Стихи
Опубликовано в журнале Знамя, номер 4, 2018
Об авторе | Григорий Михайлович Кружков родился в 1945 году в Москве. Окончил физический факультет Томского университета. Поэт, переводчик, эссеист. Лауреат нескольких литературных премий, в том числе Государственной премии РФ (2003), премии имени Корнея Чуковского (2010) и премии Александра Солженицына (2016). Предыдущая публикация в «Знамени» — № 6, 2016.
Москва. Зимние сумерки
Метро дымится за углом,
как нерестящаяся сёмга,
а здесь, в потёмках — помелом
метёт позёмка.
К такой бы сёмге нужен блин,
и вот уж месяц с пылу, с жару
является для именин
икре под пару.
А вьюга пару поддаёт,
как бодрый инвалид в парилке,
и, бдя, включает пешеход
глаз на затылке.
Парижская шагалка
Памяти Лёши Зайцева
Какой прелестный петушок
Меня в Париже провожал!
Куда б я ни направил ног,
За мной вприпрыжку он бежал.
Он вёл меня, как педагог,
Прекрасный этот le petit
coq!
Я повидать хотел Слона,
Я навестить хотел Гюго,
Я думал напроситься на
Petit déjeuner
к мадам Клико.
Но петушок мне на ушко:
— Не зарывайся, ко-ко-ко!
Я мимо Сен-Жермен-де-Пре
Вышагивал, как генерал,
В лавчонке маленькой в Марэ
Я треуголку примерял.
— На что она тебе, дружок? —
Не понимал мой петушок.
Я шёл и пел: — Я покорю
Моннэ, Монмартр и Монпарнас,
На рю де Рэн и прочих рю,
Клянусь, ещё запомнят нас.
Но петушок, тряхнув хвостом,
Сказал: — Очнёшься под мостом!
Ну
так и что ж! Гуляй, Гаврош,
Твоя печаль – летучий дым,
Мост Инвалидов перейдёшь —
И станешь старым и седым.
— Mesdames, messieurs, au revoir!
Прекрасен осенью бульвар.
Так не волнуйся, мой малыш,
И на журбу себя не трать.
Он жёстко стелит, мой Париж,
Но мягко на газетке спать.
А петушок: — Кукареку!
Клошарствуй, лежа на боку.
Piazza Mattei
А в Риме он любил не Колизей,
не Пантеон, — но арки и дворы,
где мальчики играют в баскетбол,
не замечая мраморных наяд,
которые во всей своей красе,
являя миру безволосый пол
и прочие природные дары,
за их игрою искоса следят;
и маленькие площади вдали
туристских толп: особенно одну,
где четверо ленивых черепах,
которые не то что трёх слонов,
трёх сусликов поднять бы не
могли,
возносятся с опаской в вышину
у отроков проворных на руках, —
как тюбетейки, снятые с голов.
Давно великолепный Вячеслав
плеск этих струй заворожил в сонет
и сыплющейся влаги бахрому
в стиха блестящий мрамор превратил;
но вот явился новый кифаред,
о новой славе муз возревновав,
и водопад прислушался к нему,
вздохнул — и по-иному загрустил.
Сады Айви
Сады Айви —
зелёная шкатулка
спрятанная
в самом центре
Дублина
В сотне ярдов отсюда
шуршание подошв
слитный шорох машин
а здесь — ни души
пустые скамейки
молчаливые сороки
и такой покой
какого на земле не бывает
Уйти
так же трудно
как проснуться
Кстати
выход из сада
охраняет
Джон Маккормак —
ирландский Карузо
Прекрасная идея
ставить в парках
памятники певцам
вишь ты — поёт
а тишины
не нарушает
Малыш
Боже, какие разумные глазки
смотрят на взрослых из детской коляски!
Я б за один этот взгляд
пониманья
дал двух профессоров, без колебанья.
Эти кудряшки и мудрое темя
выбрал бы в члены любых академий.
Небо над городом серо, как
догма,
столбики, кустики, вывески, окна,
почта, сберкасса и винная
лавка.
Дальше по улице катит козявка.
Петровский парк
В Лимбе — осень. Как вам
описать её кратко?
Лист кленовый слетает поэту на шляпу.
Гном в песочнице ямку копает лопаткой.
Воздух жёлт. И отложен визит к эскулапу.
В Благовещенской церкви звонят.
Звук протяжный
С невесомой, под красным
шатром, колокольни
Сходит, якоже в ад, в этот город миражный,
В колдовские круги его, щели и штольни.
Так когда-то под землю сошла
Афродита
И, как чад своих, вывела к свету из мрака
Аристотеля мудрого и Феокрита,
Мантуанца в венке и Горация Флакка.
Ночной киоск
Я помню, как мерцал сквозь
вьюгу
Ночной киоск;
Он был один на всю округу
Бессонный мозг.
Пред сонмом звёзд —
незнаменитый,
Как спички свет;
Но он притягивал орбиты
Ночных комет.
И даже занесённый снегом
Со всех сторон,
Отважным человечьим следом
Гордился он.
И как живой между живыми,
Он нёс им весть,
Что город, чёрт возьми, не вымер
И спит не весь.
…Но вот явился мсье Собянин
Рулить Москвой,
И был киоск ночной забанен —
Он портил строй.
Вид улиц стал предельно
гладок
На строгий глаз,
И завелся везде порядок
Вдоль автотрасс.
И лишь гуляки и поэты —
Никчёмный люд —
О тех галетах, сигаретах
Порой вздохнут.