцы с французами, хотя и то, и другое отчасти правильно. «Мы» скорее напоминаем мифический образ, тиражируемый СМИ и давно поселившийся в душах людей, пусть даже кое-где до похожести на «нас» очень далеко.
Собственно, победили не государства и ценности- победил определенный тип личности, позволяющий- пока!- устойчиво существовать роду человеческому. «Прагматик-Гедонист-Либерал»- назовем так нашего смоделированного «хомо», который ставит выполнимые задачи и решает их; затем опять ставит и опять решает, потому что в основе его деятельности- трезвость и прагматизм. В свободное время он наслаждается плодами своих трудов, ублажая тело и душу; и не только живет сам, но и дает жить другим: у вас своя правда, у меня своя, мы не мешаем друг другу, а отношения выясняем в суде и в избирательном участке.
Предполагаю вопрос: ну и что же тут плохого? вам что, вестернизация не нравится? Но ведь альтернатив было не много: советизация, фашизация или, допустим, исламизация всея планеты гораздо хуже. А если вам скучен «Прагматик-Гедонист-Либерал», вспомните красного комиссара с наганом или солдата вермахта со шмайсером- типы тоталитарной личности, что ли, привлекательнее? Вообще не забывайте, господин критик, что вы имеете дело с выбором человечества, так сказать, со свободным волеизъявлением. «Да, лучше быть таким»,- говорит себе человечество, насмотревшись на жуткие альтернативы двадцатого века.
Вспоминаем комиссаров- мороз по коже. А перед свободным выбором человечества остается только pуками развести, осознавая свою ничтожность.
И все же, все же… Человечество, конечно, сделало свой выбор, но одновременно определило и новые пpоблемы, из этого выбора вытекающие. Так называемая «нормальная» жизнь, к сожалению,- несбыточная мечта, такой ее хотело бы видеть ограниченное и успокоенное сознание. Увы, жизнь не нормальна по замыслу, это драма, быть может- трагедия; это «шум и ярость», даже если драматизм временно скрыт или нас- благополучных- в данный момент не касается. Канонически-разрушительные стереотипы, допустим, отвергнуты, но в дело тут же вступает неканоническая разрушительность- пусть «П-Г-Л» (для краткости) и не убивает ближнего по идеологическим соображениям, зато он уничтожает среду обитания. Потому что в невообразимых количествах пожирает энергию, воздух, леса; и если Мировое Гетто даже не догонит, а всего лишь приблизится по уровню потребления к Мировому Городу, биосфера начнет необратимо разрушаться. Вот одна из реальнейших перспектив на будущее,- хотя есть вещи и посерьезнее экологического кризиса.
В будущее уходят миллионы людей, отторгнутые, как уже говорилось, от центральных бытийных вопросов. Кажется, на Западе осуществили мечту одного из Карамазовых: широк человек, я бы сузил; русский он или нерусский- неважно, главное, что сузили, редуцировали. И наше время можно с полным правом назвать эпохой «хомо редуцированного», а на памятнике эпохе написать: «ЗАБВЕНИЕ».
Если поймать за руку какую-нибудь активную личность (политика, предпринимателя, биржевого клерка и т.п.) и спросить: друг, каковы мотивы столь бурной деятельности?- то услышишь сотни объяснений, и все неверные. Однако, снимая их одно за другим, как капустные листья, все-таки есть шанс добраться до сердцевины: чтобы забыться- вот центральный мотив. Деятельность «П-Г-Л»- забвение, и отдых- забвение; хождение в церковь или кирху- дежурный или, опять же, прагматический акт, а общение с культурой идет не дальше Стивена Кинга и Стивена Спилберга. Именно этим ребятам редукция передоверила и рай, и ад человеческой души; оба Стивена виртуозно сублимируют страхи многомиллионного зрителя, персонифицируют в своих образах и таким образом отделяют от персоны, сидящей с книжкой в руках или у экрана. Они плохие- «дети кукурузы» какие-нибудь, а ты, приятель, очень даже ничего,- так говорят Стивены, и вместо ада и рая в душе воцаряется скучноватое, но вполне комфортное чистилище. Плоскость вместо объема; уходящая в бесконечность горизонталь без всякой вертикали.
Нашему «П-Г-Л» уже даром, без душевных затрат достались либеральные ценности и структуры, сами по себе замечательные. Замечательные, когда они- инструменты для достижения чего-то, а не конечные цели и смыслы. «Все здание цивилизации- песок зыбучий,- говорил в одной из лекций Мераб Мамардашвили, трактуя творчество Ницше.- Ибо не порождено из душ всех тех, кто занимается имитациями, ходит в церковь или участвует в создании культурных ценностей… Условием того, чтобы не было катастрофы, является нравственный труд всех людей, из себя обжигающих ЧЕЛОВЕКА». Однако в будущее, к сожалению, в массовом порядке двигаются люди, имеющие весьма смутные представления о том, что такое нравственный труд. И весьма смутные представления о своей собственной природе, которую сузить можно лишь на время,- на самом деле и верх, и низ потенциально всегда сохраняются и в случае кризиса моментально могут быть задействованы; особенно низ, темнота.
Перепрыгнем назад через забор и обратимся к пpошлому- тоже иногда полезно, ведь это не первое в истории упрощение. В девятнадцатом веке уже были и Маркс, и Огюст Конт, и прочие популярные и модные упрощенцы. А потом была расплата- в двадцатом веке, когда вульгарно-социологический подход и позитивизм обернулись двумя мировыми войнами, Освенцимом, Колымой и Хиросимой… Спрашивается: откуда это взялось?! Ведь мы же гуманисты, не дикари, мы, наконец, христианская цивилизация!
Не будем повторять за некоторыми восклицателями: «Как такое (имеется в виду Освенцим) мог сотворить народ Гете и Бетховена?!» Не будем преувеличивать влияния культуры на общество- народ мыслителей и музыкантов был на самом деле народом прусского порядка и бюргерских добродетелей. Но в кризисе из этой плоскости немцы вдруг оборвались в какое-то темное язычество, в культ Вотана- и не в переносном смысле, а в буквальном, если вспомнить любимый фильм Гитлера «Месть Вотана», в котором германское «люфтваффе»до основания разрушало Нью-Йорк. Можно представить, как Гитлер смотрел этот фильм, осененный именем языческого бога, и как впрыгивал душой в экран, уничтожая в воображении ненавистный город. Ну, и как это назвать? Магическая акция, больше никак.
<…>