Рассказ
Опубликовано в журнале Знамя, номер 5, 2015
Об авторе | Артём Новиченков окончил факультет журналистики МГУ им. Ломоносова.
Преподает литературу в одной из московских школ. Публиковался в «Новом мире»
(2014, № 11). В журнале «Знамя» печатается впервые.
I
Я давно ращу дерево. Еще мальчиком
посадил его за домом. Мы с отцом жили вдали от дороги, куда не дотягивалась
тень города и не видно света.
Матери я не видел, она меня тоже.
Отец умер, когда мне было восемь. Никто не помогал хоронить.
В куртке отца я нашел семена.
Только одно взошло, и не там, где посадил. Наверно, ветром отнесло.
Почва тут бедная, климат
засушливый. Раньше у меня был небольшой сад, но солнце выжгло его. Осталось
только это дерево.
Раз в неделю я преодолеваю длинный
путь до колодца на западе или ручья на востоке. Здесь воды нет. Дождь всегда
проходит стороной, я смотрю на него сбоку.
Дерево стоит на виду у ветров в
голом поле, где птицы не летают, а голодная земля в трещинах. Когда оно было
молодым, я мог пересадить его в лучшее место, но тогда не было бы моей заслуги
как садовода. Дерево само выбрало, где ему расти.
Понимаю, что без меня дерево
погибнет. Еще после смерти отца, ребенком, я решил остаться возле него. С тех
пор прошло много лет, я постарел.
Красивое дерево. Я сам направляю
его ствол. Когда-нибудь люди будут приезжать сюда, чтобы сфотографировать, но я
не уверен, что этого хочу.
Однако ждать еще долго, растить
дерево — процесс трудоемкий. Я всегда сознавал, что на это уйдет жизнь, и
никогда не жалел сил. Дерево и есть моя жизнь.
А разве это не самое главное —
посвятить всего себя одному делу? Нельзя бросать то, что начал, говорил отец. Я
посадил это дерево, я за него в ответе.
Не знаю, что за дерево у меня
растет. Оно не дает плодов, и цветков нет. Я смотрел в энциклопедии, не нашел.
Мне нечего от него ждать и
требовать. Оно просто растет, а я за ним наблюдаю. Оно растет, а я наблюдаю.
Бывает, смотрю целый день, пытаюсь
заметить движение роста. И кажется, что удается. А
может, это удлиняющаяся тень ложится на мои ветви.
Раз в месяц произвожу замеры
высоты, размаха кроны, диаметра ствола, толщины некоторых веток. Все данные
записываю в толстую тетрадь. Сравниваю цифры, наблюдаю прогресс.
Каждый год дерево скидывает листья.
Всю листву я храню в амбаре, в мешках с надписями по годам. Раз в пять лет
вытаскиваю сухие листья из разных мешков, сличаю, фиксирую разницу.
Каждый год смотрю, как дерево стоит
голое и сухой ветер лижет его кости. Смотрю и борюсь
со страхом, что по весне не увижу почек. Но почки набухают.
Люблю сидеть в его тени. Крона заслоняет
собой небо. Солнце движется по дуге, а я переставляю стул все ближе, все
дальше.
Ночью ухожу спать. Засыпаю, смотря
на дерево. Обычно мне снится вид из окна.
У меня ни жены, ни детей. На такие
мелочи просто не было времени. С семьей можно прогадать, а я живу наверняка.
Иногда по дороге к колодцу
встречаются люди, выпытывают, кто такой и где живу. Вроде бы никто еще не
догадался, чем я здесь занимаюсь. Чаще хожу к ручью.
С годами ходить за водой все
тяжелее. Я старею, дерево растет. Колодец и ручей отдаляются.
Когда дерево вырастет
и люди повалят в эти земли, я расскажу, столько трудов мне это стоило. Мысль
эта помогает не сдаваться и верить в будущее. В то же время боюсь, что люди все
испортят.
Я живу по временам года. Тень
становится то длиннее, то короче. Как день.
У меня один враг — древоточцы.
Книги говорят, что от них мало вреда, но я не верю. Эти твари хотят сделать
меня несчастным.
Имаго на вид приятные и не вызывают
ничего, кроме равнодушия. А вот гусеницы жирные и отвратительные. Они-то и прогрызают
свои мерзкие, скрытые ходы в корнях моего дерева.
Первого древоточца я убил в
детстве. Лазил по яблоням в саду и наткнулся на белую бабочку. Отнес отцу, он
сказал: убей, это древоточец, они хотят сделать нас несчастными.
Не перестаю восхищаться мощью и
красотой моего дерева. Кора не кора, а кожа: толстая и твердая, листья
мясистые, насыщенные цветом. Моя гордость.
Я говорил, что здесь нет ни зверей,
ни птиц? Давно уже местный рыбак возвращается домой с пустым садком. Небо
всегда пустое, а в полях видно горизонт.
Тем более меня удивила черная
птица, которая села на высокую ветку. Она трижды прокричала, чтобы я ее
заметил. Это проклятая ворона, подумал я.
Вообще не впервые заблудшие птицы
прилетают сюда, однако их всегда удавалось прогнать. Эта не знала страха. Я
крикнул на нее и пригрозил граблями.
Она просидела на ветке всю ночь,
наверно, заснула. А я не мог сомкнуть глаз. Впервые за много лет был дождь.
Наутро я ожидал чего-то ужасного,
но она просто улетела. После того дня не мог спать спокойно. А вдруг проклятая
птица позовет своих, чтобы сидеть на моем дереве?
После трех дней ожидания начал
сооружать пугало. И вот оно стоит перед деревом и смотрит на восток. Птиц все
нет.
Птицы так и не вернулись, а пугало
стоит. Меня смущает его присутствие. С одной стороны, птицы могут не прилететь,
с другой они все же могут и прилететь.
Пугало стоит
как ни в чем не бывало и якобы смотрит на восток, но я-то вижу, что одним
глазом оно поглядывает на мое дерево. Не нужно было ему пришивать пуговицы.
Оставалось бы слепым.
Черные птицы не вернутся, это я уже
понял. Остается вопрос, что делать с пугалом. Выходит, что теперь пугало
выполняет мою работу, делает для дерева больше, чем я.
Ночью я подкрался к нему сзади и
нацепил мешок на голову. Оттащил за сарай и сжег. Это мое дерево, а не твое.
Очень тяжело кому-то доверять, если
даже соломенное пугало способно на предательство. Как найти человека, который
будет заботиться о дереве после моей смерти? Нужно больше следить за своим
здоровьем.
В мыслях я называю себя архитектором.
Вырастить дерево — то же самое, что построить собор. Но в соборе не видно
божьего промысла.
Всерьез задумался о божьем
промысле. Действительно ли Бог принимает участие в моем дереве? Не хочу делить
с ним мой труд.
Я бы хотел, чтобы меня похоронили у
комля. Дерево обнимет мое тело могучими корнями и примет в лоно свое. Дерево
позаботится обо мне, как я заботился о нем.
Пришли двое на лошадях. Потеряли
дорогу и попросили ночлег. Они долго разглядывали дерево и трогали листья.
Тот, что со щетиной, много говорил
и плевался, второй, толстый, был нем: ему где-то отрезали язык. От них шел
плохой запах. Обычные бандиты.
Вечером пришлось залезть в погреб и
достать что-то из запасов. Мы хорошо заплатим, говорил со щетиной, второй кивал
и много ел. Я подмешал им сно-творное.
Положил их на полу. У щетинистого изо рта торчала спичка. Немой спал на спине и
громко храпел.
Сначала был толстый. Я поставил
хлебный нож вертикально, под самое серд-це, и ударил молотком, обернутым в
тряпку. Нож вошел плавно, пробив слой жира, крови почти не было.
Со вторым пришлось повозиться: он
лежал на боку. Я аккуратно перевернул его на спину и повторил. Нож вошел не
полностью, и тот захрипел.
Я ударил молотком еще раз и еще,
пока нож не вошел до рукоятки. Вытащить его было еще сложнее. Судя по всему,
резьба цеплялась за ребро, но я справился.
Оттащил их трупы в сарай и вышел на
улицу. Была ясная глухая ночь, и луна светила высоко. Никогда не видел такой
большой луны.
Всю ночь вытирал тряпкой те листья,
которые они трогали своими грязными руками. Мне и раньше приходилось протирать
листья от пыли, но то была грязь земная, чистая. Как красиво мое дерево в
лунном свете: оно было бы лучшим в Гефсимании.
Утро просидел рядом с мертвыми,
думал, что с ними делать. Решил просушить их и слить кровь, чтобы они занимали
меньше места. Есть бы их не стал, я не ем мяса.
Я где-то читал, что лошади с
удовольствием пьют кровь. Это оказалось сущей правдой. Тех двоих я закопал за
домом, где раньше сжег пугало.
Чуть не совершил гадость, но
вовремя остановился. На лошадях нет греха, они тоже создания земли. Дал им
напиться и отпустил.
Когда все кончилось, сел у окна и
медленно обдумал последние события. Ведь если сюда забрели двое, чего ждать
дальше? Пусть сюда нет дороги, но дом в поле всегда заметен, тем более когда рядом стоит размашистое дерево.
Уже не раз корил себя, что не
перебрался отсюда раньше, когда мы были моложе. Дом я бы еще мог спрятать в
земле, но как быть с деревом? В мою голову даже пришли постыдные мысли
уничтожить его, и я с ними справился.
Что же делать дальше? Эта задача
вымотала меня, и я слег. Не знаю, сколько времени провел я в забытьи.
Очнулся темной ночью. В такие
редкие ночи, когда небо заволакивает тучами, хочется обнять толстый ствол моего
дерева и унестись далеко, в Эдем, куда дорога грешному человеку закрыта. Я
готов к лишениям.
Спать я больше не мог. В
изнеможении выбрался наружу и, добежав до дерева, обнял его. Дул сильный ветер,
ломал ветки.
И тут я понял, что не так: на
дереве моем не было и листика. Оно высохло, пока я бредил там, за окном. Никто
не поливал его, никто не поливал.
II
Мне нравится, когда месяц
начинается с понедельника. Всегда можно определить день недели по дате. Но
такое случается не часто, я бы даже сказал, редко. Самое большее — раза два за
год. Но еще реже случается, когда два месяца подряд месяц начинается с
понедельника. Это большая удача, и каждый раз, когда мне выпадает загадать
желание, я загадываю, чтобы поскорее начало месяца пришлось на понедельник. Так
спокойней жить. Хотя я не доверяю календарям. Мне кажется, мы идем на уступки
времени. А я человек принципиальный. У этого чудака я нашел календарь
пятидесятилетней давности. Вот уж, действительно, человека не волновало время!
Жил себе и жил.
Вообще, это была большая удача
встретить его в такой пустоте. Издали я решил, что это пугало. Потом
пригляделся — человек. Подошел и смотрю: действительно. А над ним большое такое
сухое дерево. А под ним — яма. Как он это сделал — ну, повесился? Видать, вырыл
яму, залез на дерево, повязал веревку и прыгнул.
Неделю, наверно, провисел. Воронье
склевало глаза. Я не сразу обрезал веревку. Сначала снял с него штаны. Они мне
как раз впору пришлись, то есть по размеру. Рубашку-то я не стал, тряпье
какое-то, да и с трупа вещи носить — это не по мне. Ну, тогда уж я его в яму и
закопал быстро. Вонял сильно, ну так я землю в нос запихнул. Не ему, себе,
конечно. Человек столько прожил, еще сил оставил, чтобы убиться,
разве я мог не похоронить?
Теперь живу в его доме. Из окна
видно огромное мертвое дерево. Что с ним делать, ума не приложу. Рубить — дров
здесь не надо, в принципе, всегда тепло, и печь топить не надо. Пусть стоит
пока. Птица прилетит — где сесть? А вот — дерево.
Я думал, дерево совсем уже. Но нет,
смотрю: тянется маленький росток. Ну, я его полил водой. Теперь не так одиноко.
Три дня лил дождь. Не выходил из
дома. В доме делать совершенно нечего, скучно, заняться нечем, нет никаких дел.
Кушетка, полки, стул да стол, ящики со старьем. Сидел у окна, любовался на
росток. Вот же жизнь какая штука! Казалось бы — все,
смерть! А она находит лазейку, пробивается. А люди что? Люди вон — вешаются. Не
знают люди, что такое жизнь.
Чем он тут питался? Я обыскал весь
дом, пока не нашел погреба. Но до этого зашел в сарай. Пол весь черный, в
разводах, как от крови. Ушел оттуда, от греха подальше. Ну его, может, этот старик был каким больным,
помешанным или не в себе?
Пошел искать воду. Целый день ходил,
пока не наткнулся на ручеек. Когда дошел, понял, что не взял с собой бутыли,
пришлось возвращаться. Воды хватило на ужин и чтобы полить росток.
Кажется, в сарае я видел тележку с
большим бидоном. И правда, я вспомнил, я видел в сарае тележку с большим
бидоном. Но это нужно было еще проверить. А в сарай мне идти не хотелось. Тогда
я дождался ночи, чтобы не так страшно, и забежал в сарай, нашарил рукой тележку
и выбежал с ней в поле. На следующий день поехал за водой на телеге.
Странно, что совсем
почти нет людей. Я живу здесь уже довольно долго, фактически, уже давно,
но ни разу не видел, чтобы тут были люди. Иногда мне кажется, что я
единственный человек на Земле. И все, что живого вокруг меня, — это маленькое
деревце, которое я ращу. Единственное, что мне не нравится, так это то, что
деревца не видно в окно. Чтобы полюбоваться на него, мне приходится либо
высунуться наружу, либо выйти из дому, а посмотреть иногда хочется на закате,
когда холодает.
Еще мне не хватает времени. Ни
календарей, ни часов тут нет. Решил смастерить свои, солнечные, но я совершенно
не знаю, как это делается, ну, совсем не имею представления. Я вышел на улицу
утром и для начала отломал палку от дерева и вставил в землю. Мне показалось,
что это было неплохое начало. Я даже почувствовал себя сильным. Даже какие-то
нотки гениальности прозвучали во мне. Вечером я вернулся домой и увидел, что
тень от сухого дерева перекрывает мои солнечные часы. Что мне оставалось, как
не срубить его? Я не нашел у старика топора, зато нашел большой хлебный нож и
молоток. С таким набором моя цель становилась трудновыполнимой, ее было трудно
выполнить, но я решил действовать. Ради времени я готов на все. Конечно, я бы
мог переставить палку, но тогда это было бы нечестно по отношению к моим
принципам. А я человек принципиальный.
Как-то пришли люди на лошадях. Я
как раз доламывал последние тонкие ветки. Их было двое. И оба усатые. Они
вообще были одинаковые. Сейчас даже не вспомню, с которым
я говорил.
«Вы тут живете?»
«Да».
«Вы не видели тут двоих на лошадях?»
«Нет».
«Это ваш дом?»
«Мой».
«В нем жили двое мужчин».
«Да».
«Понятно. Если вы что-то узнаете о
двоих мужчинах на лошадях, известите нас. Вот бумага. Распишитесь».
Они собрались уходить.
«Скажите. А вы — братья?»
«Не твое дело. Рубишь дерево — вот
и руби».
Пыль от лошадей какое-то время
постояла в воздухе, а потом улеглась, затерла следы, будто их здесь и не было.
Слава богу, они не заметили мое деревце. А то ума не приложу, что бы я им
сказал на это. Да, это было бы сложно. Не так-то просто объяснить жизнь.
Пока уничтожал дерево, постоянно
думал о жизни. Что это такое? Например, я не замечаю, как живу, а вот как
растет дерево, замечаю. Вообще, за ним приятно наблюдать. Оно растет, а я
наблюдаю.
Вокруг пустыня, полем-то не
назовешь, как в море смотришь, бeрега
не видать во все четыре стороны. Поверить не могу, что умру здесь. Кроме солнца
тут больше ничто не движется. Ни облаков, ни людей, ни перекати-поля. Даже не
представляю, что бы я тут делал, если бы не деревце. Ради этого стоит жить.
Проделал дыру в стене и переставил
окно. Теперь я могу смотреть на мое дерево, когда захочу, но иногда я себе
запрещаю, не поддаюсь искушению. Дерево все-таки живое.
Не знаю, сколько прошло времени.
Тут нет времен года, а дни как одинаковые, как те двое на лошадях. Есть только
один способ узнать, сколько я здесь нахожусь, но он равносилен смерти. Дерево
мое уже выше меня, а солнечные часы работают в полную мощность. Я так тут
обжился, что и не верится, что когда-то жил в другом месте, может, прошлое мне
приснилось? Хотя в послед-нее время мне снится только вид из окна.
Как-то раз ночью был гром. Я
испугался, что в мое дерево может ударить молния. Тo-то, старое, я уже давно уничтожил, и только сейчас
задумался, что, наверно, зря. Никто не убережен от молнии. Думаю из веток старого
дерева соорудить что-нибудь высокое заместо
громоотвода.
Вспомнил того старика, что
повесился на дереве. Кто он такой был? Может, он тоже растил дерево, а оно
засохло? Если это так, то история грустная, я бы даже сказал, печальная,
невеселая какая-то. С другой стороны, что бы мы тут вдвоем делали? Да он бы
зарезал меня, да вот хоть этим хлебным ножом, и все — поминай
как звали. А меня навряд кто и помнит. Городской
сумасшедший — ведь так меня звали?
А может, и не было никакого старика
вовсе? Я не на шутку, всерьез, задумался над этим. Решил проверить и раскопал
то место под деревом. И правда — ничего, пусто, только веревка и все. Я даже не
знал, радоваться мне или огорчаться? Вообще, непонятно, какое мне дело до этого
старика: был он тут или нет? И чего я время трачу.
Кстати, о времени. Я решил для себя
этот вопрос просто. Но это было не так-то просто. Сначала я решил, что с
опаданием листьев приходит осень. И считал года. Когда я насчитал лет десять,
то понял, что дерево может скидывать листву дважды за год, а то и трижды. А так
как я не знаю точно, то этот вариант мне не подходил. Как еще я мог измерить
время? Конечно, можно было бы спросить у редких прохожих по пути за водой,
которых я научился обходить и сторониться, но тогда мое дерево не было бы связано
со временем. А время — это жизнь, и я не собираюсь идти на уступки времени, я
принципиальный. Я, кажется, это уже говорил.
Так вот, я решил свою задачу
просто. Если дерево — это отражение моей жизни, пусть люди и судят обо мне по
дереву. Ведь это правильно: судить людей по тому, что они делают? Мне кажется,
это справедливо и честно. Если у меня вдруг спросят: сколько тебе лет? — я
отвечу: вы видите дерево? Вот мои года. И это будет
правдой. Я не люблю неправду.
Долго ждал плодов с моего дерева,
но их все нет. Если оно бесплодно, все равно не расстроюсь. Я, к своему
сожалению, слаб в ботанике, не разбираюсь. Нашел кое-какие книги в доме, но там
— ничего похожего на это дерево. Кора не кора, а кожа, крона размашистая, как
целый сад, листья большие, мясистые, ветви ровные, как руки. Это дерево лучше
человека.
Как-то на закате к моему дому
пришел некто. Он был слеп и сказал, что пришел на шелест листьев. Я удивился.
«Вам послышалось».
«Да нет же, вот же шелестят».
«Это шум с моря».
«С моря? Тут есть море?»
«Да, за обрывом».
«Почему же я не чувствую его
запаха?»
«А оно не пахнет».
«Как же? Море всегда пахнет солью».
«Ну а это не пахнет, оно только
шумит».
«Не будет ли у вас воды?»
Я проводил его в дом и плотно
закрыл все окна, чтобы он не слышал шелеста. Моря-то я никогда не видел, только
в книжке. Я не слышал ни шума, ни запаха. Слепой этот был из того же города,
что и я, но о море откуда-то знал. Я не стал спрашивать (в надежде, что и он
придержит любопытство), но ему не сиделось.
«Давно тут живете?»
«Всю жизнь».
«Я впервые в этих краях».
«Откуда вы знаете?»
«У меня есть внутренний компас».
Я сделал многозначительное
выражение лица, но, судя по всему, он не заметил.
«Чем занимаетесь?»
«Ничем. Живу тут».
Он попросил ночлег. Положил его на
полу. Он крепко спал, а я не мог. Сидел над ним и все думал, уж не подослали ли
его? Меня преследовали сомнения, что он не слеп. Слишком любопытный для
слепого. Конечно, все можно объяснить совпадением, но совпадениями всего не
объяснишь. И я решил проделать эксперимент. Вырыл глубокую яму перед моим
деревом и дождался утра. Утром, как всегда, дул сильный ветер, от какого в
городе срывает шляпы и выворачивает зонтики. Хотя все-таки в то утро был
какой-то ненормально сильный ветер и дул как раз из-под дерева. Я зашел в дом и
увидел моего гостя сидящим за столом у окна.
«Там — море?»
«Да. А вы что — видите?»
«Только чувствую свет. Как же,
наверно, красиво, когда из твоего окна видно море».
«Да. Очень красиво».
«Я вам даже завидую».
«А хотите, подойдем к морю?»
«Если это возможно…» Он встал и
взял свою палочку.
«Нет-нет, это лишнее. Я вас
доведу».
«Как любезно с вашей стороны».
Мы медленно и уверенно шли к
дереву. И ощущение, что я веду зрячего, не покидало меня. Мое дерево просто
невозможно было не заметить. Ветер срывал желтеющие листья, и они летели в нас.
Я прикрывал нас рукой.
«Что это? Это листья?»
«Нет. Это морская пыль». Сейчас я
точно не помню, сказал ли это или только подумал.
Мы встали перед ямой. Он глубоко
дышал носом и дрожал.
«Мы стоим у обрыва?»
«Да».
«Над морем?»
«Да».
«Вам не страшно?»
«Я привык».
«Как тут хорошо. А птицы есть?»
«А разве вы их не слышите?»
«Слышу. Чайки. А дерево?»
«Что дерево?»
«Тут есть дерево?»
Мне все стало ясно.
«Какая тебе разница, если ты
слепой?!»
Я столкнул его в яму — он даже не
успел ничего крикнуть — и начал закапывать. Он отряхивал землю и что-то
говорил, а я бил его лопатой, бил и бил, пока он не замолк. Я кричал «сволочь».
Я закапывал его живого. Я бил его лопатой, когда он уже умер. Когда все
кончилось, я сел на горку песка над ним и заплакал. Как же в этой пустоте я не
замечал прекрасного шелеста?
Тогда я не мог поверить, что
способен на такое. Сегодня понимаю, что тогда я все сделал правильно. Дерево
принадлежит одному мне, потому что я один его ращу. Да и потом, хоть я и знаю,
что слепота незаразна, но я бы не пережил, если бы ослеп.
В доме обнаружил его палочку. Долго
крутил ее в руках, пока не нашел ей применение. Одной ветке нужна была подпора,
а эта палочка была что надо. Ну разве отдал бы слепой
мне ее просто так?
Ветры становятся все сильнее.
Оторвало кусок крыши. Теперь я живу под небом, и мне негде спрятаться. Впрочем,
мне все равно нечего скрывать. Все, что у меня есть, стоит у дома. И если после
смерти с меня взыщут, я скажу: вот, смотрите. А если этого будет мало, то, что ж,
я готов к лишениям.
Ходить за водой все тяжелее. Я
старею, а дерево растет. Наверно, это и есть старость, когда с каждым днем вода
достается с трудом, да и ту отдаешь тем, кого любишь. В этом плане мне крупно
повезло. Вообще, я прожил счастливую жизнь, ее почти ничто не омрачило. Однако
наступил день.
Стояла невыносимая жара. Я
возвращался с ручья. И уже издали понял, что не так. Вокруг моего дома, как ни
в чем не бывало, гуляли большие собаки. Одна даже нагадила
под мое дерево, другие последовали ее примеру. Кто защитит мое дерево, как не
я? Тогда я бросил все и побежал к дому.
III
Не знаю, сколько дней мы шли по
бесконечной пустыне, пока вдали не показалось большое зеленое дерево. Мы
прибавили шагу. За деревом стоял и домик. Муж остановил нас за сто метров и
пошел посмотреть. Он вернулся скоро и произнес только одну фразу:
— Закрой детям глаза и пойдем.
То, что я увидела, было ужасно.
Под пышным деревом с налившимися
плодами лежало растерзанное тело человека. Все вокруг было в крови. Вечером муж
сказал мне:
— Это гиены.
Я заплакала. Я долго не решалась,
но все же сказала ему:
— Я знаю, я не вправе это говорить.
У нас дети, но… после того, что я видела… я не смогу здесь жить.
— Да ты чего? Сможем. Посмотри в
окно, посмотри. Видишь, какое красивое дерево.