Стихи
Опубликовано в журнале Знамя, номер 6, 2013
Об авторе
| Юрий Юрьевич Серебрянский родился в 1975 году в Алма-Ате. Окончил Казахский государственный университет по специальности химик-эколог. Служил в министерстве экологии Республики Казахстан, в программе развития ООН. Работал гидом в Королевстве Таиланд. Первая публикация в журнале “Простор” в 2002 году. Посещал литературные курсы “Мусагет”. Публиковался в казахстанских литературных журналах “Простор” и “Книголюб”. Участник Форумов молодых писателей России в Липках (2007 и 2008). Один из основателей и редакторов антипериодического издания “Ышшо Одын”, Лауреат “Русской премии” 2010 года в номинации “малая проза”. Преподаватель Открытой Литературной Школы Алматы. В настоящее время главный редактор журнала польской диаспоры Казахстана “Almatyсski Kurier Polonijny” Участник литературного фестиваля в Казахстане, проведённого Фондом СЭИП (с 20 по 24 ноября 2012 года в Алматы) — в семинаре отдела поэзии журнала “Знамя”. Живет в Алматы.
Юрий Серебрянский
Гид из Таиланда
* * *
Дорогая Наташенька,
От прожжённой на одном из печально известных курортов жизни
остаются тату, меланомы,
или ровный заморский загар.
Фотографии на закате дешевле, чем в Ницце,
но сквозь стиральную доску прилива виден крест того самого Шпее.
Не понравилось — можете не платить, люди покорно привыкли.
Дорогой Серёженька,
Фото не передадут, друзья не поверят, у мамы времени нет.
Помните, у крокодилов лица? Прелесть — девчонка.
Вспоминаю всё наше, вернее всё — ваше.
Дорогая Наташенька,
Тот самый балкон, с которого ночью текут по развязкам машины Бангкока,
с которого я хотел, когда у всех были выключены телефоны.
Одиноко, понимаете, здесь чудовищно одиноко.
Сложно понять мир, о котором не снято ни одного советского фильма,
кроме Эммануэли.
Поэтому новосибирцы падают из тук-туков, а на третий день кажется,
что прошёл уже год.
Здесь жизни ещё меньше, чем на Марсе:
может возникнуть чувство к промоутеру пива “Карлсберг”,
но я смотрел в эти лица и не мог им простить
и поверить им не во что, кроме Будды,
который становится то святым, то сказочным,
в зависимости от усталости экскурсовода.
Дорогой Серёженька,
вот накоплю — и снова приеду,
Вы — мой Тайланд,
парафраз, залетевший отсюда.
По ссылке.
Вы надолго?
Наташенька, дорогая,
Спасает Кола с Меконгом,
я в любом случае уже навсегда.
Серёженька,
перелёт такой дорогой.
Дорогая Наташенька,
дорога на картах — шестёрка черви, или шестёрка пик,
но пики это, конечно, Европа, здесь одни черви,
вы пробовали червей?
Дорогой Серёженька,
Слон видится на расстоянии,
и не кажется таким уж большим и значимым
в контексте чужой тропиканской страны.
Дорогая Наташенька,
если помнить только солнце, можно сойти с ума,
но дожди выпадают редко и сразу,
в это время года, которое всегда.
Один офицер МГУ, пардон, профессор,
кормя меня крабами, приговаривал:
тапиров на свете много. Больше, чем некоторых людей.
Тапиры не исчезают.
Врать плохо, но и молчать нельзя,
тапиров не сто пятьдесят.
Немки в шезлонгах переваривают национальную вину,
отложив неГрасса, идут купаться,
что-то плавают там себе, грубо думая.
Женщины никогда не умели ходить по воде,
Да прилепится жена к своему мужу —
это всего лишь не работает кондиционер,
а с вентиляторами жить нельзя.
Русские всегда ищут гостиницу, “где бы поменьше русских”,
русские не хотят русских,
подсознательно ведомые сверхзадачей
создать как можно больше наполовину русских,
подобных себе.
Так что простите, меня, Наташенька, за этотТайланд.
Но, главным образом, за тапиров.
* * *
Будете спускаться из четыреста третьего,
не наступите на лепестки гибискуса,
что бросила девочка в униформе.
Это такая душа у входа.
Вообще-то непонятного
принято бояться.
Бойтесь.
* * *
Мы выжили. Кто-то купил квартиру.
Кто-то дачу пристроил к сортиру.
Нам пела Ветлицкая с барахолки,
мы ночью, по пьяни путали полки.
Мы видели много денег,
несколько миллионов.
Вложив своё и чужое в карманы
несбывшихся фараонов
пили цветные ликёры
очереди в ОВИР.
И был у нас выпускной,
и война, и мир.
* * *
Вот и вышло солнышко,
и всё теперь выглядит
гораздо веселее
в наших краях.
А вы видели свет?
Это там, на болотах!
Каторжник?
Нет.
Это свеча.
Прислуга носит еду?
Нет.
Сыщик читает газету?
Нет.
Болота издают странные звуки —
собака сходит с ума со скуки.
Холодно.
Дочитай и забудь.
Но когда выйдешь
покурить за коттедж,
выпив мартини,
думая о космонавтах,
об их экспериментах
на мигающей станции,
глядя в тёмные ели на склоне,
под которыми всё равно ловит сеть,
помни о том,
что где-то
сейчас
в Девоншире
на болотах
сама по себе
горит свеча.
Гонконг, 25 этаж.
1. Гонконг
Почётный гражданин этого города,
двухэтажный трамвай, тронулся в путь.
Остановки видят друг друга.
Взгляд вверх — со дна коробочки зубочисток.
Мы решили прокатиться и прокатились.
Проехали мимо Луи Виттона и
прибыли на базар.
Сидят передо мной: дочь и жена.
Беру её за руку.
2. Дочь
Сё, стою и стучусь к своей дочери через мультфильмы.
Ты сегодня сказала “уйди” матери,
позвала меня сесть на кровати рядом.
А мы еще не решили, пора ли тебе шоколад.
Беспристрастный Room Service.
Убираться у нас не нужно.
Может только вынести мусор?
Спасибо.
3. Мать
Мы семья на светофорах.
В комнате — три человека.
В парке два плюс одна,
в ванной два плюс один.
4. Паром
От Гонконга до Праги восемь тысяч семьсот километров,
но я в Праге.
В иллюминаторе пиксели скал.
Край. Бордер. Необработанное расстояние.
Скоро Макао.
Там по-другому.
Всё станет хорошо на уютных камнях площадей.
Если только паром не наткнется, и
я не увижу призрак
из холодной и серой воды.
Алматы