— Алматы: Общественный фонд «Мусагет»
Опубликовано в журнале Знамя, номер 1, 2007
Поверх границ и барьеров
Мусагет. — Алматы: Общественный фонд “Мусагет”.
Анна Рогожникова. Астрид и Лингред. Рассказы;
Айгерим Тажи. Бог-о-слов. Стихотворения;
Елена Терских. Жердочки. Рассказы;
Тути. Край дождя: сборник стихотворений.
“Хорошая литература — вне географических границ!” — уверяют нас издатели литературной серии “Мусагет”. И это действительно так. Тем более что современное литературное пространство не ограничивается пространством реальным, которое уже давно занесено в географические справочники и атласы. А в том виртуальном пространстве, которое сегодня становится доступным практически каждому, границы вообще отменены. Конечно, в реальности каждый человек все же живет в определенном месте — стране, городе, доме; но он в этой местности не заперт, а имеет возможность размыкать и растворять ее границы. Виртуальный мир живет по своим законам, главные из которых — оперативность и доступность информации. И все же книга, которую можно подержать в руках, останется артефактом, который заменить практически невозможно. Именно книга становится тем проводником, который, существуя в рамках границ определенной страны, тем не менее эти границы раздвигает.
С русскоязычной литературой в бывших союзных республиках ситуация особая. Можно сказать, что почти вся она существует в неком безвоздушном пространстве, отдаленная, почти оторванная от языка, от литературного процесса в бывшей метрополии, подчас на грани выживания. Изменяет ли нас местность, в которой мы живем, или мы изменяем ее? Как складываются отношения с той средой, внутри которой приходится существовать русскоязычному автору за пределами России, внутри другой культуры, другого языка? Чаще всего русскоязычная литература в бывших республиках развивается скорее вопреки официальной линии, чем в одном русле с ней. И этому можно найти множество причин, в каждой республике — свои. Существование ферганской школы — может быть, единственное исключение, когда русский язык, восточный способ восприятия и ориентация на западную культуру сплавились в весьма своеобразную поэтику, которая вывела авторов за пределы одной страны. Их тексты, основанные на восточных традициях и реалиях, тем не менее воспринимаются как европейские. Да и практически все авторы ферганской школы территориально уже давно отошли от Узбекистана (кроме, может быть, Шамшада Абдуллаева) и воспринимаются скорее как явление мировой, а не узбекской культуры. Окраинное положение русскоязычных авторов в СНГ, оставленных без поддержки не только страной проживания, но и Россией, заставляет их искать способы существования и выживания. В Казахстане одним из способов и выходов стал Общественный благотворительный фонд развития культуры и гуманитарных наук “Мусагет”, который был образован в январе 1998 года. Основное направление деятельности фонда — это формирование культурного пространства, в котором русскоязычные авторы могли бы развиваться в русле мировых тенденций и традиций, не игнорируя национальную культуру страны проживания, но и не сливаясь с ней. Президент фонда Ольга Борисовна Маркова, кандидат филологических наук, доцент, писатель, автор и создатель концепции фонда, — один из тех подвижников, на которых, собственно говоря, и держится практически вся деятельность фонда. Семинары и конференции для писателей Казахстана, встречи с российскими и европейскими деятелями культуры, конкурсы и “круглые столы” — далеко не полный перечень проектов, осуществляемых фондом. Одной из важных форм поддержки русскоязычных писателей стало издание под эгидой фонда серии книг молодых авторов “Мусагет”. Главный редактор серии — О.Б. Маркова.
Молодые авторы, чьи произведения опубликованы в серии “Мусагет”, живут в “мире, натянутом, как капля”, том маленьком и большом мире, в котором может отразиться и вместиться все. И в то же время этот мир хрупок и непрочен, капля вот-вот сорвется с ветки. Что будет с миром? Разобьется об асфальт? Впитается в землю? Или соединится с другими такими же каплями-мирами? Для автора под именем Тути (судя по фотографии на обложке, Тути — очень молодой человек) стихи становятся убежищем, укрытием, тем самым пространством, где есть практически все. Оно не впускает чужих. “Пространство и есть зрачок”. Чтобы попасть туда, нужно знать не просто пароль, но систему координат — чтобы не потеряться по дороге. Автор внимателен к тому, что попадает в его поле зрения, стараясь сохранить в памяти стихотворения любые мелочи, которые его и создают. Жизнь интересна тем, что она многообразна. И существование поэта пронизано самыми разными ощущениями. Тути — это взгляд, тропинка к миру событий и явлений. Стихотворение возникает не в процессе произнесения, а гораздо раньше — в дословесной памяти, в том “мерцании алфавита”, которое может вывести куда угодно.
штукатурка покрылась гусиной кожей.
Он в ответе за данные людям сети,
мы в ответе за тех, кого отучили,
что, в общем, одно и то же.
Живя по принципу “как ты относишься к миру, так и он относится к тебе”, Тути занимает позицию наблюдателя, практически не вмешивающегося в происходящее. Он просто путешественник, Одиссей словаря и алфавита, знающий о своем пути только то, что он есть. Маршрут определяет слово. Пристальность и внимательность автора определяют и предметы его рассмотрения: “штрих паутинный”, “затылок бумаги”. “Распредмеченное” пространство стихов Тути подчиняется произнесенному слову, вернее, выстраивается с помощью слов, с которыми у автора доверительные отношения. Но слово — это также и та материя, которая требует осторожности и выверенности. Автору явно не хватает дыхания, когда он пытается ограничить пространство высказывания тремя-четырьмя строчками, — так у него появляются псевдоафоризмы, в которых нет почти ничего, кроме ложной многозначительности. Минималистские жанры коварны, и мир, который Тути пытается создать таким способом, сворачивается, не успев развернуться.
Для поэта Айгерим Тажи существующих слов уже не хватает, и она становится творцом нового, своего слова. Не зря ее книга стихов называется “Бог-о-слов”, в этом можно увидеть и словарь, которым пользуется Бог, и высказывания Бога о слове, и слово-молитву, обращенную к миру. Словотворчество Айгерим Тажи, если так можно выразиться, — мягкое, не разрушающее словесные оболочки, а выискивающее в слове новые значения. “Стошной воды лепе-сток”, “водо-родных туч”, “погре-мушка”, “черт-ежи”. Это поэзия постепенного раскручивания спирали слова от его родовой основы к пограничным смыслам. От центра — к периферии. Слово — нить, что связывает небо и землю, человека и Бога. Слово — путь от предмета к его смыслу и обратно. Жизнь в воздушном пространстве своего собственного словаря, принадлежащем, впрочем, Богу. Без стремления занять его место, играя с ним в некую необязательную игру.
Он звёзды рисует на небе, а я
Кидаю камни в зелёную воду.
Скучаем. Ничья.
Но окружающее настолько интересно и разнообразно, что рассказать о нем хочется так, чтобы это была не статичная картинка, а живой, дышащий мир. Не описать, а воссоздать, пропустив его через себя. Даже если этот мир был еще задолго до тебя или ему только предстоит начаться. Прошлое, настоящее и будущее сплетаются в одно мгновение, которым и становится стихотворение. И дело совсем не в Боге, а в слове, которое оказывается единственным способом сделать так, чтобы тебя услышали.
новой азбукой Морзе доносит ответ. Через сито
протирают тяжёлые тучи. На дне настоящего
утонувший ребёнок грядущего не голосит.
Остаётся от волн наступающих медленно пятиться.
Думать, чем рассердил атлантидного бога вопрос.
Мы ползём, а за нами холодные влажные ящерицы
разбирают последний мост.
Что легче — создать новый мир или изменить старый? “Бог любит эти места. Поливает грибным дождем по понедельникам. Рисовым — по вторникам. В среду и четверг — без осадков. В пятницу сыплется манна небесная”. Такой мир окружает персонажей Анны Рогожниковой. Мир, где все чуточку смещено в сторону доброй сказки, где чудеса вполне обходятся без лешего, а роль доброй феи, охраняющей все это волшебное житие, как раз и выполняет автор. В ее сказках реализована детская мечта, трогательная и наивная надежда на всемогущество Слова. Если очень сильно захотеть и при этом зажмуриться, то, произнеся волшебные слова, можно остаться внутри своих желаний. А выйдя на улицу — увидеть небо, раскрашенное акварельными красками во все цвета радуги. И это не боязнь жить в реальном, непридуманном мире, и даже не протест против жестокости и несправедливости взрослой жизни, а жизнь в слове как в единственной сущности, которая тебя не обманет. Персонажи Рогожниковой, все эти ундины, девочки-колючки и др., не чужды реалий современной жизни, они могут ходить в кабак и валяться на пляже, существование их похоже на наше с вами, с той только разницей, что живут они так, как будто “всем стало хорошо-прехорошо”. Чем-то (возможно, некоторой беспечностью и непосредственностью) они иногда напоминают кортасаровских хронопов и надеек, им бы только стояк и коровяк танцевать. И стилистика Павича тоже не чужда молодому автору: “Красавицы путали кубики между пальцев и выплевывали песок на побережье синего-синего моря”. И в мире, им созданном, так просто все исправить. Надо просто нарисовать дождь, который смоет все ненужное и некрасивое. “И стало снова чисто. И никого. И ничего”. И можно снова создавать мир. И кто станет жителем этого нового мира, зависит только от его создателя — от автора.
Персонажи, населяющие рассказы Елены Терских, живут в мире уныния и пыли, серого неба и давящих стен. Тоскливая местность порождает нерадостные мысли и становится фоном тоскливой или страшной действительности. Смерть — тоже персонаж, причем один из главных. Иногда с нее и начинается история — например, история серебряных ложек, которые всем приносят только несчастья. Хотя это “ведь ложки как ложки, а никакое не проклятие цивилизации”. Персонажи изначально носят в себе вирус безнадежности и тоски, если даже глядя на цветущую черемуху замечают только тлей. Обыденность — вот самый страшный ад. Мир рассказов Елены Терских тесен, как автобус в час пик, люди сжаты в копошащуюся серую массу, они мешают друг другу. Пространство замусорено негативными эмоциями. Каждый персонаж стремится обрасти скорлупой не для того, чтобы не чувствовать боли, а чтобы больнее ударить соседа. В этом умирающем мире потеря чувствительности оборачивается отсутствием чувств, безразличием ко всему — к свадьбе, к похоронам… Безнадежность порождает бессмысленность любого действия. Жить оказывается нечем и незачем, если со всеми без исключения всегда происходят только “печальные случаи и просто-таки невыносимые, даже, можно сказать, омерзительные”. Но винить в этом некого, каждый сам выбирает себе судьбу-жердочку.
Два молодых автора, Анна Рогожникова и Елена Терских, выбрали два радикально противоположных взгляда на окружающий мир. Теплота и мягкость противостоят безнадежности и злобе. Но истина не находится посередине, на полпути от зла к добру, от скуки к радости. Все гораздо сложнее и безнадежнее. Существование оказывается поделено на два автономных мира — верхний и нижний, и их обитатели просто не способны увидеть друг друга, как обычный человеческий глаз не может увидеть гномов и эльфов. Но дело не только в их несоприкасаемости. И в том и в другом мире персонажи несколько инфантильны, они не осознают себя, не могут отвечать за свои поступки, не задумываются о том, что рядом с этим миром может существовать и другой, не похожий на этот. И, даже с поправкой на неизбежный юношеский максимализм, становится неуютно от сквозящего холодка осознания: а ведь они, молодые, острее чувствуют эту полярность мира, эту вынужденную разделенность человеческого существования, именно им придется жить с этим и в этом: “было много нежности, теперь много злости. Одно компенсируется за счет другого, и поэтому человек остается таким, каков он есть. Всегда” (Е. Терских).
Молодые авторы, живущие в современном мире, границ не то чтобы не признают, но стараются жить поверх них. Потому что “хорошая литература — вне границ”. И при всей разнице их взглядов на мир, на себя в мире, они, пожалуй, схожи в одном: самое важное для них — это поиск. Поиск слова, с помощью которого можно не только описать уже существующее, но и создать новое. В Казахстане их творчество многие называют “новой волной”. И это новое поколение, не ограниченное рамками одной страны и одной культуры, синтезирует всю мировую культуру, воспринимает опыт всех предшествующих поколений, не отменяя поиска своего стиля и способа выражения. И хотелось бы, чтобы книги молодых русскоязычных авторов Казахстана дошли до читателей России и всего остального мира.
Галина Ермошина