Стихи
Опубликовано в журнале Знамя, номер 10, 2006
* * *
Неужели во мне это небо болит,
Где звезда со звездою не говорит?
Неужели болит это море во мне,
Где волна не желает открыться волне?
Неужели болит во мне смешанный лес,
Где с берёзой сосна, словно с ангелом бес?
Неужели болит во мне поле, где мы
Дожидались с тобой укрывающей тьмы?
Неужели болит во мне пройденный путь?
Навести меня, выслушай и позабудь.
6 февраля 2006
* * *
Меж пальцев проём треугольный в трёхперстье,
Прожжённые дырки шмотья,
В иголке ушко и в колечке отверстье,
И полый тростник в заболоченном месте
Наполнены пеньем, хотя
Все гимны отпеты, отплаканы плачи.
Могильные тлеют цветы,
А чёрный гранит почему-то горячий.
Но если уж я говорю, то тем паче
Есть голос и у пустоты.
9 апреля 2006
* * *
В нежном клевере луг, голубеет слегка водоём.
Нет ни встреч, ни разлук, потому что всегда мы вдвоём.
На постели из трав, как на царской упругой парче,
От блаженства устав, на твоём отдыхаю плече.
Запотелой щекой трусь о твой задубелый загар.
Молода я ещё, да и ты, мой любимый, не стар.
Пусть проходят века — подыматься мне с клевера лень, —
Молодые рога подставляет мне жёлтый олень.
Может, Авель воскрес и мне влажную подал ладонь?
Правды нет без чудес, — не бывает без дыма огонь.
Будит свет меня резкий, но веки поднять нету сил, —
Ты мне сон свой эдемский под веки земные вложил.
21 апреля 2006
* * *
Была домоседом, стала безбытником.
Оброс мой участок белокопытником.
То здесь я, то там, а по сути — ни здесь ни там.
Не по уму такое житьё, не по годам.
Белокопытник сросся с борщовником.
С домом прощаюсь, будто с любовником,
Изнутри затворившимся так давно, —
Хоть выбей стекло и вылетай в окно!
И вылетаю в край смоквы и персика,
Где дом у родни, а у каждого мифа — версия.
Но песенку я завожу про северный дом,
Где сросся борщовник с крапивою и хвощом.
Ни белокопытником мне, ни смоквой оранжевой
Тоски не унять. Но лучше не спрашивай,
Как жизнь раздвоилась на два разнородных гнезда.
Беда есть беда, я не выдам её никогда.
Беда, а не муза, моя собеседница,
Хотя и мучительница-привередница,
Но в своднице этой есть дикая тайная мощь, —
Смоква, белокопытник, персик и хвощ…
14 апреля 2006
* * *
Быт сложился подвижный и грозный,
Непонятный и полный разлук, —
Собрала чемодан двухколёсный,
Уложила в рюкзак ноутбук.
А вверху, и молясь и ликуя
Среди свежей листвы и хвои, —
Аллилуя! — поют. — Аллилуя!
Аллилуя! — поют соловьи.
Перелётной команде поющей
Невдомёк, что в осёдлой среде
Человек, на два дома живущий,
Не живёт зачастую нигде.
Рвётся сердце в захлёб соловьиный,
Рвётся так, что хоть рёбра раздвинь.
Лёту мне три часа с половиной.
Аллилуя! Прощайте! Аминь!
30 марта 2006
* * *
Облачно. Море цвета бутылочного,
Полупрозрачный туман.
На берегу, возле места распивочного
Сети с бутылками тащит подъёмный кран.
Но ни в одной из бутылок записки с подробностями
Гибели транспорта нет.
Только на камнях начерчены водорослями
То ль письмена, то ли крушенья сюжет.
Облачно. Солнце, как рыба серебряная,
Бьётся во влажных сетях.
А на подъёме церквушка трёхбедреная
Вся утопает в акации, как в новостях.
Музыку воздух несёт с парохода прогулочного,
Музыка просит деньжат.
Облачно. Нет настроения сумрачного
Люди поют и танцуют, а воды дрожат.
24 апреля 2006
На берегу
Беспечно солнечные стружки
Плывут по утренней волне.
Цветут вдоль берега ракушки
Когда-то жившие на дне.
Какое море отступило,
Какое время отошло! —
Я в светлосиние чернила
Пытаюсь обмакнуть весло, —
Но где-то за пределом мозга
Стоит заржавленный туман,
А в нём по тюрьмам хлебовозка
Развозит сонных горожан.
А, может, в правилах природы —
От ужаса себя блюсти?
На берег выплюнуты годы —
Ракушки дребезжат в горсти.
Уходят море, время, лица
Быстрей, чем вещи с молотка.
Мне повезло, а у счастливца
Преступно память коротка.
28 марта 2006
Оазис
Огромная птица неведомой мне породы
Падает камнем и тут же взлетает пухом.
Змиево солнце пронзило лоно природы —
Расщелина кажется сверху втянутым пузом
Евы, готовой к любым прорехам — прорухам,
Но не к аборту — Господь и вне рая хозяин.
И вот навалились на Еву все тяготы мира, —
Ходит прозрачною тенью за Авелем Каин.
В руках его месяц блестит острей, чем секира,
И бедная мать в кровь подливает мирро,
Чтобы и этот грех кем-нибудь был искуплен.
Снится ей искупитель во снах зыбучих, —
Не знает дурёха, что мир состоит из кукол,
Сделанных нами. А птица, застрявшая в туче,
Не делит потомков Евы на худших и лучших.
Ходим под Богом, а роботы ходят под нами,
А кто из них Авель, кто Каин, понять не дано нам.
В речку стекает кровь, ручей подтекает под камень.
Подкорка Эдема в пустыне служит поддоном
Камню и птице, роботам и протонам.
2 января 2006
* * *
Рок со мною жесток, но и робок.
Так давно я и прочно мертва,
Что боюсь созерцанья раскопок,
Где бок о бок труба и трава,
Да и кости с травою бок о бок.
Справа — грот, усыпальница — слева.
Черепа, как во мгле фонари, —
Фосфор светится от перегрева.
Черепки тоньше, чем сухари.
Страшно мне, потому что я — Ева,
И люблю лишь виденья зари.
Той зари, на которой все живы,
Младший мальчик ещё не убит,
Травы царственны и молчаливы,
Ручеёк-колокольчик звенит,
Лев и голубь сидят возле ивы, —
Только ива и плачет навзрыд.
Вдовство Евы
Сад, где я в птичьем ищу сообщенье
Мир, где Адам мой до вечного сна
Тварям и травам давал имена,
Но не искал меж вещей соответствий
И не предвидел сегодняшних бедствий.
Умер Адам на траве луговой,
Сделав меня вековечной вдовой
Мира, где не было войн и потопов,
Газовых камер, кровавых сугробов.
Или сама, окунаясь в сирень,
Я не предвидела будущий день?
Или же, райские нюхая розы,
Я не унюхала страшной угрозы
Взрывов шахидских, кочевничьих бед
В мире, где жил самый первый поэт.
Розова память садов и лилова…
Вечность — вдовство, а мгновение — слово.
16 апреля 2006
* * *
Чтоб красивой была природа,
Брал Господь в свои пальцы стеку.
Скоро день твоего ухода
По пятнистому снегу.
Раздвигаю вослед занавески
И смотрю вслед летящей птице…
Нет, не времени мы отрезки,
А пространства частицы.
Потому-то я и пыталась
Облик вылепить нашего века,
Но то глина из рук вырывалась,
То не слушалась стека.
Голой веткой был март перекрещен,
Ты ушёл, когда снег на исходе…
Иногда нас спасают вещи
В бытовом обиходе.
Время — деньги. В священном страхе
Мы его до копейки тратим.
В шифоньере к твоей рубахе
Я придвинула платье.
Вот очки твои, вот тетрадка,
Вот — стило с опустелым стержнем.
Время — деньги, а память — схватка
Настоящего с прежним.
20 февраля 2006
Последняя колыбельная
Пела гимны тебе, а теперь колыбельную
Над сугробом пою.
Снег крахмальный вобрал в себя свежесть постельную:
Баю-баю-баю…
Вспомни талию старой гитары осиную,
Беговую, трамвай…
Там я пела, а здесь голошу под осиною:
Баю-баюшки-бай…
Смерть твою обогнать своей собственной гибелью
Мне была не судьба,
Воротник накрахмалю и простыню выбелю:
Баю-баюшки-ба…
Я хочу ублажить тебя стиркою-глажкою.
В чистоте вспоминай, —
Ты был честью моей, я твоею поблажкою:
Баю-баюшки-бай…
По обычаю предков приморские камушки
В изголовье кладу:
С вечной памятью будь — баю-баюшки-баюшки —
И с забвеньем в ладу.
20 февраля 2006
* * *
Нет ничего на свете капризней,
Чем одинокие зеркала.
Лишь в обнищалом зеркале жизни
Вижу теперь, что счастливой была.
В нём без тебя полдуши исчезло,
Голубоглазая радость моя.
Солнечный луч царапает кресло
И опустелого пледа края.
Это стекло, как ладонь гадалки,
Даже и солнце не позолотит.
Да и к чему? Все гаданья жалки.
Память о счастье глаза когтит.
Это двумя руками старуха
Луч загораживает, и он
Вдруг превращается в орган слуха
И золотистый вбирает звон —
Голос, в котором рай не утрачен,
Где мы не врозь ещё, а вдвоём.
Зеркало, что ж мы так остро плачем,
Будто не память — себя толчём.
6 февраля 2006
* * *
Овечка, ещё я не знаю, не знаю,
Что будешь ты заклана!
От устья в исток бытия, дорогая,
Дремотой я загнана.
Пространство мало, и узка горловина.
Не тронута опытом,
Овечка моя, я ещё не повинна
Пред мужем и Господом.
В колени мне тычешься ты шелковистой
Курчавою мордочкой,
Так облако тычется в берег тенистый,
Где солнце, как форточка,
В тот хаос, в тот мир, где мы жертвами будем
По глупости, слабости.
Давай-ка ещё у истока побудем
В доопытной благости.
20 апреля 2006
У источника
Бесслёзная, платочек мокрый комкаю.
Здесь, у источника, на склоне лета,
Над быстрою водой под спелой смоквою
С Марией встретилась Елизавета.
Одна была беременна Крестителем,
Другая Сына Божьего носила.
Вода являлась зеркалом и зрителем:
Два живота выпячивались мило, —
И тайной были женщины наполнены,
Как влагою подземной их кувшины, —
Ни тени и ни тучки, — так над полднями
Сияют загорелые вершины.
О будущем детей толкуют женщины,
Под тенью от платков лучатся лица,
И никакими снами не предвещено,
Что с сыновьями взрослыми случится.
И никаким провидцем им не явлено,
Что камни будут плачем их расплавлены,
Что будет в дни народной истерии
Дитё Елизаветы обезглавлено,
И будет распят первенец Марии.
Но Он воскреснет, к матери воротится.
Я и сейчас, на грани тьмы и света,
Прошу прощения у Богородицы
За то, что мне жалчей Елизавета.
5 марта 2006
* * *
Ни с того ни с сего
Иногда человеку любому становится трудно
От себя самого.
Что за птица, чьё имя никто и не знает в округе,
Держит страстную речь?
Впрочем, что мне за дело до этой поющей пичуги,
Мне бы только прилечь…
Что за птица до ночи выделывает коленца
И картавую трель?
Впрочем, мне бы сейчас от лица оторвать полотенце,
Мне бы только в постель.
Что за райские вести в гортани у этой пичужки?
Что за пройденный путь?
Впрочем, мне всё равно. Мне бы только дойти до подушки,
Мне бы только уснуть…
26 апреля 2006
* * *
Меж буквами я продвигаюсь, как между коряг.
Латиница царствует. И в мировом Интернете
Кириллица бьётся, как рыба, попавшая в сети.
И я, словно пленница на вавилонской реке,
Гребу и рыдаю на русском своём языке.
Боюсь, что из плена родимой не вызволю речи,
Уже в чужеземную реку вошла я по плечи
И сети распухшими пальцами яростно рву.
Во сне всё случается в точности как наяву.
Но это ещё не сейчас, не сегодня случится!
Спросонок на реках отеческих плачет блудница.
12 апреля 2006
* * *
Связаны с деревом, как преисподняя с раем,
Мы отдыхаем от пекла под сенью дерева,
Выдохи дерева в лёгкие мы вбираем
И в домовину сходим в древесном тереме.
В лиственно-хвойном лесу участки садовые.
Слышится мне сквозь утренние туманы,
Как именуют предметы адамы новые, —
Ибо есть вещи, которые безымянны.
Но с безымянными я не вступаю в беседы —
Я позабыла свои первородные навыки,
Как роженицы свои забывают последы.
Вот и малина пошла. Скоро созреют яблоки.
Я притяну к себе ветку рукою левой,
Будто бы яблоко первым грехом не изгрызано
И никогда не была я той самой Евой,
Что за запретное счастье из рая изгнана.
21 июня 2006