Опубликовано в журнале Знамя, номер 3, 2012
Об авторе | Лариса Ивановна Новосельская родилась на Кубани. Была главным редактором газет “Вечерний Краснодар” и “Улица Красная”. В “лихие” 90-е открыла собственное книжное издательство. Автор сборников маленьких повестей “Высокая желтая нота” и “Другая сторона света”, повесть из второго сборника вошла в шорт-лист литературной премии имени Белкина в 2010 году. Живет в Краснодаре.
Лариса Новосельская
Кубанские казаки на Krasnya street
1. Внучка из Германии
К нашей родне в станицу Динскую приехала внучка. Любимая, долгожданная, с которой дед и бабка не виделись семь лет. Аннетта уехала из России едва ли не младенцем, а прибыла на побывку девушкой-подростком — пухлогубой и длинноногой.
Ну кто бы мог омрачить картину этой встречи? Конечно, чиновники! За так называемую регистрацию “кровинушки” в родном доме старики выложили чуть ли не целую пенсию! “Да за что же? — недоумевали они. — Ведь ей же не гостиницу предоставили и не на госдовольствие поставили…”
Хорошо, что внучка пересчитала сумму на привычные евро и успокоилась. Разбушевавшегося деда, который кричал растерянной бабке: “Не будем регистрировать, и точка! Выпустят же ее от нас, не оставят!” — законопослушное дитя пожалело, но на получении документа настояло: немцы, даже бывшие русские, чтут и дух, и букву закона.
Однако на этом разногласия родственников, менталитет которых за семь лет стал разниться, как земля и небо, не закончились.
— Бабушка, ты почему воду не выключаешь? На Земле мало воды, и запасы ее истощаются! — выговаривала Аннетта озадаченным старикам.
— Дедушка, вы почему кур не заведете? Курицы положут яйца, ты повесишь над ними лампочку 60 ватт, а потом из яиц (с ударением на первом слоге) вылезут цыплята. Их надо растить, и они тоже положут яйца…
— Ой, Аннетта, — пригорюнивалась бабка, — да чем же их кормить, кур-то? Корм же дорогой!
Но мысль об упущенной выгоде так овладела девочкой, что в ответ на мой вечерний звонок с вопросом, как поживает на исторической родине наша немочка, дядька сначала досадливо крякнул, потом рассмеялся: “Сидят весь вечер с бабкой на калькуляторе, считают, выгодно или нет курей держать”.
В ожидании дорогой гостьи старики обдумали шикарную развлекательную программу: море — благо от Краснодара до Джубги всего сто двадцать километров, карусели, мороженое… Мороженое Аннетта съела, вежливо попросила напиток “Буратино”, который помнила как сладкий вкус детства, а от моря отказалась: “Куда мы поедем, если бабушка говорит, что малина созрела и варенье варить надо…”.
— У нас есть люди, которые живут на социалке, — рассказывала соседям и совершенно обалдевшим деду с бабкой Аннетта, ловко перебирая ягоды. — Им государство деньги дает, но это плохие люди, они не хотят работать…
Аннетта давно уехала, а я часто ее вспоминаю. И думаю: как же так случилось, что любимая застойная присказка “мы делаем вид, что работаем, а вы делаете вид, что платите” — легко, как скользкая змейка, переползла из России социалистической в Россию капиталистическую и свила уютное гнездышко в краях отчизны даже работящих, черноземных и хлебородных?
Каждый день я прохожу мимо булочной, аптеки, салона сотовой связи — и вижу мольбу: “Требуются…”. Продавец, водитель, грузчик… Требуются, а люди не идут. По официальной статистике, средняя зарплата в Краснодаре — 25 тысяч; но эти данные, как и по всей стране, — что средняя температура по больнице. Зарплата чиновника прибавляется к зарплатам пекаря, библиотекаря и аптекаря, а потом делится на четыре. Самую длинную очередь жаждущих работы в Краснодаре я наблюдала, когда набирали… продавцов в “ИКЕА”. Магазин дешевой, для студентов, мебели казался соискателям вакансий землей обетованной, островом всех тех сокровищ, которые выработало общество потребления. В той очереди топтались и переводчики с французского, и журналисты, и учителя…
И мне вспомнились “лихие” 90-е. Иду по центру Москвы и вижу: стоят высоченные красавцы-мужчины за витриной бутика. Поначалу решила, что это манекены. А когда узнала, что “живые”, ужаснулась. Неужели таких парней, с умными лицами и проницательными глазами, Господь создал только для того, чтобы им маячить за стеклом? А как же библейская притча о зарытых талантах, устарела? Видимо, да. Потому что теперь, когда не только в столице, но и в каждом медвежьем углу сияют витринами “Gucci” — “Versace”, живым манекеном быть престижнее, чем, например, мастером в заводском цехе. Да и где они, эти цеха…
Еще одно личное воспоминание: едем по Шанхаю мимо сверкающих синими стеклами небоскребов, а гид комментирует: “Офис. Офис. Офис”. Подумалось: черт возьми, может, и у нас в Краснодаре не зря сносят старые производства: понастроят офисов, да и заживем припеваючи! Но вот нашу делегацию вывезли за город, а там… Слева по трассе — завод медоборудования, справа — автозавод, дальше — текстильная фабрика, следующая — фабрика шелка… Весь пригород забит производством. Заняты — все! Никто по улицам не болтается, не гуляет до утра, никакой “детский” закон принимать не нужно: в 22 часа все спят сном тружеников и праведников. А ведь китайцы, помнится, начинали перестройку вместе с нами. Стояли на старте ноздря в ноздрю… Теперь у них — экономическое чудо, у нас — все та же пресловутая труба, ставшая костью в горле инициативным, талантливым и предприимчивым людям. И как не ломать голову над очередным русским вопросом: почему вопреки всем прогнозам о всплеске творческой активности и рыночной конкуренции умников и умниц почти никто из молодых не связывает свою жизнь с профессией и призванием?
“Выйти замуж за француза и гулять по Елисейским Полям…” “Заиметь двухэтажный дом с кожаной мебелью…” “Поступить в модельное агентство и уехать за границу…” — цитирую по краевому молодежному журналу “Здравствуйте”, запустившему в народ анкету “Ваше представление о счастье”. Вот простодушный и убогий набор “мечт” юных провинциалов. Гламур — вроде паленой водки, которой так славится российская глубинка. Не всегда убивает, но промывает мозги до зеркального блеска.
— Безобразие! — жаловалась круглолицая, по-кубански пышная и ровная со всех сторон (здесь такую фигуру называют “кабачок”) дама: — Только вчера купила “Тимотей”, а сегодня уже рекламируют “Шауму”! Никаких денег не напасешься!..
А у одной молодой мамы я поинтересовалась недавно, как она решилась на третьего ребенка при таких скромных доходах.
— Ой, — затуманились розовым флером глаза девчонки, — сейчас троих иметь модно. Кристина Орбакайте — тоже беременная…
Гламур строже, чем экзотическая религия джайнизм, запрещает работать, в том числе и мозговой извилиной. И диктует свои жесткие правила: виртуозно плести небылицы о чудесном отпуске в Испании (это легко — знай рекламу пересказывай), наращивать ногти (в Краснодаре что ни квартал, то нейл-студия), закатывать пышные свадьбы на банковские кредиты, тусоваться в торгово-развлекательных комплексах “Красная площадь” или “Галерея” с карманом, “где и рупь не ночевал”, учиться на юристов и бухгалтеров-экономистов, что в переводе с гламурного означает “на других посмотреть и себя в брендованных (а как злобствует молва, “made in Адыгея”) одежках показать.
Забавное зрелище представляет по выходным Сенной рынок в центре Краснодара. По торговым рядам фланируют не просто покупательницы “синеньких” (баклажанов) и болгарского перца. Покачивая пышными бедрами, снисходительно поглядывая на продавцов, состоящих в основном из “лиц кавказской национальности”, барышни одной рукой мнут крутые бока помидоров, а другой бережно прижимают к себе лупоглазых мосек, намекая на свое духовное родство не с труженицей-колхозницей из станицы Варениковской, а с самой королевой потребления — миллиардершей Пэрис Хилтон.
Гламур, сравним его опять же с религией, — это не результат, а процесс. Поэтому его фанаты ничего не прогнозируют даже на год вперед: после выпускного вечера (платье от “Белой лебеди” за 20—50 тысяч рублей) всем подряд, независимо от результатов ЕГЭ, прописано высшее образование.
С одной стороны, вуз — это убежище для тотально невостребованной молодежи. Пока годы будут тянуться, родители могут расслабиться. А с другой… Пять лет пробегут быстро, и куда приткнутся 190 тысяч студентов, ежегодно грызущих гранит науки в альма-матер, коих развелось на Кубани ни много, ни мало — 34 штуки? Молодым специалистам, как мы уже догадались, государство сегодня не только квартиру, но и стула в конторе не предложит. Значит, вариант один: “Продавец, водитель, грузчик”? Тогда к чему высшее образование?
Но глубоко вдумываться — значит, от соседей отстать… Что ж мы, бомжи какие, не наскребем дочке 100 тысяч в год на коммерческий вуз?
Кирпичный дом, новая “семерка” и краля-Галя в институте — много ли казаку для счастья надо? Кто не верит, пусть придет на улицу Красную, увешанную в предчувствии олимпийского наплыва иностранцев табличками “Krasnaya Street”, и полюбуется воскресным парадом кубанского казачьего войска: копыта цокают, гривы струятся, марш гремит, бойцы, знай, усы подкручивают… лепота!
Египетские бедуины, итальянские гондольеры etc отдыхают! Опять же, российскому менталитету респект: оружием побряцать в наших суровых отчизнах и кошке, согласитесь, приятно.
И все-таки… Жить ведь чем-то надо, хоть местная социальная реклама полна бодрости и оптимизма: “Если есть на свете рай, это Краснодарский край!”.
2. Господа не только в Париже
Один мой знакомый, лет десять назад купивший квартиру в Тель-Авиве, сам на ПМЖ никак не решится, но всем советует. Аргумент у него железный: ноги уносить надо, пока не полыхнуло. “Дворяне, которые уехали в Париж до 1917 года, так господами и остались. А кто после 17-го — стали таксистами”.
В таком случае, думаю я, половина Кубани — бывшие дворяне, и уж несомненно — господа. Потому что такого количества извозчиков на синих, красных и белых “Жигулях”, рыскающих по городам, станицам и даже самым завалящим хуторам в поисках пассажиров, нет больше нигде в России. “Поедем на таксо!” — то и дело звучат приказы гордых казачек, даже не подозревающих, что они изъясняются литературными цитатами.
На автомобилях — их мойке, ремонте, продаже, техобслуживании и что еще там прилагается к монстрам, которые уже не помещаются на едва ли не единственной приличной в стране автотрассе “Дон”, — завязан чуть ли не каждый третий малый и малюсенький бизнес “кубаноидов”, как сами себя называют пользователи сайта kuban.ru. А чем еще харчеваться?
Директор рекрутингового агентства “Тамань” рассказывает, что в “лихие” 90-е крупный бизнес, и московский, и иностранный, серьезно развивался в регионах. Если “олигархи” занимались, к примеру, стройматериалами, то строили в крае склады и магазины, отлаживали товаропотоки, находили на местах умных людей, привлекая их высокими зарплатами, обучением в Москве и за границей. Молодежь с удовольствием продавалась “в рабство” корпорациям, предчувствуя карьерный рост, возможную покупку акций своей компании, хорошие бонусы…
Потом все это как-то стухло, а кризис и вовсе подмял и надежды, и перспективы. Специалисты с высокой квалификацией, заточенностью под нужный бизнес, “оксфордским” образованием — будто в воздухе растворились. Одни уехали за границу, другие пошли администраторами в Сеть, кто-то попытался организовать свое предприятие взамен московского, некоторые открыли маленькие фирмы.
До 2008 года стремительно развивалась карьера моего земляка, учительского сына, а значит, пожизненного отличника, Кости Сорокина. Степ-бай-степ: менеджер, старший менеджер, топ-менеджер большого холдинга. Стажировки — сначала в Италии, потом в Англии, бонусы, возможность скорого переезда в Москву… И вдруг — лестница пошатнулась, ступенька обломилась. Не успев соскочить с провинциальной орбиты, Костя остался в Краснодаре, что называется, у разбитого корыта — это с его-то международными сертификатами и хорошим английским!
— И тут — как знак свыше! — вспоминает он. — Глубокой ночью по НТВ показывали американский сериал “Клиент всегда мертв”, я на него здорово подсел, а потом задумался: а не путь ли мне открылся?
Долго ли, коротко ли он решался — и организовал в Краснодаре… похоронное бюро. В этой новой и, скажем прямо, не самой обычной профессии его “дорогая” голова задействована от силы процентов на пять…
— А куда деваться? Мне уже сорок лет. Семья, дочка… — словно оправдывается он. — Люди мрут, слава богу, достаточно регулярно, — он даже не шутит. — У меня три неплохих мастера, что по нынешним временам — большая редкость, древесину и фурнитуру везу из Китая, гробы получаются красивые, востребованные, на жизнь хватает…
“На жизнь хватает” и “куда деваться” — это и есть социально-политическое кредо наших современников. Негламурных. Тех, кто понимает, что реалити-шоу и реальная жизнь — вещи несовместные; кто согласен на любой заработок — хотя бы загружать ржавыми кастрюлями и негодными аккумуляторами свою старенькую “копейку”, трясясь по пыльным степным дорогам в поисках металлолома.
Работодатели, уловив дух эпохи, формулируют трудовые договора примерно так: “А куда вы денетесь?”. Счастливчики, которым повезло попасть, скажем, в магазин “ИКЕА”, получают только зарплату. Ни бонусов, ни бесплатных путевок, ни дорогих подарков, которыми славятся такие мощные корпорации в Европе, им не положено. “Наших” как бы вывели за скобки, понимая, что “бедным родственникам” выбирать все равно не из чего.
Финансовые планки резко упали. В наши рекрутинговые агентства звонят москвичи, просят найти топ-менеджера, а зарплату сулят — 15 тысяч рублей. С одной стороны, смешно: они думают, что у нас тут не российская, а китайская провинция? А с другой стороны, я верю, что у них тоже мало денег — они тоже бедные родственники.
Вопрос классика “Кому живется весело, вольготно на Руси?” накрыл и наши времена: веселья или хотя бы покоя нет ни бедным родственникам, ни богатым. Кто оформлял наследство, дарственную или купчую, ставил в квартиру водомер или подключал телефон, легко меня поймет. Государство ведь, по Марксу, — это частная собственность бюрократа. Поэтому естественно, что на защиту своей собственности чиновники стягивают все новые и новые войска. Чтобы противостоять им, нужен настоящий, а не потешный народный фронт. Или… профессиональные наемники.
А что? Заработок неплохой, а работа непыльная. Пронырливые мальчики с хорошими манерами и, что на Кубани считается верхом образованности, без “г” фрикативного, состязаются в умении зайти в Министерство Волокиты хоть с переднего, хоть с какого другого хода и получить с медоносного лужка свой взяток.
Бюро технической инвентаризации, земельные комитеты, кадастровые комиссии, многофункциональные центры… ох, не хватает дыхания… А тут “крылышками бяк-бяк-бяк-бяк” — и преодолен глубокий ров между княжеским замком и вассалами. Мальчик принес немобильной бабульке, для которой “даже знак параграфа выглядит как орудие пытки”, чиновничью справку, что нужна еще справка, он и ее принесет, и полетит за следующей, только денежку плати… Судебная тяжба, очередь в детский сад, перепланировка квартиры, разрешение на снос сарая, ликвидация предприятия, изменение устава… Уж здесь-то фантазия бюрократов безгранична! Последнюю копеечку из самого беднейшего гражданина выманят, проглотят, не поперхнувшись, и скажут: “Гони еще!”. В какую кубанскую станицу с утра ни заедешь — застрянешь в пробке. Чистой воды МКАД!
— Куда народ едет?
— За справками в сельсовет!
Сельсовет — это, конечно, по-старинному, совковый пережиток, поскольку теперь вся Кубань — сплошное поселение. Идешь по станице, читаешь вывески, и душа радуется: “Поселенческая библиотека”, “Поселенческая поликлиника”, “Поселенческий архив”. Кто-то очень остроумный ввел это чудесное, пахнущее русской историей с ее каторгами, тюрьмами и ссылками слово в качестве административной единицы еще в начале “нулевых”. Или кто-то очень прозорливый…
3. Вишневый сад теперь продан
Жил-был один идеалист. Захотел он внедрить в жизнь завет классика про то, что красота спасет мир. Поездил по Европам, убедился в том, что по части эстетики и жизненных удобств там все давно схвачено, поэтому решил на своей земле (не будем уточнять, как она ему досталась, уж точно не по наследству) не просто мотыжить чернозем, а сажать деревья, рыть пруды, разводить рыбу и выращивать розы.
Первый и последний шаг, сделанный им, до сих пор спасает если не мир, то тысячи утомленных путников, двигающихся по голой, лишенной всякой растительности (а ведь совсем недавно стояли здесь могучие тополя!) трассе “Дон”, в сторону Черного моря. Заводь с цветущими лотосами посреди раскаленной степи — разве не чудо? Разве не первый шаг к спасению мира?
Спасибо тебе, идеалист! Ты пал смертью храбрых, как и сотни других латифундистов, то ли при “охлаждении”, то ли при “разогреве” бизнеса, но, пока на твоей бывшей земле будут цвести лотосы, душа твоя наверняка будет покойна! Ведь теперь, в циничные “минусовые” годы, идеалистов почти не осталось. Все облаченные бизнесом ли, административным ресурсом ли, торопятся урвать — из скважины или плодоносной земли, не важно. Урвать и отправить на безопасное от России расстояние. После нас — хоть потоп, хоть трава не расти… далее по тексту.
Едешь мимо раскаленных солнцем арбузных плантаций и видишь такую картину: вдоль дорог высятся горы, нет, целые отвалы, повыше шахтовых, отработанной полиэтиленовой пленки. Корейцы, но не северные или южные, а кубанские — самый трудолюбивый в здешних краях народ, — как муравьи, дружно собирают урожай. Но они на этой земле не хозяева, ведь даже с колхозниками, в свое время урезанными в правах, нынешних сельскохозяйственных рабочих сравнивать некорректно… С ними и заговаривать бесполезно: молчат, как безъязыкие рабы.
— Чья земля?
— …
— Маркиза Карабаса?
— …
Молчание. Вишневый сад, то есть земля, на которой почти поголовно было задействовано население Кубани, продана. И перепродана. И так еще много-много раз. Кое-какие упрямцы из “старорежимных” еще держатся за свои паи, но получают на них едва ли больше, чем колхозники на трудодни: мешок муки, бутыль масла, немного корма для своих “курей”. Подсобное хозяйство держать, как в конце концов выяснила наша Аннетта, — даже не навар от яиц, а прямой убыток.
Бабушки по привычке ползают по своим огородам, а ни детям, ни внукам тяпку уже не всучишь. Они картошку в супермаркете “Магнит” покупают, благо наш земляк, магнат Галицкий, такую густую сеть этих магазинов по всему югу раскинул, что французский “Карфур” с полгода в Краснодаре покрутился да и утерся!
Кубанское село считается, по российским меркам, благополучным, но и над ним нависает опасность. Без колхозов стало некому открывать детские сады и школы, предоставлять льготы врачам и учителям. Тысячи молодых и не очень станичников крутятся на заработках в городе: подсобники, охранники, извозчики, сторожа… Кто живет на расстоянии 30—50 километров от Краснодара, ездит туда на работу каждый день — трасса “Дон” полностью забита и превращается в неразрешимую проблему. “Дальние” неделю ютятся на квартирах и экономят каждую копейку, чтобы на выходных отвезти семье.
Закубанские станицы всегда были беднее и малочисленнее прикубанских. Но при советской власти и жили, и развивались. В станице Мартанской был совхоз по выращиванию табака, который упорно пытался выжить и в девяностые, и даже в “нулевые”… Недавно он был продан с молотка московскому собственнику, потом перепродан… Теперь бывшие совхозные поля и выгоны обозначены колючей проволокой и напоминают старую Англию времен огораживания. Сдается мне, что эта возня за ширмой — становление типичного государства-корпорации, для эффективного обслуживания которого отбирается горстка людей, а остальные лишаются средств к существованию.
Такая вот картина. Хотя по телеканалам показывают другие сказки, в том числе классический лубок “Кубанские казаки”, который неожиданно вписался в современность.
Что ж… Гламур — одна из самых эффективных новых политтехнологий — лишний раз подтверждает, что новое — это хорошо забытое старое. Ни для кого не секрет, что в “миллионе тонн кубанского риса”, о котором первый секретарь Краснодарского крайкома С.Ф. Медунов в свое время отчитался перед Политбюро ЦК КПСС, есть немалая доля и… узбекского урожая. В обмен на рис в азиатскую республику было отправлено подсолнечное масло — и скажите, кто пострадал от этого маленького обмана? Зато ордена получили многие…
4. “Помидор” по-адыгейски — “барыш”
— Как по-адыгейски “фотография”?
— Пахош.
— А “цветная фотография”?
— Савсэм пахош.
— А “коммунизм”?
— Мираш!
Специфическое звучание адыгейского языка (обилие глухих согласных и недостаток гласных) дало почву для пародийного “словаря”, который знаком всем обывателям Краснодара, чей пригород поселок Яблоновский де-юре относится к Адыгее.
В советские времена Адыгею называли (не в газетах, конечно) Помидорной республикой, потому что и коллективные хозяйства, и частники были заточены на выращивании этого солнцелюбивого овоща (в уже упомянутом легендарном словаре “помидор” по-адыгейски звучит как “барыш”).
Бывало, едешь к Черному морю и хочешь не хочешь, а купишь ведерко “бычьего сердца” — адыгейские базары тянутся по трассе до самой Джубги — и потом, сидя где-нибудь у костерка возле палатки под яркими августовскими звездами, с наслаждением высасываешь сладкий сок, закусывая сочной мякотью… Теперь и костерка не разведешь — почему-то тут же все вокруг загорается; и палатку поставить негде — на побережье не осталось ни клочка “народного” берега…
Базары на первый взгляд держатся. Варенья, соленья, грибочки, орешки, надувные утята, маски, ласты, трубки, помидоры… Вот тут — стоп. При ближайшем рассмотрении помидоры оказываются подозрительно одинаковыми, подозрительно ровными и подозрительно круглыми. А что вон там, за машинами, стоит? Коробки? А что на них написано? Не разобрать? Нерусский язык не знаете? Ну хоть помидор-то на картинке узнаете? Нет, не наш это помидор, не местный, это правда. Но попробуйте эту правду выложить продавцам — такой скандал поднимут, ног не унесете!
Прошлой зимой на рынки Краснодара был завезен картофель из Египта — свой оказался в дефиците, а значит, дороже. Но местные обыватели выражали крайнюю степень озабоченности не этим, мягко говоря, позором для черноземной стороны, а тем, как развиваются события в Африке: “Что творят, а? Хорошо, что у нас все стабильно!”.
У москвичей и питерцев, летних гостей Краснодара, глаза на лоб лезут при виде краснодарских цен на виноград — 100 рэ за килограмм. “Да у нас молдавского по тридцатнику все лето — завались!” Ну, это они еще до Сочи или детской всесоюзной здравницы Анапы не доехали. Вот там цены так цены! Из-за них многие северяне поворачивают оглобли в сторону Красного и Средиземного морей, хотя усилия “просветительских” программ, подобных “Скандалам, интригам, расследованиям”, всей мощью обрушившихся на чужеземную, несовместимую с русским умом и сервисом систему “все включено”, приносят свои плоды.
— За границу на отдых выезжают в основном одни и те же люди, — говорит директор туристической компании “Арго-тур”. — Новеньких немного из-за пропаганды — страшилки про кровожадных акул и яды, подмешанные в напитки, останавливают многих. Но не тех, кто уже почувствовал разницу между Кемером и Архипо-Осиповкой.
— Мы с мужем год деньги откладываем, чтобы летом внука повезти в Шарм—эль-Шейх! — рассказывает предприниматель из Кореновска. — Дело не только в том, что Красное море — это огромный аквариум с удивительными кораллами и рыбами, а наше, Черное, еще древние греки называли “суровым”. Просто кто узнал вкус булки, не станет грызть черствую корку. Это я о сервисе. Представьте себе картинку: пляж в Ново-Михайловке, высоченная гора неподъемных лежаков, а рядом — мужик с приклеенной к губе папиросой. “Что ты сидишь, расставь шезлонги по пляжу, как положено!” — подхожу я к нему. “Где это положено? — радуется он поводу затеять маленький победоносный скандальчик. — Вам надо, вы и берите, а я поставлен сюда за имуществом присматривать…” Лезем на гору, тащим вдвоем с малышом тяжеленную бандуру поближе к морю… И это только маленький эпизод из жизни отдыхающих. Если честно, я уже не надеюсь на перемены в отечественной туриндустрии…”
Писатель Сергей Шаргунов свою публикацию в “Огоньке”, посвященную поездке в нежилую станицу Атамань, созданную специально для туристов, назвал “Сало в шоколаде”. Хорошее название, точное. В Средней России появился праздник огурца, на юге — другое меню, главное, чтоб народ веселился; но никто из окружающих до сих пор не может мне объяснить, действительно гостей нового праздника угощали таким деликатесом или это метафора? Так или иначе, в фольклорном (читай: гламурном) быту имеют место картины залихватского казачьего веселья: и бутыли мутного самогона (на самом деле его сейчас очищают до хрустальной прозрачности, ведь он является солидной статьей дохода станичников), и кровяная колбаса, которой казаки давно “гребуют”, предпочитая шашлык из свинины, купленный в готовом маринованном виде в супермаркете… Но вот в чем писатель точно ошибся — так это в том, что “синдром Кущевской” сидит на Кубани в каждом и не дает людям спокойно жить.
Кубанцы, пережившие раскулачивание, голод 1933 и 1947 годов, бесконечные запреты на подсобное хозяйство, когда налогом облагалось каждое яйцо из-под “индивидуальной” курицы, не бандитов боятся, а новых политических “загогулин”, выбивающих людей из крестьянского ритма.
— Таких кущевских по всем нашим просторам — полным-полно, — считает другой кущевец, писатель Александр Мецгер, — стоит только соскрести с них позолоту…
Сейчас “матерь беспредела русского” больше похожа на город, чем на “сельское поселение”. Причем город-курорт: переливающийся огнями рекламы развлекательный центр, ледовый дворец, плавательный бассейн, цветные фонтаны… Кто-то скажет: замечательно. А по мне — все это опасно для общества, как и переизбыток красных дней в календаре, и бесконечное, беспричинное веселье…
Кто не любит отпуска и курорты? Но хочешь не хочешь, а отовсюду приходится возвращаться домой. И, чтобы дом не встретил рухнувшими потолками и зияющими окнами, надо больше трудиться, чем отдыхать. Кажется, прописная истина. Так в чем же дело? Почему на все лады нас убеждают в обратном? Почему отвращение к труду и любовь к развлечениям — чуть ли не стержень новой национальной идеи? И разве гламур, хоть и русский, способен объединить людей, придать их существованию цель и смысл?
5. Гвозди бы делать из этих людей!
…На другой конец света, в удивительный город Сеул, мы прилетели на день раньше запланированного. Или позже. Что-то не срослось по факсу, в результате чего мы стоим вдвоем в абсолютно чужом мире и чувствуем себя несчастными детсадовцами: всех разобрали родители, а нам, похоже, придется ночевать на казенных кроватках… Да если бы на казенных! Все-таки Восток есть Восток, мало ли что… Взяв себя в руки и покопавшись в бумажках, находим какой-то телефон, наугад звоним, и…
“Простите! Мы сейчас… К вам подойдут… Никуда из здания аэропорта не выходите!” — хозяева так разволновались, что мы растрогались и приготовились ждать хоть целую вечность. Вечность не вечность, но прошло часа три, пока запыхавшаяся Мик Сук, наш персональный гид, не усадила нас в машину и не повезла в отель. При всей восточной выдержке и хладнокровии она не удержалась, пожаловалась: “Когда вы позвонили, я была еще недалеко от аэропорта, везла туристку из Москвы. Узнав, что вы прилетели тем же рейсом и ждете, спросила ее, не возражает ли она вернуться и забрать русских.
— Возражаю! — твердо заявила дама. — Я не могу терять время, которое оплатила…
С тех пор прошло пять лет, но я почему-то все время вспоминаю об этом незначительном эпизоде. А ведь Азия обрушила на меня такую лавину красок и звуков, что подобная мелочь должна была утонуть в них и никогда не подниматься из глубин памяти… Но вот вспоминается — значит, задело. Как и одно верноподданническое заявление, вывешенное на двери краснодарского бутика в разгар запрета то ли кильки, то ли тюльки из Прибалтики: “Мы эстонцев не обслуживаем!”.
Эх, какой же взрывной волной при виде этого листочка меня подняло!
Если тетю, бросившую своих на другом краю света, я вряд ли когда-нибудь встречу и выскажу ей все, что о ней думаю, то с бутиком разобралась в момент. Рванула дверь, влетела и с горящим взором накинулась на невинную в интеллектуальном смысле девушку:
— Когда вы в последний раз видели в Краснодаре эстонца?
Наезд полоумной тетки был отражен самой ослепительной улыбкой из всех выработанных на тренинге. Я же, не став ничего объяснять, махнула рукой и выскочила из магазина…
У вас не сложилось впечатление, что в последнее время наша страна превратилась в Вавилонскую башню? Что мы все разговариваем на разных языках и, как ни стараемся, понять друг друга не можем? Вот уже и толстый с тонким — закадычные друзья, обсуждавшие на хрущевской кухне свинцовые мерзости режима, встретились и разошлись во взглядах: “Меня сегодня политика не волнует, а кормит! А ты стала похожа на безумную старуху, которую милиция гоняет 31-го числа по Триумфальной площади!”.
Вот уже и душечки всех сортов ехидно-мило удивляются: “Ой, чего это вы так разволновались о Ходорковском? Он что, ваш родственник?”. Нравственная глухота, овладевшая массами, “паралич души” — что это за симптомы? Просто инстинкт самосохранения? Подобно осторожным лягушкам, обыватели притаились в болоте и ждут, чем дальше обернется действие — трагедией или фарсом?
Моя бабушка часто говорила: “Всех жалко”. И вот когда в начале “нулевых” в народном фильме “Бумер” вдруг прозвучало тоскливым и безнадежным рефреном: “Никого не жалко, никого!” — закралась крамольная мысль: уж не поминальная ли это молитва по всему человеческому, слишком человеческому, что у нас с вами, в нашей бедной и, как говорят на Кубани, “невдалой” стране было?
Остается один вариант: “Я верую в отдельных людей, я вижу спасение в отдельных личностях, разбросанных по всей России там и сям, интеллигенты они или мужики, — в них сила, хотя их и мало. Несть праведен пророк в отечестве своем; и отдельные личности, о которых я говорю, играют незаметную роль в обществе, они не доминируют, но работа их видна; что бы там ни было, наука все подвигается вперед и вперед, общественное самосознание нарастает, нравственные вопросы начинают приобретать беспокойный характер…”. Это Чехов — мудрец на все времена.
Вот и в наше время, какие бы байки из склепа ни рассказывал телевизор, — цементируют общество, не позволяют (и не позволят!) ему развалиться хорошие люди, которых не так мало, как нам кажется.
Только один, самый свежий пример: краснодарец, инженер, бывший, конечно (кому сейчас нужны инженеры!), Валерий Стуков поддался на рекламу и доверил свои сбережения то ли “Белому голубю”, то ли “Черному ворону”. Мало того что сам попал, так еще уговорил вступить в пирамиду двоих самых близких друзей.
— Эка невидаль! — скажете вы. — Да таких пол-России…
Рассказываю дальше: когда Валера с ужасом осознал, что посодействовал афере, — он уехал из Краснодара.
— Этот фокус мало кто не проверил на своей шкуре в таком положении, — скажете вы.
И опять мимо! Потому что Валерий Сергеевич (немолод уже, пятьдесят четыре года стукнуло) пять лет горбатился на каких-то немыслимых стройках в Сибири, недоедал, недосыпал, не видел родных и близких — а восемнадцать тысяч долларов, которые были, по его совету, отданы мошенникам, вернул друзьям до копейки!
Это как раз то, что нам сегодня надо: верить друг другу, верить друг в друга и… жить. Формат сегодняшнего российского бытия прекрасно определил Михаил Жванецкий: “Будем счастливы снизу! Толя купит велосипед. Ира залатает крышу. Митька поймет математику”.
И напоследок, если уж речь зашла о юмористах, расскажу о кубанском самородке, продолжателе “живаго великорусского словаря” В.С. Черномырдина, — мэре города Новороссийска Владимире Ильиче Синяговском, о котором даже оппозиционный сайт пишет, что “это единственный глава в истории города, о котором не говорит народ плохое, что что-то себе построил или присвоил”.
“Ну и подхалимы!” — помнится, возмутилась я, увидев книжицу карманного формата с незамысловатым названием “В. Синяговский. Мысли вслух”, изданную пресс-службой мэрии. Но уже после первой страницы сняла всякие обвинения и обрадовалась так, как будто среди экспонатов музея восковых фигур встретила живого человека.
“Вот как оценивать работу чиновника? — спрашивает на планерке Владимир Ильич подчиненных. — Работяга пришел на стройку, не перетаскал кучу кирпичей… Что он получит? Дырку от бублика! А чиновник пришел, ничего не сделал, зато натоптал, наплевал, накурил, бумагу туалетную украл… И ничего!”
“Главы сельских округов! Не прячьтесь за спиной главы района: вы уже четверых схарчевали!”
“Какие есть замечания, предложения, покаяния?”
“Нам нужен конкретный результат — ребенок, а не оргазм!”
“Ты работаешь, но я пока не вижу искр из-под твоих копыт!”
А последний совет Владимира Ильича хотелось бы передать по всей вертикали власти — снизу доверху — и по всей горизонтали народа — от Москвы до самых до окраин: “Не позорьтесь! Не входите в историю с дурной репутацией!”.