Опубликовано в журнале Знамя, номер 6, 2016
Об авторе | Лев Семенович Симкин — юрист, публицист, постоянный автор «Знамени».
«Скоро будет одно
сплошное телевидение»
Из кинофильма «Москва слезам не верит»
Когда-то один раввин вылепил из
глины Голема. Интересно, что тот оживал только тогда,
когда раввин вкладывал ему в рот записку с магическими знаками. Но однажды он
забыл ее вынуть, и тогда Голем впал в бешенство и
начал крушить все вокруг.
Эта история вам ничего не
напоминает? Например, телевизор, который тоже поначалу говорил по бумажке, а
потом его хозяева то ли забыли, то ли сочли ненужным вкладывать ему в рот
записку с магическими знаками. Тогда он впал в бешенство. Во всяком случае, ему
удалось восстановить нас против остального мира, сплотить большинство и
перессорить с теми, кто думает не так, как телевизор.
Те, кто вылепил все это из глины,
думали, что в любой момент способны остановить нового Голема.
Но, оказалось, телевизор обладает таким даром внушения, что они сами поверили
его придумкам. Свои речи они читают будто по бумажке,
написанной Големом. И по-прежнему самонадеянно
думают, что управляют страной с помощью телевизора, хотя уже непонятно, кто тут
Голем, а кто раввин, и кто продолжает крушить все
вокруг.
Легенда имеет хороший конец:
раввину удалось вынуть изо рта Голема бумажку со
знаками. Тогда истукан рухнул замертво. Может, и у нас есть надежда?
Смутно знакомое
Владимир Войнович эмигрировал из
Советского Союза, а в девяностые вернулся в другую, капиталистическую страну.
Однако политический строй новой России, по его мнению, ничуть не был похож на
западные порядки. И все же что-то он ему напоминал. Что-то смутно знакомое, но
что? Нет, не Америку и не Германию, где он успел пожить. А что же? Наконец, до
него дошло — это же был тот карикатурный капитализм, про который мы долгие годы
читали в газете «Правда» и журнале «Крокодил», чьи социальные уродства видели
по телевизору.
Двадцать лет спустя он напоминает
что-то другое. Но что? А я скажу что — тот карикатурный социализм, которым
пугали Запад советологи, твердившие все по тому же ящику о «враждебности»
России Западу, об их «извечном антагонизме». Чего только не придумывали эти
злые люди, лишь бы воспрепятствовать «мирному сосуществованию». Так, во всяком
случае, нам о них говорили…
Их начальство долго думало, что у
нас заправляют такие же, как они, разве что попроще.
Потом видят — нет, не совсем такие, даже, можно сказать, другие — и ну на нас
обижаться, санкции объявлять. А на себя надо было пенять, что такие непроницательные.
Наши тоже долго думали, что у них
там — такие же, как мы, только похитрее. Потом видят —
нет, какие-то другие. И тоже санкции объявили, зато самим себе — за утерю
бдительности.
«Он медлит с ответом,
мечтатель-хохол»
Каждый раз, когда из ящика
выливались помои на жителей сопредельной страны, возникал вопрос: интересно,
как на это реагируют те, чьи фамилии заканчиваются на
«о»? Наконец я задал его нескольким друзьям, в чьих
паспортах в советское время было указано «украинец», да и сейчас они не
отказываются от своей идентичности… Оказалось, ни один из них не принимает
подобное на свой счет.
Я попытался поставить себя на их
место. Для этого пришлось вернуться в свою юность, прошедшую под обидные моему
уху вопли об израильской агрессии, известной всему свету. Притом что эмигрировать
в Израиль я не собирался и даже родственников там тогда не имел. В чем же дело,
может, этнические украинцы не столь чувствительны, как евреи?
По некотором размышлении я понял:
дело не в этом. А в том, что советские пропагандисты в семидесятые годы, кивая
на «сионистов», ставили под подозрение евреев как таковых. Так же, как их
предшественники в сороковые-пятидесятые ругали «космополитов», подразумевая все
тех же евреев, сколько бы ни давалось опровержений, что вместо
«сионист Пердюк» следует читать «пианист Сердюк»…
Так вот, в нынешней пропаганде все
говорится куда более отвлеченно — потому и не обижаются те, кто связан с попавшими в опалу этнической принадлежностью. Что дает
некоторую надежду, что когда-нибудь все это закончится. Разве что осадок останется…
С точки зрения виктимологии
Есть люди, от которых вечно слышишь
что-нибудь такое: «Да он сам виноват, что его ограбили, нечего ночью шляться, сидел бы дома, ничего бы не случилось». Такие люди
глухи в нравственном смысле, и нормальному человеку трудно с ними иметь дело.
Это я к тому, как невыносимо
слушать, когда толкуют о вине погибших журналистов Charlie
Hebdo. Говорить такое после трагедии бессовестно. Но
говорят, и в этом смысле они — заодно с убийцами. Фундаменталисты всех стран,
соединяйтесь — и соединяются, если не во взглядах, то в выводах.
И тем не менее в каком-то смысле эти злые люди правы. С точки
зрения виктимологии все именно так. Эта наука, как
известно, изучает поведение жертв преступлений,
выявляет предрасположенность к тому, чтобы стать жертвой, советует, как этого
избежать.
Так вот, карикатуристы понимали, не
могли не понимать, что они потенциальные жертвы. Знали, что гостям с Востока
неуютно жить в светском государстве, ведь в их культуре не было вольтеровского
«раздавите гадину» и тем более карикатур Жана Эффеля — у них вообще запрещено изображать человека. Как
заметила Ариана Фаллачи лет
уж двадцать как, «Запад уже живет в страхе. Люди… боятся оскорбить и быть
наказанными за оскорбление сыновей аллаха».
А коли не можешь заставить гостей
жить по своим правилам, значит, смирись и подчинись чужим. Или не принимай
гостей, или уж постарайся их не раздражать. С точки зрения виктимологии
это, увы, единственно верная позиция. Не носи короткую
юбку, если живешь среди тех, кто думает, что в них ходят исключительно
проститутки, — могут изнасиловать. И уж во всяком случае
не рисуй карикатур…
Так говорят коллаборационисты
Когда рухнули башни в Нью-Йорке,
они говорили: «А чего пиндосы повсюду лезут? Не лезли бы, ничего бы и не
случилось».
Когда расстреливали в Париже, они
говорили: «Не оскорбляли бы гейропейцы религиозных
чувств, ничего бы и не было».
Виноват в этом телевизор, уже давно
науськивающий нас не столько на убийц, сколько на их жертв. Переняли опыт у
арабских коллег, десять лет назад раздувших первый
карикатурный скандал — датский. Нашим тоже дай только повод оскорбиться: сами
найдут и доставят на дом. Это они лишили многих способности сочувствовать и
сопереживать. Внушили удобную подлую мысль — нас-то не тронут, мы ведь не даем
исламистам повода оскорбиться. Но им не нужно никакого повода, для них повод —
само существование другого мира, и мы — его часть…
А ведь речь идет не о каких-то там
единичных терактах. Речь о войне, войне против того мира, где живем и мы, при
всей нашей «особости». Враг хочет если не оккупировать его, то
по крайней мере подчинить своим законам.
Так вот, все эти люди, которые так
говорят, — никто иной, как коллаборационисты. Конечно,
они лишь частично разделяют идеологию «исламистов». Но ведь и пособники фашистов
в Отечественную нередко шли к ним на службу, далеко не во всем соглашаясь с
оккупантами, — ну разве что разделяли их ненависть к евреям. Коллаборационистам
нынешним это последнее тоже близко, как и презрение к свободе слова.
А другие думают примерно так:
«Кирпич никому просто так на голову не упадет, иначе такое может и со мною
случиться, а я ведь ни в чем не виноват». По сути, эти — заодно с
коллаборационистами. К тому же они ошибаются.
Кому верить?
Лет двадцать назад собрался я
покупать машину, подержанную. В осмотре выбранного по объявлению автомобиля
рассчитывал на помощь товарища, аса в этом деле, но он в последнюю минуту не
смог со мной поехать. «Скажи хотя бы, на что при осмотре обратить внимание», —
поинтересовался я у него перед выездом. «На что ты там можешь “обратить
внимание”, — ответил он, — если в машинах не сечешь? Обрати внимание на хозяина
— надеюсь, в людях хоть что-то да понимаешь»… Хозяин мне понравился, я ему
поверил, машину ту купил и не ошибся.
С тех пор всегда стараюсь руководствоваться
данным мне советом, и не только в вопросах купли-продажи.
Скажем, сам я не в силах
разобраться в сути происходящих экономических процессов,
но и не «покупаюсь» на то, что о них толкуют по телевизору неизвестные доселе
эксперты. Достаточно всмотреться в их честные лица и послушать косноязычные
речи. Как в рассказе Солоухина о красивой женщине, которой часто признавались в
любви: она всегда могла отличить искреннее признание от
неискреннего, сделанного завзятым сердцеедом. Оказывается, в первом случае она
испытывала невольное волнение, а во втором —
оставалась спокойной.
Притворщикам на заметку: известны
слова академика Лихачева о том, что жадный может притвориться щедрым, злой —
добрым, но интеллигентом притвориться нельзя.
Я долго не мог понять почему.
Недавно услышал такое объяснение: дело тут в интонации! Когда слышны обрывки
чужого разговора, всегда можно понять, разговаривают интеллигентные люди или
нет. По интонации, которую, оказывается, трудно контролировать.
На кого мы похожи?
Солженицынский призыв «жить не по лжи» был услышан потому, что принадлежал
конкретному времени — семидесятым годам прошлого века. И имел конкретного
адресата — советскую интеллигенцию, пусть и нареченную писателем «образованцами». Тех, кто понимал, что кругом ложь, и тихо
над нею посмеивался, а напоказ играл по правилам, зная, где, кому и что можно
говорить. К тому моменту давно минули годы сталинщины, с опытом оттепели многие
осмелели — во всяком случае, языки развязались.
А попробовал бы Солженицын
обратиться с подобным призывом в тридцатые годы! К кому? Его не только никто не
услышал бы, но и не стал бы слушать. Поколения новой советской интеллигенции в
массе своей вовсе не считали, что «живут по лжи». Разве что какие-нибудь
осколки «бывших».
Только в последнюю треть советской
власти, на ее излете, прослойка в «прослойке», как именовалась советская
интеллигенция, я имею в виду инакомыслящих (а точнее — тех, кто не верил
телевизору), стала довольно-таки велика.
«Когда-то мы не смели и шепотом
шелестеть, — говорилось в той солженицынской статье,
ходившей по рукам в далеком 1974 году. — Теперь вот пишем и читаем Самиздат, а
уж друг другу-то, сойдясь в курилках НИИ, от души пожалуемся: чего только они
не накуролесят, куда только не тянут нас!»
«Они», то есть советские начальники,
номенклатура — в отличие от «нас», сотрудников многочисленных НИИ и КБ,
заводоуправлений и даже присутственных мест. И в нашей
министерской курилке были те, кто тихонько ругал увиденное по телевизору и
пересказывал услышанное сквозь глушилки по «голосам».
Нынче большинство «новых
интеллигентов», по большей части «манагеров»,
телевизору доверяет, хотя он — точь-в-точь такой, каким был во времена моей
молодости. За примерами далеко ходить не будем: взять хотя бы выпуски программы
«Время» за прошлый год. Если для чистоты сравнения убрать оттуда милитаристские
ужасы, останутся два главных сюжета: о страданиях фермеров и торговцев
молочными продуктами в Европе и о том, как в Америке негров бьют.
Уже довольно давно социологи
принялись стенать: мы-то думали, советский человек как тип ушел в прошлое, а
он, оказывается, никуда не делся. Только, говоря так, имеют в виду советского
человека брежневского периода, который все еще на нашей памяти, тогда как надо
бы сравнивать с куда более ранними, дотелевизионными
временами.
Конечно, есть и те, кто имеет
иммунитет к пропагандистской лжи, но их не так много, как кажется. Количество лайков и перепостов в Сети пусть
никого не обманывает.
Старые песни
Когда я был маленький, у меня была
бабушка. Она никогда не говорила о политике, разве что иной раз вздыхала: «Лишь
бы не было войны…».
Нынешнее молодое поколение
воспитано бабушками в любви. В любви к Советскому Союзу. Думаете, откуда у
молодых любовь к прошлому? Пока родители нынешних молодых в девяностые пытались
приспособиться к новой нелегкой жизни, детьми занимались бабушки и дедушки —
пели над их колыбелью старые песни о главном. Так сбылось предсказание поэта о
том, что мальчики иных веков, наверно, будут плакать ночью о времени
большевиков…
У знакомой мне одиннадцатилетней
девочки тоже есть бабушка. Она то и дело рассказывает внучке о том, как
ненавидит украинских фашистов. Еще она сообщает девочке многое другое, что ежевечерне узнает из «Вестей», а потом из программы
«Время», поскольку смотрит и то и другое… Нынешнее подрастающее поколение тоже
воспитывают бабушки — родителям вечно недосуг. Воспитывают в ненависти.
«Это смутно мне напоминает
индо-пакистанский инцидент»
Сбитый самолет, колонна с
гуманитарным грузом, турецкие фуры на российской границе, Россельхознадзор
предупреждает — будто повторяющийся дурной сон. И это не считая того, что
главные события происходят в том районе Сирии, который Турция считает почти
своим.
…Помню, после того, как в 68-м наши
танки вошли в Прагу, стал задавать преподавателю неудобные вопросы, не в силах
скрыть свое огорчение внезапным обрывом пражской весны. Тот ответил: «Я знаю
только одно, и знаю точно — если бы мы не вошли, два часа спустя в Праге были
бы танки бундесвера». «А, ну тогда конечно», — сказал я, пораженный открытой
мне государственной тайной.
Откуда мне было знать, что в те дни
в райкомах партии по всей Москве собирали «пропагандистов», чтобы дать им
официальную установку: наши войска на два часа (!) опередили ввод в
Чехословакию войск НАТО.
Поясню, что означала райкомовская
«установка». Ее давали особо доверенным — членам партии, как правило, немолодым
людям, выполнявшим общественную нагрузку «пропагандиста». Затем те выступали в
своих «трудовых коллективах» и доверительно сообщали эту ложь как сокровенное
знание. Их слушатели покупались на то, что в газетах об этом не писали, газетам
вообще верили меньше, чем таким вот.
Вроде похоже на нынешнюю ситуацию,
да не совсем. Советская пропаганда была куда тоньше, она использовала отнюдь не
только телевизор и партийную (а другой не было) печать. Сегодня нет смысла
проявлять подобную изобретательность — люди и так поверят чему угодно.
Бегущей строкой
Включил телевизор и из «Евроньюс» узнал, что «израильские и палестинские лидеры
возложили ответственность за убийство в иерусалимской синагоге друг на друга».
После показали восторги в нижней палате испанского парламента, «символически
признавшей государственность Палестины», и упомянули схожие решения других
европейских парламентов. Правда, почему-то постеснялись показать вчерашний
праздник и раздачу конфет на улицах Газы, после того как там узнали «радостную
весть».
Вспомнил, как в черном сентябре
1972 года советский телевизор скупо сообщил об убийстве израильских олимпийцев
в Мюнхене. Запомнилась мимолетная(!) реакция окружавших меня в тот страшный
момент людей, обычных советских людей — «нехорошо, конечно, но ведь Израиль это
заслужил»… Теперь так думают в Европе.
Хлеб к обеду в меру бери
На Первом канале обсуждают, какую
часть зарплаты мы тратим на продукты. Слишком часто покупаем лишние продукты, а
потом их выбрасываем. Нам рекомендуют: в магазин надо приходить сытыми, тогда
такого не будет…
«Хлеб к обеду в меру бери, он
богатство, его береги». Плакат с этими словами висел у нас в министерской
столовой.
Лет сорок назад.
Вывода не будет.
«Мы — то, что мы не едим»
Может, власти все правильно делают?
Вот почему только путаются в объяснениях? Вначале по телевизору сказали: мы их
продукты уничтожаем за то, что они против нас санкции ввели. Ну что ж, все
ясно, они так, а мы эдак, на войне как на войне… Вот
и стояли бы на своем.
Так ведь нет, на другой день
говорят — это все для вашей же безопасности, иначе, мол, несертифицированные
продукты к вам попадут, отравитесь еще. Но это ведь вроде о
другом совсем… Если дело принципа — это одно, а если проблема в проверке —
так проверьте и отдайте народу…
На все у них есть ответы, только
все время разные.
…Опытные гуляки знают:
оправдываясь перед женой за позднее появление, всегда лучше держаться какого-то
одного объяснения, а не выдумывать все новые причины. Не поверит.
«Объективный француз»
В очередной раз показали мнимого
немецкого профессора с его постоянными комментариями российским СМИ (и при этом
никому не известного в Германии).
Но ведь тут нет ничего нового. Об
одном из подобных персонажей писал Солженицын.
«В круге первом» — то место, где
Сталин «проясненными глазами увидел на телефонной тумбочке черно-красную
книжечку. …Это был сигнальный экземпляр из подготовленного на десяти
европейских языках многомиллионного издания “Тито — главарь предателей” Рено
де-Жувенеля (удачно, что автор — как бы посторонний в
споре, объективный француз, да еще с дворянской частицей). Сталин уже прочел
эту книгу подробно несколько дней назад (да и при написании ее давал советы),
но, как со всякой приятной книгой, с ней не хотелось расстаться».
Три мема
Кто говорит: «Обе стороны лгут», —
всегда на одной стороне.
Кому всегда неясно, кто говорит
правду, тому нет дела до правды.
Кто говорит: «Не важно, кто начал,
не важно, кто стрелял, важно, что люди погибли», — тому нет дела до погибших.
Эти мои спорные мысли были
оспорены. Теми, кто углядел в них пафос «полемического
отрицания “миротворчества”». Парадоксы не требуют дополнительных объяснений,
иначе это не парадоксы. Тем не менее попробую
объяснить, в чем тут пафос.
Требовать остановить убийства, не
вникая в смыслы происходящего, — только на первый взгляд благородная, а на деле
удобнейшая позиция. Не надо думать, почему на ровном месте начали убивать, кто
дал на это деньги, кто уполномочил воюющих. Вот почему отказ от поиска причин и
следствий означает продление смерти и страданий. Людям же не хочется этим
заниматься, а хочется просто к кому-то прислониться, присоединиться к мнению
«своих», чем бессовестно пользуются циничные политики.
Ссылаться на пропаганду с двух
сторон — тоже лишь удобная «отмазка». Достать это
слово и заслониться им, как бумажным щитом, — вместо того чтобы попытаться
разобраться, где же правда.
«Удаляйся от
лжи»
С каждой новой порцией лжи, с
каждой новой порцией полуправды нейдет из головы вопрос — отчего мы так привычны
к вранью, почему нас так мало оно возмущает? Ну,
сказал одно, потом другое, подумаешь, политика — такое дело, да и не одна
только политика. Говоришь одно, думаешь другое, подразумеваешь и вовсе третье.
Нормально, двоемыслие — неотъемлемая часть нашей культуры… Как и двуязычие —
разговариваем-то мы на двух языках, нормативном и матерном — в зависимости от
обстоятельств…
В том ли причина, что мы —
наследники советской системы, которая, по словам Георгия Мирского, «не была
самой бесчеловечной и кровавой, но более лживой системы, чем наша, не было в
истории человечества»? Или так было и прежде, когда в наших широтах скрывали
пышными фасадами нерадостную реальность? Или же это сказывается наше «евразийство» с упором на азиатскую составляющую, где не
обманешь — не продашь, а обмануть неверного — для иных и вовсе не грех?
А кстати, с точки зрения признанных
вроде бы «традиционных ценностей», ложь — это как? Почему-то запрет лгать не
входит в число десяти заповедей — интересно, почему? Среди них, правда, есть такая:
«Не произноси ложного свидетельства на ближнего
твоего». Что же получается, лжесвидетельствовать
нельзя, а лгать в других случаях — можно?
Все не так просто, говорят знатоки,
не всякая ложь плоха, ведь бывает ложь во спасение, и вообще, человеку трудно
совсем обойтись без лжи.
И все же, при желании в религиозных
текстах можно обнаружить довольно-таки прямое указание на этот счет. В книге
«Исход». Вот оно — «Удаляйся от лжи» (в синодальном
переводе — «Удаляйся от неправды»).
Это не полный запрет говорить
неправду, иногда можно от нее немного уклониться, — полагали мудрецы школы Гилеля. Вот какие примеры они приводили. Можно подчеркивать
несуществующие достоинства ближнего в его присутствии, если восхваления не
будут восприняты как лесть и заискивание и цель говорящего — порадовать сердце
ближнего, ободрить и избавить его от печали. Если человек делает неудачную
покупку, но ему самому она нравится, можно и даже нужно хвалить ее в его
присутствии, чтобы не впал в уныние. Все это не называется ложью, поскольку
наша цель — установление мира между людьми.
Мудрецы не забыли назвать критерий
допустимости неправдивых слов. Вот он: установление мира между людьми. Во всех
остальных случаях действует правило «Удаляйся от лжи».
Нам никак не удается удалиться от лжи, которая служит разжиганию войны. И желания особого
не видно. Иосиф Бродский писал, что, если поставить памятник лжи, каждое утро у
его пьедестала будут появляться цветы.
Постсоветских
собственная гордость
Советский человек
испытывал гордость по поводу и без, а постсоветский — не только гордится
примерно тем же самым, но и обижается на тех, кто этой гордости не преисполнен.
Новости по Первому каналу с бурными
восторгами по поводу импортозамещения напомнили мне
бессмертное «Созвездие Козлотура», действие которого
происходило полвека назад: «В газете появились две новые рубрики: “По тропе козлотура” и “Посмеемся над маловерами”. В первой рубрике
печатались положительные отклики и комментарии к ним. Во второй рубрике цитировались письма скептиков и тут же им давалась отповедь.
Под рубрикой “По тропе козлотура” было опубликовано
письмо одного Ученого. Это был знаменитый наш ученый. В свое время он выдвинул
гипотезу, что современный баран — это не что иное, как первобытный ящер,
видоизменившийся в борьбе за существование. Под этой же рубрикой было
опубликовано письмо какой-то женщины. … Она спрашивала, где можно купить
кофточку из шерсти козлотура. Редакция вежливо
разъяснила ей, что пока еще рано говорить о промышленном производстве кофточек,
но само по себе ее письмо должно заставить призадуматься хозяйственные
организации и уже сегодня начать подготовку к приему и обработке шерсти козлотура. Под рубрикой “Посмеемся над маловерами” были
опубликованы выдержки из писем какого-то зоотехника и агронома»…
Еще три мема
«Правды мы все равно никогда не
узнаем». Тот, кто так говорит, пальцем не пошевелит (не пошарит, к примеру, по
Сети), чтобы хоть на шаг к ней приблизиться.
«Не столь важна
правда, сколь правота». Так говорит тот, кто считает, что всегда прав.
«Не надо искать ни правых, ни
виноватых». Тот, кто уверен в этом, а также в том, что так
было, есть и будет, а вся история — сплошное насилие etc,
— отрицает существование морали и правоту народов, идущих от несвободы к
свободе, от войны к миру, от нерушимости границ к отказу от них, от признания
единственного правильного мнения к уважению чужого, то есть (не к ночи будь
помянута) к толерантности.
«Больше я Чапая
не видел»
В «Вестях» показали отставного
майора КГБ с рассказом, как он осуществлял «наблюдение» за Довлатовым в Пушкиногорье. Больше он Довлатова не видел.
«Плывет по Уралу Чапаев — раненый,
ослабший… А тут его превосходительство и скомандовали мне: “Пли!..” Больше я Чапая не видел». В этом анекдоте участника Гражданской
войны, последним видевшего Чапаева, позвали в школу выступить перед учениками.
Принц и нищий
Принц Чарльз, оказывается,
рекомендовал изучать «Колымские рассказы» в английских школах. «Дети Англии
должны знать, как им повезло, что они родились в Объединенном королевстве, а не
в Советском Союзе», — писал он переводчику Шаламова Майклу Николсону после
выхода этой книги в Англии.
…На уроках географии в младших
классах я любил разглядывать разноцветную политическую карту Европы. В правой
ее части располагались «страны народной демократии» — ГДР, Польша,
Чехословакия, Венгрия и Болгария, которую я почему-то путал с Румынией. Жители
стран, расположенных левее по карте, вызывали у меня сочувствие. «Демократам»
повезло, — думал я, — наша армия освободила их и от немцев, и от собственных господ.
Я сильно переживал за западных европейцев, жалел, что «наши» (тогда это было
еще хорошее слово) не продвинулись дальше середины континента. Еще чуть-чуть,
до Ла-Манша, и тогда им жилось бы так же хорошо, как и нам.
Семья наша из четырех человек жила
тогда в четырнадцатиметровой комнате. Правда, без «удобств». Мне все равно
жалко было английских детей, страдавших от голода и прочих ужасов капитализма… Но мы еще дойдем до Ганга, но мы еще умрем в боях, чтоб от
Японии до Англии сияла Родина моя.
«Малая земля. Яростный десант…»
В семидесятые годы одну из
советских закавказских республик возглавил выходец из маленького и
географически отдаленного от остальной республики района. Следом за ним во
власть потянулись его земляки. Местные шутники прозвали их когорту «малоземельцами».
В те годы об обороне Малой земли
под Новороссийском слагали стихи и песни, всячески раскручивая достаточно
скромный, хотя и героический эпизод Великой Отечественной — и все благодаря
участию в нем полковника Брежнева. Сочиненную другими и выпущенную под именем
генсека «Малую землю» проходили в школе.
Внезапно резко вырос процент «малоземельцев» среди секретарей райкомов и председателей
райисполкомов, не стало исключением и известное мне юридическое начальство. Ну нечто типа того, как в недавние годы у нас резко
выдвинулись уроженцы одного северного города. Ничто не ново под Луной.
Но… Если
бы не это «но», я вряд ли вообще стал бы делиться своими дурацкими
воспоминаниями. Но — в то время, в отличие от нынешнего,
всякому безобразию было свое приличие. И вот тому свидетельство.
Начальником одного из управлений
республиканского минюста трудился хорошо известный мне скромный человек,
прибывший в столицу все из того же отдаленного района. В силу происхождения он
мог рассчитывать на большее, однако его карьера буксовала. Объяснялось это тем,
что его свояк занимал должность заведующего адмотделом
республиканского ЦК и потому по существующим негласным правилам не мог
продвигать родственника или даже свойственника. До поры. Зато как только того назначили
министром внутренних дел, моего знакомого незамедлительно произвели в
председатели Верховного суда, безжалостно подвинув занимавшего эту должность
деятеля.
Однажды он пригласил меня на свою
новую госдачу в правительственном поселке. При мне к нему по-свойски
заглядывали высокопоставленные соседи, сплошь родственники. Один — оказался
президентом республиканской академии наук. В ней вообще скопилось немало
земляков-академиков. Что поделаешь, если самые умные и одаренные родились в
одном месте? Ничего не поделаешь.
Настоящих
буйных было мало
Оказался за одним столом с молодым
бизнесменом-государственником, одобряющим политику партии и правительства. У
него дети здесь, и он не собирается отправлять их за границу, превращая в
«заложников». Единственное, что его беспокоит, — возможный рост преступности, к
чему может привести нынешнее снижение уровня жизни.
Посмотрел статистику. Понятно, она
характеризует лишь надводную часть айсберга, и все же в последние годы
преступность у нас заметно снизилась, включая тяжкие преступления — убийства,
разбои, грабежи. Неужели полиция стала настолько эффективной?
Дело в
другом. Настоящих буйных мало. Снизилась доля подростков и молодых людей в
населении, ведь в девяностые образовалась демографическая яма. В «сытые» нулевые
начался беби-бум, демографическая ситуация стала
выправляться. На нашу голову. Совсем скоро дети подрастут и, столкнувшись с
новой экономической реальностью, кто-то из них неминуемо выйдет на улицы… Мой
собеседник не зря беспокоится.
Им нравится слово
«Геополитика — лженаука,
реакционная теория, получившая распространение в агрессивных империалистических
государствах» (Большая советская энциклопедия).
Это слово реабилитировали в 1993
году, создав в Думе Комитет по геополитике во главе с Жириновским. Комитета
давно нет, но дело его живет. Академия геополитических проблем, Международный
институт геополитики, Институт русской геополитики, Институт энергетики и
геополитики, Институт теории мировых цивилизаций и геополитики, Институт
геополитики экономики и управления, Центр геополитики и международных
отношений, Центр геополитики, Евразийский центр геополитики, Центр истории
геополитики, Центр геополитических экспертиз, Антикризисный центр
информационной геополитики…
А потом подумал, что кто-то же их
финансирует, платит зарплаты сотрудникам, дает гранты, оплачивает аренду, и я
даже догадываюсь, кто этот кто-то.
А потом включил телевизор, а там
сплошь «геополитики». И некуда податься, кроме них.
Они разговаривают как гоголевские
персонажи
Жириновский: Зачем детям в школе
два иностранных языка? И одного-то им не надо — разве что как факультатив! Я
вот учил четыре языка — так лучше бы не учил ни одного!
Земляника: Человек простой: если
умрет, то и так умрет; если выздоровеет, то и так выздоровеет. Да и Христиану Ивановичу затруднительно было б с ними
изъясняться: он по-русски ни слова не знает…
Зюганов: При плохом образовании
получаются плохие солдаты.
Ляпкин-Тяпкин: Я думаю, Антон
Антонович, что здесь тонкая и больше политическая причина. Это значит вот что:
Россия… да… хочет вести войну.
Им нравится слово-2
Киноначальник назвал «Оскар»
политизированным. Нобелевская премия, понятно, тоже политизированная. Еще
политизированными называют решения Европейского суда или еще какие-нибудь
иностранные решения, которые им не нравятся. А само слово — «политизированный»
— нравится, хотя это плохое слово.
«А ты докажи!»
В выпускном классе школы на уроках
истории Зинаида Ивановна диктовала нам ответы на экзаменационные билеты. Ровно
то, что надо, — ни прибавить, ни убавить: квинтэссенция школьного учебника,
разбавленного цитатами и примерами из ее собственных конспектов институтских
лекций. Я записывал за ней слово в слово в общую тетрадь с
черным клеенчатым переплетом за сорок копеек, купленную специально по
этому случаю (обычная — стоила две копейки). Однако тетрадь куда-то запропастилась в тот самый момент, для которого
предназначалась.
На консультацию перед выпускным
экзаменом я пришел в расстроенных чувствах, вопросов Зинаиде Ивановне не
задавал. Зато был необычайно активен один из моих одноклассников, прежде
интересом к истории не отличавшийся, вот вспомнил его фамилию — Крупенин.
Что-то в его вопросах меня насторожило. Я сопоставил их с книжкой
экзаменационных билетов и понял, что все его вопросы касались именно тех из
них, конспектов которых не было в моей тетради (то ли я какие-то уроки
пропустил, то ли учительница чего-то не успела). После консультации я
набросился на вора с кулаками, но Крупенин, на голову выше, оттолкнул меня и,
нагло глядя в глаза, сказал: «А ты докажи!».
Почти полвека минуло, а эта
пустяковая история все не уходит из моей дряхлеющей памяти. Самого Крупенина я
больше не встречал, хотя иной раз кажется, что я узнаю
его ухмыляющуюся физиономию среди личин телеперсонажей.
«Ты за большевиков али за
коммунистов?»
А почему такой странный вопрос,
почему — не «за красных али за белых»? Ну как почему,
это ж неграмотный крестьянин у Чапая спрашивает.
Однако не всё так просто. В
мемуарах старого чекиста Ваупшасова рассказано, как
сослуживцы на Гражданской признали его своим,
«большевиком, а не коммунистом. А в чем же разница? Оказалось, большевиками они
называли сторонников Ленина, а коммунистами — приверженцев Троцкого».
С тех самых пор и пошло. «Ты за
большевиков али за коммунистов?» — вот наш вечный вопрос. Не такой
уж бессмысленный, между прочим. Для многих ответ на него — опознавательный знак
«я свой».
«Война и мир. Читаем роман»
Многодневный телевизионный проект
окончен. А по мне так прежде чем начнут озвучивать «Братьев Карамазовых» или
что там у них на очереди, хорошо бы организовать всенародное чтение «Одного дня
Ивана Денисовича». Всего за полдня можно управиться.
«В пять часов утра, как всегда, пробило подъем — молотком об рельс у штабного
барака…»
«Эту повесть обязан прочитать и выучить
наизусть каждый гражданин изо всех двухсот миллионов граждан Советского Союза».
Ахматова сказала.
О ведьмах
Как ни включишь РЕН ТВ — «канал
ориентирован на активную аудиторию зрителей среднего возраста (30–45 лет)», все
про ведьм передают.
А тут три женщины из села
Пуксоозеро пытались сжечь ведьму, чтобы та не привораживала мужчин. В жизни, не
на экране. Это из вчерашних новостей. Годом раньше в Онежском районе той же
Архангельской области мать вместе с дочерью пыталась кочергой убить соседку по
деревне (та притворилась мертвой и выжила), на сей раз — для сохранения дара
ведьмы.
…Сто с лишним лет назад присяжный
поверенный Коммодов защищал нескольких крестьян,
убивших «колдуна». Они искренне верили, что тот «портит» скотину, и потому
защитник доказывал отсутствие их вины, особенно упирая на темноту и отсталость
русской деревни. Присяжные убийц оправдали. После суда Коммодов
разговорился с одним из них — благообразным старичком.
— Что же у вас получается? Ведь
могли вас и не оправдать, темь тут у вас непроглядная!
— Э, брось, барин. Темь — это
ничего. Вот колдунов у нас много. Ну да теперь мы их всех изведём до
последнего!
93-й год
Хорошо помню, как диктор Первого
канала (тогда он назывался как-то иначе) объявил: «В связи с вооруженной осадой
Останкино мы вынуждены прервать эфир», и случилось
непредставимое — голубой, как говорили тогда, экран погас.
Нынче по телевизору показывают
ровно то, чего хотели бы атаковавшие Останкино люди. Не только телевизор — все
смысловое пространство, за малым исключением, наполнено их идеями, большинство
думает так же, как Макашов, который вел ту атаку. Привожу его имя как наиболее
яркий символ и воплощение всех этих идей. Идеологически страна «зачищена» в их
духе.
То обстоятельство, что вожди того
октября после оказались на периферии сюжета, значения не имеет. Революции
всегда делали одни, а их плодами пользовались другие. С контрреволюцией дело
обстоит точно так же.
Мне уже приходилось писать, что
суть многого из происходящего в наши дни — месть участников октябрьских событий
1993 года, их младших братьев и детей за тогдашнее поражение. Если бы в 93-м
победили защитники Белого дома и в то время восстановили советские порядки,
вряд ли сейчас все так искренне бы любили советскую власть, при которой не было
ни четырех десятков миллионов личных автомобилей, ни двадцати миллионов
выданных загранпаспортов. А нынче, когда все это оказалось под угрозой, когда
на горизонте забрезжило реальное возвращение советского прошлого, экономисты —
члены гайдаровского кружка — сидят в отвоеванном у «макашовцев»
Белом доме и думают, как обеспечить выживание идейным сторонникам Макашова.
Такой вот парадокс. И мы вздыхаем: ситуация наша плохая, хуже некуда, но авось
пронесет. Обошлось же в 93-м.