Стихи
Опубликовано в журнале Знамя, номер 8, 2010
Об авторе | Ирина Викторовна Машинская родилась в 1958 году в Москве. Окончила географический факультет и аспирантуру МГУ, занималась теоретической палеоклиматологией. В 1991 году эмигрировала в США. Автор семи книг стихотворений и сборника переводов. Соредактор (вместе с Олегом Вулфом) журнала “Стороны света”. Предыдущие публикации: “Знамя” № 2, 2002, № 10, 2005. Живет в пригороде Нью-Йорка.
Ирина Машинская
Шествие
Ботанический сад
Сегодня полгода, как я оставляю округу,
смеясь, удаляюсь, под руку
себя, как бывало, возьму.
Довольно полгода горячего пепла и пыли —
хлебнувшая пыла и воли,
валяй в ледяную весну.
В кустарник нырнув на краю неживого болотца,
где корню и корню бороться
не надо хотя бы во льду,
я в сад вулканический бедный — и тот, у Колхозной,
резиновый садик каркасный,
не тронув калитки, войду.
К чему ж мы готовились, как не к уходам, побегам,
не к слою за слоем победам
огня над свободой плато,
когда мы стояли вдвоём с воробьём у солдатских
сапог, на дорожке, в недетских
он — перьях, я — первом пальто.
Такая, выходит, свобода у нас и порода:
округа тесна, и погода
дорожки черней ледяной.
Базальтова скатерть и та, остывая, сомнётся,
остынут и станут потвёрже, чем те восемнадцать,
полгода, что побыли мной.
18 лет спустя
Любой аэродром немного был тобой
любой! наклонный травяной
и в ноябре
под первою слюдой
был ты, мой боль, мой boy
Стальные бабочки, на крыльях ковыляя
проколоты насквозь,
ангар находят свой
Всегда я знала, что и мы с тобой
и мы поднимемся над выгнутой землёй
и полетим к Ангарску и Вилюю
Земля раскрутится под нам как Savoy
Я буду жаворонок, будешь ты совой
Мы полетим над гиблыми местами
горелыми лесами и ковыль
поднимется и лес густой за нами
Не будешь ты бобыль
И мы увидим к северу наклон
атласных лент без петель и зацепок,
осколки мочажин, и в ряби цыпок
Байкал. И лес подымется с колен
Их сильные, курсивом, имена
начав с Урала, с детства наизусть я,
но собственные забывают имена
дойдя до устья
Что знали мы про взлётный,
травяной,
проталин йод
и наст в скрижалях трещин
как мы подымемся и целый свет отыщем,
что атласа не хватит нам с тобой
Cнова Москва. Чужестранец
Чужая музыка мобильная
толпится душами живых.
Небольная дорога длинная
прохожему о мыслях двух.
Какою мыслью озабочена
толпа, что ханская огонь,
на мостовую, солью траченую,
выплескивая лохань?
Лузга ларьков у того выхода,
чудные марки сигарет.
Нет у него другого выхода,
кто бронзой мятою согрет.
Он на винтовку опирается,
не зажигая фонарей,
и сумерки его сгущаются
над кашицею у дверей.
Всё друга ждёт, бойца, товарища —
вот-вот на талую тропу
горячий пар, в лицо ударящий,
без шапки вынесет в толпу.
Дыхание двери, вращающей
водою — лопасть — кормовой,
лишь одного не возвращающей
в своей раздаче дармовой.
Нам остаются только здания,
в аквариуме чудо-сом,
углы высотки на Восстания,
где шёл кругами гастроном.
Там, как чужой, приезжий мечется
и выход не находит свой,
и всё черней ступени светятся,
и спит, и сом ещё живой
Шествие
О. А.
час неровён — темнеет, ровня
присядем медленно на дровни
и будем слухать хор подвод
и русел узкогорлый ход
как та телега раздвигая
брега, гремит как неживая
река ночная под горой
свои квадратные колёса
вжимая в гравий голубой
как за горой сквозь призрак леса
недосведённого под ноль
пылает поезд как пароль
как на ходу, покато к югу
плато плечистое живёт
и шествует на шавуот
как дым чужой, от лога к логу
толпа рассеянных урочищ
как горсть рассыпанных монист
как серозём туман зернист
как слух ночной, земля, морочишь
и вспять над рваными мостами
над картой с точными крестами
влачится тучи плащ пустой
над грязным серебром Дуная
как пойма хлещет неродная
за пешеходною листвой,
бадья небесна холостая,
как ровен холод холостой
На восходе
петельки струй аккуратно крючком зацепляя
цапля стоит удивлённая и молодая
и поражённо глядит на цепочки вьюнков и воронок
как покидают её как по стрежню скользят спозаранок
вниз по теченью арабские цифры и точки
чётки царапины солнечных ядер цепочки
тигли и стебли и все запятые колечки
как разливаясь по телу лимонной слюдою
первого света как утро идёт золотое
как оно щурится солнце встающее ради
этой вот меченой пёстро-стремительной глади
как догоняют плоты из слоистого сланца
трёх мудрецов в лепестке одного померанца
как застывают в затонах стоят над водою
как застревают над мелочью медной любою
струги осиновых горсток хитон махаона
как близоруко и медленно дочь фараона
ива склоняется в скользких сандальях из глины
над колыбелью ореха пустой скорлупой окарины
ловит летящие вниз карусели-кувшинки
в жёлтых корзинах лежит по младенцу в корзинке
как их уносят на юг ледники слюдяные
плоть водяная бессольные копи стальные
магма слоистая чёрно-лиловые сколы
круглые мускулы смуглые берега скулы
ах как сверкнут плавунца то макушка то голень
остов жука в гамаке ему памятник камень
одновременная цапля над быстрым потоком
приводом одноременным от устья к истокам
запад в востоке затока в нагретом затылке
марка в конверте початый конвертик в бутылке
быстротекущим бессмертьем тугие восьмёрки
стеблей верёвки и медных колен водомерки
ломкие скобки
пускай же она молодая
пусть говорю я сама себя не покидая
над золотистой лесою ещё постоит Амадея
цапля волхвица ловица лучей молоточек
как ты кручинишься камень — вода меня точит
2009