Опубликовано в журнале Знамя, номер 11, 2015
Об
авторе | Юрий
Владимирович Манн — доктор филологических наук, заслуженный профессор РГГУ.
Основная сфера интересов — русская литература XIX века, теория литературы,
поэтика. Воспоминания Ю. Манна печатались в журнале «Знамя» в 2009 году (№ 5) и
в 2013 году (№ 8).
Наверное, у каждого человека бывает такое время — неделя или больше, — которое вспоминается потом как один день. И день очень светлый, цельный, приподнятый по настроению, хотя ничего особенного не произошло — обыкновенная деловая поездка, именуемая на бюрократическом языке командировкой. Вот один-два эпизода, которых довелось наблюдать автору этих строк в Ереване и Тбилиси.
Но расскажу все по порядку. Итак, командировка в Ереван. Время? — 1978 год, пять-шесть дней. Цель? — Участие вместе с Галиной Белой в защите диссертации в Ереванском университете, Галина Андреевна — в качестве приглашенного члена ученого совета; я — в качестве оппонента.
А соискательница — Елена Ашотовна Алексанян, несмотря на молодость уже известный критик и литературовед. О направлении научных интересов говорят уже названия ее книг: «Константин Паустовский — новеллист», «Армян-ский реализм и опыт русской литературы. Гоголь, Чехов. Традиции и типология», «Армянский реализм и опыт русской литературы. Традиции Гоголя» (именно эта книга — предмет ее предстоявшей докторской защиты) и другие. И почти всегда это связи и взаимовлияние двух культур — армянской и русской.
Встретив меня в аэропорту, Елена Ашотовна выразила бурную радость: «Слава Богу! Мы еще успеем на день рождения моей лучшей подруги…». «Простите, — говорю. — Но я незнаком с Вашей лучшей подругой и даже не знаю, как ее зовут…».
«Не вижу проблемы! — возразила Елена Ашотовна. — На такси нам ехать минут сорок, за это время, я в этом уверена, Вы твердо выучите имя моей подруги, что же касается знакомства, то у нас принято ходить в гости, на день рождения или свадьбу, и со своими знакомыми и со знакомыми знакомых и т. д…»
В доме именинницы оказалось много гостей, были и люди известные, например, уже получивший всесоюзное признание молодой прозаик Грант Матевосян. Но лично я никого не знал, исключая Галину Белую (она приехала раньше), — несмотря на это с первой же минуты почувствовал себя удивительно свободно, как будто был близок со всеми с молодых лет.
За столом, насколько я мог заметить, были, помимо армян, грузины, азербайджанцы, русские, но говорили только по-русски, наверное, чтобы быть понятными всем и никого не обидеть.
И еще характерная деталь. Никто, даже и в виде намека, не говорил о дружбе народов, о национальных традициях, о ведущей роли русского народа, — не говорил того, что отдавало бы официальной риторикой. Но по существу это ведь и было замечательное человеческое, межнациональное единение, о котором сегодня вспоминаешь с тоскою как о невосполнимой потере.
Такую же атмосферу, такой же настрой довелось мне ощутить в Тбилиси — я побывал здесь в 1984 году, на научной конференции, посвященной 175-летию со дня рождения Гоголя. В московскую делегацию входили известные ученые — Наталья Михайлова, в настоящее время заместитель директора музея Пушкина, Владимир Енишерлов, позднее главный редактор «Нашего наследия». Устроительницей же конференции выступала Главная редакционная коллегия Грузии по художественному переводу и литературным взаимосвязям (другое название — Дом Смирновых, в честь его владельцев, родственников знаменитой Александры Осиповны Смирновой-Россет). И докладчики, и устроители успешно справились со своей задачей, но я бы хотел сейчас коснуться не научной стороны дела, а нескольких частных, можно сказать, бытовых деталей.
Каждое утро в гостиницу, где мы жили, приходил солидный мужчина, имевший, как нам сказали, титул заместителя председателя Главной редакционной коллегии… (см. выше полное название этого учреждения). Однако заместитель — по какой части? Вы не поверите: заместитель председателя по завтракам! Уходил он только после того, как все поедят. И внимательно следил за тем, чтобы всех накормили обильно, качественно и никого не обидели.
Еще одна выразительная деталь. Конференция, как я уже сказал, была приурочена к 175-летию Гоголя. Но ровно столько же лет исполнилось и Смирновой-Россет. В Грузии ее высоко почитали не только потому, что ее родственники жили в Тбилиси, но и потому, что в ее жилах текла и грузинская кровь: по линии матери она происходила из знаменитого рода Цицишвили (Цициановых). Таким образом возник двойной юбилей, что нашло отражение в антураже роскошного зала, в котором проходило торжественное заседание. На сцене симметрично были укреплены два больших одинаковых по размеру портрета — Гоголя и Смирновой-Россет. Так выставляли обыкновенно портреты Маркса и Энгельса, а в более ранние времена — Ленина и Сталина.
Во время заседания в зал заглянули двое, видимо, случайные молодые люди, обратив внимание прежде всего на портреты. Мне были слышны их реплики: «Кто это?» — «Ты что, не видишь? — Гоголь» — «А это кто?» — «Его жена. Я, правда, подзабыл ее фамилию».
Какой неожиданный поворот событий! Судьба «бессемейного путника», страдавшего от одиночества, от недопонимания, от холодности общения, в одночасье была решена! Как жалко, что об этом уже никогда не узнает сам Николай Васильевич.
И еще одна деталь, оставшаяся в памяти от пребывания в Тбилиси. Деталь другого рода, но по-своему тоже выразительная.
Посещение музея. Контроль при входе. Молодая красивая женщина восточного типа, надорвав мой билет, останавливает на мне свой взгляд и с подчеркнутым вниманием произносит: «Мы вас очень любим!». Далекий от самообольщения и не приняв это объяснение в любви на свой счет, я обернулся, чтобы увидеть того счастливца, к которому оно относится. Оказалось, что относится все-таки ко мне, но не индивидуально, а как к представителю того явления, которое именовалось «пятым пунктом».
К тому времени «дело врачей» давно уже не существовало, жесткость кампании против «сионизма» смягчена, но антисемитизм оставался в большом ходу, тем более что он имел государственную окраску. Вот против этой окраски и выступала неизвестная мне женщина, выражая одним свое сочувствие и поддержку, а другим свое неприятие и осуждение. Несмотря на частную форму выражения, это было действительно общественное действие, то, что именуют сегодня message, Посланием. Увы, посланием, сохранившим свою востребованность и по сей день.