«Савёловский цикл» Осипа Мандельштама в пространственном преломлении
Опубликовано в журнале Знамя, номер 1, 2018
Об авторе | Владимир Владимирович Коркунов родился в 1984 году в г. Кимры (Тверская область). Окончил МГУПИ, Литературный институт им. А.М. Горького. Состоял соискателем кафедры истории русской литературы ТвГУ (научный руководитель А.Ю. Сорочан). Стихотворения публиковались в журналах «Гвидеон», «Арион», «Лиterraтура», «Цирк “Олимп”», «Интерпоэзия», «Крещатик», «Дети Ра» и др. Рецензии и статьи в журналах «Новый мир», «Знамя» (первая публикация с предисловием Б.А. Ахмадулиной), «Вопросы литературы», «НЛО», «Воздух», «Волга», «Просодия», «Homo Legens» и др. Кандидат филологических наук. Живёт в Москве.
Пребывание О.Э. Мандельштама в Кимрах (Савёлове) в 1937 году и его последний — савёловский1 — цикл стихотворений остаются недостаточно изученной темой. До 1970 года (даты публикации первого тома «Воспоминаний» Н.Я. Мандельштам) об этом этапе его жизни знали преимущественно друзья и — редкие на ту пору — исследователи; до 2009-го — во всех биографиях и статьях и вовсе ошибочно указывалось местопребывание2 .
Между тем, Кимры — а Савёлово вошло в их состав в 1934 году, за три года до приезда сюда Мандельштамов — дают благодатную почву для изучения жизни и творчества О.М.: и в контексте выявления локального текста, и в биографическом преломлении. Присутствует и мифотворческий элемент.
Так, если оценивать летне-осенние месяцы 1937 года с географической точки зрения, то локация, в которой оказалась опальная семья, — безусловно, Кимры. Но если обратиться к литературным координатам, то перед нами — несуществующий в реальном пространстве поселок Савёлово и, как следствие, «Савёловский цикл» (в котором одно стихотворение не имеет отношения ни к Кимрам, ни к Савёлову3 ).
Отметим и неканоничность текстов — «Савёловский цикл» найден исследователями в разных хранилищах; стихотворения записаны не самим поэтом, а его романтическим увлечением той поры Е.Е. Поповой4 и С.Б. Рудаковым5 .
I
ДАЧНЫЙ ПЕРИОД,
ИЛИ ДОМИК С ЗЕЛЕНОЙ КРЫШЕЙ
Поскольку факты о пребывании Мандельштама в Кимрах уже изложены и нами, и предшественниками6 , приведем их факультативно, дополнив, однако, новыми комментариями и неизвестным ранее фрагментом беседы со свидетелем пребывания О.М. в Кимрах.
Итак, в Кимры Мандельштамы прибыли не позднее 26 июня 1937 г.7 и поселились, арендовав дачу, на «низком» савёловском берегу вблизи железнодорожного полотна.
В моих архивах остался неопубликованный фрагмент беседы с Ю.Г. Стоговым (1928–2011)8 , который описал приблизительное расположение дома, где жили Мандельштамы:
«А на другой стороне (мальчик видел поэта в «старых» Кимрах. — В.К.), в Савёлове, жила моя тетка по отцу. На углу, где поворот на гараж Савёловского завода9 . С моста (соединявшего Кимры и Савёлово; появился в 1978 г. — В.К.) надо было повернуть налево, пройти метров семьдесят, затем свернуть направо. Дом на углу и был тем самым, в котором жил поэт. Там, у дороги, стоял большой дом, но Мандельштамы снимали не его, а маленький, находящийся за ним, с зеленой крышей. Дом Чусовых». К сожалению, ни филологические экспедиции, ни приезды в Кимры членов Мандельштамовского общества П.М. Нерлера, Ю.Л. Фрейдина, Л.Ф. Кациса, ни наши поиски — точного местоположения дома — в результате не дали.
«Чахлый лес», в котором, по воспоминаниям Н.Е. Штемпель10 , поэт читал ей «савёловские» стихотворения, мы обнаружили как севернее предполагаемого места проживания Мандельштамов (экспедиция с Ю.Л. Фрейдиным), как восточнее (экспедиция с П.М. Нерлером), так и западнее — за полночи да «при стихах» можно было обойти всю эту территорию! (Южнее дома, если смотреть со стороны Кимр, текла Волга.)
В старом городе Мандельштамы покупали рыбу — у бакенщика Фирсова; в Савёлове молоко — у тетки Стогова (если верить его свидетельствам). Опальную семью навещали уже упомянутая Н.Е. Штемпель, а также Е.Е. Попова, ее супруг В.Н. Яхонтов, Е. Лахути (?), С.Б. Рудаков и др.
Мандельштамы покинули Кимры к ноябрю 1937 г.11 Транзитом через Малый Ярославец (где чета провела ночь) перебрались в Москву, а оттуда направились в Калинин (ныне Тверь) к Н.Р. Эрдману. 5 или 6 ноября поэт с супругой уже были там12 .
Заканчивая непосредственно географическую часть, необходимо уточнить одну деталь. Основываясь на воспоминаниях Стогова, мы предположили, что спутниками Мандельштама, когда он пережидал летнюю жару близ электростанции (неподалеку от места впадения Кимрки в Волгу), были его супруга Н.Я. Мандельштам («женщина, которая уже появлялась с ним») и «балагур» — В.Н. Яхонтов13 . Нерлер в монографиях14 — ссылаясь, правда, на наш источник, — называет другую спутницу Мандельштама и Яхонтова — Е.Е. Попову.
Последнее сомнительно. Логично предположить, что Яхонтов знал о чувствах, разгорающихся между своей супругой и опальным поэтом, — автомобильные прогулки, адресованные ей стихи, переписка… И вряд ли взял жену (или брал, если верить Стогову в том, что спутница появлялась неоднократно) с собой, отправляясь к приятелю, который, одновременно, являлся и ее кавалером. Справедливее кажется версия, что Мандельштама — во время прогулки с Яхонтовым — сопровождала жена.
II
ПЕРИОД РАСКАЧИВАЮЩЕЙСЯ ЛОДКИ,
ИЛИ О МИФИЧЕСКОМ ЛИТЕРАТУРНОМ ПРОСТРАНСТВЕ
К сожалению, нам известны только три «савёловских» стихотворения О.Э. Мандельштама из 10–11, упомянутых Штемпель15 (плюсуем к ним, следом за Швейцер, и московское — послеворонежское).
Территория, собственно кимрский локус, естественным образом отразилась и в «Савёловском цикле». Отдельного анализа заслуживают строки: «Против друга — за грехи, за грехи — / Берега стоят неровные, / И летают за верхи, за верхи / Ястреба тяжелокровные — / За коньковых изб верхи…»16 (стихотворение «На откосы, Волга, хлынь, Волга, хлынь…»).
Даже географически — что говорить о подтекстах! — здесь не все очевидно. Высота берегов между кимрской и савёловской частями Кимр меняется. Эту особенность мы заметили вместе с П.М. Нерлером в 2012 году, когда отправились проверять «чахлость леса» (а, следовательно, возможную локацию для чтения стихов «ясной Наташе») на восточную оконечность Савёлова, в район Горбольницы № 1. Там савёловский берег оказался выше кимрского, тогда как в месте вероятного проживания О.М. уже кимрский «сосед» возвышался над савёловским.
При этом средоточие «изб с коньковыми верхами» в Кимрах приходится на Вознесенскую, зареченскую часть. Отдельные «лубочные домики» — благодаря которым Кимры в СМИ неоднократно называли «столицей деревянного модерна»17, роились, конечно, и в Троицкой части города (напротив предполагаемого местопребывания Мандельштамов), и в савёловской. Учитывая длительность прогулок О.М. по Савёлову (те же «полночи» с Н.Е. Штемпель), существует вероятность, что он прошел от низкой части савёловского берега до высокой. От бывшего Старого Савёлова (так называлась деревня до ее включения в состав Кимр) за границы бывшего Нового Савёлова; как раз над Вознесенской (зареченской, так и у А.Н. Островского18 ) частью города вплоть до 1990-х годов частыми гостями были ястребы и прочие хищные птицы. Таким образом, вырисовывается «дорога греха»: снизу вверх или сверху вниз.
Избы с коньковыми верхами и ястреба — объекты кимрской части города; Мандельштам наблюдал за ними через реку. Савёлово в это время напоминало «большую стройку». Рос завод, возводились «сталинки»…
Так, один из корпусов Савёловского машиностроительного завода через несколько лет поглотит домик, в котором жил другой выдающийся изгнанник — М.М. Бахтин. С Бахтиным Мандельштам, кстати, вполне мог пересечься в Кимрах: из города они с супругой выехали к ноябрю; чета мыслителя въехала сюда 26 октября 1937 г.19
Одно точно: разруха прошлого (разоряющегося и наново вырастающего Савёлова) не притягивала взгляд Мандельштама. Таких свидетельств в стихах — нет. Его взор был направлен на патриархальные «старые» Кимры.
Оптика «Савёлово — Кимры» не исчерпывается этим примером. Автор «Орленка» Я.З. Шведов также находился на правобережье Волги, когда писал свои «Кимры». И к парадигме стихов о городе добавил новые элементы. Шведов отметил «запах кож» — выделяющий Кимры из общего ряда небольших городков; обратил внимание на географические приметы: овраги, глубокий лог, шныряющий ветер, волжскую косу20 . Это — савёловское стихотворение, взгляд с савёловской стороны. Именно он сближает «Кимры» Шведова с локационной доминантой в текстах Мандельштама: пыльная крапива, откосы, неровные волжские берега…
Отметим и такой факт: Шведов, показывая дореволюционные Савёлово и Кимры, подмечает изменения, происходящие на правобережье21 : «А когда отцветал наш отцовский сад, / Яблонь цвет осыпался на убыль, / Поднялись обувные корпуса / И большие кирпичные трубы», что убеждает в предположении: и несовершенные стихи Шведова и — более значительные — Мандельштама написаны на савёловской стороне, но взгляд поэтов был обращен на Кимры.
Уже это оправдывает название цикла — «Савёловский», поскольку тексты, которыми он полнится, созданы в несколько иллюзорном, но литературно самоцельном Савёлове. Так Мандельштам — неосознанно, по большому счету, это «заслуга» исследователей — конструировал мифическое литературное пространство.
Не менее важна и психологическая подоплека стихотворения «На откосы, Волга, хлынь, Волга, хлынь…». Поскольку цикл преимущественно обращен к другой женщине — не жене, — появление расположенных друг против друга берегов, вкупе с их греховностью, можно понимать и как метафору. Ситуация представима многогранно: берега как символ разлуки, невозможности быть единым целым с возлюбленной; «против» друга — в политическом аспекте, поскольку Попова была убежденной сталинисткой; берега как душа автора, разделившаяся и мечущаяся между супругой и новым увлечением, и т.д.
Возможное подтверждение этой теории, ситуативной амбивалентности, обнаруживаем на уровне ритмического построения текста. И.Э. Дуардович отмечает, что «лишние ударения»22 (амфимакр в первом и пятом стихах каждого пятистишья) создают «ощущение раскачиваемой лодки»23 . Здесь возможна отсылка к определенному нами ранее: мечущемуся между берегов (условных жены и возлюбленной) лирическому герою.
Однако «неровные берега» вполне метафоричны и в географическом плане. «Грехи», в которых поэт видел причину их неровности — неровное бытие? — могут быть и следствием трагедии Покровского собора, располагавшегося на левобережье (где в настоящее время находится драмтеатр), взорванного в 1936 г., за год до приезда в Кимры Мандельштамов.
Детальный разбор стихотворения «Стансы», посвященного Е.Е. Поповой (со словами: «Дорога к Сталину — не сказка…»24 ), проделан О.А. Лекмановым25 . Анализ, правда, сакцентирован на формальной стороне дела — как события в стране отразились в текстах О.М. Нам же представляется существенным и географический комментарий, который позволяет иначе взглянуть на кажущееся «сближение» со Сталиным (если оно и было — лишь в угоду влюбленности в Еликониду Ефимовну).
Для этого достаточно единственной ремарки: столичную «Правду» Мандельштам читал в кимрской чайной «Эхо» промартели инвалидов («Эхо инвалидов», как назвала ее Надежда Яковлевна). Уже в этой «двумирности» зиждутся сарказм, ирония и некая невсамделишность «сталинских стансов». Находясь в мифическом литературном пространстве, изучая в «приюте» инвалидов «Правду» (об этом свидетельствует та же Н.Я.), поэт создавал «любовный текст» для прекрасной Лили…
«Правда» приходила к инвалидам… А не был ли душевным инвалидом в то нелегкое время и сам Мандельштам, не погружался ли в пучину собственной лжи — когда обращался к другой женщине (метафизическое, литературное пространство), находясь в «вынужденной ссылке» с женой (географическое единение)? Метафора, становящаяся отражением жизни и быта страны, уменьшившись и исказившись, проникала и в поэта.
* * *
В цикле отчетлива оппозиция «центр — периферия». Лубочность Савёлова (коньковые избы) противопоставляется столице («А в Москве ты, чернобровая…»26 ); провинциальность Кимр передана через образ местного жителя — умалишенного косаря.
Начало «Стансов» выполнено в подобном ключе:
Необходимо сердцу биться:
Входить в поля, врастать в
леса.
Вот «Правды» первая страница,
Вот с приговором полоса27 .
«Поля» и «леса» — это, собственно, Кимры и Савёлово, во всяком случае, в тот период сердце поэта билось на этой территории. Геоприметы не перетекают из одного стихотворения в другое. «Поля» и «леса» становятся единственными для «Стансов». «Откосы», «Волга», «новые тесины», «берега», «коньковые избы» и «луг» — проникают в «На откосы, Волга, хлынь, Волга, хлынь…». «Пароходик с петухами», плывущий по небу, и «пыльные крапивы» — в «Пароходике с петухами». Приметы места — при их общей размытости — уникальны. И лишь объемнее — текст от текста — показывают этот срез уже литературного пространства. Тем не менее перед нами несомненный гетеростереотип (взгляд «извне»). Да, упомянуты некоторые константы кимрского бытования: деревянный модерн, Волга; проглядывает между строк образ кимряка — умалишенного косаря. Но это «чужой» взгляд. Этим стихи Мандельштама оппозиционируют не только тексту Шведова, но и «Помышлению о Кимрах»28 Б.А. Ахмадулиной (часть цикла «Глубокий обморок»). Текст же Ахмадулиной являет уникальный пример максимального единения автостереотипа (взгляда «изнутри») и гетеростереотипа: будучи чужим для локуса автором, поэт, основываясь на рассказах санитарок Боткинской больницы, где очутилась в момент написания цикла29 , а также на кимрской краеведческой литературе, создавала свои Кимры. Проследить за этим конструированием реальности можно в комментариях к ее «Помышлению…»30 . Добавим, что поэт — в попытке взглянуть на локус изнутри — проделала работу, обратную мандельштамовской: она максимально насытила текст именно константами кимрского бытования. (Шведов же, родственно связанный с Кимрами, создавал, соответственно, автостереотип.)
Но, разумеется, не противопоставление «столицы» и «провинции» и не нанесение маркеров «кимровости» занимало мысли Мандельштама в этот — предпоследний для себя — год жизни. Отчасти это была страсть к недоступной женщине, представительнице «чужой веры». Отчасти — спазмы дыхания, когда, если и можно дышать, то только «ворованным воздухом»… Единственное «савёловское» стихотворение, написанное по заказу сверху, «Канальское», Н.Я. впоследствии сожгла31 вместе с А.А. Ахматовой — по причине явной слабости (разрешенности).
* * *
Замена Савёлова на Кимры, как мы уже сказали, выглядит оправданной лишь в биографическом аспекте, тогда как литературная локация определена самим поэтом: «Савёлово» (так подписаны созданные здесь стихотворения; последнее условно: ни одного автографа «савёловских» стихотворений не сохранилось32 ) становится «местом действия»33 . «Савёловский цикл» укладывается в «хронологическую и локальную циклизации», используемые поэтом и до летне-осенних месяцев в Кимрах.
Место подспудно — а зачастую и явно — накладывает отпечаток на текст. Можно ли сказать, что Мандельштам живописал Кимры? Разумеется, нет. Можно ли сказать, что Кимры стали фоном для его работ? Очевидно, да. И если говорить о возможности «кимрского текста», то О.Э. Мандельштам стал одним из его творцов, гетеростереотипно, но запечатлев местность и поместив пространственно-географические характеристики Кимр/Савёлова в свой последний прижизненный цикл.
1 Это
определение для послеворонежских стихотворений О.М.
предложила В.А. Швейцер (Вопросы литературы, 1990, №
4).
2 Собственно,
нам и удалось отыскать документ, который свидетельствовал, что в 1937 году
поселка или деревни Савёлово, о котором писали и Н.Я.
Мандельштам, и П.М. Нерлер, и О.А. Лекманов (и, разумеется, другие), уже не существовало. См.:
Собрание узаконений и распоряжений Рабоче-крестьянского правительства РСФСР. —
20 авг. 1934. — № 313 — Ст. 185. — С. 246. (Коркунов В.В. «Пароходик с петухами».
О пребывании Осипа Мандельштама в Кимрах. Предисловие Беллы
Ахмадулиной // Знамя, 2009, № 2.) Это уточнение было принято мандельштамоведением. Так, в новых книгах П.М. Нерлера «Слово и “дело” Осипа Мандельштама» (М.: Петровский
парк, 2010) и «Con Amore:
этюды о Мандельштаме» (М.: НЛО, 2014) уже
обозначен приоритет Кимр — со ссылкой на наше исследование.
3 К
«савёловским» стихотворениям Викторией Швейцер приписан текст «С примесью ворона — голуби…»,
созданный в Москве — до прибытия четы Мандельштамов в Кимры.
4 В архиве Е.Е. Поповой «Стансы» 1937
года отыскала Виктория Швейцер.
5 Стихотворения «На откосы, Волга, хлынь…» и «Пароходик с
петухами» были найдены в архивах С.Б. Рудакова и опубликованы Э.Г. Герштейн.
6 Например: Мандельштам Н.Я. Воспоминания. — Paris.:
YMCA-PRESS, 1982;
Лекманов
О.А. «Осип Мандельштам. Жизнь поэта».
— М.: Молодая гвардия, 2009 («Жизнь замечательных людей») — в этом издании,
правда, кимрский период описан факультативно;
Нерлер
П.М. «Con Amore: этюды о Мандельштаме». — М.: НЛО, 2014 и др.
7 Швейцер В.А. Мандельштам после Воронежа //
Вопросы литературы, 1990, № 4. С. 235.
8 Беседа с ним приведена в нашей статье «Пароходик с петухами…»,
в уточненном нами же виде — в монографии «Кимры в тексте». М.: «Академика»,
2015 (С. 149–150) и в сборнике Мандельштамовского
общества «Корни, побеги, плоды…». М.: РГГУ, 2015 (С. 286–288).
9 В конце первой — во второй половине XX
века на правобережье Кимр активно развивалось градообразующее предприятие — Савёловский машиностроительный завод (до 12000 рабочих), в
последние годы существенно сокративший объемы производства. К слову, бывшие
сотрудницы Савёловского завода стали прообразами
санитарок в цикле Б.А. Ахмадулиной «Глубокий обморок».
10 Швейцер В.А. Мандельштам после Воронежа… С.
238–239. А вот дом «ясная Наташа» нашла, и О.М. ей из окна улыбался: Штемпель Н.Е. Мандельштам в Воронеже.
Воспоминания. М., 1992. С. 15.
11 Мандельштам Н.Я.
Воспоминания. Paris: YMCA-PRESS, 1982. С. 339.
12 Нерлер П.М. Слово и «дело» Осипа
Мандельштама. Книга доносов, допросов и обвинительных заключений. М.:
Петровский парк, 2010. С. 85.
13 Напр.: Коркунов В.В. Кимры в тексте. М.: Академика, 2015 (и в более
ранних — газетно-журнальных публикациях).
14 Напр.: Нерлер П.М. Con Amore:
этюды о Мандельштаме. М.: НЛО, 2015. С. 447 (и в монографии «Слово и “дело”
Осипа Мандельштама»). Здесь мы поправим Павла Марковича, допустившего небольшую
географическую неточность: говоря о домике бакенщика, переправлявшего О.М. на савёловскую часть города, он написал, что тот находился на
Вознесенской стороне; на самом деле Вознесенская сторона располагалась за Кимркой,
а Мандельштамы переправлялись в Савёлово с Троицкой
части города (по названию церкви).
15 Швейцер В.А. Мандельштам после Воронежа… С.
238–239.
16 Мандельштам О.Э.
«И ты, Москва, сестра моя, легка…». Сост. П.М. Нерлер.
М.: Московский рабочий, 1990. С. 506. Цитата отредактирована текстологом Мандельштамовского общества С.В. Василенко.
17 Напр.: Бару М.В. Кольчуга из щучьей чешуи [Электронный ресурс] //
http://magazines.russ.ru/volga/2010/3/ba6.html.
18 Островский А.Н.
Полное собрание сочинений. Т. XIII. М.: Гослитиздат,
1952. С. 230.
19 О кимрском периоде жизни М.М. Бахтина
см.: Паньков Н.А. Вопросы
биографии и научного творчества М.М. Бахтина. М.: МГУ, 2010. 720 с. 20; Коркунов В.И. «В песни все я сердце расточил,/
В песни всю печаль раскапал» // Кимрская жизнь. —
1994. Апрель. — С. 4.
20 Вот соответствующие строки Шведова:
За оврагом глубокий лог,
По оврагам ветер шнырит…
<…>
Сбоку — Волги быстрой коса.
В переулках — запахи кожи…
21 Савёловская часть города.
22 Дуардович И.Э. «Живущий несравним». О воронежском и савёловском периодах
творчества Осипа Мандельштама // Литературная учеба, 2013, № 2. С. 199.
23 Там же.
24 Мандельштам О.Э.
«И ты, Москва, сестра моя, легка…». С. 505.
25 Лекманов О.А. О савёловских
стихотворениях Осипа Мандельштама // Литературная гостиная, 2015, № 7. С. 2.
26 Мандельштам О.Э.
«И ты, Москва, сестра моя, легка…». С. 506. (Стихотворение «С примесью ворона —
голуби…»)
27 Там
же. С. 505.
28 Ахмадулина Б.А. Влечет меня старинный
слог. М.: Эксмо, 2007. С. 464–471.
29 См.,
например, о мире «Глубокого обморока» в контексте пересечения с другими мирами
Б.А.: Губайловский В.А.
Нежность к бытию [Электронный ресурс] //
http://magazines.russ.ru/druzhba/2001/8/gubail.html.
30 Коркунов В.В. «Столица сердца» Беллы
Ахмадулиной // Знамя, 2011, № 9. С. 199–209.
31 Мандельштам Н.Я. Комментарии к стихам
1930–1937 гг. // Жизнь и творчество О.Э. Мандельштама / Отв. ред. О.Г. Ласунский. Воронеж, 1990. С. 228, 308.
32 О
разночтениях в савёловских стихах О.М. см.: Коркунов В.В. Еще раз о «Савёловском периоде» Осипа Мандельштама. К вопросам о
разночтении в стихах и сохранении памяти поэта в Кимрах // Вопросы литературы,
2013, № 6.
33 Фрейдин Ю.Л. Долгая память столиц и
провинций (заметки о «локальных циклах» и хронотопе
О. Мандельштама) // Русская провинция: миф — текст — реальность. Сост. А.Ф.
Белоусов, Т.В. Цивьян / Под ред. В.Н. Сажина. М., СПб., 2000. С. 257.