Стихи
Опубликовано в журнале Знамя, номер 6, 2006
* * *
I
там высвечен для них особый сектор
крепчает час и голодней молва
координатной стёганою сеткой
чтобы листва пространства не могла
чем пыльче взор тем векторы громадны
и ветры верно в образе огня
две родины в руках как две гранаты
бикфордовы но взорвалась одна
родиться врозь и жить в трубе органа
где вертикально петь но если лечь
всё кажется нас проспала охрана
мы олухи что подменили речь
II
который друг гуськом из-за пригорка
как шерсть его наружу смерть и смех
настанет генеральная уборка
короткий мрак овладевает всех
ещё не впрок повреждены законы
так пасмурно горит один из дней
а с ним вообще мы всё ещё знакомы
смотри как наши векторы длинней
кем выбран мир но прежде самый древний
в излучине где музыка и дом
там отдохнуть от вредных геометрий
давай мы будем говорить о том
III
вполне пешком откуда в полумиле
доверчивая в комнатах семья
две родины садово-полевые
и каменная третья навсегда
вставляй ей в скважину свой ключ басовый
от сасквеханны скрежет до Невы
но этим сектор выделен особый
и если да то это там не мы
прочти какая вдруг над входом надпись
на сучьях сада пыль а не пыльца
там поперёк дверей два ветра накрест
стеклянные проломы в пол-лица
* * *
два зеркала она дала ему
одно взаправду и ещё ночное
где отраженье спрятано в дыру
невидимое зеркало ручное
две лопасти а вместе вся стена
с той стороны заключена причина
она сама пока была всегда
как в зеркале простом неразличима
смотри стекло просверлено насквозь
нить времени проложена подкожно
там предстоит всё что давно сбылось
а то что было раньше невозможно
она ему два зеркала дала
в одном лицо для памяти хранится
жизнь без неё короткая длина
где днём ночное зеркало граница
не вспоминай зачем она вообще
саднит стекло но если глянуть слева
взорвётся ночь и в треснувшем зрачке
сощёлкнутся две половинки света
* * *
потом он взял и изобрёл бобра
реальный бобр в натуре будто вылит
хотя сошла со стапелей с утра
ондатра но она ольхи не пилит
отсюда ясно для чего ольха
она молчит и никому не жалко
но бобр как брат он тоже не доха
да и ондатра никому не шапка
потом вздохнул и сочинил блоху
поскольку глины замесил немного
с бобром всё ясно но блоху-то ху
а вот поди живёт и хвалит бога
или допустим под землёй темно
все норы порознь и ужасно душно
там многие вообще едят дерьмо
и лысые совсем но жить-то нужно
когда бы вправду добрый доктор бог
пожать его целительную руку
творец бобров и повелитель блох
но бога нет и мы враги друг другу
вот хоть микроб он с детства глух и нем
но он ко мне относится как к блюду
а я добрей я никого не ем
из малых сих и никогда не буду
* * *
помнишь они нас учили на человека
всё по мозгам резьба но судьба несла
вот ты и стала точно не чем хотела
северных встреч невеста и невесна
страшный на мачте сучил холода и годы
в трюме с трезубцем морочил вьюшку котла
так постепенно ты умерла и кто ты
после всего то есть где ты или когда
знать незазорно но вскользь как ножом сказали
диву далась бы в памяти у меня
там на подушке проснётся лицо с глазами
не говори так тихо ведь ты умерла
тяжесть твоя в ладони жизнь всё та же
только дыханье ветер сносит в пески
всё не весна никому не невеста даже
разве разлука могила постой не спи
если один напоследок вопрос из списка
невмоготу во рту и мозг на замке
настежь объятья только не стой так близко
ты неживая а я лебеда на земле
как научили любить верней не умели
ангелы в этом огне как одна семья
страшно догнать потопчусь провожу у двери
мёртвую в мёртвый простор береги себя
* * *
на секунду в мозгу светло
пропасть в прошлое как в стекло
если вслед самому себе
оказаться внизу в стекле
далеки они в белом блеске
бороздящие бред челны
помнишь прошлое будто вместе
пеленали его в чехлы
раньше звук издавали вещи
их зрачки пламенели резче
степь стекала в изгиб стальной
где холмы по краям тюлени
в заповедных глазах темнели
расставанья твои со мной
с крутизны ледяного верха
слишком лишних шеренга лет
оттого так надвое время
а другой половины нет
в горький срок на краю парома
в шлеме с гребнем горит аврора
протянув острие копья
можно снова и никогда
* * *
в феврале в белом боинге из фьюмичино
стонал желудок а мысли свистели мимо
торжествовала материя как учило
учение основоположников Рима
то есть третьего рима три медведя в роще
в телекамеру а в пасти сестра их лыбедь
нам-то девки разносили харчи попроще
очень хотелось но блин не давали выпить
терпи овидий как суп изгнания редок
родина-смородина но внутри дрожало
в подлокотнике диво-радио для деток
про попугая tutto verde e l’occhio giallo
подпел им про попугая сиплым карузо
рылся в плохой но запрещённой гб книге
думал про себя что он это я как грустно
а кто был на самом деле теперь go figure
бывший я в воздухе где пели дети НАТО
вспомнил ещё про крокодила в нильской пойме
il disait adieu а ses petits enfants но я-то
никаких детей за собой точно не помню
если и грешен вслепую в варшавском блоке
история прощает я возможно гений
автор да все вы помните писал о боге
и что жизнь состоит из сплошных совпадений
лети alitalia из никогда в завтра
аэропорт выстроен и стерильно вымыт
навстречу сразу огромный негр с гребнем в афро
здравствуй oh brave new world that has such people in it
забыть родину обезьянник даже тёщу
прочь от этих совпадений в звёздном пожаре
самолёт не садится всё трещит сквозь толщу
времени на соплях на единственной жабре
* * *
сыграть в ящик и восстать из гроба ледоколом
корпоративным налогом у кого перебои с кармой
а лучше всего алгебраической операцией
как правильно что добродетель достойна
нет если по совести блистательно обречена
остаться правилом в прописях Платона
первый эскиз космоса был сер и рыхл
все так сбивчиво дышали в зеркало
мир обретает смысл когда прибывает мёртвых
коснись её золотого бедра и высоковольтно пронзит
4x = 2 cos t – cos (2t)
4y = 2 sin t – sin (2t)
когда ты смерклась в окне троллейбуса
я понял что мне это насмерть и бесполезно
с тех пор миновало всё что могло
но теперь zn+1 = zn2 + с
как я люблю тебя Джулия
бортовой журнал
I
подобно пифагорову бедру
в парилке где попутала харизма
стальные слитки выпали в бреду
из бережно живого организма
тот кто летит пока пунктирно цел
но в паузах сквозит как древний гений
лицо его луны светло как мел
сталь вниз влечёт но вверх вздымает гелий
скрипи нейлоновое полотно
гроза и небо в голове громадно
ни взгляда вниз там на земле пятно
там кровь аэронавта
II
сегодня вахтенный инспектор звёзд
вершитель абсолютного полёта
а чуть вчера не менее чем хвост
бригадой теребили из болота
пусть пряжками определят ремни
дыру меридианам где съезжаться
едва верньер такому поверни
и горизонт шипя пошёл снижаться
чу кычет в ночь снаряд из полотна
где вон какие ястребы ристали
кисть из запястья брызжет холодна
из гелия и стали
III
весь горний ум космический полип
любитель тайн в слоях фольги и ваты
шумел как миленький когда погиб
но в радиусе кляксы маловаты
вот если мозгу голова вредна
или бокам топлёная лежанка
другие не настанут времена
но прежние здесь уважать не жалко
брать крайнюю и в мёртвую петлю
кем в устье ног ей приспособлен листик
здесь отвинтить gluteus на лету
лови античный мистик
IV
весь компас вверх а в сторону нигде
пусть небо врозь на четверть радиана
там дева тверди в кварцевой воде
двуного спит откинув одеяла
краса небес всей радости жена
мир дар тебе в нейлоновой авоське
он выстрелен как жернов из жерла
прав хайдеггер в парилке на помосте
уже дрожат форсунки на борту
они умрут но не погаснет разум
гвоздями истекая в темноту
и благородным газом
V
раз в животе у прежних дев поёт
всех поколений точная рассада
всё вспоминай пиши пока пилот
как с гравия нас вечно вверх бросало
жизнь сведена к последнему звену
здесь на излёте сталь а плоть прекрасна
и в горле речь и эта кровь внизу
твоя что человеку не напрасна
он лепетал из плена до сих пор
вбивай урок в пустую память чью-то
свети слепому огненный прибор
плыви ночное чудо
диалог христа и грешной души
mementote peccatores
христос
что душа человека стоишь у врат рая
знать тебя тело отправило умирая
сладок плод праведной жизни в канун кончины
только злодею для восторга нет причины
век твой никак не тайна всё учтено в смете
рассказывай душа как ты жила на свете
точно ли ты из тех кому спасенья ищем
жарко ли молилась подавала ли нищим
почитала ли родных храмы и престолы
достойно ли блюла заповеди христовы
вижу чело твоё омрачается гневом
отринь хоть в судный час гордыню перед небом
милостив отец мой к падшим кто смирен духом
обратись внутрь очами пронзи сердце слухом
ответь господу твоему зачем грешила
душа
поступала и жила как сама решила
если твой закон зуб за зуб око за око
значит зря старались ренессанс и барокко
как могла пересекла вброд юдоль икоты
спросить напоследок господи или кто ты
ты ли это просил милости а не жертвы
так не суди меня по скрижалям из жести
этот рай могу принять в дар но не в награду
или кричи приказ ангельскому отряду
низвергнуть меня вместе со свиньями в бездну
пропиши тьму кромешную где я исчезну
поскольку не верю в реальность нашей встречи
всё равно я не сущность а фигура речи
скулить peccavi domine и всё такое
предоставь прислуге меня оставь в покое
христос
кто ты душа чтобы роптать отца ругая
он автор всего добра а ты персть нагая
смертным за их вину отнимут глаз и руку
а отец сына послал на крестную муку
за все чужие вины что будут и были
за жизни какие вам не дороже пыли
всё мирозданье с тех пор в струпьях этой крови
и не бог вам а вы выбираете роли
кто погряз в гордыне и прощенье отринул
тот меня на кресте в палестине покинул
правда из мира пропадает понемногу
теперь здесь не зуб за зуб а за ноготь ногу
достойно ли грешить и искать вины выше
оглянитесь вокруг не бог вам враг но вы же
кайся душа пока тело не труп под крышкой
душа
да читала у этих со львом или книжкой
что был де распят и воскрес на третьи сутки
только зачем ты теперь из жертвы да в судьи
подписывать ордер стигматными руками
быть без греха чтобы в грешников бросать камни
если бог то мог прощать без креста задаром
не под силу быть врачом будь хоть санитаром
и если эти книжки так необходимы
ты сказал там не судите да не судимы
нынче в конце дней на их стремительном склоне
я позволю себе поймать тебя на слове
пусть в аду на кресте с двумя другими вместе
прибьют меня во искупленье божьей мести
навеки с надписью чтобы буквы видны
суд отменяется ни на ком нет вины