Опубликовано в журнале Знамя, номер 11, 2006
Об авторе | Олег Хафизов родился в Свердловске в 1959 году. С трех лет живет в Туле. Окончил факультет иностранных языков педагогического института имени Л.Н. Толстого. Работал художником-оформителем, переводчиком, арт-директором рекламного агентства, журналистом, телеведущим, редактором. В настоящее время подрабатывает грузчиком.
Пишет прозу более двадцати лет. Печатался в журналах “Новый мир”, “Знамя”, “Дружба народов”, “Вестник Европы”, “День и ночь”, в других российских и зарубежных изданиях. Автор двух книг прозы.
В “Знамени” была опубликована документальная байка “Герои нашего городка” (2004, № 1).
Евгению Попову
Акаков догадывался, что стал знаменитым, но еще не знал — насколько. Поэтому в аэропорту с ним произошел забавный эпизод.
Когда он заходил в зал, на площадке перед лестницей на него нацелилась целая батарея камер, и стая девушек с микрофонами наголо метнулась в его направлении. В груди у него так и захолонуло: вот что значит лайф-шоу. И вдруг вся эта камарилья, промчавшись мимо него, набросилась на какого-то тщедушного урода с огромной пастью, похожего на мумию фараона Тутанхамона, засушенного подростком 3428 лет назад, но так и не состарившегося. Было о чем рассказать в Сибири. Оказывается, это лидер последней рок-группы “Rolling Stones” Мик Джаггер прилетел отметить свое 90-летие презентацией нового альбома “Sex Sex Sex”.
Москва реально похорошела после перехода на гелиомобили, ветролеты и лошадей. В отличие от Сибири здесь даже богачи не стеснялись запросто гонять по улицам на велосипедах, и воздух стал гораздо чище. Но поклонники гужевой романтики забыли, что четвероногий транспорт тоже работает на топливе и выделяет отходы. Акакову надоело лавировать между дымящимися грудами навоза, и он спустился в метро. Здесь ему предстояло убедиться, что популярность участника шоу не уступает известности отжившей звезды.
Еще на улице он приметил мужчину с подозрительной бородкой, который оказался с ним рядом в вагоне, а затем перешел следом на другую ветку и сел на противоположное сиденье. Незнакомец заглядывал в глаза Акакова с подобострастной улыбкой, словно означающей: “Так вот вы какой”. А затем жестом киллера выхватил из-за пазухи книгу с собственным портретом и попросил автограф.
— Вы меня с кем-то спутали, — зарделся Акаков и бросился прочь не на своей остановке.
Центральный Дом Читателя (ЦДЧ) нашелся без труда. Он находился в бывшем книжном магазине неподалеку от колоссальной статуи Малюты Скуратова с метлой в руке, попирающего отрубленную собачью голову сепаратизма. В прошлом году Малюта Скуратов был наконец признан выдающимся гуманистом своего времени и канонизирован, а его образ увековечен Остапом Цинандали.
В ЦДЧ действовала экспозиция писателей, посмертно переданных администрации Дома за символическую плату родственниками покойных. Великолепные чучела писателей, как живые, стояли рядом со стендами их произведений с ценниками. По новому законодательству продавать литературные произведения разрешалось только после смерти автора, но от этого количество писателей не уменьшалось. С этой заразой не помогали справиться ни штрафы, ни публичные порки в прямом эфире. Власти боролись с литературой формально, для отвода глаз. Все прекрасно понимали, что и без порки в стране не найдется такого чудака, который согласится добровольно купить книгу и прочитать ее — до или после смерти автора.
Одно из чучел привлекло внимание Акакова, поскольку представляло собой ведущего шоу “Последний читатель” Артура Позорова, который, как известно, был неграмотным. Фигура была выполнена так натурально, что пошевеливались волосы в ноздрях. Акаков хотел было потрепать ведущего за ухо, но Позоров неожиданно гавкнул и с радушным смехом протянул руку. Это уже шло в прямом эфире.
После обработки Акакова визажистом Позоров попросил его надеть роскошный плюшевый халат, алую феску и парчовые домашние туфли с загнутыми носами, как будто он такой старинный барин с чубуком и моськой, читающий на диване неизданную главу “Евгения Онегина”. Выглядело это глупо, но за такие бешеные деньги привередничать не приходилось. Даже со всеми вычетами и стоимостью дороги на призовые деньги можно было прибрести неплохой голландский ветролет на солнечном приводе или полгода безбедно существовать у нас в Красноярске. Акаков не глядя подмахнул какие-то бумаги, что-то вроде того, что не имеет претензий к организаторам шоу, и Артур повел его в студию, где в ожидании кумира уже маялись тридцать три самых телегеничных писателя страны.
Если вы когда-нибудь смотрели шоу Артура Позорова, то знаете, что это какой-то демон, а не человек. Как он распинался, как он носился в своем топике с блестками. Одних писателей он разнимал, других, напротив, подзуживал. Когда надо — перебивал оратора, когда не надо — договаривал за него сам. Тем, кто считает Позорова кретином, я бы рекомендовал побесноваться вот так хоть минут двадцать и прочувствовать, каково дается хлеб ведущего.
Вначале Акакова расспрашивали про его жизненный путь, где он родился, как вырос и почему читает книги. Акаков отвечал, что это сильнее его. Он и рад бы давно завязать, но генотип его нации не позволяет. Федор Маткин рубанул, а берет ли он деньги с писателей за чтение. И весь зал взвыл, когда Акаков просто ответил:
— Нет.
А потом пошла потеха. Сначала по порядку, а потом наперебой писатели спрашивали, знакомы ли Акакову их произведения. И Акаков без запинки пересказывал содержание книг — от “Записок из ануса” маститого Маткина до книги под названием “Книга” Сидора Чухно, которого пригласили из милости для ровного счета.
Доведя публику до изнеможения, Позоров установил тишину и, загадочно мерцая топиком, произнес:
— Остается одна-единственная книга, которая решит исход сегодняшнего шоу “Последний читатель” и главного приза в 300 000 рублей Российской конфедерации. Итак, вопрос к господину Читателю: можете ли вы пересказать содержание книги, написанной лично вами? Неужели у вас, как у любого нормального человека, никогда не возникало желания что-нибудь написать?
На студию обрушилась тишина, как будто была обнаружена мина, которая взорвется через тридцать секунд. Было слышно потрескивание осветительных ламп и чей-то тоненький скулеж. Это юный Чухно распустил нюни.
— Вы знаете — да, — ответил Акаков так раскованно, словно всю жизнь выступал в прямом эфире. — Я тоже мараю пластик и хочу предложить вашему вниманию несколько глав моего нового романа “Рукописи не тонут”. Глава первая, “Детство”.
Акаков достал из кармана электронный бук, “чисто случайно” оказавшийся с собой, прокашлялся и глотнул из стакана. Потом его стали бить.
Акаков потерял сознание после первого же удара табуретом, обрушенного кряжистым Маткиным. А следующие тридцать минут осатаневшие писатели глумились в прямом эфире над бездыханным телом человека, который любил читать. Последней фразой Маткина после того, как напуганного Чухно заставили нанести Акакову по голове контрольный удар чугунным Пегасом, было:
— Обойдемся.
Позоров перед камерой продемонстрировал расписку Акакова, освобождающую всех от какой бы то ни было ответственности, и сообщил, что приз по праву переходит наследникам покойного. Однако последний читатель не оставил родственников, и по его просьбе (еще одна расписка) деньги остаются в клубе и ждут победителя следующего шоу — “Последний театрал”.
Грациозно работая бедрами, Позоров удалился за ширму. Оставшись без грима, наедине с морщинами измученного сорокалетнего мужчины, он запер дверь гримерки, задернул штору и достал из тайника под картиной свое сокровище — полуистлевший журнал “Мурзилка” за 1965 год. Насколько ему было известно, таких во всем мире было штуки три. Второй — у одного порнографического барона, и еще один в Амстердаме, в коллекции “Виндмилл Индастриз ГМБХ”. За эту игрушку Позоров отвалил сумму, который хватило бы на приличный голландский ветролет с солнечной тягой, но вещь того стоила.
Как зачарованный Артур листал шершавые, замусоленные листы. Как всякий неграмотный человек, он придавал древним письменам сверхъестественное значение. К тому же он посещал закрытую элитную школу чтения “Ликбез”, и смысл отдельных слов был ему понятен.