Стихи
Опубликовано в журнале Знамя, номер 4, 2017
Об
авторе | Ирина Машинская родилась в Москве, окончила географический
факультет и аспирантуру МГУ. Главный редактор основанного вместе c Олегом
Вулфом (1954 –2011) журнала «Стороны света» и литературного проекта «СтоСвет» (США). В 2012 году совместно с Б. Дралюком получила Первую премию Спендера
— Бродского (Великобритания) за перевод поэзии А. Тарковского. Автор девяти
книг стихов и переводов. Стихи и эссе переведены на несколько языков и
опубликованы в антологиях и журналах США и Европы. Живет в пригороде Нью-Йорка.
Из стихов 12-го года. В сумерках
Я
радуюсь, что дерево мертво,
когда тащу его по склону,
утопая.
Вот
так когда-то фаусты мои
обрадуются
и повлекут в снегу
в таких же вот жестяных рукавицах
чудные
эти петли, заковыки
и путаницу, узелки коры
с единственным за жизнь Земли узором.
И
так же молчаливы и бледны,
как эти потрясённые деревья,
меня проводят вниз
поэты-братья:
бук ледяной, и тсуга, и орех,
берёза, хмелеграб и птичья вишня,
клён сахарный, платан и клён другой —
что долго будет алым,
алым.
Когда
поволокут меня, слепя
по пням — через овраг,
куски ограды,
развилку, столб
и гипсовый фонтан-
поилку на боку,
пустой скворечник, и труху, и мох,
овраг, труху и мох,
когда
уже меня
потащат вниз
на извлеченье золотого корня
—
золы
в
снегу глубоком, пёстром, как борзая,
потянется лохматая траншея —
как ангелы боролись на снегу,
они
прощально встанут россыпью на склоне,
глубоком, словно влажный черновик,
не замечая, как их по ногам
мои неловко, как живые,
хлещут ветви
и плети несдающихся корней
* * *
Как
быстро смерть привязывает к
тому кто нам казалось
был не нужен
Приморский мусор и нагроможденье веток
Ложись
и слушай
тракт —
асфальт под ним
гранит под ним
базальт
не щит
— мембрана
и
сердце слышит сердце дорогое
двойною
нитью
как Двойной концерт
Так
тихо жил и умер незаметно
Тебе — пустынный мыс
непрочный
горизонт
земных
деревьев триллионы —
всё тебе
Я
выхожу на берег к рыбакам
и все они как ты
Стихи дочери
Смотрю
на эти книжицы, вещицы —
как будет тебе больно
брать их в руки.
Так как же быть?
Как
жить мне, ничего не оставляя,
чтоб не обжечь потом твоей руки?
Как сделать так, чтоб сниться — и не сниться?
Как,
думаю, ты будешь думать, что
себе оставить, что — моим друзьям:
той ручку, той пенал, тому плетёный синий,
наполненный до верха записными
под крышей пенсильванскою сундук —
в надежде, что большие разберутся.
Какой
ты будешь сильной —
какой сейчас тебе не нужно быть.
Все
мои дни, все жизни запасные
пусть улетают враз, не воплотясь.
Мне всей посмертной внеземной работы,
посмертных тех сизифовых камней
в оставленной рабочей жизнью Зоне —
важнее ты и твой покой земной.
А хочешь, прилечу
и стану дочкой?