Из переписки (1948—1970). Предисловие и комментарии М.А. Фролова; подготовка текста М.А. Фролова и Ж.О. Хавкиной
Опубликовано в журнале Знамя, номер 6, 2009
Переписку Юлиана Григорьевича Оксмана (1895—1970) и Лидии Корнеевны Чуковской (1907—1996) можно без преувеличения назвать уникальным документом советской эпохи. Оба корреспондента относились к числу тех людей, которые в условиях тоталитарного режима становились персонами non grata, поскольку осмеливались не только иметь свое собственное мнение обо всем происходящем, но и открыто его выражать, а следовательно, по законам времени, и жестоко за это расплачиваться.
Первое сохранившееся письмо Л.К. Чуковской датировано сентябрем 1948 года и адресовано в Саратов, где Оксман к тому времени уже год работал на кафедре истории русской литературы Саратовского университета. Нелишним будет упомянуть, что получил он это место благодаря поддержке своего друга, литературоведа Г.А. Гуковского, умершего в 1950 году в лефортовской тюрьме. Десятилетие жизни Оксмана (1947—1957) будет связано с Саратовом. Этому периоду относительной и достаточно иллюзорной устроенности предшествовали десять лет, проведенные в лагерях на Колыме и Чукотке. Ко времени своего ареста (ноябрь 1936 года) Оксман был одним из крупнейших в стране пушкинистов и специалистов по русской литературе XIX века. В это время он достиг пика и в своей научной карьере — был заместителем А.М. Горького на посту директора ИРЛИ (Пушкинский Дом), а фактически — полноправным его директором. Высочайшая требовательность Оксмана к работе своих коллег-литературоведов, скрупулезность в текстологических и архивных разысканиях, то есть те качества, которые определяют уровень подлинно научной работы, неожиданно обернулись против него. Будучи председателем Пушкинской комиссии и руководителем подготовки Академического собрания сочинений А.С. Пушкина, ученый был обвинен в “попытке срыва юбилея Пушкина путем торможения работы над юбилейным собранием сочинений”. Постановлением Особого совещания при НКВД СССР от 15.06.1937 Оксман был приговорен к пяти годам исправительно-трудовых лагерей, которые отбывал на Колыме, а в 1941 году получил еще пять лет за “клевету на советский суд”.
Судя по вышедшим за последние годы публикациям, освещающим “саратовский” период в биографии Оксмана, этот период стал для него своеобразной “ссылкой”, тем более, что освободиться в 1946 году без “осложнений” было невозможно. Ученый с мировым именем, жизнестойкости и научному потенциалу которого практически не было равных среди современников, продолжал терпеть нескончаемые унижения и притеснения, выйдя на свободу. Отдававший всего себя научной и педагогической деятельности, Оксман получал взамен лишь все новые и новые проблемы. Сопутствовала такому положению вещей и общественно-политическая ситуация в стране: набирали силу масштабные государственные компании по разоблачению космополитизма и “буржуазной лженауки” — генетики. Начиная с 1936 года в жизни Оксмана не было буквально ни одного года, который можно было бы назвать благополучным. Именно в таких тяжелейших условиях острее, чем всегда, ощущается потребность в общении, в собеседнике, в родном голосе и, если угодно, в единомышленнике. Таким незаменимым собеседником стала для Юлиана Григорьевича Лидия Корнеевна Чуковская — писательница, критик, редактор, правозащитница, роль которой в общественной жизни 1960—1980-х годов трудно переоценить.
Близкая дружба связывала Ю.Г. Оксмана с отцом Лидии Корнеевны — писателем Корнеем Ивановичем Чуковским. В их переписке, опубликованной в 2001 году, первые сохранившиеся письма относятся к 1949 году. В нашей публикации первое письмо Л.К. Чуковской написано, как уже упоминалось, в 1948 году. Этот год, по-видимому, следует считать годом начала их близкого общения и дружбы, хотя вполне вероятно, что познакомились они еще до ареста Оксмана, в Ленинграде, но мы не располагаем ни одним документальным подтверждением этого.
Конец 1940-х — начало 1950-х годов — время первых крупных публикаций Лидии Корнеевны. Именно тогда увидели свет ее книги о Н.Н. Миклухо-Маклае, о декабристах — исследователях Сибири, критические очерки о писателях Б. Житкове и С. Георгиевской, статьи о проблемах критики и редактировании художественной литературы — предшественники ее знаменитой книги “В лаборатории редактора”, которой уделено немало внимания на страницах публикуемых писем. Оксман был, пожалуй, одним из самых первых и отзывчивых читателей Лидии Чуковской, уже в те годы оценившим ее большой писательский талант. “Я глубоко убежден в том, что вы принадлежите к той совсем-совсем тоненькой прослойке наших писателей, у которых есть что сказать и которые владеют искусством живой литературной речи”, — это было сказано в октябре 1954 года. Каждый ее успех он воспринимал, как свой собственный, всем сердцем участвовал в поддержке ее новых замыслов. Она же отвечала ему доверием и ответным вниманием. Юлиан Григорьевич, судя по содержанию некоторых писем, был среди первых читателей рукописи первого тома будущих “Записок об Анне Ахматовой”, художественно-документальной повести “Памяти Фриды”, посвященной Фриде Абрамовне Вигдоровой, и некоторых других, очень важных для нее самой произведений. Поэтому столь многочисленны упоминания работ друг друга, более того: некоторые из писем выходят далеко за рамки эпистолярного жанра, напоминая порою критические статьи. Находились и “общие герои”, и первое место среди них по праву занимают А.И. Герцен и декабристы. И у Лидии Корнеевны, и у Юлиана Григорьевича интерес к этим темам проявился еще в ранней молодости, сопутствовал их поискам десятилетиями и находил свое выражение на страницах книг и научных статей.
Общность их взглядов обнаруживается и в оценках “официального” советского литературоведения и научной среды в целом. И не только в оценках, а в активных действиях — после освобождения Оксман считал своим долгом публично выступать с разоблачениями “доносчиков и предателей среди советских писателей и ученых” — Я.Е. Эльсберга, В.В. Ермилова, Р.М. Самарина, Н.В. Лесючевского и подобных им “персонажей”, имена которых часто встречаются в письмах. В середине 1960-х годов появляются первые “открытые письма” Лидии Чуковской. В переписке этого периода слышны отголоски первых выступлений Лидии Корнеевны в защиту преследуемых.
Эта переписка — еще и замечательный человеческий документ. Письма проникнуты чувством любви и деятельной заботой не только друг о друге, но и о близких друзьях и родных — о мужественной Антонине Петровне Оксман, жене и преданном друге, разделившем с Юлианом Григорьевичем его трагическую судьбу, о Елене Михайловне Тагер, вдове поэта Георгия Маслова, долгие годы проведшей в сталинских лагерях, об Анне Андреевне Ахматовой и, конечно, о Корнее Ивановиче Чуковском, который познакомился с Оксманом еще в 1917 году.
Письма Л.К. Чуковской печатаются по оригиналам, хранящимся в РГАЛИ (ф. 2567, оп. 1, ед. хр. 999, 1000), письма Ю.Г. Оксмана — по оригиналам, хранящимся в архиве Е.Ц. Чуковской.
Приношу свою сердечную благодарность за идею и поддержку в подготовке публикации Елене Цезаревне Чуковской, а также Жозефине Оскаровне Хавкиной, подготовившей тексты писем Ю.Г. Оксмана и оказавшей помощь в комментировании писем Л.К. Чуковской. Эту публикацию я посвящаю светлой памяти моего дорогого друга, звукорежиссера Государственного литературного музея Сергея Николаевича Филиппова (1951—2004).
Список сокращенных названий, используемых в комментариях:
Азадовский—Оксман — Азадовский М.К., Оксман Ю.Г. Переписка. 1944—1954. М.: Новое лит. обозрение, 1998.
Дневник — Чуковский К.И. Собрание сочинений: В 15 т. Т. 13: Дневник (1936—1969) / Коммент. Е. Чуковской. — М.: ТЕРРА—Книжный клуб, 2007.
Записки — Лидия Чуковская. Записки об Анне Ахматовой: В 3 т. М.: Время, 2007.
Искренне Ваш Юл. Оксман — “Искренне Ваш Юл. Оксман”: (Письма 1914—1970 годов) // Публикация М.Д. Эльзона; предисл. В.Д. Рака; примеч. В.Д. Рака и М.Д. Эльзона // Русская литература, 2004. № 1, с. 145—199.
Оксман—Чуковский — Оксман Ю.Г., Чуковский К.И. Переписка. 1949—1969 / Предисл. и коммент. А.Л. Гришунина. М.: Языки славянской культуры, 2001.
Сочинения-2000 — Лидия Чуковская. Сочинения: В 2 т. М.: Гудьял-пресс, 2000.
Флейшман — Из архива Гуверовского института. Письма Ю.Г. Оксмана к Г.П. Струве / Публ. Л. Флейшмана // Stanford slavic studies. Stanford, 1987. Vol. 1, р. 15—70.
1. Л.К. Чуковская — Ю.Г. Оксману
9 сентября 1948. Москва
Милый Юлиан Григорьевич! Спасибо Вам за то, что так быстро отозвались на мою просьбу и так щедро рассказали о своей работе. С Миклухой дело обстоит плохо: в Литер<атурном> музее существует только фотокопия, — это бы еще не беда! — но вот беда: неизвестно что, когда, где, откуда. А для меня не так существенен самый портрет, как справки о нем. С натуры ли он сделан? Был ли знаком Миклуха с Чернышевским? (Последнее маловероятно; однако — возможно). Если бы я была не я, а например, И.С. Зильберштейн1 — труд “Чернышевский и Миклухо-Маклай” был бы уже не только готов, но и опубликован. Я же ничего не умею (и не люблю) искать. На основании одной статьи Чернышевского и многих Маклая, я два года назад догадалась, безо всяких фактических данных, что Миклуха любил Чернышевского.
Наличие портрета подтверждает мою догадку — но добраться до фактических подтверждений — я не умею. А между тем, книга моя о Миклухе уже в наборе и должна выйти молниеносно: через месяц2.
А Вы какой молодец — сколько успеваете делать — писать, читать! Непременно пришлите нам Ваши пушкинистские новости. Письмо Белинского тоже интересует меня — п. ч. я влюблена в Герцена, очень хотела бы выйти за него замуж хотя бы после смерти и, естественно, интересуюсь и его друзьями… Конечно, вопрос о печатании Ваших работ — вопрос тонкий. Надо бы посоветоваться с кем-нибудь мудрым. Вы не собираетесь в командировку в Москву?
Страницы Вашего письма, посвященные Корнею Ивановичу, я очень хочу показать самому герою — но он еще на даче. 15-го он едет в Кисловодск и проездом будет в Москве. Тогда покажу3.
Читали ли Вы стенограмму совещания по биологии, напечатанную отдельной книгой?4 Интереснейший документ. Если в Саратове продается — непременно купите.
Жму Вашу руку.
Лидия Чуковская
9/IX 48
1 Илья Самойлович Зильберштейн — искусствовед, коллекционер, см. о нем примеч. 6 к письму 2.
2 Речь идет о книге: Лидия Чуковская. Н.Н. Миклухо-Маклай. — М.: ОГИЗ; Географгиз, 1948. Николай Николаевич Миклухо-Маклай (1846—1888), путешественник, этнограф, антрополог.
3 Письмо не сохранилось.
4 “О положении в биологической науке: Стенографический отчет сессии ВАСХНИЛ 31 июля — 7 августа 1948 г.”. М: Огиз-Сельхозгиз, 1948.
Так называемая “августовская” сессия ВАСХНИЛ ознаменовала собой разгром биологической науки, а не только генетики, в России. Т.Д. Лысенко на десятилетие изолировал советскую биологическую науку от мирового сообщества.
2. Ю.Г. Оксман — Л.К. Чуковской
22 мая 1951. Саратов1
22/V
Дорогая Лидия Корнеевна!
Где же ваша книжка о декабристах в Сибири? У меня здесь одна девица пишет работу о сибирской тематике в лирике декабристов-поэтов, ей нужен “фон”, которого я ей не дал, обещая вашу книжку, но вы меня невольно “подвели”2. Не посылать же мне эту дипломницу в Ленинград к М.К. Азадовскому!3 Впрочем, не в лучшем положении оказался и я со своими работами. Весь прошлый год ушел у меня на декабристов и политическую лирику Пушкина. Сделал очень много интересного и даже для себя неожиданного, но ничего до сих пор из этого в свет не вышло, так как Институт Истории Акад<емии> Наук, обещавший напечатать несколько глав из моей работы к 125-летию декабристов, до сих пор не удосужился даже сдать юбилейный сборник в типографию. А статью о политич<еской> лирике декабристов я сам побаиваюсь печатать, так как я вышучиваю в ней Благого, Мейлаха, Базанова4 (вот кретин!) и прочих классиков, а без полемических страниц получится пресновато для широкой литературной аудитории. Писать же для пяти пушкинистов и десятка “сочувствующих” — мне давно уже стало скучно. Но зато есть у меня надежда к июлю напечатать свою работу5 о письме Белинского к Гоголю* (самая скучная часть этой работы — история распространения этого письма и порчи его текста — волею Макашина и Ильи6 включена была в статью К.П. Богаевской7). Ситуация была в прошлом году еще такова, что я не мог защитить своего достояния и продал свое первородство за чечевичную похлебку в самом точном смысле этого слова — за 8 тысяч рублей и за публикацию с моим именем хотя бы одной из трех работ, сделанных мною в 1948 г. для “Лит<ературного> Насл<едства>”8. Но самый факт появления в Москве моего обзора переписки Бел<инского> облегчил сдачу в набор моей работы в полном ее виде в Саратове. Мне кажется, что в этой статье я достиг своего потолка (то, что в ней не договорено, — понятно каждому специалисту и без разжевывания, но основное и сказано и сделано “на совесть” и “не взирая на лица”). В первых числах июня будет уже верстка, а в Москву я, м. б., привезу уже и авторские экземпляры. С нетерпением буду ждать отзывов и вашего, и Корнея Ивановича. Проблематика письма к Гоголю — ведь это самые стержневые вопросы рус<ской> политич<еской> действительности серед<ины> XIX в. Без уяснения позиций Бел<инского> нельзя ничего понять и в позициях не только Некрасова, но и всех рус<ских> писателей 30—40-х гг. Но ведь все то, что до сих пор выдавалось за платформу Бел<инского>, это могло вселить только безнадежную путаницу. Когда вместо исторического фундамента использованы были “сапоги всмятку”, трудно было требовать “прямых ответов” на “проклятые вопросы” от таких простецов, как напр<имер> В.Е. Максимов и А.М. Еголин9 (хотя они эти ответы и давали). В этом году мне пришлось немножко заняться Некрасовым (не для души, а по долгу профессорскому). Жажду обменяться своим впечатлениями с Корн<еем> Ивановичем. Он, конечно, уже утратил остроту восприятия новинок некрасоведения. А для меня все это оказалось внове — и я две недели ходил как одурелый после прочтения второго тома “монографии” нашего протодьякона10. А где же “эзоповский язык” Корнея Ивановича?11 Неужели надолго застрял? А где “Поэтика Некрасова”? Сейчас бы я ее критиковал бы не по дилетантски, как в прошлом году! Словом, очень хочу видеть всех Чуковских! Марье Борисовне низкий поклон!
Ваш Юл. Оксман
* Разумеется, Илье об этом ни полслова!
1 Год установлен по почтовому штемпелю отправления: Саратов. 24-5-51.
2 Речь идет о кн.: Лидия Чуковская. Декабристы — исследователи Сибири. М.: Географгиз, 1951.
3 Марк Константинович Азадовский (1888—1954), литературовед, фольклорист, этнограф, близкий друг Оксмана.
4 Дмитрий Дмитриевич Благой (1893—1984), историк литературы, пушкинист, автор книг и статей по истории русской литературы XVIII—XIX веков. Вот что Оксман писал о нем Глебу Петровичу Струве 21 декабря 1962 года: “На костях погибшего в застенке Г.А. Гуковского сделал карьеру Д.Д. Благой.<…> Этот самый Благой сделал еще одну мерзость. Не успели меня арестовать, как он уже доложил Бонч-Бруевичу и в Главлит, что нужно срочно снять мою фамилию из всех библиографических справочников, которые готовились к юбилею.<…> Мои книги, сданные в печать до моего ареста, выходили без моего имени или под чужими именами, некоторые вовсе не вышли в свет и погибли” (Флейшман, p. 37). О Б.С. Мейлахе и В. Г. Базанове см. примеч. 5 к письму 4.
5 Оксман Ю.Г. Письмо Белинского к Гоголю как исторический документ // Ученые записки Саратовского государственного университета. Т. ХХХI. Вып. филологический. 1952, с. 111—205.
6 Макашина и Ильи — Сергей Александрович Макашин (1906—1989) и Илья Самойлович Зильберштейн (1905—1988), основатели и редакторы серии “Литературное Наследство”. См. также примеч. 1 к письму 1.
7 Ксения Петровна Богаевская (1911—2002), историк литературы, знакомая Оксмана. Свою работу о письме Белинского к Гоголю, разные части которой появлялись в разное время в “Литературном Наследстве” и в “Ученых записках Саратовского государственного университета”, Оксман называл “монографией”. Публикация “Письмо Белинского к Гоголю” (Литературное Наследство. Т. 56. 1950, с. 513—581) — одна из частей этой монографии, посвященная текстологической стороне исследования этого документа. История ее появления такова: первоначально она была предназначена для 55-го тома “Литературного Наследства”, но главный редактор П.И. Лебедев-Полянский категорически запретил упоминать имя Оксмана — работа была снята на этапе корректуры. Несмотря на старания С.А. Макашина и И.С. Зильберштейна в следующем томе имя Оксмана как истинного публикатора восстановлено не было: под публикацией стоит фамилия К.П. Богаевской. Оксман был вынужден согласиться на эту “анонимность” (Азадовский—Оксман, с. 64—65, комментарий К.М. Азадовского).
8 “одной из трех работ” — по-видимому, Оксман имеет в виду следующие свои работы: “Письмо Белинского к Гоголю” (см. пред. примеч.), критико-библиографический обзор “Переписка Белинского” и предисловие к публикации “Белинский в неизданной переписке современников” (опубликованное под псевдонимом А. Осокин). Все они были напечатаны в 56-м томе “Литературного Наследства”.
9 Владислав Евгеньевич Евгеньев-Максимов (1883—1955), литературовед, специалист по творчеству Н.А. Некрасова, а также по истории русской журналистики. Его перу принадлежат также работы о Н.Г. Чернышевском — “Чернышевский — великий патриот земли русской” (1942) и о Н.А. Полевом — “Николай Алексеевич Полевой” (1947). О том, как Оксман относился к работам Евгеньева-Максимова и к его научной деятельности, говорит следующая фраза из его письма Исааку Григорьевичу Ямпольскому от 18 июля 1957 года: “Давным-давно получил присланный Вами том “Ученых записок”, посвященный памяти В.Е. Максимова (сборник “Русские революционные демократы”, вышедший в серии “Ученые записки ЛГУ” — примеч. публ.), и сразу же его перелистал и почти все пытался даже прочесть (фрагменты четвертого тома монографии В<ладислава> Е<вгеньевича>, к счастью, не вышедшего в свет, не поддаются чтению по полной беспомощности этого пустословия во всех отношениях).<…>А между тем, конечно, в своем жанре пропаганды дубьем “музы” Некрасова В<ладислав> Е<вгеньевич> сделал очень много…” (Искренне Ваш Юл. Оксман, с. 179).
Александр Михайлович Еголин (1896—1959), историк литературы и общественно-политический деятель, представитель официального советского литературоведения (в 1948—1952 годах — директор ИМЛИ РАН), автор книг “За высокую идейность советской литературы” (1946), “М. Горький — борец за мир и демократию” (1951), “И.В. Сталин и советская литература” (1950), главный редактор сборника “Вопросы литературоведения в свете трудов И.В. Сталина по языкознанию” (1951). В годы войны — заведующий отделом литературы и науки ЦК КПСС, был также заместителем Г.Ф. Александрова (см. примеч. 2 к письму 18) в аппарате ЦК (Управление агитации и пропаганды), а летом 1947 года снят с этой должности за посещение организованного Александровым публичного дома. В марте 1955 года по аналогичному поводу состоялось закрытое партийное собрание Союза писателей, на котором Еголину, бывшему в те годы членом-корреспондентом Академии наук, был объявлен строгий выговор с предупреждением, но из партии он исключен не был. “Находясь на руководящей работе в ЦК, — писал о нем К.И. Чуковский, — он, пользуясь своим служебным положением, пролез в редакторы Чехова, Ушинского, Некрасова — и эта синекура давала ему огромные деньги, — редактируя (номинально!) Чехова, он заработал на его сочинениях больше, чем заработал на них Чехов. <…> Он сопровождал Жданова во время его позорного похода против Ахматовой и Зощенко — и выступал в Питере в роли младшего палача…” (Дневник, с. 288).
10 Речь идет о вышедшем в 1951 году втором томе монографии В.Е. Евгеньева-Максимова “Жизнь и деятельность Н.А. Некрасова” (Т. 1—3, М.; Л., 1947—1952).
11 Очерк Чуковского “Эзопова речь в творчестве Н.А. Некрасова” был опубликован в первом выпуске “Некрасовского сборника” (М.; Л., 1951).
3. Ю.Г. Оксман — Л.К. Чуковской
4 июня 1951. Саратов
4.VI. 1951 г.
Дорогая Лидия Корнеевна, очень порадовали Вы меня своей книжкой1. Прочел ее в два приема, не отрываясь, — все интересно, тонко, доходчиво и умно. О Борисовых2 многое узнал от вас впервые, но, конечно, самая концентрация материала иногда бросает у вас совершенно новый и неожиданный свет даже на общеизвестные мелочи (в этом отношении блистательна глава 3-я — “Неизвестные сотрудники знаменитых ученых”). Да, о прошлом писать надо только так, как это делаете вы, — иначе оно превращается в археологию. С каждым годом я все более и более убеждаюсь, что наша молодежь теряет ключи даже к Пушкину. В этом еще стыдно бывает признаваться, школа внушает какие-то высокие слова, какие-то абстрактные эмоции, в ушах звучат арии Ленского, письмо Татьяны, но настоящего интереса уже нет, Пушкина читают “отсюдова досюдова”, в объемах школьных программ, как мы когда-то читали Сумарокова и Озерова3. Отвалилась в океан истории огромная культурная формация — интерес к ней надо пропагандировать — для этого мало быть специалистом, но обязательно нужно быть и им. Ваша книжка о декабристах — на мой взгляд — образец того, как надо бороться за воскрешение нашего героического прошлого. Мне досадно, что вы так замечательно написали о декабристах — исследователях Сибири. Я хочу, чтобы вы написали о Пушкине и декабристах, о братьях Борисовых, о Пестеле, о Владимире Раевском. Когда вспоминаю последние книжки о декабристах — бездарную мазню К. Пигарева о Рылееве4 (ни одной живой мысли, ни одного свежего слова, ни одного осмысленного факта!), безграмотный бред Базанова о В.Ф. Раевском5, он ухитрился перепутать решительно все показания, сместить всю хронологию, исказить бо┬льшую часть новых текстов, наглую халтуру елейно-лицемерного Мейлаха. (В “Поэзии декабристов”6 этот мародер перепечатал все то, что сделано было Ю.Н. Тыняновым7, Н.И. Мордовченко8, мною9, не оговорив этого даже в библиографии; а там, где брал из более старых изданий — в спешке не дочитывал стихов до конца! Путал даты, фамилии и имена даже тех авторов, которых включил в свою хрестоматию). Меня больше всего возмущает полная уверенность всех этих горе-ученых в безнаказанности. И самое печальное то, что эта уверенность их не обманет! Простите за этот четырехэтажный “период” о наших великих современниках — возвращаюсь к вашей книге. Ошибку я заметил только одну. На стр. 122 вы называете “Рассуждение о рабстве крестьян” Раевского “юношеским”. Наверное, вас подвел Базанов или Бейсов10. Я в свое время работал над этим “Рассуждением” (на В.Ф. Раевского я убил в свое время лет шесть, что “увековечено” в “Исполнении желаний” Каверина11 — вот как!) — оно датируется концом 1820 г. “Пропусков” сколько-нибудь существенных я тоже не заметил, если не считать замечательного письма Кюхли к Пушкину 1836 г. о бурятах. Это то самое письмо, которое характеризует вольную жизнь бывшего каторжанина. До сих пор эти строки меня волнуют, как будто они писаны ко мне: “Я на воле, т.е. хожу без няньки и сплю не под замком”. До чего изумительно это “т.е.”! Но и у вас есть замечательное место: “Начиналась трагедия следствия и комедия суда”. Если это вы придумали сами, это изумительно, но мое восхищение остается в силе, даже если это откуда-нибудь вычитано!
Вы спрашиваете, когда я буду в Москве. На этот вопрос еще точно не могу ответить, но летом буду обязательно, скорее всего, в июле, не меньше месяца, надо много работать в библиотеках. Но больше всего мне надо видеть живых людей — в Саратове я быстро дичаю. В числе самых живых людей я всегда мыслю Корнея Ивановича — иногда он мне нужен, как кокаин или морфий, т. е. как самое сильное наркотическое средство для подъема духа. Он, конечно, об этом и не подозревает. А мне бы хотелось почитать то, что он пишет сейчас о Некрасове. Вы и не представляете себе, как ждут его книжки о “Поэтике Некрасова”. В этом году у нас защищалось около 15 дипломных работ на Некрасовские темы — и в каждой из этих работ имя Корнея Ивановича склонялось десятки раз самым почтительным образом, несмотря на то, что он вовсе не Еголин. Была одна работа и о его ранних стишках для детей, с которых началась совет<ская> детская литература. Работа была серенькая, но писанная с большим пиететом!
Вы похвалили мое усердие, но я не стою этих похвал: две недели не могу написать ни строчки — неврастения! Почему вы молчите о здоровье Марьи Борисовны?
Юл. Оксман
1 Лидия Чуковская. Декабристы — исследователи Сибири.
2 Борисовы — декабристы братья Борисовы: Андрей Иванович (1798—1854) и Петр Иванович (1800—1854), один из основателей “Общества Соединенных Славян”.
3 Александр Петрович Сумароков (1717—1777), поэт и драматург. Владислав Александрович Озеров (1769—1816), драматург.
4 Кирилл Васильевич Пигарев (1911—1984), литературовед, музеевед. Правнук Ф.И. Тютчева. По-видимому, Оксман имеет в виду его работу “Жизнь Рылеева” (М., 1947). Кондратий Федорович Рылеев (1795—1826, казнен в Петербурге), поэт-декабрист.
5 Вероятнее всего, речь идет о книге: Базанов В.Г. Владимир Федосеевич Раевский. [1795—1872]. Новые материалы. Л.; М., 1949.
6 Речь идет о книге: Поэзия декабристов / Вступ. статья, подг. текстов и примеч. Б. Мейлаха. Л., 1950 (“Библиотека поэта”. Большая серия). О Мейлахе см. примеч. 5 к письму 4.
7 Юрий Николаевич Тынянов (1894—1943), писатель, литературовед. Изучением творчества и биографии поэта-декабриста В.К. Кюхельбекера Тынянов занимался всю жизнь. Им написан роман “Кюхля” (1925), предисловие к первому научному изданию “Дневника” Кюхельбекера, а также полностью подготовлено к печати двухтомное собрание его стихотворений и поэм для большой серии “Библиотеки поэта”, вышедшее в 1939 году.
8 Николай Иванович Мордовченко (1904—1951), литературовед, ученик и друг Оксмана. Под его редакцией, с его вступительной статьей и комментариями появился том “Стихотворений” К.Ф. Рылеева в малой серии “Библиотеки поэта” (Л., 1947), а также “Собрание стихотворений” А.А. Бестужева-Марлинского (Л., 1948).
9 Оксман имеет в виду подготовленное им издание: Рылеев К. Полн. собр. стихотворений // Ред., предисл. и примеч. Ю.Г. Оксмана. Вступ. статья В. Гофмана. Л., 1934 (“Библиотека поэта”. Большая серия).
10 Павел Сергеевич Бейсов (1906—1975), литературовед. См. примеч. 3 к письму 4.
11 Вениамин Александрович Каверин (1902—1989), писатель. Сюжет романа “Исполнение желаний” (1934) был подсказан автору Юрием Тыняновым. Прототипом одного из персонажей (Трубачевского) послужил сам Оксман.
4. Л.К. Чуковская — Ю.Г. Оксману
11 <июня> 1951. Москва
Дорогой Юлиан Григорьевич. Вы и представить себе не можете, какое добро сделали мне своим письмом. Но от радости я не в силах была Вам сразу ответить. Я занята была тем, что “фастала” и “фастала” — как говорила моя бабушка1. Всем своим друзьям прочитала похвальную грамоту, выданную Вами.
Разрешите снова похвастать: “трагедия следствия и комедия суда” — это моя собственная формула2.
Зато и ошибка насчет Раевского — тоже моя собственная, а не чужая. Я совершенно не способна считать; зная год рождения Раевского и годы работы над “Рабством” — я не сумела правильно произвести вычитание3.
Насчет пропуска же — я не совсем с Вами согласна. Письмо Кюхли к Пушкину я знаю, но он там не очень-то хвалит бурят, а потому я и не могла использовать его наблюдения4.
Пожалуйста, не заболевайте неврастенией. Очень трудно не заболеть и имеются все основания, чтобы заболеть — и “т.е.” в Кюхлином письме действительно дерет за душу — но все-таки: не заболевайте неврастенией. Пусть она постигнет Мейлаха, Базанова, и пр. и т. п5. — а Вы будьте здоровы. Помните у Блока:
А далекие потомки
И за то похвалят нас,
Что не хрупки мы, не ломки,
Здравствуем и посейчас
(Да-с!)6
Когда приедете — позвоните сразу.
Ваша Л.Ч.
11/<VI> 51
P.S. Здоровье М.Б. без перемен. Она была в Узком, теперь на даче7.
P.P.S. О, я бы тоже хотела писать не о географии и климатологии, до которых мне дела нет, а о людях, об их судьбах. Я хотела бы написать такую книгу: “Невымышленные рассказы”. И представить портреты и судьбы Лунина, Якушкина, Раевского, Бестужевых, Борисовых8. Короче говоря, как видите, я бы хотела быть Тацитом9. Но на Тацита нет издателя.
1 фастала — украинизм, то есть “хвастала”. Бабушка — мать Корнея Ивановича, украинка, Екатерина Осиповна Корнейчукова (1856—1931).
2 “Трагедия следствия и комедия суда” — цитата из книги “Декабристы — исследователи Сибири”. Возможно, что Оксман был знаком с книгой еще до публикации, в рукописи. Кроме того, отрывок из книги был напечатан в 1950 году: см.: Лидия Чуковская. Неизвестные сотрудники знаменитых ученых: Глава из книги “Декабристы — исследователи Сибири” // Вокруг света. 1950. № 12, с. 35— 42.
3 Владимир Федосеевич Раевский (1795—1872), поэт, публицист, член Союза благоденствия. Его заметка “О рабстве крестьян” (1820) впервые опубликована полностью (с многочисленными ошибками) П. Бейсовым в кн.: “Ученые записки Ульяновского Государственного Педагогического Института. Пушкинский Юбилейный сборник”. Ульяновск, 1949, с. 250—251.
4 Кюхля — Вильгельм Карлович Кюхельбекер (1797—1846), поэт, декабрист, один из ближайших друзей Пушкина. О письме Кюхли к Пушкину — см. письмо 3.
5 Борис Соломонович Мейлах (1909—1987), литературовед, специалист по творчеству Пушкина и Батюшкова, автор монографии “Ленин и проблемы русской литературы конца XIX — начала XX века” (1947), отмеченной в 1948 году Сталинской премией.
Василий Григорьевич Базанов (1911—1981), историк литературы и фольклорист, автор статей и книг: “Поэты-декабристы” (1950), “Илья Муромец — крестьянский революционер”, “Поэма “Кому на Руси жить хорошо” и крестьянское политическое красноречие” (1959), “Русская литература и фольклор” (1970). Оба ученых пришли в науку в период становления принципов марксистского литературоведения и сыграли в этом процессе далеко не последнюю роль. В разное время (Мейлах — в 1941, а Базанов — в 1965) они становились директорами ИРЛИ РАН.
6 Цитата из “Стихов о предметах первой необходимости”. Автограф этого стихотворения Блока, под названием “Чуковскому”, см.: “Чукоккала”. Рукописный альманах Корнея Чуковского. М.: Русский путь, 2006, с. 252—254.
7 М.Б. — Мария Борисовна Чуковская (1880—1955), жена К.И. Чуковского.
8 Т.е. о декабристах: М.С. Лунине, И.Д. Якушкине, В.Ф. Раевском, братьях А.А. и Н.А. Бестужевых, братьях П.И. и А.И. Борисовых.
9 Тацит (ок. 55 — ок. 120 н.э.), римский историк.
5. Л.К. Чуковская — Ю.Г. Оксману
4 января 1953. Москва
Дорогой Юлиан Григорьевич.
У меня не в обычае кого бы то ни было поздравлять с Новым годом — и это единственная причина, почему я не поздравила Вас. Но получив Ваше поздравление, очень меня тронувшее, я устыдилась — и вот прошу Вас верить, что я от всей души желаю Вам в 1953 и во всех последующих годах душевного покоя и счастливой работы.
Слышала от Ксении Петровны: Вы остаетесь в Саратове. Что ж, если причины, побуждавшие Вас желать отъезда, действительно отпали — то, это, пожалуй, наилучший выход. Перебираться по нашим временам дело громоздкое1.
Я видела на днях А.А.2 Она с утра до ночи переводит Гюго, Марион де Лорм. 5 актов, александрийский стих, не шутка. Я говорю, что она удалилась в Гюго, как в монастырь.
Борису Леонидовичу лучше, он уже ходит3 и на днях его перевозят в Узкое.
Еще раз благодарю за память.
Ваша Лидия Чуковская
4/I 53
1 Ксения Петровна — Богаевская. О ней см. примеч. 7 к письму 2. Вы остаетесь в Саратове — с 1947 года Ю.Г. Оксман работал на кафедре русской литературы Саратовского университета. В 1950 году ученого с должности профессора переводят на должность старшего преподавателя, а в 1952 году — с должности старшего преподавателя на должность ассистента. Руководство формально обосновывало подобные действия тем, что в 1949 году ВАК отказался выдать Оксману аттестат профессора. На самом же деле это были последствия очередной волны травли и партийных проработок (в том числе — в профессорско-преподавательском составе многих высших учебных заведений), связанных с развернувшимися в 1948—1949 годах масштабными политическими кампаниями, направленными против генетики и космополитизма. В июне 1952 года Оксман, доведенный до отчаянного состояния, пишет К.П. Богаевской: “Лучше самому вовремя отойти от “зла” и избавить себя тем самым от возможности увольнения. Дальше нет сил терпеть того, что делается в нашем университете. Ни морально, ни материально моя работа меня уже второй год не устраивает. Неужели я так уже никому не нужен, что не найду работы в более человеческих условиях? Пока я еще в состоянии работать по-настоящему<…>. Но каждый год в Саратове стоит с 1949 г. пяти лет нормальной жизни. Печатных возможностей здесь никаких, людишки из ректората — мелкота, но ядовитая, от них каждый день могу ждать только подвохов, а не поддержки. На днях всерьез беседовал с ректором — и понял, что мне рассчитывать не на что — лучше уйти с осени самому, а иначе “доймут””. В августе 1952 года Оксман отправляется в Москву в поисках новой работы. В это же время В.В. Виноградов, бывший в то время директором Института языкознания АН и академиком-секретарем Отделения языка и литературы АН СССР, обращается с письмом на имя министра высшего образования с просьбой перевести Оксмана из Саратовского университета в один из филиалов Академии наук. Этого не произошло, но благодаря письму Виноградова Оксман был оставлен на работе в Саратовском университете, а в апреле 1954 года, спустя год после смерти Сталина, Оксман был восстановлен в должности профессора. Подробнее о жизни и работе Оксмана в Саратове в 1947—1957 годах, материалы личного дела ученого, письма, архивные документы см.: Коробова Е. Ю.Г. Оксман в Саратове. 1947—1957 // Корни травы: Сборник статей молодых историков. М., 1996, с. 145—154; Ю.Г. Оксман в Саратове (Письма 1947—1957 гг.) // Вступ. заметка, публ. и коммент. К.П. Богаевской // Вопросы литературы, 1993, № 5, с. 231—270.
2 А.А. — Анна Андреевна Ахматова. Перевод драмы Виктора Гюго, выполненный Ахматовой, был впервые опубликован в издании: Гюго В. Собр. соч.: В 15 т. Т. 3. М.: ГИХЛ, 1953.
3 Борис Леонидович — Пастернак. Осенью 1952 года Пастернака с тяжелым инфарктом отвезли в Боткинскую больницу. “Узкое” — санаторий АН СССР.
6. Л.К. Чуковская — Ю.Г. Оксману
5 марта 1953 Москва
Дорогой Юлиан Григорьевич.
Спасибо Вам большое за ценный подарок. Прочитала я обе статьи с “живым и неослабевающим интересом”. Под моим пером такое признание кое-что значит: я ведь литературоведческие произведения читаю обычно только из-под палки, вдохновляемая необходимостью. Они лишены научности — т.е. новизны мыслей, и обычно представляют собою некую странную канцелярскую опись, составленную из бесконечно повторяющихся одних и тех же слов: обеспечить, формировать, вызревать, назревать, задача, разрешение, выявление, положительная оценка, высказывание и т. д. и пр. Т. к. мыслей в них нет, то и жаргон узок, и когда в тексте попадаются слова из основного языка или живая человеческая интонация — редакторы дивятся и сердятся. Вчера, когда я зашла в Л<итературное> Н<аследство>, И<лья> С<амойлович> встретил меня вопросом:
— Скажите, Л.К., пристало ли пушкинистке, да еще жене Томашевского, употреблять такие слова?
— Какие?
Он протянул мне рукопись. Огромный вопросительный знак стоял на полях против слова “отнюдь”…
Обе Ваши работы превосходны, но мне особенно понравилась статья о письме к Гоголю1. Думаю, без комплиментов, это именно то, что в данном жанре должно именоваться работой классической. Все — заново, все — как в первый раз, все — с внутренним темпераментом, увлечением, и в то же время без запальчивости, сдержанно, достойно и строго. Для меня в этой работе менее всего интересны сопоставления списков — я на этот счет тупица — и более всего самый анализ текста, анализ общественной обстановки, сближение письма Белинского с “Путешествием” Радищева и пр. Во второй статье — о “Телескопе” — совершенной новинкой явился для меня кружок Селивановского… Но почему Белинский не учитывал положения Бестужева?2 Этого я не понимала до Вашей статьи, не понимаю и теперь. Откуда вдруг такой “аполитизм”? Не думаете ли Вы, что революционеру-разночинцу захотелось подкусить революционера-дворянина? — как впоследствии “молодой эмиграции” хотелось топтать Александра Ивановича? Нет, это загадка; не меньшая загадка, чем отзыв Бел<инского> о Шевченко…3
Но вообще в обеих статьях все у Вас весьма убедительно — не только фактически, а и эмоционально убедительно. И щелчки, расточаемые Вами мимоходом Вашему другу Бельчикову и моему другу Полякову, звучат весьма звонко4.
Однако имеются у меня и придирки. Я знаю, что они покажутся Вам пустяковыми, мелочными, несущественными, но я — маниак, и Вам придется терпеть проявление моей мании. Зачем Вы, литературовед, т.е. человек, от природы и по профессии, обладающий повышенной чуткостью к слову, ко всем его сторонам (ибо воздействуют на восприятие все стороны слова), зачем Вы в прозе рифмуете: получение, происхождение, распространение, хождение, отношение? (111) Зачем в 3 абз. стр. 113 написано: “попытался осуществить в своем учете и популяризации Бакунин”? Что такое “осуществить в учете”? Что означают опять же “следы положительного учета”? (119). Разве м<ожет> б<ыть> положительный и отрицательный учет? Тут не найдено краткое и точное выражение более сложной мысли. Зачем писать “выявился интерес”? (151) Огорчает меня также, что и Вы, Брут, преданы письменному, искусственному употреблению творительного падежа, в таких, невыносимых для слуха словосочетаниях: “Сохранение Белинским копии его обращения к Гоголю” (112), “уничтожающая критика Белинским традиционных представлений” (151); “круг проблем, связанных с критикой Белинским капиталистических отношений” (123). Это как бы перевод с чужого языка: формально-грамматически оно правильно, а по существу, т.е. в живой речи — немыслимо. Это алгебра, а не арифметика; тут слово — значок какой-то, а не слово… Недавно я прочитала у Рындзюнского5:
“Передача себя Кельсиевым в руки властей” — ну Вы подумайте, какое безобразие, какая ерунда!
И Вы, Брут!
Еще придирка: избегая повторений (в чем, по-моему, никакой нужды нет; боязнь повторений — предрассудок школьных учителей), Вы часто именуете Белинского “великий критик”. Оно так, он велик, но когда эта формула преподносится не на эмоциональном взлете, а просто как чин, как окостенелое казенное звание — хочется вычеркнуть и просто повторить “Белинский”…
Жму Вашу руку и еще раз благодарю за классические произведения.
Ваша Лидия Чуковская
5 III 53
Москва
1 См. примеч. 5 к письму 2.
2 во второй статье — Оксман Ю.Г. К истории работы Белинского в “Телескопе” // Ученые записки Саратовского государственного университета. 1952. Т. XXXI, с. 250—262. Лидия Корнеевна упоминает в письме одну из частей этой работы — “Белинский и литературно-театральный салон Н.С. Селивановского”. Николай Семенович Селивановский (1806—1852), литературный и театральный критик. “Телескоп” — журнал, издаваемый в 1831—1836 годах в Москве, основан Н.И. Надеждиным. Некоторое время соредактором журнала был В.Г. Белинский. …почему Белинский не учитывал положения Бестужева? — с 1833 года Белинский начал сотрудничать в журнале “Телескоп” и издаваемой при нем газете “Молва”. В сентябре 1834 года он выступил на ее страницах со своей первой (помещенной в нескольких номерах) критической статьей “Литературные мечтания”. Одна из частей этой статьи, увидевшая свет в декабре 1834 года, содержала резкую и во многом неосмотрительную критику прозаических произведений опального А.А. Бестужева-Марлинского, положение которого и без этого было тяжелым. Один из самых активных участников декабристского восстания, приговоренный к 20 годам каторжных работ (замененным ссылкой в Сибирь), побывавший в ссылке в Якутске и сражавшийся в действующей армии на Кавказе, он находился в это время в Дербентском гарнизонном батальоне, куда был выслан из Тифлиса по доносу. О Бестужеве-Марлинском см. прим. 7 к письму 7.
3 Александра Ивановича — Герцена. Отзыв Белинского о Шевченко — по-видимому, Лидия Корнеевна имеет в виду резкий отзыв В.Г. Белинского о Т.Г. Шевченко, который содержится в письме к П.В. Анненкову от 1—10 декабря 1847 года (см.: Белинский В.Г. Полное собрание сочинений в 13-ти тт. — Т. 12: Письма 1841—1848. — М., 1956, с. 435—442). Приведем небольшой фрагмент из этого письма: “Вера делает чудеса — творит людей из ослов и дубин, стало быть, она может и из Шевченки сделать, пожалуй, мученика свободы. Но здравый смысл в Шевченке должен видеть осла, дурака и пошлеца, а сверх того, горького пьяницу, любителя горелки по патриотизму хохлацкому. Этот хохлацкий радикал написал два пасквиля — один на г<осударя> и<мператора>, другой — на г<осударын>ю и<мператриц>у. Читая пасквиль на себя, г<осударь> хохотал, и, вероятно, дело тем и кончилось бы, и дурак не пострадал бы, за то только, что он глуп. Но когда г<осударь> прочел пасквиль на и<мператри>цу, то пришел в великий гнев… Шевченко послали на Кавказ солдатом. Мне не жаль его, будь я его судьею, я сделал бы не меньше”.
4 Николай Федорович Бельчиков (1890—1979), историк литературы, автор работ “Николай Гаврилович Чернышевский” (1946), “Великий русский критик и революционный демократ В.Г. Белинский” (1948), “Г.В. Плеханов — литературный критик” (1958), один из составителей (совместно с Ю.Г. Оксманом и П.Е. Будковым) первой “Летописи жизни Белинского” (1924). В 1948—1954 гг. занимал пост директора ИРЛИ РАН (Пушкинский Дом) и был главным организатором “проработок космополитов” в Ленинграде, от которых пострадали М.К. Азадовский, Б.М. Эйхенбаум, Г.А. Гуковский, Н.И. Мордовченко и другие ученые (подробнее об этом см.: Лихачев Д.С. Избранное: Воспоминания. — СПб.: Logos, 1997, с. 526—547). В комментарии к интереснейшей переписке Оксмана и Азадовского К.М. Азадовский писал о различном отношении ученых к Бельчикову: “…в публикуемых письмах именно Бельчиков неоднократно называется Азадовским как инициатор (или исполнитель) направленной против него кампании (после мая 1949 г.). Соответствуют ли действительности все отзывы Азадовского о Бельчикове и насколько, — судить трудно. Не подлежит, однако, сомнению, что Бельчиков на самом деле относился к Азадовскому неприязненно и в известной мере использовал общую ситуацию того времени, препятствуя Марку Константиновичу вернуться в науку. С Оксманом же, с которым Бельчиков был связан совместной работой еще в середине 1920-х гг., его отношения не прерывались; начиная с 1947 г. он возобновляет с ним переписку и даже пытается ему по возможности содействовать. Оксман, со своей стороны, также поддерживал знакомство с Бельчиковым… старался, особенно в 1950-е гг., использовать его в тактических целях: рекомендовал рецензентов для СК (“Советской книги”. — примеч. публ.), влиял на мнение Бельчикова о других людях (в том числе — о М.К. Азадовском) и т.д.” (Азадовский—Оксман, с. 68).
Поляков Марк Яковлевич (р. 1916), литературовед, литературный критик, автор книг, посвященных Белинскому — “Белинский в Московском Университете” (1947), “Виссарион Белинский: Личность — идеи — эпоха” (1960), Тарасу Шевченко — “Тарас Григорьевич Шевченко” (1954), Мицкевичу, Некрасову.
5 Павел Григорьевич Рындзюнский (1909—1993), доктор исторических наук, профессор.
7. Ю.Г. Оксман — Л.К. Чуковской
21 марта 1953. Саратов1
21 марта
Дорогая Лидия Корнеевна, я только что взглянул на дату вашего письма — и мне стало страшно. Письмо от 5 марта, получил я его 9-го, сегодня у нас 21-е. Март идет к концу, а мне все кажется, что он еще и не начинался. Дело не только в “идах марта”2, выбивших всех нас из колеи. Мне кажется, что за первую треть этого года я вообще стал старше лет на десять — физически стало непереносимо то, что прежде не замечалось как тяжесть. И лекции едва тяну, — все труднее держать контакт с аудиторией, все сложнее оформлять материал. В первом семестре у меня был один новый курс (“Основы текстологии”), в этом — другой (“История русской критики” — от Ломоносова до Чернышевского). Сверх того с<пец>курс “Белинский и его время” и семинар “Советский историч<еский> роман”.
Мой день начинается подготовкой к лекциям и заканчивается тем же, а перемежается лекциями, семинарами, консультациями. Ни на какую другую работу времени уже не остается, — за четыре месяца я написал 6 страниц предисловия к письмам декабриста Тургенева к Герцену3. И это все, ни строки больше. Нервы всегда на взводе, голова как пивной котел, ничего не хочется, ни о чем не думается. Развлекают только новые книжки — пока их не читаешь, а перелистываешь. Правда, бывают и исключения. С жадностью прочел “Мастерство Некрасова”4 — в самом деле замечательная книга, будящая мысль, расширяющая горизонты, настраивающая на споры (не то слово!). Вот подлинное руководство к действию для молодых литературоведов (мы, старики, уже неисправимы, но невольно подтягиваешься, когда видишь, что о Некрасове можно не только думать, но и писать так, как это делает Корней Иванович*).
Радуют не только книги, радуют и письма. Большой радостью было для меня и ваше письмо. Очень уж живо представил себе вас, прочел письмо дважды и даже не сообразил сразу, что секут меня, а не какого-то чужого дядю, который написал что-то на близкую мне тему, беззастенчиво меня обобрав и пародируя мой стиль во всех его “взлетах” и “падениях”. Все, что вы пишете (вру, не все, а почти все) о безобразных словах и оборотах, вторгающихся в мои работы и справляющих в них какой-то максимово-евгеньевский шабаш — совершенно справедливо5. Я давно так не хохотал, как повторяя вашу цитату о Бакунине “осуществляющем в своем учете” какую-то несусветную ересь, а затем возвращающемся к “положительному учету”, не учтя того, что отрицательного учета не бывает! Нет у меня возражений и не может быть — все прорывы на языковом фронте подмечены вами правильно. Мне даже стыдно, но без “великого критика” обойтись еще труднее, чем без “неистового Виссариона”. Впрочем, последнего я оставил назло Ксении Петровне и Сергею Алекc<андров>ичу6.
Я согласен с вами, что историко-политическая часть работы интереснее текстологической. Интереснее во всех отношениях — и мне очень больно, когда начинают хвалить мои анализы списков (как будто бы их кто-ниб<удь> дочитал до конца!) и сомневаются в моих толкованиях политич<еского> смысла письма. Меня подозревают в некоторых еретических мыслях, и эти подозрения (совершенно неосновательные) чреваты большими неприятностями. Но мне было бы еще тяжелее жить, чем сейчас, если бы я все-таки не высказал этих мыслей в печати. Сам знаю, что это на грани маниакальности, но поделать с собою в этом отношении ничего не могу. А о Шевченко и Марлинском7 готов с вами разговаривать — у меня есть прямые ответы на эти проклятые вопросы — и обещаю вам обойтись без иносказаний. А о Селивановском никто никогда до меня не задумывался8. Мне иногда кажется, что я его выдумал.
А почему вы ничего не упоминаете в письме о себе? Ведь это гораздо интереснее для меня, чем даже вопрос о Белинском и Шевченко! Очень хочется мне в Москву, именно весною, хоть на несколько дней. Надеюсь, что приеду на майские дни. Писали ли вы что-ниб<удь> Елене Михайловне?9 У меня не осталось даже ее адреса. А что делает Виктор Борисович?10 “Иль судеб повинуясь закону, все что мог он уже совершил”?11 Будьте здоровы и благополучны. Очень хочу этого!
Ваш Юл. Оксман
* Передайте ему мой привет и горячую благодарность за книгу. Разумеется, буду писать ему подробно, при первой возможности.
1 Дата установлена по содержанию и по письму Л.К. от 5 марта 1953.
2 “Мартовские иды” — день роковых событий: по римскому календарю 15 марта, день смерти Гая Юлия Цезаря; в переносном смысле. Напомним, что 5 марта 1953 года было официально объявлено о смерти Сталина.
3 Николай Иванович Тургенев (1789—1871), декабрист, автор работ по экономическим вопросам. Публикацию Оксмана см.: Литературное Наследство. Т. 62 (II): Герцен и Огарев. М., 1955.
4 Речь идет о книге “Мастерство Некрасова”, над которой работал К.И. Чуковский. Книга вышла в 1952 г.
5 О В.Е. Максимове см. примеч. 9 к письму 2.
6 Ксения Петровна — Богаевская. Сергей Алекcандрович — Макашин.
7 Марлинский — псевдоним Александра Александровича Бестужева (1797—1837), писателя, декабриста.
8 Позднее Ю.Г. Оксман написал еще одну работу, связанную с Н.С. Селивановским и с приобщением Белинского к традициям декабризма: “Белинский и политические традиции декабристов”. См. сб.: “Декабристы в Москве”. Сб. статей. Под редакцией Ю.Г. Оксмана (Труды музея истории и реконструкции Москвы. Вып. VIII). М., 1963, с. 185—219.
9 Тагер. См. о ней примеч. 4 к письму 8.
10 Виктор Борисович Шкловский (1893—1984), писатель, литературовед.
11 Немного измененные строки из стихотворения Некрасова “Размышления у парадного подъезда”.
8. Ю.Г. Оксман — Л.К. Чуковской.
23 ноября 1953. Саратов1
23/XI
Дорогая Лидия Корнеевна!
Я становлюсь профессиональным больным, т.е. на вопрос “что вы делаете?” или “над чем работаете?” могу отвечать только одним словом: “болею”2. Никаких, разумеется, мучений я не испытываю, никаким особым лишениям не подвергаюсь, но вдруг как-то потерялся и вкус к жизни и интерес к людям. Это самые явные показатели какого-то неблагополучия, так как все процедуры, связанные с врачами, лечением, анализами и т.п. — я отменил очень быстро и решительно. Лечу себя сам. А сейчас я еще и простудился — вторую неделю тяжело “гриппую”. Высокая температура меня всегда выбивает надолго из колеи. Не только не работаю, но даже письма написать не в состоянии. Но читаю письма с большим интересом. Вот получил на днях письмо от Наташи Роскиной3, которое развлекло меня на целый день. Она мастерица писать письма. Если бы я был редактором большой газеты, я бы именно ей поручил вести научную и литературную хронику: остро, разнообразно, занимательно, лаконично, с чудесными лирическими и бытовыми отступлениями, — словом, ничего лучшего в моем положении сейчас и придумать нельзя было бы для поднятия общего тонуса*. А вот вы ничего о себе не сказали. Отписались и считаете, что все в порядке. Об Елене Мих<айловн>е4 переписываться больше не будем — так нам велит времен величье и розоперстая судьба!5 Но мне необходимо знать, что вы делаете, над чем работаете или собираетесь работать? Знаете, я бы на вашем месте написал книжку о Герцене и статью “Стиль Герцена”6. Из всех советских писателей и ученых только вы справились бы с этими темами. Я вовсе не собираюсь в этом случае быть комплиментарным. Просто — констатирую факт. И не тянул бы с этим, а стал бы писать с 1 декабря, — так, чтобы ваши друзья могли бы Вас в середине января уже послушать! И я не сомневаюсь, что Герцен сейчас нужнее, чем “Каменный гость”7 (В том смысле, что принципы 1789 г. несомненнее Венеры Милосской.)
А что делает Корней Иванович? Сдал ли второе изд<ание> “Мастерства Некрасова”?8 А воспоминания? В этом году я его опять почти не видел и чувствую себя обокраденным.
До сих пор не видел новой книжки Шкловского9. Боюсь оказаться в положении Финна: “О витязь, то была Наина!”10. Антонина Петровна11 просит передать вам, что она вас очень любит.
Юл. Оксман
* Поблагодарите ее за меня и от меня, так как сам это сделать смогу не очень скоро.
1 Год установлен по почтовому штемпелю отправления: Саратов. 25.11.53.
2 Речь идет о диабете, которым заболел Оксман.
3 Наташа Роскина — Наталия Александровна Роскина (1928—1989), приятельница Оксмана и Л.К., впоследствии автор мемуаров о Н.А. Заболоцком, Вас. Гроссмане и др. Принимала участие в подготовке томов “Литературного Наследства”, посвященных Герцену и Огареву (тт. 61, 62, 63), и Чехову (т. 68).
4 Елена Михайловна — Тагер (1895—1964), прозаик, поэтесса, мемуаристка, многие годы проведшая в лагере. К.И. хлопотал о ее реабилитации. В 1955-м Елена Михайловна, по приглашению К.И. приехала из Саратова в Переделкино и жила там до возвращения в Ленинград в 1956 году.
5 Так нам велит времен величье / И розоперстая судьба — строки из стихотворения Блока “Тропами тайными, ночными…”.
6 В 1955 г. вышла статья Лидии Чуковской под названием “Полярная звезда” — об издаваемых Герценом журнале “Полярная звезда” и газете “Колокол” (“Пионер”, № 9). Книга Лидии Чуковской о Герцене — ““Былое и Думы” Герцена” (М.: Гослитиздат, 1966) была написана гораздо позже. Глава, посвященная языку Герцена, называется “Это горит и жжет”. Была ею начата книга “Герцен”, но не кончена из-за болезни глаз. Отрывок из этой работы, под названием “Начало”, напечатан в третьем томе альманаха “Прометей” (М.: Мол. гвардия. 1967).
7 Речь идет о “Каменном госте” Пушкина.
8 Второе издание книги К. Чуковского “Мастерство Некрасова” вышло в 1955 году.
9 Шкловский В.Б. Заметки о прозе русских классиков. М.: Советский писатель, 1953.
10 Почти точная цитата из поэмы “Руслан и Людмила” Пушкина: “Ах, витязь, то была Наина!”.
11 Антонина Петровна — Оксман (1895—1984), жена Ю.Г. Оксмана.
9. Ю.Г. Оксман — Л.К. Чуковской
14 сентября 1954
14/IX 54
Дорогая Лидия Корнеевна, прочел ваши статьи на ходу, в “Последние мгновенья”1. По поводу “Заметок о рассказах” нацарапал особо. Статья о “Был<ом> и Думах” очень не ровна2. Первая глава замечательна — ее хоть сейчас перенести в любую работу о Герцене* — так в ней все свежо и значительно; в других главах, на мой плохой вкус, много наивностей тактического порядка, легко, конечно, устранимых, но требующих компенсации балластом, без кот<орого> не подняться в стратосферу. (О “бессмертии души” и “наследник мистицизма” совсем уж в данном контексте ни к чему!) Во всяком случае я голосую “за”, а там будет видно — в зависимости от основного редактора и комментатора. Герцен — ведь это не по моему департаменту. Он на откупу у Эльсберга, Путинцева3 и др. и пр. Но статья — статьею, а я хочу, чтобы вы деньги зарабатывали. Из Саратова напишу. Будьте здоровы.
Ваш Ю.Г.
* поднимет тонус любой монографии.
Заметки о рассказах
Очень умно, тонко, значительно и интересно. Но как-то “со стороны”, — пишет как будто бы не свой брат, а злой и придирчивый, чем-то (пусть справедливо) раздраженный читатель. Подчеркнуто избегаются (потому что все к ним привыкли) необходимые штампованные словечки (о “высокой идейности”, без которой мертвы самые замечат<ельные> литер<атурные> замыслы, о “теоретич<еском> уровне автора, без кот<орого> рассказ не воодушевляет читателя и т. п.). Концовка разбора рассказа С. Антонова4 (она же концовка всей статьи) не лезет ни в какие главлитовские и редакционные ворота. Умоляю изменить, изъяв то, что я взял в скобки! Не сердитесь, бога ради, за самоуправство, я очень хочу, чтобы эти “Заметки о рассказах” дошли возможно скорее до читателя. Мне мало того, что их прочтут ваши друзья.
Спасибо за то, что прислали мне эту статью. Даже позавидовал чуть-чуть. Я-то ведь совсем не умею быть таким убедительным в разборе чужого материала.
Ваш Ю. Оксман
14/IX 54
1 Источник цитаты не установлен.
2 Л.К. много писала о Герцене, но не все ее работы были напечатаны. Неопубликованные “Заметки о рассказах” в настоящее время хранятся в архиве Л.К. Чуковской в Отделе рукописей РНБ (ф. 1414).
3 Яков Ефимович Эльсберг (наст. фамилия — Шапирштейн; 1901—1972), литературовед, критик, лауреат Сталинской премии (1949). Активно сотрудничал с НКВД и МГБ, по его доносам были осуждены и подвергнуты репрессиям ученые Л.Е. Пинский, С.А. Макашин, писатели И.Э. Бабель и М.Ю. Левидов. Примечательно, что заметка об Эльсберге, напечатанная в 1975 году в 8-ом томе Краткой Литературной Энциклопедии, была подписана так: Г.П. Уткин.
Владимир Александрович Путинцев (1917—1967), историк литературы, текстолог, автор работ, посвященных главным образом Герцену и Огареву.
4 Сергей Петрович Антонов (1915—1995), прозаик.
10. Л.К. Чуковская — Ю.Г. Оксману
19 сентября 1954
Дорогой Юлиан Григорьевич.
Я очень тронута быстротой и благожелательностью Ваших отзывов. Но — я голосую против. Очевидно, деньги мне придется извлекать из чего-то другого; а эти обе статьи я в печать не отдам. Бог с ними, где наша не пропадала, где уж нам уж и т. д.
Мне пришло на ум следующее: существуют ли в Вашей серии воспоминания Пущина о Пушкине? Декабристов я знаю, в частности — Пущина. Писала бы с удовольствием и, быть может, с толком. И это скромнее, чем Герцен, более приличествует моей бесчиновности, бесстепенности, безвестности, бессребрености и пр. и пр.1
Ну, как Вы царствуете в Саратове? Напишите.
Антонине Петровне низкий поклон и пожелания здоровья.
Еще раз спасибо.
Ваша Л.Ч. 19/IX 54
1 “Ваша серия” — по-видимому, “Ученые записки Саратовского университета”. О декабристе Иване Ивановиче Пущине (1798—1859), друге Пушкина и адресате стихотворения “Мой первый друг, мой друг бесценный…”, Лидия Чуковская не написала. Зато об А.И. Герцене ею написано несколько статей и книга ““Былое и Думы” Герцена” — см. примеч. 6 к письму 8.
11. Ю.Г. Оксман — Л.К. Чуковской
15 октября 1954. Саратов
Дорогая Лидия Корнеевна, ваше письмо меня так огорчило, что я долго не мог найти даже слов для ответа. Сейчас, через недели три, перечитав ваше письмо вновь, я понять не могу, отчего я так странно на него реагировал. Всему, видимо, виною мое большое расположение к вам, желание быть хоть чем-нибудь полезным и отсутствие ресурсов (не только внешних, но и внутренних) для этого. Самое главное — “внутренние”. Нет у меня полной уверенности в том, что вы неправы. В том, что вы не совсем правы, я не сомневаюсь, но убеждать вас в том, что надо отказаться от каких-то там звезд в концовке статьи о рассказах Антонова не стану — может быть, вы только для того, чтобы сказать о звездах, которых не хотят видеть герои наших рассказов, и статью-то свою написали!
Но ведь нельзя же до бесконечности вам и отмалчиваться! Я глубоко убежден в том, что вы принадлежите к той совсем-совсем тоненькой прослойке наших писателей, у которых есть что сказать и которые владеют искусством живой литературной речи. Ваше молчание я ощущаю как следствие какой-то и моей личной беспечности и оппортунизма, а потому и нервничаю. Моя “бесчиновность” ни в какой степени не умаляет чувства ответственности и за вас и за некоторых других. Ваш вопрос о Пущине я не мог разрешить сам, а ответ на свое письмо об этом получил только вчера: оказывается, что записки Пущина в 1001-й раз издает бездарный и невежественный наглец С.Я. Штрайх1. Издает он Пущина в издат<ельстве> Акад<емии> Наук, но от этого не легче. А сидя в Саратове, вообще никаких дел всерьез двигать нельзя, тем более что я и здесь не столько “царствую”, как вы иронизируете, сколько “недомогаю”. Завтра исполняется месяц моего пребывания “на работе”, но фактически ничего ни дома, ни в университете я сейчас не делаю. А в конце октября мне надо проверить две диссертации моих подопечных, так что до ноября я и заняться чем-нибудь путным не смогу — даже если и буду здоров. Но, вообще говоря, хочу быть здоровым, хочу побывать в декабре в Ленинграде, хочу летом “проездиться по России”, а осенью пожить где-нибудь на юге. Под Москвою больше жить не собираюсь — скучно. Единственным живым человеком, которого видел в Подрезкове, были вы. Разумеется, если бы я не жил под Москвою, то видал бы в Москве вас чаще — даже “проездом из Ниццы в Париж”.
Простите за бестолковое и бездарное письмо.
Будьте здоровы и благополучны.
Ваш Ю. Оксман
Антонина Петровна шлет вам большой привет. А Корнею Ивановичу скажите, что мы оба его очень любим и часто вспоминаем. Он, конечно, самый замечательный и самый современный из всех русских писателей, доживших до 1954 г. Самый интересный во всяком случае…
15.X.54 г.
1 Соломон Яковлевич Штрайх (1879—1957), историк литературы, автор книг и публикаций, посвященных Н.И. Пирогову, С.И. Ковалевской, истории декабристского движения, многократно переиздававшихся в 1920—1930-е годы. В частности, записки И.И. Пущина о Пушкине под редакцией Штрайха только в период 1925—1937 гг. вышли пятью изданиями. Оксман был невысокого мнения о работах Штрайха, называл их “хитроумной халтурой”.
12. Ю.Г. Оксман — Л.К. Чуковской
11 апреля 1955. Саратов
11/IV 55 г.
Дорогая Лидия Корнеевна, много раз хотел вам писать, но каждый раз чего-нибудь для этого недоставало, т.е., конечно, не “чего-нибудь”, а очень важного. Рассчитывал вас увидеть на съезде писателей, но приехал я уже поздно и полностью исчерпал себя во встречах с ленинградскими делегатами, в числе которых были люди мне близкие или для меня занимательные — хотя бы по старым воспоминаниям. В феврале был недели две в Ленинграде — очень много работал в архивах и библиотеках, редактировал и рецензировал разные чужие рукописи (на ходу, для заполнения брешей в бюджете), дважды выступал на конференциях в Пушкинском доме — очень удачно, т. е. не волнуясь, не спеша, с чувством и расстановкой1 сказал все то, что я думаю о положении советского литературоведения, о его провалах, о его перспективах, о загнивании его “мастеров”, изолгавшихся, отбившихся от работы, деквалифицировавшихся в результате безответственности и безнаказанности, перенесших все пороки нашей послевоенной литературы в изучение литературы прошлого (бесконфликтные биографии, не исследования, а стандартные цитатные справки, в результате которых все рев<олюционные> демократы — от Белинского и Герцена до Некрасова и Добролюбова оказались уже неотличимы один от другого, как жития святых или медные пятаки). Я не стеснялся точно называть фамилии и “труды”, что произвело уже совершенное смятение и в президиуме и в зале. И встречали и провожали меня исключительно сочувственно, наслушался я таких слов и в таком количестве, что саратовских восьми лет как не бывало! Это и был мой настоящий юбилей, а об официальном писать не хочется, хотя ничего плохого сказать и о нем не мог бы2.
Ваша книжечка о Борисе Житкове3 на прошлой неделе появилась в саратовских книжных магазинах. Я заказал ее предварительно (пять экз<емпляр>ов) и прочел с некоторым даже волнением. С досадою прочел на стр. 122-й о том, что “Борис Житков скончался 19 октября 1938 г. в Москве”. Мне казалось, что вы что-то недосказали, оборвались на полуслове, что он не мог, не должен был так неожиданно и не вовремя умереть! Книжка не только написана, но и сделана блестяще, хотя не раз в процессе чтения я вспоминал отклик Пушкина на “Исповедь Наливайки”: “Скажу, что мудрено что-нибудь у нас напечатать истинно хорошего в этом роде… Но и тут, конечно, наложил ты свою печать”4. Рылеев был очень огорчен этими строками, но вы, надеюсь, не сделаете такой ошибки. Как и “Наливайко”, ваша книжка нашла уже сочувственный отклик в десятках тысяч сердец — я сужу об этом по ее успеху в студенческих кругах.
В середине января в Саратове неожиданно объявилась Елена Михайловна5. Перенесла она столько горя (сверх абонемента), что и сказать нельзя. Ни ваши, ни мои деньги до нее не дошли — она решила, что это в порядке вещей, и боялась меня беспокоить. Изголодалась и измучилась от непосильной работы до последней степени, но за три месяца очень окрепла и являет вид вполне пристойный, хотя жизнь ее не очень балует и сейчас. В Саратов она попала потому, что сюда переведен муж ее Маши — доблестный полковник. У них — девочка. Жить в Саратове трудно, очереди, домработницу не найти — вот Маша и позвала ее к себе (не помогая перед тем никак!). Это — здоровая и ленивая баба, занятая исполнением супружеских обязанностей, бейз-боллом и еще каким-то спортом, любящая поспать, пожрать и повеселиться на стороне. Елена Мих<айловна>, на мой взгляд, попала в кабалу еще бо┬льшую, чем в Магадане! Она готовит, моет полы, стоит в любую погоду в очередях, стирает, репетирует внучку. Мне кажется, что и кормят ее недосыта, Маша — существо бездушное. Я думаю, что Елене Мих<айловне> надо восстановиться в Союзе и вернуться если не к литературе, то к лит<ературном>у ремеслу.
Сердечный привет Корнею Ивановичу и Николаю Корнеевичу6.
Ваш Ю.О.
1 с чувством… с расстановкой — усеченная цитата из комедии “Горе от ума” А.С. Грибоедова.
2 12 января 1955 г. Оксману исполнилось 60 лет. О том, как прошло празднование юбилея в Саратове, он писал 16 марта 1955 года П.Н. Беркову: “Вообще этот юбилей, которого я ждал как неизвестно за что наложенного на меня взыскания, меня очень растрогал. Я не академик Виноградов и даже не В.В. Ермилов, ничто от меня нигде не зависит, никаких благ не раздаю и раздавать не собираюсь, а потому, конечно, все, кто меня вспомнил и “приветствовал”, делали это без всяких задних мыслей. Я имею в виду не своих старых и новых друзей, в отношении которых к себе не сомневаюсь, а тех две сотни филологов, историков, которые прислали в университет свои письма, телеграммы, адреса” (Искренне Ваш Юл. Оксман, с. 147).
3 Лидия Чуковская. Борис Житков: Критико-биографический очерк. — М.: Советский писатель, 1955. Борис СтепановичЖитков (1882—1938), писатель, педагог, путешественник и исследователь.
4 Цитата из письма Пушкина к Рылееву во второй половине мая 1825 года.
5 Тагер. О ней см. примеч. 4 к письму 8.
6 Николай Корнеевич — Чуковский (1904—1965), писатель, сын К.И. Чуковского.
13. Л.К. Чуковская — Ю.Г. Оксману
16 апреля 1955
16/IV 55
Дорогой Юлиан Григорьевич.
Пожалуйста, очень прошу Вас, передайте Елене Михайловне1 мой привет и сообщите мне ее адрес. Пожалуйста.
Какой Вы быстрый, и какой Вы добрый. Я ведь нарочно не послала Вам своего Житкова, п. ч. не люблю его.
Да, в жизни есть мгновенья
Мы так раздражены,
Что даже утешенья
Друзей нам не смешны2.
А Вы все-таки его купили и прочли и написали мне утешительные слова3.
Очень рада Вашей ленинградской поездке. И за Вас и за литературоведение, будь оно проклято.
Я написала статью, о критике. Было так: “Новый мир” заказал мне рецензию на ленинградский сборник критических статей о детской литературе. Предполагалось, что это будет невинная “детская” рецензийка, страниц на 6, на 7. Я написала лист с нескрываемым бешенством. Не знаю, напечатают ли. Если не — буду читать в Союзе. Конечно, это то же самое, что опрокинуть себе на ноги кипящий самовар — но, в конце концов, сил больше нету читать эту муру молча4.
Где будете жить летом и когда приедете в Москву?
Корней Иванович вчера приехал в Переделкино из “Сосен”5. Он получше, хотя и хандрит. За время его отсутствия в Переделкине сделали ремонт. Летом там будет жить Коля с семьей, а пока мы все будем ездить. К.И. начинает работать (а то совсем не мог) и потому я немного веселее на него гляжу. А то он нас всех приводил в отчаянье. Совсем не спал и совсем не работал.
Пишите ему, пожалуйста. Это ему очень нужно.
Спасибо за письмо. С Житковым только то хорошо, что теперь, после моей книжки и статьи в Лит. Газ<ете> (тоже искалеченной)6, его напечатают. Целый том.
Жму Вашу руку. Антонине Петровне сердечный привет.
Ваша Л. Чуковская
1 Тагер. См. о ней примеч. 4 к письму 8.
2 Измененная цитата из стихотворения Ф. Тютчева “В часы, когда бывает…”. Приводим подлинный текст:
Без сил и без движенья,
Мы так удручены,
Что даже утешенья
Друзей нам не смешны…
(Тютчев Ф.И. Полное собрание стихотворений. Л.: Советский писатель, 1957 (“Библиотека поэта”. Большая серия, с. 207).
3 См. предыдущее письмо и примеч. 3.
4 Статья была напечатана. См.: Лидия Чуковская. Зеркало, которое не отражает: Заметки о языке критических статей // Новый мир, 1955. № 7, с. 241—249. См. о ней письмо 15.
5 21 февраля 1955 года умерла жена К.И., и его перевезли в подмосковный санаторий “Сосны”.
6 “В 1955 году, — вспоминает Лидия Корнеевна в своей книге “Процесс исключения”, — я предложила “Литературной газете” статью “Утаенное наследство”. В ней я попрекала главным образом Детгиз: издательство переиздает только рассказы Житкова для маленьких (слабейшие… из им написанных), а рассказы для подростков — замечательные богатством языка, лаконизмом, силой изображения… никак не соберется переиздать уже лет семнадцать…
Статья моя была редакцией газеты принята при одном непременном условии: о романе “Виктор Вавич” ни звука…
Но ведь статья моя называется “Утаенное наследство”… Ценою этой уступки да еще переменой заглавия статья вышла в свет… Статья “Утаенное наследство” была напечатана “Литературной газетой” 29 января 1955 года под заглавием “Вперед — в страну взрослых!””. (См.: Лидия Чуковская. Процесс исключения. // Сочинения-2000. Т. 2, с. 23). Тираж романа Б. Житкова “Виктор Вавич”, в котором речь идет о событиях революции 1905 г., был пущен под нож в 1941 г. после разгромной внутренней рецензии А. Фадеева. Экземпляр романа был сохранен Л.К. Чуковской и издан в 1998 г.
14. Ю.Г. Оксман — Л.К. Чуковской
26 апреля 1955. Саратов
26/IV 55
Дорогая Лидия Корнеевна, ваше письмо так великолепно, что я уже сейчас завидую его будущим комментаторам на страницах каких-нибудь “Материалов для истории совет<ской> литературы” издания 1999 г. Разумеется, не раньше! Читать это будут ваши правнуки и удивляться — до чего же злы были люди до водородной эры! Под впечатлением ваших строк я сочинил два письма о положении советского пушкиноведения, которые на этих днях отправятся в Пушкинский дом. А сам собираюсь в Ленинград 28—29 мая с тем, чтобы пожить где-нибудь в Комарове месяца полтора после пушкинской конференции, где прочту доклад “Политическая лирика и сатира Пушкина 1817—1820 г.”. Надеюсь, что сделаю это во всяком случае не скучно.
Адрес Елены Мих<айловны>: ул. Ленина, 160, кв. 10. Кажется, ее семейство собирается куда-то уехать, оставив ее на улице. Думаю, что ей не будет хуже. Как-нибудь поможем ей устроиться на лето, а дальше будет видно. Я ее сосватал с нашим детским альманахом — для начала ничего другого сделать нельзя из-за ее документов.
Антонина Петровна вас приветствует.
Ваш Ю. Оксман
15. Ю.Г. Оксман — Л.К. Чуковской
19 июля 1955. Комарово1
19/VII
Дорогая Лидия Корнеевна, поздравляю с большой победою. Статью вашу2 прочел подряд два раза и побежал сразу же к Е.Л. Шварцу3, который живет около нас — он еще статьи не видел, но только слышал о ней и боялся, что вы выплеснули в помойку вместе с прочими критиканами и Цимбала4. Я сборника не знаю, о котором вы написали, но думаю, что особенной беды не было бы и в том случае, если бы Цимбал разделил общую участь. В тот же день за ужином в Доме творчества (мы живем в Комарове сами по себе, а кормят нас в оном богоугодном заведении) я с гордостью повторял избранные афоризмы из “Зеркала, которое не отражает”, как будто вы мне их сообщили сугубо “лично и доверительно”. В самом деле, я убедился, что писатели самые ленивые и нелюбопытные из обывателей — и даже журналы до них не доходят месяцами, если они даже их и выписывают. Никто, кроме Трифоновой (она здесь*)5, “Нов<ого> мира” не читал, хотя он и является “важным звеном” их связи с “многообразными образами” нашей жизни, о которой так разухабисто пишет В. Ажаев6 в своем пошлейшем лакейском репортаже в том же номере реорганизованного “Нов<ого> мира”. За ужином я “собрал вокруг себя род вече”7, рассказывал о вашей статье, а на следующее утро журнал был уже у всех на руках — читали и обсуждали только вашу статью. Она затмила даже блестящее досье о г<оспо>же Дубинской8, напечатанное перед тем в “Литературке” Корнеем Ивановичем. Ему буду писать особо и подробно, а эту записочку хотелось мне послать вам поскорее — все-таки вы автор опальный и не избалованы успехом, сочувствуют вам многие, но внешних выражений этого сочувствия опасаются — Трифоновы ходят за рекой. А сейчас “прорвало” — после статьи Лифшица о Шагинян9 ни одна критическая статья не вызывала такой бури уже много лет.
О себе и нашей жизни в Комарове напишу потом. Надеюсь, что вы не приписываете мне слюнявой статьи о новом издании Герцена, появившейся за моей подписью в “Лит<ературной> Газ<ете>”10. Подлинный текст моего разбора сдан мною в “Известия” Ак<адемии> Наук и я вам пришлю его как “alibi”. Будьте здоровы и благополучны.
Ваш Юл. Оксман
* И даже предается вольным мыслям, как старая благородная оппозиционерка, много, якобы, “пострадавшая” от них.
1 Год установлен по почтовому штемпелю отправления: Комарово. 19.7.55.
2 Лидия Чуковская. Зеркало, которое не отражает: Заметки о языке критических статей. В своей статье Л. Чуковская писала: “…с огорчением и недоумением убеждаешься, что богатство и разнообразие писательских голосов и стилей не породили разнообразия критической мысли, что Ленинград, создавший мастеров стиха и прозы, не создал мастеров критического анализа, что большинство статей в сборнике бесцветно, безлично, тускло, что даже в лучших из них встречается немало трафаретов.<…> Статьи эти, разумеется, неравноценны. Тут есть, например, прекрасная статья С. Цимбала о Е. Шварце: критику удалось прочитать не только текст, но и подтекст произведений драматурга, и сделать явственным философский смысл и поэтическую прелесть таких сказок Шварца, как “Снежная королева”, “Два клена””.
3 Евгений Львович Шварц (1896—1958), драматург.
4 Сергей Львович Цимбал (1907—1978), литературный критик, автор критико-биографического очерка “Евгений Шварц” (Л., 1961). В письме же речь идет о его статье ““Театральные сказки” Евгения Шварца” в книге: Ленинградские писатели — детям. Л., 1954.
5 Тамара Казимировна Трифонова (1904—1962), критик, литературовед, принимала активное участие в травле Анны Ахматовой, развернувшейся вскоре после Постановления ЦК ВКП(б) “О журналах “Звезда” и “Ленинград” от 14 августа 1946 года; автор печально известной статьи “Поэзия, вредная и чуждая народу” (“Ленинградская правда” 14 сентября 1946 г.).
6 Василий Николаевич Ажаев (1915—1968), писатель. В седьмом номере журнала “Новый мир” за 1955 год в рубрике “Очерки наших дней” была опубликована серия очерков под общим названием “Три дня в Кремле”. Она была посвящена прошедшему в середине мая в Большом Кремлевском Дворце Всесоюзному совещанию работников промышленности. Приводим небольшой фрагмент из очерка В. Ажаева “Хозяева страны”: “То ли от весеннего дождя, то ли от всегда праздничной обстановки Кремля, то ли от того, что звучат в каждом слова Никиты Сергеевича Хрущева, но у всех стоящих рядом товарищей сияют глаза и возбуждены лица. Кто-то по соседству высказывает вслух то, о чем все думаем про себя: “Я никогда не слышал, чтобы так говорили с трибуны. Три тысячи человек — и со всеми, как с закадычным другом, о самых важных делах государства” (Новый мир, 1955, № 7, с. 3).
7 Усеченная цитата из комедии А.С. Грибоедова “Горе от ума”.
8 К. Чуковский. Свое и чужое: [О книге А. Дубинской “Н.А. Некрасов”] // Литературная газета. 1955. 14 июля. В статье, обличающей А. Дубинскую в откровенном плагиате, Чуковский в частности писал: “В 1951 году молодой исследователь Александр Гаркави (Александр Миронович Гаркави (1922—1980), литературовед, некрасовед. — примеч. публ.) защитил в Ленинграде диссертацию под несколько громоздким названием “Становление и развитие революционно-демократической поэзии Некрасова в 1840-е —1850-е годы”. Единственный экземпляр этой диссертации хранится в Москве, в Библиотеке имени Ленина. Его-то и прочла А. Дубинская. Диссертация ей несомненно понравилась… Хуже всего то, что заимствуя у А. Гаркави его наблюдения и мысли, она не всегда воспроизводит их с достаточной точностью, и от этого читатели остаются в несомненном убытке”.
9 Михаил Александрович Лившиц (1905—1983), философ, литературовед. Статья М. Лифшица “Дневник Мариэтты Шагинян” появилась в № 2 журнала “Новый мир” за 1954 год и по форме своей была остроумным памфлетом, в котором автор высмеивал стилистику “Дневника писателя”, а саму писательницу за то, что она “готова рассуждать на любую тему, совершенно не зная ее”, за “сочетание восторга с безразличием к тому, что она описывает”.
10 См. примеч. 6 к письму 16.
16. Ю.Г. Оксман — Л.К. Чуковской
12 августа 1955. Комарово1
12/VIII
Дорогая Лидия Корнеевна, никаких у меня прав нет на серьезную претензию из-за вашего уклонения от поездки в Комарово. Но, конечно, я не мог думать, что вы сейчас промчитесь по Ленинграду и не вспомните о тех местах, где прошло ваше раннее детство и в которых оказались сейчас мы с Антониной Петровной2. Здесь в самом деле очень хорошо. Настолько хорошо, что я уже забыл о своих недугах и даже впервые за пять-шесть лет потянулся к работе. Правда, только “потянулся”, но и это для меня уже очень много — надеюсь, что осенью что-нибудь и напишу (два-три года или вовсе не писал, или тянул меледу3, из пустого в порожнее). Твердо решил на будущий год приехать опять или в Комарово или в Зеленогорск. Дальше еще лучше (особенно в Ушкове, там, где была дача Л.Н. Андреева и где сейчас его могила4).
В этот свой приезд из Саратова я скандалил трижды — шумно на Пушкинской конференции, весело — на защите диссертации Макогоненко*, где мне неожиданно устроили даже нечто вроде овации, что, как вы понимаете, выходит из всех академических рамок (да и не только академических)5. И, наконец, третье мое выступление было в Москве, куда я приезжал на пленум редакции академ<ического> Герцена с докладом, в котором детально разобрал их достижения и провалы. Мне очень хотелось бы показать вам свой доклад (он будет напечатан в “Известиях” Ак<адемии> Наук в конце года) — во-первых, потому, что это о Герцене, во-вторых, потому, что я очень дорожу вашим мнением по всем поводам и даже без повода, и, наконец, в-третьих, потому, что редакция “Лит<ературной> Газеты” самым гнусным образом использовала мой разбор, изъяв оттуда для печати несколько положительных абзацев и общих фраз и дополнив их омерзительным суесловием Рюрикова6 и его сателлитов. Получился не крит<ический> разбор, а слюнявое подхалимство, никому не нужное и ни для кого не интересное. А я ведь все-таки могу даже и о Герцене сказать что-нибудь вовсе не стандартное, тем более что весь последний год его читал и перечитывал — отчасти под вашим воздействием.
15-го мы выезжаем в Москву, так как 20-го я должен быть в Саратове, как председатель приемной комиссии в университете. В Москве пробуду дня два-три, в зависимости от того, где приткнемся. Я послал телеграмму друзьям, чтобы устроили мне номер в “Национале”, но боюсь, что сейчас это будет трудно. На худой конец, можно будет заехать в Подрезково, но тогда не выбраться в Переделкино, а мне очень хочется повидать Корнея Ивановича. Вас же надеюсь увидеть в Москве. Буду вам звонить и днем и ночью. Сердечный привет вам и всем вашим от нас обоих.
Ваш Юл. Оксман
* Посылаю вам стенограмму, прочтите только последнюю страницу и отдайте Корнею Ивановичу.
1 Год установлен по почтовому штемпелю отправления: Комарово. 12.8.55.
2 О своем детстве в Куоккале (нынешнем Комарове) Лидия Чуковская написала книгу, которая так и называется — “Памяти детства” (1971).
3 тянул меледу — т.е. “тянул работу, из которой ничего путного не выходит”. Меледа — от глагола “меледить” (медлить, мешкать…).
4 Оксман ошибается: дача Андреева находилась в поселке Ваммелсуу (Серово) на берегу реки Ваммелъйоки. В Ваммелсуу писатель и был похоронен, а в 1956 году он перезахоронен на Литературных Мостках Волкова кладбища в Ленинграде.
5 Георгий Пантелеймонович Макогоненко (1912—1986), историк литературы. Стенограмму выступления Оксмана на защите диссертации Г.П. Макогоненко см.: Оксман—Чуковский, с. 149—154.
6 Речь идет о публикации: “Вечно живое наследие. (О новом издании сочинений и писем А.И. Герцена)” (Литературная газета, 1955, № 79). Борис Сергеевич Рюриков (1909—1969), критик, в 1953—1955 годах — главный редактор “Литературной газеты”. Оксмана могли возмутить следующие пассажи, появившиеся в газетной публикации: “Герцен — не только большая веха в истории русской литературы и русской революционной мысли, но и один из самых любимых, вечно живых мастеров боевой публицистики, художественно-политической прозы, не утратившей своей актуальности и в наши дни, учитель нескольких поколений досоветских и советских писателей.<…> Жизнь Герцена до последнего дыхания была отдана народу. Подвиг его бессмертен”. Подлинный текст Оксмана, свободный от всевозможных редакторских наслоений см.: Оксман Ю.Г. Новое издание Герцена // Известия АН СССР. Отделение литературы и языка. 1956. Т. XV. Вып. 2 (март—апрель). М.: Изд-во АН СССР, 1956, с. 166—171.
17. Ю.Г. Оксман — Л.К. Чуковской
26 августа 1955. Саратов1
Дорогая Лидия Корнеевна, не нахожу слов, чтобы оправдать свое поведение в Москве — я ведь так и не позвонил к вам, хотя думал об этом оба дня, которые провел в “столице нашей родины”. (До чего замечательны формы официозной прозы — целые строки вылетают из-под пера сами собою и укладываются в ряд, как кирпичи на новостройках!) Мне хотелось встретиться с вами после обязательных визитов, которых, однако, оказалось слишком много — Гослитиздат, Инст<итут> Мир<овой> Лит<ературы>, Музей реконструкции Москвы (я у них редактирую сборник), “Лит<ературное> Наслед<ство>”, Я.Е. Эльсберг (это ведь тоже скорее учреждение, чем лицо)2. Если же учесть, что вторая половина первого и начало второго дня ушли на Переделкино, где всех видел — увы — только с “птичьего дуазо”3, то поймете, что если бы я и дотянулся до звонка, то разговор получился бы уже нечленораздельный. А вечером мы с Ант<ониной> Петровной и со всем нашим огромным грузом вещей (“8 мест”! — ибо мы уезжали на три месяца, я взял два чемодана бумаг, рассчитывая всерьез поработать, для “уюта” понадобилось еще три чемодана, а обратно ехало еще ведро с маслом и т. п. — в Саратове хоть шаром покати в магазинах, да и на вольном рынке), около четырех часов провели на Павелецком вокзале, доставая плацкарты в мягком вагоне и обхаживая в этом направлении все предержащие власти. Словом, все ясно, тем более что и лишние слова сказаны полностью.
Что же делать? Я надумал приехать в Москву в сентябре-октябре тайком дня на три, специально для того, чтобы два из этих дней посвятить дружеским разговорам и обмену впечатлениями, которых накопилось слишком много — если их не выложить, могут взорваться изнутри.
Чувствую себя очень хорошо, хотя ни с того, ни с сего у меня возобновилась цинга, которая мучила меня на Чукотке еще в 1942—1943 гг., а потом прошла4. Работать придется очень много, так как полтора года я совсем ничего не делал, а столько же времени — почти ничего.
Прочли ли мою рецензию на академ<ического> Герцена? Мне важно знать это только потому, что вы прочли в “Лит<ературной> Газ<ете>”5 совсем не то, что я написал в действительности. Рукопись я передал Корнею Ивановичу для вас на пути из Переделкина в Москву.
Антонина Петровна вас горячо приветствует.
Ваш Юл. Оксман
26/VIII
1 Год установлен по содержанию письма — ср. с предыдущим письмом от 12 августа 1955 г.
2 Я.Е. Эльсберг — см. примеч. 3 к письму 9.
3 То есть, “с птичьего полета” — это сочетание “французского с нижегородским” было введено Глебом Успенским, в одном из произведений (по-французски “С птичьего полета” — “A vol d’Oiseau”).
4 В ноябре 1936 года Оксман был арестован по ложному политическому обвинению и десять лет (1936—1946) провел в лагерях на Колыме и Чукотке.
5 См. примеч. 6 к письму 16.
18. Л.К. Чуковская — Ю.Г. Оксману
4 августа 1956
Дорогой Юлиан Григорьевич, как я и предвидела, Ваша баскаковиана привела Корнея Ивановича в шумный восторг. Он говорит, что это — письмо “Белинского к Гоголю”, читает всем приходящим, прочел Гудзию, Эйхенбауму, Бонди, вчера при мне прочел Анне Андреевне. Перед ним на столе лежит сам Баскаков, и он его попутно демонстрирует восхищенным слушателям с добавочными комментариями1. Кроме того, в качестве дополнения, сообщает о своем знакомстве с Г. Александровым, который ему горячо рекомендовал труды Баскакова. “Концерт проходит с неизменным успехом”…2
Далее. Была я на днях в “Новом мире”. Там встретила В.В. Жданова — и он показал мне верстку статьи о Баскакове в ближайшем номере3. Я прочитала только кусочек. Жданов не поленился, проверил ссылки на архивные документы; результат блистательный! Все они не про то и ничего не подтверждают.
Я не удержалась, сказала ему, что главный баскаковед — Вы.
Итак, ждите “Нового мира”.
Очень будет поучительна, показательна и назидательна дальнейшая судьба этого доктора наук.
Жму Вашу руку.
Привет Антонине Петровне.
Ваша Л. Чуковская
4/VIII 56
1 Василий Георгиевич Баскаков (р. 1914), историк литературы, автор книги “Мировоззрение Н.Г. Чернышевского” (М.: АН СССР, 1956). 3 августа 1956 года К.И. записывает у себя в Дневнике: “Я прочитал стенограмму речи, произнесенной Оксманом 18 июля 56 г. в Саратовском университете при обсуждении книги В. Баскакова. Речь, направленная против “невежества, воинствующего, грубо претенциозного, выращенного в столичных инкубаторах, воспитанного годами безнаказанного конъюнктурного лганья и беспардонного глумления над исторической истиной”. Речь потрясающая — и смелая, и великолепно написанная” (Дневник, с. 216.). 13 декабря того же года К.И., отвергая возможность устной полемики В.В. Жданова, Н.М. Чернышевской и Оксмана с Баскаковым, пишет Юлиану Григорьевичу: “Зачем полемизировать с Баскаковым устно? Устные стычки в атмосфере азарта не помогут раскрытию научной истины… Гораздо будет лучше, если мы обратимся к президенту Академии наук СССР с открытым письмом, где поставим вопрос, как могла возникнуть эта бандитская книга” (Оксман—Чуковский, с. 85). Много лет спустя, вспоминая об этой истории, 28 октября 1965 года, К.И. делает в Дневнике следующую запись: “А Баскакова книга — о Чернышевском — вся невежественная, подло лживая, доносительская, — несмотря на критику Жданова и др. — получила в ВАКе высокую оценку, и автору была присуждена степень доктора. Степень эту отняли у него лишь теперь, когда оказалось, что он проворовался” (Дневник, с. 421). Лидией Корнеевной упомянуты литературоведы: Николай Каллиникович Гудзий (1887—1965), Борис Михайлович Эйхенбаум (1886—1959), Сергей Михайлович Бонди (1892—1983).
2 Георгий Федорович Александров (1908—1961), философ, в 1940—1947 — начальник отдела агитации и пропаганды ЦК КПСС, в 1947—1954 — директор Института философии АН СССР, в 1954—1955 годах — министр культуры СССР, один из составителей книги “Иосиф Виссарионович Сталин. Краткая биография” (1939), прославился организацией тайного публичного дома на даче под Москвой (см.: Записки. Т. 2, с. 714—715).
3 Жданов Владимир Викторович (1911—1981), историк литературы, друг Ю.Г. Оксмана и К.И. Чуковского. Лидия Корнеевна имеет в виду статью Л. Денисовой и В. Жданова “Модернизация и произвол в освещении прошлого”, появившуюся в восьмом номере “Нового мира” за 1956 год и посвященную критическому разбору книги В.Г. Баскакова.
19. Ю.Г. Оксман — Л.К. Чуковской
20 сентября 1956. Подрезково
20/IX 56
Дорогая Лидия Корнеевна, мы еще в Подрезкове, где сыро, темновато и холодно, но за которое держимся, так как выход из ритма сорвал бы работу, которая движется хоть и очень медленно, но все же движется.
25 сентября мы уезжаем в Саратов. О том, что будет дальше — не имеем никакого понятия. С 1 ноября я должен приступить к работе в Инст<итуте> Мир<овой> Лит<ературы>, — с тем, чтобы раз в два месяца навещать Саратов<ский> университет, где останется пока что и квартира. Но куда мы (или я) приедем 1 ноября — сказать трудно. Не думайте, что комнату найти трудно — нет, совсем не трудно. Но ее нужно все-таки искать, да одной комнатой не обойтись — нужны две комнаты, и притом хорошие, — иначе я ведь работать всерьез не смогу, такой уж тяжелый характер бывшего каторжника, десять лет жившего в бараках и палатках, а потому донельзя привередливого. Не нашли мы и подходящей зимней дачи, т.е. такой, в кот<оро>й можно было бы прожить безбедно не только зиму, но и лето, а м.б., и не год, а два! <…>
Ваша книга о Житкове1 будет вам доставлена. Ее читаем и перечитываем, всегда находя что-нибудь нужное, не замеченное сразу.
Ваш Юл. Оксман
Антонина Петровна вас целует — она вдруг в вас влюбилась.
1 См. примеч. 3 к письму 12.
20. Ю.Г. Оксман — Л.К. Чуковской
15 февраля 1959. Кисловодск1
15/II
Дорогая Лидия Корнеевна, я бесконечно тронут вашим участием, о котором догадался, прочитав письмо Корнея Ивановича. Не думайте, что это письмо мне открыло глаза на мою ошибку. Разумеется, я остался при прежнем своем мнении, что гора родила мышь. Это не значит, что моя “Летопись жизни Белинского” плохая книга2. И тем не менее она явно не удалась, ибо задумана была с большими претензиями, а выполнена на среднем (во всяком случае, для меня) уровне. Бог с ней, пусть остается справочником и сводом. Хорошо, что за последние месяцы написал статьи о Пушкине и Тургеневе, которые более или менее удались. В первой 8, а во второй 6 листов. На эти же темы я когда-то написал 8 листов, но сейчас от прежнего остались только новые документы, осмысленные сейчас шире и глубже, а главное, все пересказано без академических вычур и зауми3.
Я живу в акад<емическом> санат<ории> в Кисловодске. Санаторий в полном развале, но горный воздух, морозный, но согретый солнцем, лесные дороги, независимость от всяческого быта, возможность ничего не делать и ни о чем не думать (пока что) — сразу подняли настроение, не поднимавшееся с лета. Правда, я ухитрился потерять в пути все документы, но и это “горе” — пережил в два дня без остатка. “А ну их, говорит”…4 Останусь здесь до 10 марта. Завидую и радуюсь за вас, вспоминая куски вашей рукописи5. Я очень вас люблю, дорогая Лидия Корнеевна.
Ваш Юл. Оксман
1 Год установлен по почтовому штемпелю получения: Москва. 19.2.59.
2 Полное название книги “Летопись жизни и творчества В.Г. Белинского”. — М.: ГИХЛ, 1958. В письме Оксману от 2 февраля 1959 года Чуковский писал: “Судя по Вашей дарственной надписи и по тому, что рассказала мне Лида, Вы вместо того, чтобы ликовать и гордиться и выпячивать грудь — находитесь в глубоком унынии и святотатственно браните свою книгу, словно не понимая, что в ней Ваша слава, Ваш подвиг, Ваше оправдание перед господом Богом. Это грешно, и этого нельзя допустить” (Оксман—Чуковский, с. 95).
3 Вероятнее всего, речь идет о статьях: “Пушкин в работе над “Историей Пугачева” и повестью “Капитанская дочка”” и “Секретное следствие о “Записках охотника” Тургенева в 1852 г.”. Первая из них подводила итог многолетней работы Оксмана над изучением творческой лаборатории А.С. Пушкина. Вторая же посвящена одному эпизоду в биографии И.С. Тургенева, относящемуся к 1852—1853 годам. За публикацию в “Московских ведомостях” некролога, посвященного смерти Н.В. Гоголя и запрещенного петербургской цензурой, Третьим отделением было назначено следствие над Тургеневым и лицами, способствовавшими этой публикации. Над Тургеневым был установлен секретный полицейский надзор, а 16 апреля 1852 года по резолюции Николая I писатель был арестован. Через месяц, без права задерживаться в столице, Тургенев был выслан в Спасское, и лишь в ноябре 1853 года спасская ссылка закончилась. Обе статьи вошли в сборник: Оксман Ю.Г. От “Капитанской дочки” А.С. Пушкина к “Запискам охотника” И.С. Тургенева. Саратов: Кн. изд-во. 1959.
4 Цитата из стихотворения Беранже “Как яблочко румян…” в переводе Вас. Курочкина.
5 рукописи — вероятно, речь идет о книге “В лаборатории редактора”, над которой в ту пору работала Л.К. Книга (первым изданием) вышла в 1960 году в издательстве “Искусство”.
21. Ю.Г. Оксман — Л.К. Чуковской
1 мая 1959. Подрезково
1/V 59
Дорогая Лидия Корнеевна, канун первого мая я ознаменовал чтением вашей замечательной статьи “В лаборат<ории> редактора”1 — и пришел в хорошее настроение, кот<орого> мне недоставало целый месяц. Очень хотим вас видеть — могу приехать за вами, если назначите вечер (письменно или по телефону Б1-52-05 — это редакция Герцена2, мне передадут). В городе я бываю только до двух часов — поэтому и не решаюсь вам звонить. Ант<онина> Петр<овна> вас целует.
Ваш Юл. Оксман
1 По-видимому, речь идет об отрывке из книги, напечатанном в журнале “Вопросы литературы”, 1959, № 3.
2 Оксман, бывший в те годы старшим научным сотрудником Отдела русской литературы ИМЛИ, заведовал Герценовской группой.
22. Ю.Г. Оксман — Л.К. Чуковской
29 июля 1959. Подрезково1
29/VII
Дорогая Лидия Корнеевна, поздравляем вас с новой победой — последний номер “Воплей” читают только потому, что в нем ваша статья2. Я-то по должности прочел и еще кое-что (разумеется, не Кардина и Фрадкина3), но вознагражден был за все неприятные ощущения, связанные с этим чувством, только вашими злыми заметками, только вашей иронией, только вашим умением золотить пилюли так, что эта позолота обманывает только ваших редакторов, а не читателей.
Досадно одно (простите неблагозвучие этой строки) — очень уж маленькими порциями вас отпускают читателю, короче воробьиного носа.
Очень по вас мы соскучились, но никак мне не удается в июльскую жарищу досидеть в Москве до 6 часов, чтобы за вами заехать или даже чтобы позвонить вам. (Но телефон у нас уже есть! Ей-богу!) Может быть, приедете сами? В пятницу или в субботу? Я опять съездил в Ленинград по Тургеневским делам (акад<емическое> издание). А вчера у нас были Шкловские4.
Приезжайте!
Ваш Юл. Оксман
1 Год установлен по почтовому штемпелю получения: Москва. 29.7.59.
2 “Вопли” — так именовали в литературных кругах журнал “Вопросы литературы”. Статья — Лидия Чуковская. О некоторых литературных предрассудках // Вопросы литературы, 1959, № 6.
3 Кардин В. (Эмиль Владимирович, 1920—2008), литературовед и театральный критик. В той же книжке журнала, где появилась статья Л.К., была опубликована его работа “Герой наших дней. (Заметки о современном очерке)”, а также статья литературоведа и критика Ильи Моисеевича Фрадкина (р. 1914) “Реплика Мотылевой” — о статьях литературоведа Тамары Лазаревны Мотылевой (1910—1992). Первая из работ была посвящена возможностям жанра очерка, соотношению в нем факта и вымысла, современным героям очерков. Поводом для появления полемической статьи Фрадкина послужила работа Мотылевой “Вопросы социалистического реализма в зарубежных литературах”, опубликованная в № 11 журнала “Вопросы литературы” за 1958 год.
4 Шкловские — Виктор Борисович Шкловский и его жена Серафима Густавовна (1902—1982).
23. Ю.Г. Оксман — Л.К. Чуковской
22 апреля 1960. Ялта1
22/IV
Дорогая Лидия Корнеевна, время бежит так быстро и без событий, что мы скоро встретимся с вами в Москве. Но было бы бессовестной ложью сказать, что переход от вьюжной, холодной, сырой, больничной Москвы в весеннюю, благостно-солнечную, пахнущую морем и цветущими деревьями Ялту прошел для меня незаметно, как нечто само собою разумеющееся (какое длинное и несуразное слово!). В Москве я больше полугода был трупом (даже лязг костей не скрывал) — здесь уже через неделю ожил. В самом деле, в Ялте весною очень хорошо! Не так уж плохо и в Доме творчества. Писатель здесь только один, да и тот уехал на прошлой неделе — это К.Г. Паустовский. Я не только раньше его не знал, но даже и не видел никогда. Здесь мы хорошо встретились и даже* хорошо поговорили, невзирая на лица.
Познакомился здесь и с двумя поэтами — один Смеляков (оказался очень умным человеком, хотя почти всегда на взводе), другой — Сергей Смирнов (из казенной обоймы, но при ближайшем рассмотрении не так уж элементарен, тем более что он очень озлоблен, презирает, и всех “своих” не менее, чем “чужих”). Издали вижу Галину Серебрякову (знакомиться не собираюсь) и вашу Георгиевскую2 (познакомился, но можно было бы обойтись без этого — ни к чему, хотя она и не без занимательности и даже одаренности). Но самый дом — очень удобный для жизни, избавляет от всех забот и не требует за это ничего — в Переделкине (я уж не говорю об Узком) труднее отгородиться от вынужденного окружения. Понемножку я прихожу в себя, но работать еще не могу и, верно, нескоро смогу. Но и с этим примирился. М.б., уеду в серед<ине> мая в Армению дней на десять, а потом в Ленинград.
Очень интересно, как идет у вас Герцен3. Имею в виду впечатления от того, что читаете, так как понимаю, почему вы не спешите писать. В сущности ведь самое интересное — это процесс знакомства с материалом, освоение целины, — все прочее, это “литература” (в верленовском смысле, т. е. нечто очень третьестепенное, смутное отражение “вещей в себе”).
Мы возвращаемся 1 мая, — к 10 часам вечера будем уже в этот день дома.
Читали ли вы в “Известиях” от 16 апреля статью П.А. Зайончковского “О честности в науке”?4 Я (как и Жданов5) имею некот<орое> отношение к этой статье, очень плохой (по причинам, от нас не зависящим), но необычайно своевременной. Я мечтаю о том, что после моего возвращения будет “продолжение” — о Самарине, Волкове, Пустовойте и других топтунах и проходимцах6. Мне хотелось бы, чтобы вы поскорее показали эту статью Корнею Ивановичу. Жду его помощи и советов.
На Ялту отвечать вам не стоит, скоро увидимся. Не забывайте, что у меня есть телефон и пользоваться им можно в любое время.
Будьте здоровы и благополучны. Антонина Петровна вас целует.
Ваш Юл. Оксман
* Оказывается, я без конца употребляю слово “даже” и обороты с “не только”.
1 Год установлен по почтовому штемпелю отправления: Ялта. 23.4.60.
2 Сусанна Михайловна Георгиевская (1916—1974), писательница. Под редакцией Л. Чуковской вышли некоторые ее повести и рассказы. Повести Сусанны Георгиевской “Отрочество” посвящена статья Л. Чуковской “Драгоценная палочка” (“Огонек”, 1953, № 35). Ею же написан критико-биографический очерк “Сусанна Георгиевская” (М., 1955).
3 Вопрос Оксмана, по-видимому, относится к началу работы Л.К. над книгой ““Былое и Думы” Герцена”.
4 В номере газеты “Известия” от 16 апреля 1960 года была опубликована статья историка, источниковеда, библиографа Петра Андреевича Зайончковского (1904—1983) под названием “О честности в науке”. Основываясь на критике вышедших в те годы литературоведческих и философских работ, а именно — В.Г. Баскакова “Мировоззрение Чернышевского”, И.В. Гуторова “Философско-эстетические взгляды А.С. Пушкина”, работ И.Я. Щипанова о Фонвизине, статья обличала плагиат, фальсификацию, вульгаризацию, разного рода “натяжки” и “небрежности” в научной литературе. В частности, работа Баскакова о Чернышевском была названа автором статьи образцом “самого бесцеремонного обращения с фактами”.
5 О В.В. Жданове см. примеч. 3 к письму 18.
6 Самарин Роман Михайлович (1911—1974), литературовед. С 1947 года заведовал кафедрой зарубежной литературы в МГУ, а с 1953-го — отделом зарубежной литературы в ИМЛИ. Предоставляем слово о нем Лидии Чуковской: “Назвать Самарина человеком бездарным было бы несправедливо; однако его истинное призвание — интриги и проработки. Во время антисемитской компании 1949—1953 годов (вошедшей в историю нашего общества под псевдонимом “борьбы с космополитизмом”) Самарин уволил из университета всех профессоров еврейского происхождения. В 1949 году по прямому заданию КГБ Самарин встал во главе комиссии, которой поручено было подвергнуть проверке научную деятельность сотрудника ИМЛИ, специалиста по американской литературе А.И. Старцева. По докладу этой комиссии А.И. Старцев… был сначала уволен с работы, а затем арестован. Выступал Самарин с разоблачительными речами на студенческих и преподавательских собраниях и против другого преподавателя — Л.Е. Пинского… Вскоре Пинский был арестован. Когда же в 1956 году после XX съезда, после реабилитации, бывшие лагерники, вернувшиеся в Москву, пытались добиться восстановления на работе — Р.М. Самарин по возможности старался их не восстанавливать” (Записки. Т. 2, с. 822—823). О Самарине см. также примеч. 8 к письму 25.
Анатолий Андреевич Волков (1909—1981), критик, историк литературы. “…работы Волкова об акмеистах, — пишет Лидия Чуковская, — точнее было бы охарактеризовать как погромные. Вот название статьи 1933 года — “Акмеизм и империалистическая война” (“Знамя”, № 7), название книги 1935 года: “Поэзия русского империализма”… Окрыленный постановлением 1946 года, А. Волков опубликовал статью “о теории и поэзии акмеизма” под заглавием “Знаменосцы безыдейности” (“Звезда”, 1947, № 1), а в пятидесятых годах в “Истории русской литературы” назвал Ахматову мещанской поэтессой…” (Записки. Т. 1, с. 335—336).
Петр Григорьевич Пустовойт (1918—2006), литературовед, один из постоянных авторов журнала “Филологические науки”, издававшегося в Москве с 1958 г. Среди его работ: “В царстве желтого дьявола. Буржуазная действительность глазами Горького и Маяковского” (1969).
24. Ю.Г. Оксман — Л.К. Чуковской
4—7 апреля 19621. Москва
4/IV
Дорогая Лидия Корнеевна, от больницы мне не удалось отвертеться. Последние недели на воле уже больше походили на самоубийство, чем на самые скромные формы существования. Сейчас мне много лучше — и числа 18—20 надеюсь быть дома. Но как быть с Ялтой, куда деваться, если в Ялту на май уже путевку не получить — не знаю.
Оба юбилея — и Герцена и Корнея Ивановича2 — прошли “заочно”. Впрочем, от Герцена меня отодвинули задолго до юбилея. Праздновали юбилей Соболева и Анисимова, Путинцева3 и еще каких-то около-литературных проходимцев, но никак не Герцена. Очень хотел бы посидеть после юбилея с Корнеем Ивановичем, но и это приходится отложить. Будем “отмечать” получение Ленинской премии или неполучение ее4.
Чувствую себя много лучше, чем дома, но все еще много болезненных ощущений. Трудно работать, трудно даже в те часы, когда пытаюсь это делать. Ежедневно гуляю (от 12 до полов<ины> второго), ежедневно “принимаю” многочисленных гостей, обычно не очень “трудных”.
Мы с вами условились, что я приеду к вам в тот самый день, когда появилась в “Лит<ературной> Газете” первая часть вашего фельетона5. Но я тщетно звонил к вам в течение двух дней — никто к телефону не подходил.
Статья ваша очень хороша, первая половина даже блистательна, но я предпочел бы увидеть ее в журнале. Эффект вашего выступления я наблюдал в редакции издат<ельства> А<кадемии> Н<аук>. В моем присутствии главный редактор (Н.М. Сикорский6, один из соавторов ужасного учебника по редактуре, человек неглупый и очень “оперативный”) сказал директору издат<ельств>а: “А эти рецензии никому в сущности не нужны. Читали ли вы статью Л.К. Чуковской?”…
7/IV
Эти листочки пролежали три дня,— у меня не было конверта. За это время пришла весна, стаял снег, зазеленели лужайки. “Или весенняя то нега или то женская любовь”7.
Ваш Ю. О.
1 Год установлен по почтовому штемпелю отправления: Москва. 7.4.62.
2 Юбилей Герцена — это 150 лет со дня его рождения. Юбилей Корнея Ивановича — 1 апреля 1962 года К.И. Чуковскому исполнилось 80 лет.
3 Леонид Сергеевич Соболев (1898—1971), писатель, в течение многих лет был председателем правления Союза писателей РСФСР. Иван Иванович Анисимов (1899—1966), литературовед, директор Института мировой литературы в 1952—1966 гг. Владимир Александрович Путинцев — см. примеч. 3 к письму 9.
4 Присуждение Ленинских премий было приурочено ко дню рождения Ленина, 22 апреля. В 1962 году Корней Чуковский все же получил Ленинскую премию за книгу “Мастерство Некрасова”, несмотря на протесты некоторых старых большевиков (см. примеч. 5 к письму 25).
5 Речь идет о статье Лидии Чуковской “Процесс прохождения”, напечатанной под названием “Станет ли рукопись книгой?” в двух номерах “Литературной газеты”: 13 и 15 марта 1962 года. Под своим настоящим заглавием статья вошла в сборник “Редактор и книга”. Вып. 4. М., 1963.
6 Николай Михайлович Сикорский (1919—1997), главный редактор издательства Академии наук СССР до 1972 года, позднее — директор Государственной библиотеки им. В.И. Ленина, автор работ по теории и практике редактирования.
7 Заключительные строки из стихотворения Тютчева “Еще земли печален вид…” (В цитате незначительное расхождение знаков препинания по сравнению с кн.: Тютчев Ф.И. Полное собрание стихотворений. Л.: Советский писатель, 1957 (“Библиотека поэта”. Большая серия), с. 150).
25. Л.К. Чуковская — Ю.Г. Оксману
8 апреля 1962
Дорогой Юлиан Григорьевич. Для Вас беру самую красивую свою бумагу. В день выхода статьи я, совершенно умаянная неотступными бдениями в газете, уехала на дачу1. Там было предъюбилейно, т. е. тоже маятно. Вернувшись, я начала звонить Вам, но дозвонилась, только когда Вы уже были в больнице. Не знаю, передала ли Вам сестра А<нтонины> П<етровны> мой привет.
Мне очень хочется и даже надо повидаться с Вами. Но не знаю, удастся ли: 14-го я уезжаю в Ялту. А сейчас в предотъездных хлопотах, всяких.
Неужели Вы не приедете? Подали ли заявление в Литфонд?
На юбилее К.И. я не была — ни в Союзе, ни в ДДК2, ни на даче. Суета мне непереносима; даже на расстоянии я от нее заболела (подскочило давление). Насколько я могу судить, любовь к юбиляру искренняя. Я видела — и вижу — тысячи детских и недетских писем, телеграмм были сотни, а может, и больше.
Сейчас К.И. уехал в Барвиху.
Собирается в Оксфорд3.
Пока — здоров.
В Большой Театр на герценовский вечер я не пошла, ибо не желаю слушать Соболева и пр. Вы правы, состав позорный. Но в Лит. Газете мне понравилась статья Лакшина. Заметили ли Вы ее? Там была грубая ошибка (Тата названа Татьяной), но понимание видно4.
В премию К.И. я не верю. Е.Д. Стасова написала в Комитет целый обвинительный акт5. Да и вообще — анисимовы не дадут6. Ну и бог с ними.
Получаю десятки писем о статье.
Получила письмо от Эренбурга о “Софье”7.
Выздоравливайте. Старайтесь. Очень прошу!
Ваша Л. Чуковская
8/IV 62
А в московское правление не прошли Соболев, Лесючевский, Сытин!!!8
1 См. предыдущее письмо, примеч. 5.
2 ДДК — Дом детской книги.
3 См. примеч. 5 к письму 26.
4 Тата — Наталья Александровна Герцен (1844—1936), старшая дочь А.И. Герцена. Лидия Корнеевна упоминает в письме статью Лакшина “Сердце Герцена”, опубликованную в № 41 “Литературной газеты” от 5 апреля 1962 года и посвященную последним публикациям писем Герцена — в академическом собрании сочинений писателя, а также в томах “Литературного Наследства”: “Вот его замечательные письма детям — Александру и Татьяне…”.
5 Елена Дмитриевна Стасова (1873—1966), партийный деятель, работник Коминтерна. В письме (за подписями Е. Стасовой, Н. Растопчина, А. Карповой, С. Уралова, Е. Шарова (Ефимова), Н. Позднякова), направленном в Комитет по Ленинским премиям в области литературы и искусства, а также лично секретарю ЦК КПСС Леониду Федоровичу Ильичеву, в частности говорилось: “Человек, который многие годы СОЗНАТЕЛЬНО работал против дела ЛЕНИНА, сейчас делается кандидатом на то, чтобы носить на груди почетный знак Ленинского лауреата!
Не парадокс ли это, очень обидный и издевательский?!” (Чуковский К.И. Собр. соч.: В 15 т. Т. 10. — М.: ТЕРРА-Книжный клуб, 2005, с. 708).
6 анисимовы — Иван Иванович Анисимов, см. примеч. 3 к письму 24.
7 “Софья Петровна” — повесть Л.К. Чуковской о 1937 годе, о ежовщине, написанная зимою 1939—1940. В СССР была опубликована только в 1988 г.
В своем письме И.Г. Эренбург пишет, что повесть произвела на него очень сильное впечатление. “Я Вас поздравляю прежде всего потому, что нужно было мужество, чтобы в 1939 году не только написать и хранить, но попросту глубоко задуматься над происходящим” (целиком письмо см. Сочинения-2000. Т. 2, с. 457—458).
8 Л.С. Соболев — см. примеч. 3 к письму 24.
Николай Васильевич Лесючевский (1908—1978), директор издательства “Советский писатель”. Репутация его была такова, что после XX съезда, когда уже была широко известна его причастность к арестам литераторов, партийная организация Союза писателей потребовала его исключения. Мало того, что его не подвергли суду, он остался директором издательства, членом Союза и членом партии. В самом конце 1962 года Оксман писал Г.П. Струве: “На перевыборах правления ССП, если они состоятся в феврале, я надеюсь выступить с мотивированным заявлением об отстранении от ответственных должностей в Союзе всех тех писателей, которые выступали лжесвидетелями на закрытых процессах в 1936—1952 гг. в Москве и в Ленинграде. Это, конечно, программа-минимум, но я могу называть имена только тех, о ком слышал от их жертв. Так, например, профессор Р.М. Самарин, будучи деканом филологического факультета Моск<овского> гос<ударственного> унив<ерситета>, в числе многих других отправил в лагерь на 5 лет доцента А.И. Старцева, обвинив последнего в том, что его “История Северо-Американской Литературы”, т. 1, написана по заданию Пентагона. Так, директор издат<ельства> “Совет<ский> писатель” (Н.В. Лесючевский. — примеч. публ.), главный распорядитель бумаги и денег, отпускаемых на совет<скую> литературу, в бытность свою в Ленинграде отправил в лагерь Николая Заболоцкого, Е.М. Тагер, а на тот свет — поэта Бориса Корнилова. Сверх того, по его донесениям было репрессировано еще не менее 10 литераторов. И Старцев, и Заболоцкий, и Елена Михайловна, и Ольга Берггольц (жена Корнилова) писали во все учреждения о злодействах Самарина и Лесючевского, но никаких последствий их протесты не имели. Самое страшное, что ни Самарин, ни Лесючевский не опровергали разоблачений, но ссылались на то, что они искренно считали всех оклеветанных ими писателей антисоветскими людьми” (Флейшман, pp. 36—37). Добавим к этим словам Оксмана, что в 1974 году Лесючевский принимал участие в исключении Л.К. из Союза писателей.
Виктор Александрович Сытин (1907—1991), секретарь партийной организации Московского отделения Союза Писателей.
26. Ю.Г. Оксман — Л.К. Чуковской
25 мая 1962. Ялта1
25/V
7 ч. утра
Дорогая Лидия Корнеевна, вчера заказал билет на самолет — к обеду 3/VI буду дома (говорю “дома”, хотя дома уже нет). Меня вызвали на сессию Отд<ела> Литературы и языка А<кадемии> Н<аук> в Ленинград, посвященную акад<емическим> изданиям классиков*. Не могу не поехать, хотя так вошел во вкус безмятежного и сладкого безделья, что оторваться от этого Дома флиртующих и сплетничающих тунеядцев будет не так уж легко. Александра Осиповна2 вас информирует, конечно, о буднях и радостях нашего быта. Он тот же, что был и при вас. Новые заезды не дали интересных людей — те же окололитературные молодчики со своими шлюхами, те же старики, пребывавшие 15—20 лет в нетях, те же киношники, те же литовцы, эстонцы и татары, те же украинские журналисты и их жены от 20 до 70 лет.
Александра Осиповна очень посвежела и похорошела — просто душа радуется, на нее глядя. Конечно, она и хандрит, и за валидол хватается, и в поликлинику спускается, но стол наш украшен именно ею, с ней только я могу всерьез говорить о чем угодно с одинаковым удовольствием и даже пользой. Дружу я еще с В.А. Глинкой3 (вы его, конечно, знаете?) и с Гликиными (они из Свердловска, он — профессор-рентгенолог, она — хирург, на редкость умная женщина, “со следами очень большой красоты”). В кино хожу ежедневно — иногда даже два раза в день, — это стало запоем. Очень уж соскучился за последние полтора года без белого хлеба и зрелищ. Видел “Свидетеля обвинения”, “12 разгневанных мужчин”, “Бесхарактерного мужчину”, “Месть”4 (чудесный испано-америк<анский> фильм), два мексиканских, один аргентинский, два польских и т. д.
Я очень рад, что Корней Иванович все-таки поехал в Лондон5, который стоит двух обедней в районе Архангельского собора. Я очень был обрадован его новым сборником — “Современники”6. Разумеется, заготовлю для него длинный лист вопросов, замечаний и поправок (напр<имер>, о самоубийстве Гарина7).
С нетерпением жду вашей третьей главы8. С 10 по 20 июня я буду в Москве во всяком случае, м.б., немножко и позже, с наездами в Болшево. В Ленинграде надеюсь увидеть наших ялтинских девочек9, которые должны были явиться к нам 23 или 24 мая.
Будьте здоровы и счастливы.
Ваш Юл. Оксман
* Полтора дня буду готовить доклад в Москве.
1 Год установлен по почтовому штемпелю отправления: Ялта. 25.5.62.
2 Александра Иосифовна Любарская (1908—2002), редактор и фольклорист. “Мы были друзьями издавна”, — пишет о ней Л.К. См.: Записки. Т. 1, с. 313.
3 В.А. Глинка — возможно, что Оксман имеет в виду Владислава Михайловича Глинку (1903—1983), писателя и историка, тончайшего знатока старины.
4 Оксман упоминает следующие фильмы: “Свидетель обвинения” (1957, реж. Билли Уайлдер), “12 разгневанных мужчин” (1957, реж. дебют Сидни Люмета), “Бесхарактерный мужчина” (1958, реж. Пьетро Джерми), “Месть” (1957, реж. Хуан Антонио Бардем).
5 19 мая 1962 года К. Чуковский вылетел в Англию; 21 мая в Оксфорде состоялось присуждение ему степени “Доктора Литературы” (honoris causa).
6 К. Чуковский. Современники: Портреты и этюды. — М.: Мол. гвардия, 1962. (Жизнь замечательных людей).
7 …длинный лист вопросов, замечаний и поправок (напр<имер>, о самоубийстве Гарина) имеет отношение к только что вышедшим “Современникам” Чуковского с очерком, среди прочих, о писателе Н. Гарине (1852—1906). Этот “длинный лист” был приложен к письму Оксмана Чуковскому от мая 1962 года, где он в частности писал: “…в рассказе о смерти Гарина Вы не учитываете очень авторитетных свидетельств, идущих от дочерей Гарина, о том, что он отравился, чтобы избежать суда и наложения ареста на его имущество после краха каких-то его железнодорожных спекуляций в Корее. Впрочем, эти свидетельства (очень правдоподобные) до сих пор в печати не появлялись” (Оксман—Чуковский, с. 117—118).
8 Третья глава — либо глава в книге ““Былое и думы” Герцена”, которую тогда писала Л.К., либо глава из книги “Герцен”, книги, которую Л.К. не кончила. См. примеч. 6 к письму 8.
9 Ялтинские девочки — Тата Рахманова и Аза Стависская. О них см. примеч. 4 к следующему письму.
27. Ю.Г. Оксман — Л.К. Чуковской
27 августа 1962. Москва1
27/VIII
Дорогая Лидия Корнеевна, звонил вам несколько раз после возвращения из Ленинграда, но все невпопад. И в субботу и в воскресение не дозвонился.
Привез вам фотографический оттиск, отражающий Анну Андреевну2 около 1926 года. Просит Анна Андреевна уточнить время появления отрывков из ее поэмы в “Новом мире”3. Шлет дружеские приветы. Видел я Анну Андр<еевну> довольно часто. Чувствует себя она совсем хорошо. Я давно не видел ее в таком подъеме.
В Комарове вообще чудесно — я давно так легко не жил, как в Доме творчества, который выгодно отличается от всех других яслей Литфонда.
А в городе не был ни разу, ни на минутку ни к кому не заехал. За мной приехали и тем же способом отвезли — никак не думал, что можно жить в Комарове, не видя Ленинграда.
Очень хочу вам поскорее рассказать о своих впечатлениях. И Тата и Аза4 приезжали ко мне несколько раз. Они вас по-прежнему обожают. Александра Осиповна — в своем репертуаре (судя по ленинградской хронике).
У меня все по-прежнему. Антонина Петровна стала чуть бодрее — и это единственное мое утешение. Завалили, как всегда, чужими работами. Буду ждать ваших звонков.
Ваш Ю. Оксман
1 Год установлен по почтовому штемпелю отправления: Москва. 27.8.62.
2 Фотографию Ахматовой с надписью: “1926. Фонтанный дом. Милой Лидии Корнеевне от ее друга Ахматовой. 1962. 20 авг. Комарово”. Эту фотографию см.: Записки. Т. 2, последняя вклейка.
3 Приводим запись Оксмана от 24 ноября 1962 г.: “…Твардовский неожиданно отказался печатать куски из ее поэмы, несмотря даже на специально заказанное К.И. Чуковскому послесловие” (Оксман Ю. Г. Из дневника, которого я не веду // Воспоминания об Анне Ахматовой. М., 1991, с. 642).
4 Тата — Наталия Леонидовна Рахманова, Аза — Аза Александровна Стависская — переводчицы, с которыми Л.К. познакомилась и подружилась в Комарове.
28. Ю.Г. Оксман — Л.К. Чуковской
13 июня 1963. Москва1
13/VI
Дорогая Лидия Корнеевна, пишу вам из той самой академической больницы, в которой вы навестили меня в позапрошлом году, не то в апреле, не то в мае. В больницу я попал сразу после возвращения из Ялты, 24 мая. В Крыму весна запоздала, было свежо и днем, а уже вечером обязательно, но все же я очень доволен своим отдыхом. Мог гулять на свободе, под морской прибой, радоваться пенью соловья у самого моего балкона, цветению каштанов, ранним ландышам. Да и людей много было хороших, просто на редкость…
Сейчас я чувствую себя совсем хорошо, сахар сбит, голова работает. Много читаю, а больше гуляю — от 12 до 2-х, от 5 до 7, а утром от 7 до 9. Вечерами тоже можно быть в больничном саду. Приезжали на днях Шкловские, вчера Ильюша2 привез новый том “Литер<атурного> Наследства” — том, посвященный переписке Горького с молодыми советскими писателями (Пастернак, Зощенко, Федин, Каверин, Слонимский и др.)3. Все это и вам надо знать. Получил несколько писем от Рива, статью обо мне Струве4, английские новейшие журналы. Кстати, Струве не любит слова “репрессированный” применительно к жертвам николаевского режима5. Протестует против этой фразеологии и Рейсер6. А другим такие увеличит<ельные> стекла нравятся. Но об этом еще раз надо с вами поговорить.
Как ваш Герцен? Очень хотел бы почитать (или послушать). А наш герценовский сборник уже подписан к печати7.
Я опять не навестил Самуила Яковлевича8 в Ореанде. Он приехал туда дня за четыре до моего возвращения в Москву, когда я совсем разболелся.
Антонина Петровна в Болшеве, с 15 мая ей опять стало плохо, улучшение наступило только на днях.
Будьте здоровы и благополучны!
Ваш Юл. Оксман
Низкий поклон Корнею Ивановичу. Я его очень люблю.
1 Год установлен по почтовому штемпелю отправления: Москва. 14.6.63.
2 И.С. Зильберштейн.
3 Литературное Наследство. Т. 70: Горький и советские писатели. Неизданная переписка. М.: АН СССР, 1963.
4 Франклин Рив (р. 1924), американский славист, прозаик. Ученый с вниманием и интересом следил за развитием советского литературоведения, в своих обзорах, рецензиях и статьях откликался на новые работы, публикующиеся в Советском Союзе. Об одном из таких обзоров Оксман спрашивал Струве в письме от 3 января 1963 года: “Большая просьба: я так и не знаю, появилась ли в “The Slavic Review” (сентябрь? октябрь? 1962 г.?) статья Ф. Рива “Some Recent Soviet Studies in Russian Classical Literature”. Если появилась, прошу указать № и страницы!”. В упомянутом в письме обзоре (Slavic Review, Vol. XXII, No.1 (March 1963), pp. 126—134) дана характеристика книги Ю.Г. Оксмана “От “Капитанской дочки” к “Запискам охотника”” (1959), а также книг К.И. Чуковского, А.П. Скафтымова, Н.К. Гудзия, Б.М. Эйхенбаума, Б.В. Томашевского и других. (Флейшман, pp. 42—44, комментарий Л. Флейшмана).
Статью Струве обо мне — речь идет о статье Г.П. Струве, на публикацию которой Оксман откликнулся в письме к нему от 2 июня 1963 года: “Ничего не говорю о фотокопии вашей статьи “On Some Malpractice in Soviet Literature Scholarship”, но считаю статью своевременной и очень благодарен за те добрые слова, которые сказали обо мне столь неожиданно”. Эта статья была опубликована в Slavic and East European Journal, Vol. 7, No. 2 (Summer 1963), pp. 134—141 (Флейшман, pp. 63, 66, комментарий Л. Флейшмана). Глеб Петрович Струве (1898—1985), литературовед, журналист. В конце 1950-х гг. Оксман начал вести обширную переписку с западными славистами, в частности — с Франклином Ривом и профессором Струве. Переписка с последним была посвящена главным образом судьбе поэтического наследия Осипа Мандельштама: Оксман передавал на Запад его тексты, не опубликованные в СССР, а также тексты Анны Ахматовой и Николая Гумилева, ближайшим образом участвуя в подготовке и издании их собраний сочинений, задуманных Глебом Струве.
5 См. следующее письмо.
6 Соломон Абрамович Рейсер (1905—1989), литературовед, библиограф.
7 Проблемы изучения Герцена. М.: АН СССР, 1963.
8 Маршака.
29. Л.К. Чуковская — Ю.Г. Оксману
16 июня 1963
16/VI 63
Москва
Дорогой Юлиан Григорьевич. Наконец-то Ваши симпатичные пружинки1. А я уж хотела было сама писать в Крым, чтобы напомнить о себе.
Как же так: Вы отлично, весело, хорошо отдыхали, а результат — больница? Стало быть, не совсем-то отдых был хорош.
Я непременно приеду к Вам от 12 до 2-х в следующий свой возврат в Москву, т. е. между пятницей и вторником (а сегодня понедельник). Впрочем, м.б., Вы к тому времени уже вернетесь домой? Я позвоню Вам.
О Герцене (т.е. о надвигающейся катастрофе) расскажу при свидании2. Работа движется, но таким шагом, что раньше 65 года книге конченной не быть. 1 июля я ее брошу и возьмусь за “Былое и Думы”. А 1 декабря меня проклянет Коротков3 и потребует обратно аванс.
Я работаю, ежедневно, многочасово. Но четвертая глава (40-е) — это сущий ад: тут и Гегель, и горничная, и Белинский, и “Письма”, и “Кто виноват”, и славянофилы, и раскол, и Огарев, и М<ария> Львовна4, и эмиграция… Не могу я просто писать “подряд”, как Эльсберг, я должна это как-то строить.
Насчет слова “репрессированный” я с Вами не согласна и не согласна. Герцен в дневнике 42 г. упоминает о бунте крестьян на Лепехинской фабрике. Я хочу об этом сказать подробнее и взяла нарочно Панкратову с документами, чтобы, не дай бог, не сказать о бунте крепостных рабочих словами, обычными для волнений 905 года5. Ведь слово — предмет магический; за ним стоит эпоха, время. Слово “репрессии” в применении к декабристам так же чудовищно неуместно, как оно неуместно было бы в пушкинском стихе. Это не увеличительное стекло, а искажающее. Не только смысл искажающее (ибо декабристы, это: шпицрутены, крепость, каземат, рудник, завод, поселение, а мученики сталинской эпохи, это: предварилка, эшелон, пересыльная, расстрел, этапирование, лагерь), но и нечто более важное: искажающее стиль эпохи6. За словом должно стоять время. Не помню, кто писал о князьях 12 века: “Когда князь Ярослав высказался против”… Такие столкновения стилей годятся для комического эффекта и только. Послушайте, как работают слова на образ времени в стихах Мандельштама о декабристе:
Честолюбивый сон он променял на сруб
В глухом урочище Сибири,
И вычурный чубук у ядовитых губ,
Сказавших правду в скорбном мире7.
Одно “урочище” чего стоит… Отсюда уже рукой подать до пунша, самовара и гитары, которые естественно появляются в следующей строфе. И это не стилизация, это — заново созданный прошедший век. Он жив в этих словах, ими мы его помним.
Знаете ли, что тут была Анна Андреевна. Вчера она уехала. 23 июня ей исполняется 74 года. Вот. Адрес для телеграмм: Ленингр. обл., ст. Комарово, ул. Осипенко, дача Ахматовой. (Будущая улица Ахматовой, но пока — Осипенко.)
Если бы Вы раньше дали о себе знать, мы бы с ней вместе приехали навещать Вас. А теперь Вам придется довольствоваться мною.
Горьковский том давно жду. Мечтаю прочесть.
Моя Лаборатория (2-е изд.) пролежала в одном учреждении (которого, впрочем, нет) два месяца. Насилу прошла.
“Софью” в Сов. Писателе прирезали8.
Одним словом, “все стало на место”, по меткому выражению т. Софронова9.
Впрочем, я-то, ведь, всегда на своем. Так что мне ни радоваться, ни пугаться нечего. “Я здесь стою и не могу иначе”10.
Посылаю Вам стихи Анны Андреевны. Второе сводит меня с ума.
Жму руку. Поправляйтесь.
Ваша Л. Ч.
К.И. здоров, работает над “Искусством перевода” 11.
1 пружинки — это о почерке Оксмана.
2 О книге “Герцен” см. примеч. 6 к письму 8.
3 Коротков — Юрий Николаевич Коротков (1924—1989), историк литературы, главный редактор альманаха “Прометей”, в 1960-е годы заведовал редакцией “Молодой Гвардии”.
4 Николай Платонович Огарев (1813—1877), поэт, публицист, друг А.И. Герцена. С 1856 г. в эмиграции (Лондон, Женева); создатель (совместно с Герценом) вольной русской прессы. Мария Львовна, рожд. Рославлева (ок. 1817—1853) — первая жена Н.П. Огарева.
5 Дневниковая запись Герцена, которую упоминает в письме Лидия Корнеевна, посвящена волнениям рабочих на бумагопрядильной фабрике Лепешкина: “Первая новость, которую я услышал, — происшествие на Лепешкинской фабрике. Какие-то гг. Дубровины отдали в кабалу 700 человек крестьян, оторвавши их от семейств и заставляя оставшихся в деревне стариков и детей обработывать барщину” (См.: Герцен А.И. Собр. соч. в 30 тт. — Т. 2: Статьи и фельетоны (1841—1846). Дневник (1842—1845). — М.: Издательство АН СССР. 1954, с. 380). …взяла Панкратову с документами — имеется в виду первый том (М., 1951, 2-е изд. — 1955) выходивших в 1951—1963 годах под редакцией академика А.М. Панкратовой сборников документов и материалов “Рабочее движение в России в XIX веке”. Первый выпуск этой серии был посвящен волнениям крепостных и вольнонаемных рабочих России в 1800—1860 гг.
6 Лидия Корнеевна продолжает разговор о терминологии, начатый Оксманом в предыдущем письме.
7 Строки из стихотворения “Декабрист” (Мандельштам О. Стихотворения. Л.: Советский писатель, 1978, с. 102. Библиотека поэта. Большая серия).
8 Т. е. повесть Лидии Чуковской “Софья Петровна” — см. примеч. 7 к письму 25.
9 Анатолий Владимирович Софронов (1911—1990), писатель, драматург.
10 Неточная цитата из стихотворения О. Мандельштама “Здесь я стою — я не могу иначе”. Эта строка — перевод слов германского реформатора Мартина Лютера (1483—1546) в ответ на предложение Вормского сейма отречься от “ереси”. (См.: Мандельштам О. Стихотворения, с. 77 и примеч. на с. 260).
11 Т.е. над книгой “Высокое искусство”.
30. Ю.Г. Оксман — Л.К. Чуковской
25 октября 1963. Москва1
25/X
Дорогая Лидия Корнеевна, очень завидую вам — трудно сидеть в душной комнате, трудно тратить время на всякие редколлегии и ученые советы (псевдо “советы” и еще более псевдо “ученые”). Хочется на воздух, на “ветер морской”, к соснам — словом, в Комарово. Возможно, что после 7—10 ноября приеду в Ленинград дня на три, благо и повод есть — посмотреть тетрадки Лермонтова своими глазами.
А что же с “Былым и думами”? Хорошо ли вам работается? Хорошо ли спиться? Не очень ли беспокойные соседи? Видаете ли Анну Андреевну? Не привезете ли ее с собою в Москву?
Я живу без перемен, радуясь, что меня больше никто не беспокоит, и все же тревожусь, что все концы ушли в какое-то болото. Необходимо как-то проветрить мозги и психически встряхнуться. Работать я работаю, но завод, видимо, кончается, до конца года не дотянуть. Решение об уходе из Института принял твердое, но ни с кем еще об этом не говорил всерьез.
Получил очень милое письмо от Азы. Тата, оказывается, стала мамой. Я за нее порадовался.
Вышел в свет 27-й том Герцена (вторая книга этого тома) — очень трудный (кончается 1864 годом). В конце ноября выйдет и 28-й. Для вас стараемся…
Антонина Петровна шлет вам и Елене Михайловне большой привет.
Ваш Юл. Оксман
Шурочке низкий поклон2.
1 Год установлен по почтовому штемпелю отправления: Москва. 25.10.63.
2 То есть А.И. Любарской.
31. Ю.Г. Оксман — Л.К. Чуковской
13 мая 64. Ялта
13/V 64
Дорогая Лидия Корнеевна, вас приветствует грустная Ялта, льющая дождевые слезы уже две с половиной недели. Но оказалось, что это не очень страшно. После затянувшейся московской зимы, после больницы, после непосильной работы в марте-апреле я постепенно стал оживать и надеюсь хотя бы на два-три месяца стать самим собою. Все было бы хорошо, если бы я мог еще работать. Но пока это никак не выходит. Людей интересных маловато, но кроме Шкловских здесь Ольга Берггольц (на днях запила и невменяема), Дудин, Ваншенкин (“солдат Балка полка”, как Ник<олай> Семенович), Друнина с Каплером, В.М. Ходасевич, бывший Перцов, В.Н. Орлов и др. и пр. Внизу, в камере в № 3, грустит Алек<сандра> Осиповна1. Камера сухая, веселенькая, отвоевали ее с большим трудом, она ею довольна. Постараемся узницу развлечь — это вовсе не безнадежно, хотя привезли ее бледненькой и маломощной.
Прочел здесь Белля “Глазами клоуна” (“Иностр<анная> лит<ератур>а” № 3) — очень значительная вещь во всех отношениях. Но вообще говоря, читать не хочется. Сижу у моря и жду погоды — это основное мое занятие, если не считать “четырехразового питания”. Заеду на обратном пути к маме в Измаил (отсюда 21 мая морем в Одессу, оттуда — по “древнему Дунаю” — в Измаил), с тем, чтобы 27-го быть уже в Москве. Не спрашиваю о “Былом и думах”, так как все равно не успеете ответить. Но надеюсь получить последние главы уже дома. О том, как мы будем проводить лето и где — еще не знаю. Это определит состояние Антонины Петровны.
Большой-большой привет дорогому Корнею Ивановичу. Будьте здоровы и благополучны.
Ваш Юл. Оксман
1 солдат Балка полка — цитата из повести Юрия Тынянова “Восковая персона”. Ник. Семенович — по-видимому, Николай Семенович Тихонов (1896—1979), поэт. Валентина Михайловна Ходасевич (1894—1970), театральный художник. Виктор Осипович Перцов (1898—1981), литературовед. Владимир Николаевич Орлов (1908—1985), литературовед — им было подготовлено к печати собрание сочинений А.А. Блока. Александра Осиповна — Любарская.
32. Л.К. Чуковская — Ю.Г. Оксману
3 сентября 1964
3/IX 64
Суббота
Дорогой Юлиан Григорьевич.
Посылаю Вам своего Герцена1.
Сегодня я отвезла рукопись в издательство. Сергей Павлович Гиждеу, мой редактор, спросил меня, кого бы я хотела иметь рецензентом? Я, разумеется, назвала Вас, сказав, что Вы все равно читаете мою рукопись и, вероятно, не откажетесь высказаться официально. Он был весьма рад и просил меня, коль скоро я все равно посылаю Вам рукопись и письмо — узнать, согласны ли Вы?
Пожалуйста, передайте ответ на этот вопрос с Люшенькой — или, если Люша Вас не застанет, позвоните мне — а я передам Сергею Павловичу.
Могу Вас обрадовать: между 10 и 15-м приезжает Анна Андреевна.
Будьте здоровы. Приеду я во вторник. Желаю Вам хорошей погоды.
Жму Вашу руку.
Л.Ч.
1 Т.е. рукопись книги ““Былое и думы” Герцена”.
33. Л.К. Чуковская — Ю.Г. Оксману
27 октября 1964. Комарово
Дорогой Юлиан Григорьевич.
Если у Христа была пазуха, то она была именно в Комарове, и я в ней нахожусь.
Здесь чудесно. Тишина полная. И море. Я гуляю не менее 3 часов в день.
А.А. еще не видела — увижу, вероятно, через неделю, когда отсюда пойдет машина прямо к ней в дом. Увидев, напишу Вам полный отчет. А сейчас пишу главным образом для того, чтобы вызвать письмо от Вас. Несомненный недостаток Комарова — что нельзя забежать в к. 26 и повидаться с Вами. Тут тоже есть к. 26, но в ней живете не Вы.
Как Ваше здоровье? Как диабет? Как чувствует себя Антонина Петровна, которой я низко кланяюсь и крепко жму руку? В каком состоянии Вы оставили Корнея Ивановича? (Перед отъездом я послала туда новую домрабу). Читал ли он Вам о Зощенке?1
Жду письма и жму руку.
Ваша Л. Чуковская
27/X 64
Комарово
Адрес на конверте.
Прекратил ли Виктор Борисович свои попытки?2
Взял ли у Вас Ваня3 мою рукопись?
1 См. следующее письмо и примеч. 2.
2 Виктор Борисович — Шкловский. Попытки — Шкловский пытался уговорить Оксмана написать покаянное письмо. Приводим запись из дневника Лидии Корнеевны: “Юлиан Григорьевич держится умно и стойко, хотя Шкловский его чуть не ежедневно терзает требованиями покаяния, хотя он уже изгнан из ИМЛИ, хотя в “Лит. Наследстве”, по требованию Анисимова, снято его имя, хотя все узнала Антонина Петровна: Союз прислал на дом выписку из постановления…”. (См.: Лидия Чуковская. Отрывки из дневника. Иосиф Бродский // Сочинения-2000. Т. 2, с. 280). В октябре 1964 года Оксман был исключен из Союза писателей. Летом 1965 года он подробно рассказал об этом в письме Г.П. Струве: “…7 октября 1964 г., за десять дней до свержения Хрущева, меня вызвали в Секретариат Союза писателей, где прочитана была бумага Ком<итета> Госбезопасности о том, что хотя в распоряжении властей нет данных для предания меня суду, но вся линия моего общ<ественно>-политич<еского> поведения в последние два-три года свидетельствует о моих ревизионистских настроениях и нарушении существующих в совет<ском> гос<ударст>ве правил общения с иностранцами, особенно с гражданами Соед<иненных> Штатов.<…>После того, как я отверг еще раз подозрения в “некорректности” моего общест<венно>-полит<ического> поведения, секретарь Союза Г.М. Марков огласил заранее заготовленное предложение об исключении меня из ССП. Предложение было принято единогласно.<…> Через три недели я был снят с работы в Институте мировой литературы и выведен из редакции “Литер<атурной> Энциклопедии”, “Литер<атурного> Наследства”, сектора классиков Гослитиздата, серии “Литер<атурные> мемуары” и т. п. Еще через неделю секретный циркуляр Комитета по делам печати СССР предложил не допускать упоминания моего имени даже в ссылках на спец<иальную> литературу” (Флейшман, pp. 68—69). Подробнее об этом, а также о преследованиях Оксмана со стороны КГБ и причинах отстранения его от активной научной деятельности см. примеч. 5 к письму 41.
3 Ваня — Иван Игнатьевич Халтурин (1902—1969), редактор детских журналов и составитель книг для детей, один из друзей Л.К. Чуковской. По-видимому, речь идет о рукописи ““Былое и думы” Герцена” — см. предыдущее письмо.
34. Письмо Ю.Г. Оксмана к А.И. Любарской для передачи Л.К. Чуковской.
29 октября 1964 г. Москва1
29/X
Дорогая Александра Иосифовна, хочется думать, что все у вас благополучно и скоро вы порадуете нас всех своей новой книжкой. Мне показалось в последний раз, когда я вас видел, что вы полны и интересных замыслов и сил для их выполнения.
Вчера я получил письмо от Лидии Корн<еевны>. Не зная точного ее адреса, прошу передать ей при встрече или по телефону, что Корнея Ивановича я оставил в прекрасном состоянии, хотя он еще и не выходил на воздух. Он прочел мне свои воспоминания о Мих<аиле> Мих<айловиче>2 — действительно замечательные.
Виктора3 я больше не видел и все его посреднические функции оборвались по требованию Поликарпыча. Но сам-то Поликарпыч4 на чьих-то похоронах упал в злейшем инфаркте (третьем по счету). Так что надолго, а вернее навсегда, он снят со счетов. Но, конечно, от этого пока никому не легче. Из Института я ушел по собственному желанию — на пенсию, так как нервы не выдерживали тех психологических атак, которым я подвергался. Чувствую себя и сейчас очень нехорошо, не могу писать. Но отзыв о Герцене обещал сдать не позже понедельника. Рукопись переслал Ваничке по город<скому> адресу, так как он ее не взял у меня до своего отъезда, а ходить к Вере Вас<ильевне>5 — я не захотел, чтобы не тревожить эту чиновную даму с тройным дном.
Антонина Петровна бодрее и энергичнее. С этаким товарищем не скучен скучный путь даже в тех страшных условиях, которые для меня определяются. Договор по Белинскому расторгнут, а другие накануне таких же операций. Но пока меня все это тревожит мало, лишь бы голова не беспокоила.
В Тарту вышел великолепный Блоковский сборник — много воспоминаний и писем6.
В Москве началась подлинная осень — во второй ее стадии, без дождей, но с заморозками, бодрящими и даже радующими (неизвестно, почему).
Без вас в Переделкине стало пусто или, точнее, бесперспективно!
Ваш Юл. Оксман
1 Датируется по сопоставлению с содержанием предыдущего письма.
2 Зощенко. — Впервые в журнале “Москва”, 1965. № 6. См. также: Чуковский К.И. Собрание сочинений: В 15 т. Т. 5. — М.: ТЕРРА — Книжный клуб, 2001.
3 Виктора — В.Б. Шкловского.
4 Поликарпыч — см. примеч. 1 к письму 39.
5 Ваничка — Иван Игнатьевич Халтурин. См. о нем примеч. 3 к письму 33. Вера Васильевна Смирнова (1898—1977), литературный критик, жена И.И. Халтурина.
6 Блоковский сборник (I): Труды науч. конф., посвящ. изучению жизни и творчества А.А. Блока, май 1962 г. Отв. ред. Ю. Лотман. Тарту, 1964.
35. Ю.Г. Оксман — Л.К. Чуковской
5 ноября 1964. Москва1
5/XI
Дорогая Лидия Корнеевна, надеюсь, что в Комарове вы не разочаровались и отдыхаете, как это полагается после большой работы. Из Гослита доходят до меня слухи об их очень высокой оценке вашей книжки. Мой отзыв они получили дня три назад в трех экз<емпляр>ах (у меня не осталось поэтому печатной копии, а рукопись посылать в Комарово не стоит). Получил письмо от Шурочки2, которое меня несколько удивило своей наивностью. Работаю над Рылеевым, авось примут, хотя все сроки прошли3. Понемногу прихожу в рабочее настроение. Н.И. Конрад отозвался о моей “Капит<анской> дочке” на большом совещании о печати, как о “событии” на литер<атурном> фронте4. Все склонили взоры долу.
Будьте здоровы и благополучны.
Ваш Юл. Оксман
Ваши заметки редактора5 обсуждались на кафедре рус<ской> лит<ературы> в Саратов<ском> универ<ситет>е. У меня есть отчет об этом заседании.
1 Год установлен по почтовому штемпелю отправления на открытке: Москва. 5.11.64.
2 То есть от А.И. Любарской.
3 Работаю над Рылеевым — см. письмо 37.
4 Николай Иосифович Конрад (1891—1970), филолог-востоковед. Статья Оксмана “Пушкин в работе над романом “Капитанская дочка”” была опубликована в книге: Пушкин А.С. Капитанская дочка. М., 1964 (Серия “Литературные памятники”).
5 К этому времени уже вышло вторым изданием “В лаборатории редактора” (М., 1963), но м.б., речь идет о более ранней работе: Лидия Чуковская. Рабочий разговор: Заметки о редактировании художественной прозы // Литературная Москва. Лит.-худож. сборник московских писателей. Сб. 2. М., 1956.
36. Л.К. Чуковская — Ю.Г. Оксману
9 ноября 1964. Комарово
Дорогой Юлиан Григорьевич, спасибо за письмо, за открытку, за добрые вести. Письмо было мрачноватое, а по открытке видно, какой Вы молодец, снова взялись за работу. Помните, Герцен говорил: “труд наша молитва”.
Раз Вы в силах работать — значит, все будет хорошо — и диабет не состоится.
А когда я получу “Капитанскую дочку”? Жду. Я, конечно, не Конрад, но тоже надеюсь прочитать ее.
Из издательства ни звука, я ничего не знаю о судьбе моей книжки. Гиждеу обещал переслать мне Вашу рецензию и свою.
Здесь мне очень хорошо. Были два шумных дня, а сейчас снова добротная, надежная тишина. Я много гуляю. Море сейчас штормовое, но вдали от него все снежно, тихо — сосны восхитительны. Сегодня я продлила путевку до 1 декабря. Конечно, может мне стать хуже, когда переменятся коридорные соседи, но пока — пока мне кажется, что я могу жить так целый век. Мне всегда на пользу бедность жизненных впечатлений, а не богатство их, сужение жизни, а не расширение ее — а главное — однообразие, ритм, режим.
7-го к себе на дачу прибыла А.А. Я теперь хожу к ней каждое утро. Это отсюда в 30 м<инутах> ходьбы. Она в прекрасной форме, читает новые стихи, оживлена. В конце месяца приедет в Москву, а 2 декабря вместе с Ириной Николаевной выедет — через Польшу — в Рим. Оттуда в Сицилию1.
Торжества состоятся где-то близ Палермо.
Из Италии, может быть, поедет в Лондон, в Оксфорд — известно ли Вам, что она получила степень доктора Оксф<ордского> университета?
“Таким путем” — как говорится — “в таком разрезе”.
Знаете ли Вы о смерти сестры С.Я. Маршака — Лии Яковлевны2. Она умерла от рака — так же, как ее отец, мать и трое братьев… Операция прошла благополучно, а потом, на 7-й день в сердце попал тромб… Теперь осталась в живых только одна сестра, Юдифь Як<овлев>на.
Хорошо, что СЯ не видел хотя бы этой смерти3.
Привет дорогой Ант<онине> Петровне. Жму руку.
Ваша ЛЧ 9/XI 64
1 Ирина Николаевна Пунина (1921—2003), дочь третьего мужа Ахматовой, Николая Николаевича Пунина (1888—1953, ум. в лагере), искусствоведа, художественного критика. 12 декабря 1964 года в столице Сицилии — Катанье в замке Урсино состоялась церемония присуждения Анне Ахматовой Международной литературной премии “Этна-Таормина”.
2 Лия Яковлевна — Прейс (1901—1964), писательница (псевдоним — Елена Ильина), сестра С.Я. Маршака.
3 С.Я. Маршак умер 4 июля 1964 года.
37. Ю.Г. Оксман — Л.К. Чуковской
14 ноября 1964. Москва1
Дорогая Лидия Корнеевна,13-го вечером, в пятницу, получили ваше письмо от 10 ноября. Как хорошо, что Комарово вам по душе, что вы продлили путевку до 1 декабря, что морские штормы вас не беспокоят. А еще лучше, что вы можете ходить в гости к Анне Андреевне, слушать стихи, говорить о Палермо. Прошу передать ей самый сердечный привет от нас обоих. Надеюсь увидеть ее в Москве, очень соскучился по ней.
В Гослите я не бываю, а потому не могу ничего узнать о том, когда ваша рукопись уйдет в набор. Но слышал, что все ею восхищаются, как новым словом о Герцене2. Позавчера отправил в Ленинград, в “Биб<лиотеку> поэта” своего Рылеева, огромный фолиант. Сделали мы все с Ант<ониной> Петр<овной> и двумя машинистками в десять дней. Аванс, значит, возвращать не придется. На днях Виктор с Симой3 выехали в Париж, который стоит обедни, но зачем было переплачивать?
Всегда ваш Ю. Оксман
Из Болшева не доходят вести, но я собираюсь звонить Корнею Ивановичу на днях.
1 Датируется по почтовому штемпелю отправления на открытке: Москва. 14.11.64.
2 Речь идет о книге Лидии Чуковской ““Былое и думы” Герцена”.
3 Шкловские.
38. Л.К. Чуковская — Ю.Г. Оксману
16 ноября 1964. Комарово1
Дорогой Юлиан Григорьевич, я получила рукопись и рецензии от Гиждеу и хочу поблагодарить Вас не за добрые Ваши слова, а за то, что Вы в пору, больную для Вас2, могли заниматься не собою, а мною. Спасибо. Жму руку
Ваша Л.Ч.
Привет Антонине Петровне.
Я здесь до 1/XII
1 Письмо написано на почтовой открытке с изображением усадьбы И.Е. Репина “Пенаты”. Штемпель: Комарово.16.11.64.
2 Намек на исключение Ю.Г. Оксмана из Союза писателей и другие гонения. См. примеч. 2 к письму 33.
39. Л.К. Чуковская — Ю.Г. Оксману
1 ноября 1965. Комарово
1/XI 65
Комарово
Дорогой Юлиан Григорьевич.
А все-таки Вы, быть может, нарушите обет молчания и напишите мне о себе — о глазах — о работе — о здоровье своем и Антонины Петровны (а также Дм. Ал., который, говорят, очень болен?1)
Видите ли АА? Я с радостью узнала (от общих знакомых) о ее выступлении на Дантовском вечере…2 А теперь она, говорят, уезжает… А прочитали ли Вы Дантовскую речь Эренбурга в Париже?3
А вспомнили ли Вы стихи Огарева — Данте, 1865 года?4
Жму руку. Ваша Л.Ч.
1 Дм. Ал. — Дмитрий Алексеевич Поликарпов (1905—1965), заведующий отделом культуры ЦК КПСС, секретарь правления СП СССР.
2 “Вечер по случаю 700-летия со дня рождения Данте состоялся 19 октября 1965 года в Большом театре. А.А. произнесла… небольшую речь, в которой заявила: “Вся моя сознательная жизнь прошла в сиянии этого великого имени”. Далее она цитировала строки “Чистилища”… Из собственных своих стихов она прочитала два: “Музу” и “Данте”” (Записки. Т. 3, с. 500—501).
3 28 октября 1965 года во Дворце ЮНЕСКО в Париже на торжественном вечере И.Г. Эренбург выступил с речью, посвященной Данте. Текст этого выступления (под названием “О Данте”) был опубликован в номере “Литературной газеты” от 30 октября. Примечательно, что в газетной публикации были сохранены такие строки: “Данте наиболее потряс советских поэтов, которые смогли прочитать его в подлиннике — Анну Ахматову и Осипа Мандельштама…”. Далее Эренбург привел стихотворение Ахматовой “Он и после смерти не вернулся…” (1936) и фрагмент из неопубликованного эссе Осипа Мандельштама “Разговор о Данте”.
4 Речь идет о стихотворении Огарева, посвященном Данте и написанном в связи с 600-летием со дня его рождения: “IL GIORNO DI DANTE” (что значит “День Данте”), затем стоит эпиграф из Пушкина “Суровый Дант не презирал сонета”. Стихи начинаются строкою “Италия! Земного мира цвет…” (см.: Огарев Н.П. Стихотворения и поэмы. Л.: Советский писатель, 1961(“Библиотека поэта”. Малая серия), с. 304).
40. Л.К. Чуковская — Ю.Г. Оксману
12 октября 1966
Дорогой Юлиан Григорьевич, я просидела в Переделкине — в Пиво-Водах!1 — около трех недель безвыездно; приехав в столицу, начала сразу звонить Вам и была очень испугана молчанием Вашей квартиры. Вчера все объяснилось: Лев Зин<овьевич>2 видел Вас в больнице, в одной палате с Ив<аном> Дмитриевичем3.
Вам здорово повезло с палатой и с соседом — но все-таки было бы лучше, если бы Вам повезло с глазом и ногой.
Однако Л.З. уверял меня, что Вы бодры, оживлены, веселы.
К.И. же, наоборот, частенько предается унынию, и потому я стараюсь его там без себя не оставлять. Не знаю, лучше ли от этого ему, но мне как-то спокойней. Да и на кого оставлять? Марина поглощена новой внучкой, Люша служит и вырывается только по вечерам.
И у меня сейчас какая-то странная жизнь: приезжаю в Москву и живу без Люши — она ездит туда…
Очень хочу дать Вам свое сочинение “Памяти Фриды”4 — но это, когда у Вас поправятся глаза.
Обещал в середине октября приехать сюда В.М. Жирмунский, потолковать об Ахм<атовой> для Большой Библ<иотеки> Поэта5. Я очень его жду.
А Вам хочу почитать свой ахм<атовский> Дневник 38—416 — это опять же, когда Вы выздоровеете.
Буду, конечно, звонить Ант<онине> Петровне. Навестить Вас в больнице не обещаю — от каждой ступеньки сильно и противно болит сердце. И тороплюсь — на дачу, к К.И.
Привет Ив<ану> Дм<итриевичу>. И Ант<онине> П<етровне>.
Обнимаю Вас и всегда помню.
Ваша Л.Ч.
12/X 66
1 “Пиво-Воды” — шуточное название дачного домика Л. Чуковской.
2 Лев Зиновьевич Копелев (1912—1997), германист, писатель. С ним и с его женой Раисой Давыдовной Орловой (1918—1989), критиком, специалисткой по американской литературе, Л.К. познакомилась через Ф.А. Вигдорову, а потом и подружилась. В эти годы Копелевы жили в соседнем корпусе того же дома, что и Л.К.
3 Иван Дмитриевич — речь идет об Иване Дмитриевиче Рожанском (1913—1994), специалисте по истории античной науки и философии. Подробнее см.: Записки. Т. 3, с. 436—437.
4 Речь идет о рукописи “Памяти Фриды”, художественно-документальной повести Лидии Чуковской о Фриде Вигдоровой. Напечатана повесть посмертно, см.: Сочинения-2000. Т. 1.
Фрида Абрамовна Вигдорова (1915—1965), писательница, журналистка, один из ближайших друзей Лидии Корнеевны. Познакомились и подружились они в эвакуации, в Ташкенте. Сотрудничая в 1940—1960-е годы с газетами “Правда”, “Комсомольская правда”, “Литературная газета”, она много работала с редакционной почтой, часто помогала людям, попавшим в затруднительные обстоятельства. Она самым активным образом участвовала в деле Иосифа Бродского, привлекая к нему внимание известных деятелей культуры. Фриде Вигдоровой принадлежит художественно-документальная запись двух судов над поэтом (18 февраля и 13 марта 1964 года), опубликованная в Советском Союзе спустя 24 года (Огонек, 1988, № 49).
5 Виктор Максимович Жирмунский (1891—1971) занимался подготовкой к печати собрания стихотворений и поэм Анны Ахматовой для большой серии “Библиотеки поэта”. Книга была опубликована лишь в 1976 году, спустя пять лет после смерти ученого. Подробнее о подготовке этого издания, а также о судьбе архива Ахматовой см.: “Приключенческий роман с неожиданными поворотами сюжета”. Из переписки В.М. Жирмунского с Л.К. Чуковской (1966—1969) / Вступит. заметка, подг. текста и примеч. Е.Ц. Чуковской // Знамя, 2007, № 1, а также публикацию Ж.О. Хавкиной “Л.К. Чуковская, В.М. Жирмунский. Из переписки (1966—1970)” в кн.: “Я всем прощение дарую…”. Ахматовский сборник / Под общ. ред. Д. Макфадьена и Н.И. Крайневой / Сост. Н.И. Крайнева. М.; СПб., 2006.
6 Речь идет о рукописи первого тома “Записок об Анне Ахматовой”.
41. Ю.Г. Оксман — Л.К. Чуковской
26 декабря 1966. Москва1
Дорогая Лидия Корнеевна, сегодня вечером я уезжаю в Горький заканчивать семестр. За это время я был один раз в Переделкине, три раза в больнице на консультации, один раз на новосельи у Белинковых2. Стараюсь не выходить из дому, так как заметил, что морозный ветер плохо на меня действует. С глазами — плохо, так как оперированный совсем вышел из строя, а правый с трудом выносит большую нагрузку. В самом деле, я читаю очень много, а других радостей нет.
Я никак не могу согласиться с требованием Черноуцана3 и его товарищей о “покаянном” письме. Во-первых, мне не в чем каяться, во-вторых, я не сомневаюсь, что подобный документ будет использован против меня, а никак не обеспечит мне возможности печататься. Нет, уж лучше “умирать стоя”4, не говоря о всем прочем. Несмотря на то, что Корней Иванович рекомендует “покаянное” письмо, а другие мои друзья полагают, что я должен просить разрешения на выезд за границу, я не могу согласиться ни с первым, ни с вторым решением вопроса о дальнейшем своем существовании. Много раз хотел посоветоваться с Вами, но очень, очень боюсь Вас беспокоить, а срочности в моем визите к вам пока нет5.
В Горьком выясняли вопрос обо мне на высшем уровне. Результаты пока что таковы: преподавать я могу, а печататься — нет. Кстати, и на письмо вице-президента А<кадемии> Н<аук> акад<емика> Миллионщикова6 о необходимости выпустить в свет редактированный мною сборник статей Добролюбова (он подписан к печати полтора года назад) ответа нет уже около месяца.
От всей души желаю Вам в наступающем Новом году исполнения всех Ваших желаний. Все остальное — приложится.
Уходящий год оказался для Вас очень бурным, гораздо более бурным, чем Вы могли бы ожидать7. И для Вашего сердца, и для Ваших глаз нужен сейчас прежде всего покой. Так как “вольность” от нас не зависит, то остается “покой”, обеспечивающий, конечно, не счастье, а только здоровье. Так будьте здоровы, дорогой мой друг! С Новым годом!
Ваш Юл. Оксман8
26/XII
1 Письмо датируется по приложенной к письму Оксмана записке Антонины Петровны к Чуковской. Дата записки: 26/XII-66.
2 Белинковы — Аркадий Викторович Белинков (1921—1970, умер за границей), литературовед и писатель, автор книг о Тынянове и Олеше, и его жена Наталья Александровна (р. 1931). В 1968 году Белинков стал невозвращенцем, впоследствии эмигрировал в США.
3 Игорь Сергеевич Черноуцан (1918—1990), заместитель заведующего отделом культуры ЦК КПСС.
4 лучше “умирать стоя” — слова эти восходят к знаменитому изречению испанской коммунистки Долорес Ибаррури (1895—1989): “Лучше умереть стоя, чем жить на коленях”.
5 События, описываемые Оксманом, и неослабевающий интерес КГБ и ЦК КПСС к деятельности ученого, являются отголоском истории, произошедшей в 1963 году. В начале этого года в Москву вместе со своей семьей приехала американская славистка Кэтрин Б. Фойер, писавшая в то время докторскую диссертацию о “Войне и мире” Л.Н. Толстого. Она собиралась заняться изучением толстовских рукописей, а также должна была работать в музее “Ясная Поляна”. Планы этой работы она обсуждала с Н.К. Гудзием и Ю.Г. Оксманом, которого о визите Кэтрин Фойер предупредил Г.П. Струве (кроме того, Глеб Петрович хотел иметь в своем собрании текст “Реквиема” Анны Ахматовой, копия которого хранилась у Оксмана — позднее Юлиан Григорьевич подарил Кэтрин машинописную копию “Реквиема” и передал несколько писем для Струве). Вскоре после встречи Кэтрин и ее мужа Льюиса С. Фойера с Оксманом, состоявшейся 23 мая, она решила попрощаться с ним — через некоторое время ей предстояло возвращаться домой вместе с дочкой Робин. Утром 7 июня они сели в поезд, идущий в Хельсинки — при подъезде к финской границе они подверглись грубому обыску со стороны сотрудников КГБ. Льюис С. Фойер писал: “В гостинице “Европейская” Кэтрин села за письмо к Глебу Струве, описывая свои беседы с Оксманом. Письма она не закончила, а положила в сумочку и спустилась в холл гостиницы, чтобы навести справки о поездке в Хельсинки. Внизу она обнаружила, что сумочки нет. Пропажа вскоре нашлась, но письмо к Струве исчезло. Она особенно встревожилась, когда вспомнила, что упомянула в письме о нашем совместном визите к Оксману и таким образом дала КГБ “улику” против меня.<…> Когда в понедельник утром, 10 июня, я зашел в американское посольство, чтобы вернуть книги в библиотеку, библиотекарь сказал, что мои друзья, сотрудники посольства, хотят поговорить со мной. Кэтрин и Робин уже приехали в Хельсинки, и Кэтрин оттуда сообщила в посольство, что беспокоится за мою безопасность. Оказалось, что ее поезд задержали неподалеку от советской границы. Оперативники сняли ее и дочь с поезда, предъявили ей незаконченное письмо к Струве и обвинили в том, что она занималась антисоветской деятельностью вместе с Оксманом. Моя жена отвечала им, что с Оксманом они подолгу обсуждали литературные проблемы, в частности творчество таких классиков, как Толстой и Достоевский, а также современных поэтов и писателей, но никогда не касались ни политических событий, ни партийных программ…Она отказалась подписывать все документы, которые ей предлагали подписать…В конце концов сотрудники КГБ швырнули паспорт Кэтрин на землю и отпустили ее”. Одновременно с тем, как развивались события с Фойерами, в двух зарубежных изданиях — “Социалистический вестник” (№ 5/6 — май-июнь) и “Русская мысль” (3 августа) за подписью “NN” появилась статья Ю.Г. Оксмана “Доносчики и предатели среди советских писателей и ученых” (в “Русской мысли” она была озаглавлена иначе — “Сталинисты среди советских писателей и ученых”). В течение двух дней, 5 и 6 августа 1963 года у Оксмана проводился обыск, в ходе которого были изъяты оттиски статей Г.П. Струве и других зарубежных ученых, а также несколько писем Струве к Оксману (сентябрь 1962 — май 1963). Следствие по делу Оксмана закончилось лишь в декабре, а его материалы были переданы в Союз писателей и ИМЛИ. Осенью 1964 года Оксман был вызван на заседание секретариата Союза писателей, на котором было принято единогласное решение об его исключении из Союза, а через некоторое время он был вынужден уйти и из ИМЛИ. В 1965—1968 гг. Оксман работал в Горьковском университете профессором-консультантом кафедр истории СССР и истории русской литературы, однако, по требованию КГБ и обкома КПСС, был уволен и оттуда. См. воспоминания Л. Фойер, Р. Фойер-Миллер и статью М.О. Чудаковой об этих воспоминаниях в публикации: Еще раз о “деле” Оксмана // Тыняновский сборник: Пятые Тыняновские чтения. Рига; М., 1994, с. 347—374; см. также: Зубарев Д.И. Писатели-диссиденты: Биобиблиографические статьи // Новое литературное обозрение. 2004. № 67, с. 425—427.
6 Миллионщиков Михаил Дмитриевич (1913—1973), ученый и общественный деятель.
7 Именно уходящий 1966 год послужил началом выступлений Лидии Чуковской в защиту преследуемых, гонимых властями писателей. Назовем наиболее знаменитое из выступлений — это открытое письмо Лидии Чуковской “Михаилу Шолохову, автору “Тихого Дона”” (25 мая 1966) в защиту Андрея Синявского и Юлия Даниэля. Письмо это неоднократно передавали по западным радиостанциям, а впервые оно было опубликовано в России через 25 лет. См. в кн.: Лидия Чуковская. Открытое слово. М.: ИМА—Пресс, 1991, с. 4—7.
8 К письму приложена записка Антонины Петровны: “26/XII. Дорогая Лидия Корнеевна, примите и мой новогодний привет с самым горячим пожеланием здоровья и счастья.
Еще хочется сказать Вам, что в больном моем сердце с давних пор и неизменно живут восхищение и большая любовь к Вам.
Как я буду счастлива, когда окрепшее Ваше здоровье позволит Вам приехать к нам, когда Вам этого захочется.
Крепко Вас целую. Ваша А. Оксман”
42. Ю.Г. Оксман — Л.К. Чуковской
30 декабря 19681
30.XII-68
Дорогая Лидия Корнеевна!
Поздравляем Вас от души с наступающим Новым годом. Желаем и Люшеньке1 и Вам здоровья, счастья и всего, что может нас еще радовать. Лучше всех поздравил “Прометей” в рецензии Е. Филатовой (не знаю, кто это такая)2. Пишет скучновато, но добропорядочно. И на том спасибо!
Не соберетесь ли к нам на праздники?
Прилагаю записочку Корнею Ивановичу. Ведь не видал я его года полтора!
Всегда Ваши А. и Юл. Оксман
1 Письмо написано рукою Антонины Петровны под диктовку Ю.Г. В письме ошибка А.П.: вместо “И Люшеньке”, т.е. дочери Л.К., А.П. написала “Илюшеньке”.
2 Речь идет о рецензии на отрывок из незавершенной книги Лидии Чуковской “Герцен”. Отрывок, под названием “Начало”, был напечатан в альманахе “Прометей”, т. 3 (М.: Молодая гвардия, 1967). См.: Е. Филатова. Новая работа о Герцене // Прометей, 1968. № 5.
43. Л.К. Чуковская — Ю.Г. Оксману
Телеграмма 12 января 1970. Москва1
С ГОРДОСТЬЮ ЗА РУССКУЮ НАУКУ ВСТРЕЧАЮ ЭТОТ ДЕНЬ
ОБНИМАЮ И ПОЗДРАВЛЯЮ ДОРОГОГО ДРУГА = ЛИДИЯ ЧУКОВСКАЯ
1 Датируется по почтовому штемпелю на телеграмме 12.1.70. Телеграмма послана по случаю 75-летия Ю.Г. Оксмана.
Предисловие и комментарии
М.А. Фролова
Подготовка текста
М.А. Фролова и Ж.О. Хавкиной