Опубликовано в журнале Знамя, номер 12, 2005
От автора | Самоуничтожение России, в котором сегодня активнейшим образом участвуют власть, т.н. оппозиция и т.н. простой народ производит чрезвычайно гнетущее впечатление на любого человека, отождествляющего себя с этой страной. Одной из важнейших составляющих этого самоуничтожения является “военная реформа”, причем как ее официальный вариант, так и вариант, предлагаемый либералами (по большому счету, разница между этими вариантами минимальна). У меня нет особых иллюзий, что процесс удастся остановить несколькими статьями, но, по крайней мере, хотя бы совесть будет чиста.
Неосознанность народом и руководством страны того факта, что Россия — это не жалкий осколок СССР, а совершенно другое государство с другими (хотя и не прямо противоположными советским) интересами, сыграла, безусловно, трагическую роль в судьбе страны и всех ее граждан. Эта неосознанность стала важнейшей, если не единственной причиной нынешней бессмысленной и беспощадной реставрации. Одно из ее проявлений — судьба Вооруженных сил Российской Федерации.
Определение Клаузевицем войны как продолжения политики иными средствами затаскали до невозможности, однако от этого оно не перестало быть верным. Соответственно, Вооруженные силы являются инструментом политического руководства государства. Если в государстве принципиально изменилось политическое и экономическое устройство, значит, фактически, изменилось и само государство. И невозможно сохранить инструмент, коим являются Вооруженные силы, в прежнем, слегка обновленном виде. Не надо питать иллюзий по поводу того, что армии тоталитарного государства с командной экономикой можно просто отдать соответствующий приказ — и она станет армией демократической страны с рыночной экономикой. И уж только совершенно некомпетентный человек может предположить, что армия способна реформировать сама себя. Вооруженные силы — система предельно консервативная, такова их природа в любой стране. Тем более они, как уже было сказано, являются инструментом политического руководства. Поэтому только политики должны вырабатывать планы военного строительства, а военные лишь приводят их в жизнь.
Рождение в 1991 году нового Российского государства, по всем основным параметрам коренным образом отличающегося от СССР, — в значительной степени являющегося отрицанием СССР, — требовало в обязательном порядке создания Вооруженных сил РФ с нуля. Данное обстоятельство политико-экономического характера подкреплялось тем фактом, что Советская армия на тот момент России в любом случае не подходила.
Во-первых, РСФСР в советское время была глубоким тылом Варшавского договора, практически все части и соединения СА, дислоцированные на ее территории (формально весьма многочисленные), были либо “кадрированными”, то есть существовавшими лишь на бумаге, либо, в лучшем случае, по качеству вооружения и уровню боевой подготовки существенно уступали группам советских войск в странах Варшавского договора и западным округам СССР (Прибалтийскому, Прикарпатскому, Белорусскому). Исключением были РВСН и ВМФ, а также “придворные” Таманская и Кантемировская дивизии. Как известно, западные округа стали основой армий Белоруссии и Украины, а группы войск были выведены в Россию таким способом, который, как правило, был равносилен их уничтожению, причем ответственность за это несет руководство позднего СССР, а не новой России.
Во-вторых, Советская армия к концу 80-х очень серьезно отстала от западных армий по целому ряду важнейших параметров. Наше высшее военное руководство, находясь под впечатлением грандиозных катастроф, постигших РККА в первой половине Великой Отечественной, и блестящих побед, одержанных во второй половине этой войны, до последнего дня существования СА готовилось ко “Второй мировой с ракетами”. Генералы пытались обойти по количеству вооружения и техники НАТО, Китай и Японию вместе взятых (по ряду видов вооружения это удалось!), плодя те самые небоеспособные кадрированные дивизии и надрывая экономику страны. При этом СССР в силу косности политико-экономической системы “проспал” научно-техническую революцию, в первую очередь — в области кибернетики. Естественно, та же беда постигла и армию, хотя в нее вкладывались все имеющиеся у страны материальные и интеллектуальные ресурсы. Советские конструкторы и рабочие продолжали делать хорошее “железо” (т.е. собственно оружие), но отставание в области систем управления, связи, разведки все больше снижало общий боевой потенциал ВС СССР. До сих пор мало кто в нашей стране знает, что одной из главных причин перестройки стал разгром, который израильская авиация учинила сирийской системе ПВО в ливанской долине Бекаа 9—10 июня 1982 года. Система была, разумеется, советской на сто процентов, причем новейшей на тот момент. Списать катастрофу на обычную недееспособность арабов было нельзя: даже израильтяне признавали, что сирийцы воевали на этот раз хорошо, кроме того, в кабинах уничтоженных ЗРК сидели рядом с сирийцами и советские инструкторы. Просто противник воевал уже по-новому, а мы — еще по-старому.
В-третьих, все более нетерпимой становилась внутренняя обстановка в СА. В конце 40-х — начале 50-х она была лучшей армией в мире не только благодаря численности и бесценному военному опыту, но и тому, что младшими командирами были сверхсрочники, лучшие из лучших среди рядовых. Как говорил Жуков, “армией командуем я и сержанты”. В эпоху Хрущева институт младших командиров был разрушен, наша армия с тех пор и до сего дня остается фактически единственной в мире без младших командиров. Сержанты и старшины как бы есть, но они в нашей системе не обладают ни полномочиями, ни авторитетом, которые позволяли бы им руководить рядовыми. Одновременно ради погони за количеством в ВС стали призывать людей, имеющих судимость. Две эти меры дали кумулятивный эффект: в 70-е годы в Советскую армию пришло такое позорное и беспрецедентное в мировой практике по своему системному характеру явление как дедовщина, то есть тотальный перманентный моральный и физический террор со стороны старослужащих над новобранцами. Дедовщина стала нелегальным заменителем института младших командиров. Офицер должен на кого-то опираться, он не может и не должен сам каждодневно и ежечасно руководить личным составом. В условиях отсутствия сержантов и старшин опорой стали “деды”, а поскольку никакого законного статуса они не имели, система приняла откровенно криминальный вид, чему поспособствовали пришедшие в ВС уголовники.
В новой России необходимо было строить армию с нуля, параллельно существующей, с целью ее постепенной замены. Именно так в начале XVIII века поступил Петр I, и именно его “потешные полки”, заменившие архаичное стрелецкое войско, менее чем за 20 лет превратили Россию из дикого медвежьего угла Евразии в европейскую сверхдержаву. У российского руководства было три “окна возможностей” для этого. Первый раз — в начале 1992 года, когда стартовала гайдаровская экономическая реформа. Второй раз — в середине 1994 года, когда в стране был создан прообраз новой политической и экономической системы, ликвидировано двоевластие, приведшее Россию к короткой гражданской войне в центре Москвы, снята, после подписания Татарстаном федеративного договора, прямая угроза распада страны. Третий раз — в начале 1997 года, когда была предпринята последняя попытка системного прорыва в реформах, для чего у власти был кабинет “молодых реформаторов”, а на армии лежало клеймо проигравшей первую чеченскую. Однако необходимость строительства параллельной армии так и не была в Кремле никем осознана. Более того, армии регулярно предписывалось реформировать саму себя, что противоречило азам теории управления.
Теория
Какая же армия нужна России? Как минимум она должна перестать быть “государством в государстве”. Граждане страны содержат армию из своих налогов, граждане служат в этой армии, поэтому имеют полное право знать, может ли армия их защитить от внешней агрессии (для чего, собственно, она и существует). Гражданский контроль над ВС крайне необходим России. К сожалению, в нашей стране не только нет никакого контроля, но нет даже представления о том, что это вообще такое. В демократических странах под таким контролем подразумевается, во-первых, наличие гражданского министра обороны, осуществляющего руководство ВС от имени политической власти, и министерства обороны как гражданско-военной структуры, где гражданские служащие осуществляют стандартные административно-бюрократические функции, а военным отводятся вопросы специального характера и оперативного руководства. При этом приказы военным отдают политики — это аксиома. Во-вторых, гражданский контроль — это парламентский контроль над военным бюджетом (не только над его принятием с максимальной детализацией расходных статей, но и над расходованием выделенных средств) и над внутренней ситуацией в ВС.
Кроме того, армия должна готовиться к отражению реальных, а не мифических угроз, к войне сегодняшнего и завтрашнего, а не вчерашнего и позавчерашнего дня. Проблема в том, что ВС России должны готовиться к войнам сразу нескольких типов.
Подавляющим большинством жителей нашей страны, включая представителей власти, НАТО воспринимается так же, как в годы холодной войны — в виде грозной боевой машины, готовой пойти в бой по первому приказу, сметая все на своем пути. На самом деле никакой машины больше нет. Расширение на Восток стало во многом самоцелью для организации, утратившей смысл существования и пораженной повальным пацифизмом населения, а также способом самосохранения гигантской натовской бюрократии.
Сегодняшнее состояние альянса с военной точки зрения хорошо иллюстрирует операция в Афганистане, которая, в отличие от иракского мероприятия, проводится под эгидой НАТО. Страны блока (без США) смогли выделить на афганскую операцию 6,5 тысячи военнослужащих, и увеличение этого ничтожного количества даже до 10 тысяч представляется практически невыполнимой задачей, хотя только в сухопутных войсках стран НАТО (без США) числится 1,5 миллиона человек. Впрочем, даже эти 6,5 тысячи в Афганистане охраняют почти исключительно самих себя и лично товарища Карзая.
Традиционные армии европейских стран НАТО быстро “сворачиваются”, и в перспективе они будут представлять собой набор легких соединений, официально предназначенных для модной сегодня “борьбы с терроризмом”, а реально существующих для олицетворения факта членства в альянсе и проведения миротворческих операций.
Ко всему этому добавляются уже практически никем не скрываемые внутринатовские противоречия. Большинство членов НАТО одновременно входят в ЕС. Процесс интеграции внутри Евросоюза зашел уже слишком далеко, он явно становится полноценным единым государством (пусть и конфедеративным) со всеми положенными атрибутами, включая армию. Отыгрывать назад уже поздно. Видимо, “точкой невозврата” в этом плане стало введение единой валюты. Очевидно, что это государство будет во многом политическим и экономическим конкурентом США, не имея при этом общих с Америкой военных задач (главный общий противник исчез 15 лет назад, а нового нет, даже на борьбу с терроризмом смотрят по разные стороны Атлантики очень по-разному). Франция и Германия противостоят Штатам совершенно открыто, и это не случайность, а тенденция.
В этих условиях говорить о возможной агрессии НАТО против России может либо человек абсолютно некомпетентный, либо преследующий определенные политические цели. Войска блока могут появиться на нашей территории только в том случае, если Россия начнет разваливаться сама в результате дальнейшего укрепления властной вертикали. Отдельной “песней”, безусловно, являются США с “пристегнутой” навсегда Великобританией. Боевые возможности англосаксов на порядок превышают таковые у остальных стран НАТО вместе взятых, уровень пацифизма населения гораздо ниже, а амбиций гораздо больше. Собственно, Вашингтон и Лондон уже несколько лет действуют на мировой арене самостоятельно, практически игнорируя Брюссель. Впрочем, у англосаксонской военной машины есть одно очень слабое место — наемный принцип комплектования. Не имея обученного резерва, они при подавляющем техническом превосходстве (в первую очередь — в воздухе, на море и в эфире) над 95 процентами мыслимых противников не могут контролировать оккупированную территорию. Для этого просто не хватает людей, что чрезвычайно ярко продемонстрировал Ирак. Если даже эту небольшую страну они не могут “освоить”, что уж говорить о России. Опасность в другом: Штаты могут при определенных обстоятельствах всерьез задуматься об обезоруживающем ударе по российским стратегическим ядерным силам. Предпосылкой для реализации такого варианта станет, объективно говоря, продолжение нынешних тенденций в нашей внешней и оборонной политике. Первая из них является, по унизительному для нас, но, увы, очень точному выражению эксперта американского Совета по внешней политике Стивена Сестановича, “опасной и смехотворной одновременно” (самыми яркими проявлениями этого сочетания стали события в Абхазии и на Украине в конце прошлого года). Вторая ведет к неуклонной деградации высокотехнологичных видов ВС и родов войск, о чем будет сказано ниже. В такой ситуации в Вашингтоне может возобладать мнение неоконсерваторов, стремящихся в принципе устранить любую потенциальную угрозу для США. Пентагон и дальше будет развивать ударными темпами высокоточное дальнобойное оружие, основанное на новых физических принципах и т.д., поэтому через 15—20 лет ВС США могут получить реальную возможность одним ударом уничтожить российские стратегические ядерные силы с помощью неядерных или “микроядерных” средств поражения (то есть без глобальной экологической катастрофы и даже без больших жертв в России). Если, к тому же, в США будет построена хотя бы ограниченная система ПРО, в Вашингтоне могут посчитать ее достаточной для отражения ответного удара остатков российских РВСН. После этого англосаксы отнюдь не будут нас оккупировать (если только мы сами об этом не попросим), они просто о нас забудут. Оккупировать нас будут другие товарищи.
Угрозы
“Борьба с международным терроризмом” превратилась в интернациональный фетиш. При этом надо сказать, что сам по себе терроризм — явление отнюдь не новое в мировой истории. Просто раньше он проходил под лозунгами чисто левыми, но после краха коммунизма “переписался” в исламский, не изменившись по сути. Он как был борьбой варварства против цивилизации, так и остался.
Левая интеллигенция породила миф о том, что источником терроризма является бедность, следовательно, бороться с терроризмом богатые страны и богатые граждане могут исключительно путем постоянного, безропотного кормления бедных стран и бедных граждан. Мировой опыт уже демонстрировал бесчисленное число раз, что кормление бедных богатыми внутри одной страны ведет лишь к разрастанию слоя паразитов и деградации экономики, а кормление богатыми странами бедных стран приводит к тому, что не менее 90 процентов средств, направляемых на это, попадает в карманы очень небедной элиты бедных стран. Впрочем, не только средство лечения, предлагаемое левыми, порочно, но и болезнь неправильно определена. Разного рода научные учреждения, очень серьезные и авторитетные, неизменно обнаруживают, что никакой связи между терроризмом и бедностью не существует. Не только организаторы, но и исполнители терактов в подавляющем большинстве случаев имеют более высокий уровень жизни и образования, чем подавляющее большинство их соотечественников. Это относится и к исламскому, и к левому терроризму. Вспомним хоть наших народовольцев, хоть пилотов “Боингов” — граждан богатейшей Саудовской Аравии, таранивших башни ВТЦ. Та же тенденция наблюдается и в отношении к терроризму в обществе: чем выше у людей уровень обеспеченности и образования, тем, как правило, выше у них уровень одобрения терактов. Результаты подобных исследований, однако, замалчиваются. “Гуманистов” они не устраивают потому, что противоречат их замечательным теориям, а лидеров развивающихся стран — потому, что грозят потерей кормушки. В результате миф не только не умирает, но растет и крепнет. И террористы с удовольствием им прикрываются.
У того факта, что терроризм принял сегодня форму радикального исламизма, есть несколько причин. Первая — освобождение левыми ниши “защитников обездоленных” из-за общего краха коммунизма. Вторая — гигантские нефтяные деньги, свалившиеся на страны Персидского залива в 70—80-е годы прошлого века. Среди этих стран оказалась Саудовская Аравия — единственный в мире оплот ваххабизма, ультрарадикального направления в исламе, отличающегося крайней агрессивностью. Самые большие в мире запасы нефти и статус хранителя двух главных мусульманских святынь — Мекки и Медины — обеспечили королевству гигантское влияние в исламском мире, очень сильно облегчившее властям этой страны экспорт ваххабизма по всей планете. Третья причина, тесно связанная со второй, — война в Афганистане. США, Саудовская Аравия, Пакистан и Китай совместными усилиями (хотя каждый со своими целями) создали охватывающую весь исламский мир гигантскую сеть “борцов за веру”. Именно они и стали впоследствии “Аль-Каидой” — сетевой структурой, ведущей джихад в ваххабитском понимании этого термина от Косова до Филиппин.
Война с “международным терроризмом” воплощается для нас сегодня в основном в чеченской войне. Данный конфликт за почти 14 лет претерпел сложную эволюцию. Если в начале 90-х проект “независимой Ичкерии” был чисто национальным, почти без религиозной составляющей, то к сегодняшнему дню в нем не осталось почти ничего национального. Прошедшие годы показали, что действительно независимой Чечня по ряду причин быть не может. Она может быть либо частью России, либо филиалом Саудовской Аравии на Кавказе. Этот факт во второй половине 90-х осознали покойный Ахмад Кадыров и еще целый ряд тех, кто в 1994—1996 годах воевал против федеральных сил. Будучи приверженцами более традиционных для Кавказа и России в целом форм ислама, они решили, что Москва является меньшим злом, чем Эр-Рияд. Аслан Масхадов сделал противоположный выбор. Виртуальное “правительство Ичкерии” уже три года состоит в основном из арабов, причем этого никто не скрывает. Поэтому рассуждения о переговорах с Масхадовым, представлявшим собой не более чем ширму, аналогичны рассказам об угрозе агрессии НАТО: их могут вести либо люди абсолютно некомпетентные, либо преследующие конкретные политические цели.
К сожалению, в чеченской войне Россия даже не имеет возможности капитулировать по хасавюртовскому варианту. Разумеется, капитуляцию у нее примут, однако единственное, к чему это приведет, — ко взрывному росту терроризма не только на Северном Кавказе, но и по всей остальной России, поскольку противнику нужна не “свободная Ичкерия”, а плацдарм для дальнейшей экспансии (что мы уже имели “счастье” наблюдать в 1996—1999 годах). Сегодня федеральные силы и кадыровцы, при всех известных недостатках и тех и других, являются мощным сдерживающим фактором террористической агрессии. В случае капитуляции этот фактор исчезнет. По чисто географическим причинам невозможно “отгородить” Чечню (или ее горную часть) от остальной России. Если держать границу в горах всерьез, потери будут существенно больше, чем несут федеральные войска сегодня. Если не всерьез — то вообще нет смысла держать границу, но не надо жаловаться на последствия.
Рассуждения о наличии или отсутствии китайской угрозы для России абсолютно бессмысленны. Китай угрожает России самим фактом своего существования, причем так будет всегда, пока есть Россия и Китай в их нынешнем виде. Россия смотрит на соседа, как кролик на удава, надеясь, что тот удовлетворится двумя с половиной островами на Амуре. Территориальные претензии к России гораздо больше, чем даже неофициально декларируемое Пекином желание восстановить границу по Нерчинскому договору 1689 года. Дело тут отнюдь не в исторических обидах. Они в Китае очень сильны, но прагматизм сильнее эмоций. Дело в том, что либо Китай прирастет за счет соседей, либо страну ждет катастрофа.
Экологическая ситуация в Китае, видимо, худшая в мире. Даже официальные лица этой очень закрытой страны начинают понемногу признавать, что если рост китайского ВВП считать с учетом ущерба, нанесенного окружающей среде, то он будет составлять не 8—14, а 1—3 процента, в отдельные годы имел место не рост, а падение.
Отравление речных вод промышленными отходами, быстрое опустынивание страны из-за варварской вырубки лесов резко снижают эффективность сельского хозяйства Китая, что усугубляется архаичными методами его ведения и быстрым ростом потребления продовольствия в городах. Производство зерна и риса в Китае неуклонно снижается, дефицит продовольствия нарастает, причем не видно возможности исправить ситуацию: в Китае нет свободных сельхозугодий, слабо освоенный запад страны занят пустынями и Гималаями.
К дефициту продовольствия добавляется дефицит энергоносителей. Высочайшие цены на нефть поддерживаются сегодня в значительной степени благодаря растущему китайскому импорту. Еще в начале 90-х Китай удовлетворял свои потребности в нефти исключительно за счет собственных месторождений, сегодня импорт составляет 40 процентов потребления и неуклонно растет. И с нефтью, и с продовольствием ситуация лишь усугубляется — и выхода из нее не видно.
Наконец, перед Китаем во весь рост встает демографическая проблема. Принцип “одна семья — один ребенок” в отдаленной перспективе может привести к вымиранию нации. А в обозримом будущем в Китае возникнут проблемы с пенсионным обеспечением даже в городах (на селе таковое отсутствует в принципе) из-за того, что число пенсионеров станет равным числу трудоспособных. До сих пор для китайцев заменителем пенсии были дети, коих теперь сильно не хватает. Из-за этого возникает сильнейший искусственный перекос в половой структуре новорожденных, поскольку в китайской семье принято иметь сына, наличие которого и рассматривается как гарантия безбедной старости (сын должен привести жену в свою семью, обратный вариант исключен). Сейчас, благодаря возможности определения пола ребенка до его рождения, количество мальчиков среди новорожденных превышает количество девочек на 20 процентов (нормально — 5—6%), причем разрыв постоянно растет. К 2020 году в Китае будет не менее 40 миллионов молодых мужчин, “не обеспеченных” невестами.
Решить все указанные проблемы невозможно ни за счет внутренних ресурсов (их просто нет), ни за счет импорта (он становится все более дорогим и недоступным). При этом вполне очевидно, что умирать Китай не собирается. Эта страна является самой “живучей” в мире, единственной древней цивилизацией, дожившей до наших дней, сохранив и гены, и традиции. Китаю нужна территория для сельского хозяйства и просто для размещения населения. Китаю нужны не импортные, а собственные природные ресурсы (нефть, газ, древесина и т.д.). Как несложно понять (достаточно взглянуть на карту), все это можно взять только в России и Казахстане (Монголию проглотят “заодно”). “Осваивать” их Китай начнет после присоединения Тайваня, которое, скорее всего, произойдет в 2008 году. Пекин начнет “привязывать” восточные регионы России к себе экономически (это постепенно происходит уже сегодня), а также будет по-настоящему поощрять миграцию своих граждан, в первую очередь — крестьян в Россию. Как справедливо пишет один из наиболее авторитетных российских китаистов Виля Гельбрас, “пока в Россию едут почти исключительно горожане, однако нельзя исключать возможности принципиального изменения ситуации — в Россию могут хлынуть китайские крестьяне. Такого потрясения Россия выдержать не сможет”. Это не будет прямой военной агрессией, но стремительно усиливающаяся китайская армия станет очень важным “подкреплением” данного процесса.
Интересно, что Китай практически не скрывает своих намерений. В стране официально принята концепция “стратегических границ и жизненного пространства”. Предполагается, что территориальные и пространственные рубежи обозначают лишь пределы, в которых государство с помощью реальной силы может “эффективно защищать свои интересы”. “Стратегические границы жизненного пространства” должны перемещаться по мере роста “комплексной мощи государства”. Считается, что рост населения и ограниченность ресурсов вызывают естественные потребности в расширении пространства для обеспечения дальнейшей экономической деятельности государства и увеличения его “естественной сферы существования”. Применительно к ВС концепция подразумевает перенесение боевых действий из приграничных районов в зоны “стратегических границ” или даже за их пределы — при том что причинами военных конфликтов могут стать сложности на пути “обеспечения законных прав и интересов Китая в АТР*”. “Законные права и интересы Китая” определяются исключительно самим Пекином.
За все это обижаться на Китай не нужно, им можно восхищаться. Нация хочет жить и будет решать вопрос выживания единственно возможным путем: за счет других наций.
На самом деле все внешние угрозы имеют для России в значительной степени внутренний характер. Если наша страна будет проводить адекватную внешнюю политику, — исчезнет угроза обезоруживающего удара со стороны США. Тут надо подчеркнуть: политика не должна быть безоглядно проамериканской, она должна быть адекватной, а не поведением “насильника-импотента”, как ее охарактеризовал известный российский политолог Андрей Пионтковский. Американцев пугает не наша сила сама по себе, а очевидная неадекватность государственного руководства, распоряжающегося этой силой. Адекватная национальная политика резко уменьшит угрозу терроризма, по крайней мере — лишит его внутренней базы в самой России. В частности, чеченцев надо интегрировать в российское общество, а не выталкивать из него всеми способами. Жесткий контроль над китайской миграцией и китайскими деньгами в значительной степени подорвет основу для экспансии юго-восточного соседа, делая бессмысленной и самоубийственной военную агрессию. Тем не менее, армия должна ориентироваться именно на указанные угрозы.
Задачи
России нужны силы ядерного сдерживания (СЯС), которые являются основным сдерживающим фактором против крупномасштабной внешней агрессии. России нужны современные ВВС, ПВО и флот, гарантирующие от обезоруживающего удара. Нужны спецподразделения для борьбы с терроризмом и неядерные средства поражения целей, расположенных вдали от границ России (если у руководства страны появится политическая воля нанести все же удар по причинам, а не по следствиям, то есть по спонсорам и организаторам терроризма, а не только по исполнителям). И нужны классические сухопутные войска и фронтовая авиация, способные не допустить присутствия на нашей территории аналогичных сил противника, причем более многочисленных, чем наши. Кроме того, требуются Внутренние войска для защиты населения и стратегических объектов от действий террористов и бандформирований, причем, учитывая размеры территории России, эти войска должны быть весьма многочисленными. Скорее всего, их целесообразно вывести из подчинения МВД и сделать самостоятельной структурой, “аффилированной” с ВС (подобно Национальной гвардии США).
Задачи получаются весьма разноплановые и сложные. Для их решения необходима профессиональная армия, под которой у нас в силу странного недоразумения принято понимать армию, комплектуемую по принципу найма.
Вопреки распространенному в России мнению, принцип комплектования ВС никак не связан с уровнем экономического развития страны или с уровнем политических и гражданских свобод. Среди стран с наемными армиями (всего их в мире около 60) доля слаборазвитых во всех отношениях государств даже выше, чем среди стран с призывными армиями (таких в мире около 100). Единственный показатель, который дает четкую положительную корреляцию с наемным принципом комплектования — англосаксонская военная традиция. Среди стран с наемными армиями 2/3 составляют США, Великобритания и их бывшие колонии. Среди стран с призывными армиями таковых менее 10 процентов. В данной традиции ничего плохого нет, просто нам она не подходит. США и Великобритания — океанические страны, от угрозы внешней агрессии их защищает география, проблема наличия больших подготовленных резервов отсутствует. Для этих стран главный вид ВС — флот, а с ХХ века — еще и авиация, которые заведомо более профессиональны, чем сухопутные войска. Последние в англосаксонских странах традиционно решали задачи интервенционистского характера, а для этого наемники подходят гораздо лучше, чем призывники. В тех случаях, когда англосаксы участвовали в войнах оборонительных (пусть и за пределами собственных территорий), они неизменно переходили к призывному принципу комплектования ВС (в частности, — в обеих мировых войнах).
С переходом на полностью контрактный принцип комплектования качество личного состава резко ухудшается, для развитых стран это является железной закономерностью. За редчайшим исключением служить идут социальные низы, несостоявшиеся люди, а вовсе не те, кто видит в службе свое призвание (такие идут в офицеры), что, кстати, само по себе обессмысливает термин “профессионал”. Те, кто идет служить, очень часто даже за пять лет не способны освоить сложную современную технику, которую умный солдат освоит за полгода. В 70—80-е годы в НАТО проводилось достаточно много различных соревнований между военнослужащими входящих в альянс армий. В большинстве случаев призывники из континентальных стран по уровню боевой подготовки превосходили наемников (контрактников) из англосаксонских стран. В самую боеспособную в мире армию — израильскую, как известно, призывают даже женщин. А если бы какой-нибудь израильский политик употребил очень популярный в России термин “призывное рабство” применительно к всеобщей воинской обязанности, его посчитали бы либо сумасшедшим, либо врагом еврейского народа, причем посчитали бы абсолютно справедливо. При этом, наверное, понятно, что израильские, а также, например, немецкие, шведские, норвежские, датские, австрийские, южнокорейские призывники не строят чужие дачи и не страдают от дедовщины.
Кроме того, наемный принцип комплектования принципиально меняет мотивацию военнослужащего. В связи с иракской войной в Америке началось дезертирство — феномен, казалось бы, немыслимый для армии, формируемой по принципу добровольности. А нехватка личного состава в сухопутных войсках и Национальной гвардии, которые несут основную тяжесть иракской войны, стала критической.Оказывается, значительная часть рядовых идет в вооруженные силы отнюдь не для того, чтобы защищать страну и демократию, и уж тем более не для того, чтобы умирать в бою. Они идут за деньгами и льготами. Либо за “экстримом”, рассматривая войну как некую разновидность приключения. Модные ныне экстремальные виды спорта типа дайвинга, стритрейсинга и т.д. и т.п. подразумевают ВОЗМОЖНОСТЬ погибнуть. Военная профессия — единственная, подразумевающая ОБЯЗАННОСТЬ погибнуть. Это “две большие разницы”. Одно дело — отправиться в заморские страны, чтобы пострелять в людей, другое — до последней капли крови защищать родную землю. Это абсолютно разные мотивации.
“Профессиональные” (наемные) армии шести монархий Персидского залива (кстати, вооруженные самым современным оружием в достаточном количестве) в августе 1990 года продемонстрировали абсолютную несостоятельность против призывной армии Ирака. Армия Кувейта до войны была просто огромной для этого микроскопического государства и имела абсолютно реальную возможность продержаться несколько дней в одиночку, дождавшись помощи от формально очень сильных (разумеется, “профессиональных”) армий Саудовской Аравии и ОАЭ. В реальности “профессиональная” армия Кувейта просто испарилась, не оказав противнику вообще никакого сопротивления, а соседи-союзники даже не попытались помочь Кувейту и в ужасе стали звать на помощь натовцев. Интересно, что после освобождения от иракской оккупации Кувейт немедленно перешел к всеобщей воинской обязанности.
Видимо, потому и испарилась кувейтская армия, что ее наняли. Не хотела она умирать за родину. Наемник — он и есть наемник, и не надо придумывать красивое слово “профессионал”. Профессионал — это офицер или младший командир, выбирающий военную службу в качестве дела всей жизни. За деньги можно убивать, но за деньги нельзя умирать, это аксиома. В США сегодня все активнее ведутся разговоры о том, чтобы вернуться к призывному (хотя бы частично) принципу комплектования ВС.
Ни в одной стране никогда не выигрывала оборонительную войну наемная армия. Если речь идет о защите независимости и территориальной целостности, любое государство в обязательном порядке переходит к всеобщей воинской обязанности. Это требование, во-первых, численности, во-вторых, — мотивации. Если армия комплектовалась путем найма, призывники оказываются абсолютно неподготовленными в военном отношении, становясь “пушечным мясом”. Кроме того, наемничество уродует психологию людей: защита Родины из святой обязанности превращается для социальных низов в предмет заработка. Суворов сказал четко и недвусмысленно: “Я не наемник, а русский”. То есть русский не может быть наемником, а наемник — русским.
В той армии, которая нужна России, служить должны все (включая студентов), за исключением тех, кто не может по медицинским показаниям. Срок обязательной службы следует ограничить одним годом. Если весь этот срок уйдет на реальную боевую подготовку, а не на покраску одуванчиков, хорошие базовые навыки будут получены. Из прошедших обязательную годичную службу можно отбирать действительно профессионалов — младших командиров с реальными командными полномочиями (как уже говорилось, отсутствие таковых в нашей армии является главной, если не единственной причиной дедовщины) и технических специалистов. Лучших, а не худших, как сегодня (причем худшие у нас идут служить как по призыву, так и по контракту). За это им следует предоставлять льготы на получение высшего образования, а затем отдавать приоритет при поступлении на госслужбу. Гражданский контроль над армией должен обеспечить соблюдение всех прав военнослужащих. Только ГРАЖДАНИН может быть сознательным защитником своей страны.
Призыв больных, инвалидов, наркоманов, уголовников недопустим в принципе. Кроме того, следует четко разделить боевые и вспомогательные должности. Даже простой пехотинец, не говоря уже, например, об операторе ракетного комплекса, не должен чистить картошку, мести казарму и “стоять на тумбочке”. Вспомогательные работы должены выполнять наемный гражданский персонал и те призывники, которые по своим интеллектуальным качествам не могут занимать боевые должности. В частности, человеку, не имеющему среднего образования, нельзя доверить даже автомат, не говоря уже ни о чем более сложном. Его оружие — метла и лопата. Кроме того, в ВС РФ должна появиться военная полиция, несущая гарнизонную и караульную службу, а также контролирующая ситуацию с дисциплиной в частях.
Изменением срока обязательной службы, ее организации, созданием системы льгот вполне можно изменить систему отрицательного отбора на противоположную, когда служить будут лучшие. Сегодня военнослужащий (в том числе и офицер) — это, по сути, бесправный изгой. Надо добиться того, чтобы изгоем становился тот, кто не служил, как это имеет место в Израиле. Именно в этом случае армия и станет по-настоящему профессиональной.
Вообще, пора определиться: служба в армии — это удел неудачников и способ заработка для люмпена или это священная обязанность? То есть граждане России заинтересованы в существовании своей страны или нет? Если да, то надо вносить вклад в ее защиту, причем, учитывая конкретные исторические и геополитические обстоятельства, это не может быть просто “честная уплата налогов”. Если нет, то надо просто распустить ВС и не тратить деньги на отстойник для сброда, который так активно пытаются построить сегодняшние “реформаторы”. Нет никакого смысла в существовании такой армии. Правда, не надо будет потом обижаться на последствия, далеко не все успеют добежать до украинской и латвийской границы, остальным придется выбирать между китайскими товарищами и “борцами за свободу Ичкерии” и их “старшими братьями”. Столь любимые нашими либералами разговоры о “профессиональной” армии означают, что они хотят создать именно отстойник для сброда, в котором нет необходимости менять что бы то ни было по сравнению с нынешним безобразием. Они хотят, чтобы их дети, а также дети их избирателей могли официально не служить, а на остальных, чьи дети вынуждены идти в армию от безысходности, наплевать, эти люди все равно не голосуют за СПС и “Яблоко”. И напрягаться по поводу создания системы гражданского контроля над ВС незачем. Права детей социальных низов — мелочь, не достойная внимания.
Впрочем, это теоретические рассуждения, надо посмотреть на сегодняшнюю практику. Ведь если в армию идет лишь 10 процентов призывного контингента, причем как раз из социальных низов, ни о каком подготовленном качественном резерве не может быть и речи. А о священном долге говорить бессмысленно при дедовщине и рабском труде вместо обучения военного делу.
Практика
После краха СССР российское общество впервые в своей истории стало хотя бы частично причастно к формированию государственной власти; впервые в стране появились также элементы классического разделения властей. При этом парадоксальным образом контроль над вооруженными силами со стороны власти и общества стал даже меньше, чем в советский период. Партийные органы, осуществлявшие политический контроль над ВС при советской власти, исчезли, никакой замены им не нашлось. Новая российская власть очень боялась заговора генералов, поэтому старалась все их основные требования удовлетворять. Это коснулось и категорического заявления о том, что “армия гражданского министра не примет”. В итоге военные стали руководить сами собой и контролировать сами себя, поскольку единственным руководящим ими и контролирующим их гражданским “органом” остался лично Президент РФ, которому чаще всего было, по причинам объективного и субъективного характера, не до армии. Министр обороны был совершенно официально выведен из подчинения премьер-министру и подчинен напрямую президенту, что для классических западных демократий немыслимо. Назначение в мае 2001 года “гражданским” министром обороны Сергея Иванова стало откровенной профанацией идеи гражданского контроля.
Генерал-лейтенанта запаса Службы внешней разведки Иванова считать гражданским, конечно, сложно, однако можно, поскольку он не служил в ВС и поэтому не связан с внутриармейскими группировками. Раздражающим фактором для военных является то, что Сергей Иванов вышел из рядов КГБ, а отношения между военными и чекистами всегда были, мягко говоря, небезоблачными. Однако и эта проблема отнюдь не главная.
Очевидно, что Иванова назначили министром не потому, что он гражданский (в смысле — не военный), а потому, что он — питерский чекист, друг Путина с 1976 года. Нынешний президент, не имевший ни малейшего желания стать таковым и сделанный политтехнологами, возглавил страну, по сути, неожиданно для самого себя. Естественно, что он не имел ни программы, ни команды. В такой ситуации почти любой человек начнет расставлять на ключевые посты знакомых, друзей и коллег, при этом их компетентность в тех вопросах, которые им поручается курировать, имеет значение второстепенное. Иванов входит в круг ближайших соратников Путина, поэтому он и занял один из ключевых постов.
В демократических странах наличие либо отсутствие у гражданских чиновников Минобороны, включая самого министра, специальных военных знаний не имеет почти никакого значения, поскольку они выполняют административно-бюрократические и контрольные функции, а специальные вопросы остаются за военными. У нас Минобороны является органом чисто военного управления. А тут уже, естественно, вопрос компетентности министра становится весьма важным. Иванов, не имеющий не только военного, но даже технического образования (он закончил филологический факультет ЛГУ), теперь, вроде бы, обязан быть специалистом сразу во всех военных вопросах, что, разумеется, невозможно.
Впрочем, при нынешней власти вообще говорить о гражданском контроле над ВС просто несерьезно. В “Актуальных задачах развития ВС РФ”, опубликованных в октябре 2003 года (более известны под названием “Белая книга”), содержится совершенно потрясающее заявление: “Следует отметить, что эффективность гражданского контроля над военной сферой зависит от наличия у субъектов контроля основательных военных знаний, без которых даже благонамеренное творчество в данном деле будет подвержено поверхностным или искаженным представлениям и суждениям о состоянии дел в армии, может принять уродливые формы либо попадет под влияние пацифистских мифов о “первородной греховности” всех военных вообще”. Если бы в важнейшем доктринальном документе какой-нибудь натовской армии появился подобный пассаж, случился бы грандиозный политический скандал, министр обороны ушел бы в отставку немедленно, высока вероятность того, что за ним последовал бы весь кабинет министров. Западные министры обороны и их заместители чаще всего не имеют “основательных военных знаний”, однако система функционирует вполне успешно. Немецкий уполномоченный бундестага по вопросам обороны, контролирующий соблюдение прав человека в ВС, может быть человеком абсолютно некомпетентным в военных вопросах. Более того, он даже может находиться под влиянием “пацифистских мифов”, однако сам факт его наличия не только не подрывает, но укрепляет обороноспособность Германии. Ведь сознательным защитником своей страны может быть только ее полноправный гражданин.
В последние годы в России ликвидированы путем превращения в пустую оболочку те немногие элементы демократии, которые имелись в эпоху Ельцина. Уже поэтому говорить о гражданском контроле над ВС в традиционном западном смысле сегодня довольно бессмысленно. Например, включение нынешней Думы в военно-бюджетный процесс никакого реального независимого контроля над ним не обеспечит, поскольку Дума не является независимой ветвью власти. Гражданский контроль будет, видимо, укрепляться в другом, российском смысле: гражданин Путин будет контролировать генералитет через гражданина Иванова.
Что касается определения внешних угроз и характера подготовки к их отражению, то единственным официальным документом, представляющим взгляды военного и политического руководства страны на данную проблему, являются вышеупомянутые “Актуальные задачи…” (они же “Белая книга”). В документе много говорится о партнерстве с США, даже о том, что “произошло исключение из числа наиболее вероятных конфликтов, к которым готовились Вооруженные силы страны, глобальной ядерной войны и крупномасштабных войн с использованием обычных вооружений с НАТО или иной возглавляемой США коалицией”. Однако дальнейшее содержание документа свидетельствует о том, что воевать руководство Минобороны собирается в первую очередь все же с Америкой. В документе многократно говорится о некоем потенциальном противнике ВС РФ, обладающем дальнобойным высокоточным оружием (ВТО). Единственной страной, которая на сегодняшний день имеет подобное оружие, остаются США.
О Китае в “Белой книге”, разумеется, не говорится ничего. Более того, единственной формой боевых действий на Дальневосточном ТВД Минобороны считает отражение морских десантов. То есть противниками считаются только США и, возможно, Япония. Очевидно ведь, что Китаю высадка морских десантов не понадобится (да и серьезных возможностей нет), ему будет достаточно наземных операций.
Весьма странное впечатление производят разделы “Белой книги”, посвященные характеру будущих войн и конфликтов, строительству ВС и их боевой (оперативной) подготовке. С одной стороны, констатируется, что “главной особенностью конфликтов нового исторического периода оказалось то, что произошло перераспределение роли различных сфер в вооруженном противоборстве: ход и исход вооруженной борьбы в целом будет определяться главным образом противоборством в воздушно-космической сфере и на море, а сухопутные группировки закрепят достигнутый военный успех и непосредственно обеспечат достижение политических целей”. С другой стороны, в дальнейшем идет речь почти исключительно о боевой подготовке сухопутных войск, причем в основном в звене взвод — рота — батальон. Авиации посвящен один маленький абзац, а флот не упоминается вообще. Такое впечатление, что данный документ писало сразу несколько авторских коллективов, имеющих разные взгляды на военное строительство, а затем написанное ими было соединено чисто механически. Совершенно очевидно, что внутри Минобороны существуют острые противоречия между теми, кто не может не видеть изменения характера войн в последние 15 лет, и сторонниками “бронетанкового” мышления на уровне 40—50-х годов. Столь же очевидны противоречия между той частью политического и военного руководства, которая не хочет противостояния с США, и той, для которой такое противостояние является смыслом жизни. В полном соответствии с нынешней политической модой на эклектику в “Белой книге” одновременно представлены взгляды всех упомянутых групп. Очевидно, в Минобороны посчитали, что читатель слишком глуп и не заметит в документе никаких внутренних противоречий.
Что касается принципа комплектования, то генералы активно начали реализовывать мечту либералов о “профессиональной армии”. И это — самое страшное, что сегодня происходит в наших ВС.
В “Белой книге” констатируется абсолютно очевидная вещь, для понимания которой достаточно было поинтересоваться мировой практикой: “Первый имеющийся опыт комплектования Вооруженных сил РФ на контрактной основе показывает, что для достижения основной цели этого мероприятия необходимо достаточное и ритмичное финансирование, а также наличие качественной базы для пополнения подразделений контрактниками. Сегодня наблюдается высокая текучесть кадров среди военнослужащих, проходящих службу по контракту, свидетельствующая о том, что связать свою судьбу с Вооруженными силами пока что желает далеко не лучшая часть молодых людей, а в первую очередь те лица, которые по разным причинам не нашли своего места в гражданской жизни”. Интересно, а чего еще можно было ожидать? Кто, кроме несостоявшихся, может пойти в нашу армию с законами зоны, на 6 тысяч рублей денежного довольствия, да еще и без всяких социальных льгот?
Накануне 2005 года в газете Минобороны РФ “Красная звезда” был опубликован редакционный материал на целую полосу под замечательным названием “Эксперимент завершен успешно”. Речь в нем идет о переходе на полностью контрактный принцип комплектования 76-й воздушно-десантной дивизии, то есть о пресловутом “псковском эксперименте”. Значительная часть материала была посвящена описанию крайне жесткого отбора контрактников, коим занимались как военкоматы по всей стране, так и офицеры самой дивизии. В итоге на службу было принято всего 4,2 процента от общего числа подавших заявки, то есть отбор был действительно жесткий. Каков же результат? Цитата из статьи:
|“Предметом особой заботы всех должностных лиц дивизии являлись вопросы обеспечения высокой воинской дисциплины.
Следует отметить, что, несмотря на переход на контрактную основу комплектования, эти вопросы не только не улучшились, но и по ряду показателей даже ухудшились. Увеличилось количество военнослужащих, самовольно оставивших часть, проступков в общественных местах, особенно на почве бытового пьянства, хулиганских действий по отношению к местному населению. В ходе выполнения боевых задач в составе ОГВ (с) (группировка федеральных сил в Чечне. — А.Х.) почти 1/3 военнослужащих оказалась неудовлетворенной отношениями в воинских коллективах”. |
В этой цитате может удивлять только оборот “несмотря на”. Вместо него, вообще-то, следовало бы написать “вследствие”. В 2004 году преступность в ВДВ, которые переводятся на контракт в первую очередь, возросла сразу на треть (ничего подобного в истории “крылатой гвардии” не было никогда), более того, десантников полностью вывели из Чечни. Видимо, “профессионализация” не привела к росту боеготовности, скорее, наоборот. И ничего другого ожидать было нельзя. В России ударными темпами строится люмпенская армия, которая будет способна выполнять только одну функцию — карательную.
В последние пять лет в нашей стране сложилась система всевластия коррумпированной бюрократии, цель которой — сохранение нынешнего положения, когда можно отнять любое количество денег в любой момент у кого угодно (от олигарха до пенсионера), не стесняя себя никакими глупостями типа законов. При этом изменить систему легальным путем сегодня абсолютно невозможно. В СССР было то же самое, но на это навешивалась красивая идеология, на которую теперь нет и намека.
Армия будет естественным образом подстроена под эту систему. На минимальном уровне будут поддерживаться стратегические ядерные силы, которые рассматриваются как гарантия от внешнего давления. Недаром президент и министр обороны постоянно говорят о совершенствовании всех компонентов СЯС и даже о создании принципиально новых систем вооружений наземного и морского базирования. Остальную часть ВС будет составлять наемная пехота, предназначенная для борьбы с терроризмом и сепаратизмом, а также, главное, с выступлениями населения против режима (которые становятся рано или поздно неизбежными из-за того, что никаких легальных путей не то что смены власти, но хотя бы воздействия на нее, не осталось). Для решения этой важнейшей задачи призывная армия неприменима, она не будет стрелять в народ. Армия — слишком серьезная вещь, чтобы превращать ее в оторванную от народа касту. В суперлиберальной Швеции, коей не угрожает ни крупномасштабная внешняя агрессия, ни террористы, парламент два года назад отказался отменять призыв в ВС, поскольку “армия является частью народа”. По той же причине категорически отказываются от перехода к наемному принципу комплектования ВС Германии, нахлебавшиеся тоталитаризма. И в США в ходе возобновившейся дискуссии о возвращении призыва одним из главных аргументов сторонников этой меры является восстановление связи между армией и народом.
Наемники, тем более — люмпены, будут служить не народу, а нанявшему их режиму, это опасно даже для стран с устоявшейся веками демократической традицией. Для России в нынешнем состоянии наемные ВС убийственны с любой точки зрения. Задачу защиты страны от внешней агрессии они не способны будут решить по всем показателям, но эта задача перед ними и не будет ставиться.
Именно такая армия уже формируется в соответствии с Федеральной целевой программой создания “частей постоянной готовности” (то есть частей, комплектуемых исключительно по контракту). Даже человеку, далекому от военной проблематики, понятно, что наибольшая доля контрактников должна быть в высокотехнологичных родах войск и видах ВС — РВСН, плавсоставе ВМФ, ВВС, ПВО, ракетных частях СВ. А вот пехоту, менее сложную технически, но более “человекоемкую”, естественно комплектовать в первую очередь призывниками (контрактниками здесь могут быть лишь сержанты). В упомянутой ФЦП все с точностью до наоборот. РВСН, плавсостав ВМФ, ВВС, ПВО, ракетные части СВ ею не затронуты, зато на контракт переводится 80 процентов “простой” пехоты (мотострелков) и 100 процентов десанта и спецназа. Столь удивительное явление как раз и объясняется тем, что высокотехнологичные виды просто не нужны, они постепенно “сбрасываются”, поскольку не подходят для карательных мероприятий. Для них нужна пехота, которую и сделают наемной. Что из нее получается — сказано выше.
Все остальные виды и рода войск будут сворачиваться. Они станут формироваться контрактниками “второго сорта” (их денежное довольствие вдвое ниже, чем в пресловутых “частях постоянной готовности”, поэтому через пару лет обслуживать оставшуюся сложную технику смогут, кроме офицеров, только их жены, у которых просто нет другого выхода, больше никто сюда по контракту не пойдет), а также призывниками, срок службы которых сократится до года. Учитывая сложившуюся в наших нынешних ВС систему боевой подготовки, за год людей нельзя выучить ничему, особенно когда речь идет о сложнейших боевых системах. Поэтому их ничему не будут учить даже формально, эти люди станут бесплатной рабсилой для генералов. В этом случае призыв студентов, безусловно, является безумием, но он будет обязательно, иначе рабсилы на всех генералов не хватит.
Соответственно, бессмысленно в такой ситуации заниматься перевооружением частей современной техникой, да никто и не будет этого делать. Ничтожные, но все же ненулевые объемы закупок новых вооружений в 2004—2005 годах объясняются тем, что многие потенциальные покупатели нашего оружия не хотят приобретать то, что не состоит на вооружении в самой России. Именно в расчете на внешнего потребителя новые образцы поступят в войска в чисто символических количествах, составляющих 1-2 процента от реальной потребности. Причем вся эта как бы новая техника — наследие СССР (за исключением, быть может, тактической ракеты “Искандер”), новые проекты наш ВПК генерировать уже, видимо, неспособен. Поэтому обезоруживающий удар по нашим СЯС в обозримом будущем может стать реальным.
Вполне вероятно (и даже скорее всего) изначально нынешняя власть не имела подобных планов военного “строительства”. Однако логика развития политической и экономической системы делает неизбежной столь печальную эволюцию наших ВС.
Единственной надеждой в данной ситуации является то, что на “профессиональную армию” не хватит даже люмпенов. Вероятнее всего, сформировать 19 дивизий и 22 бригады “постоянной готовности”, как указано в ФЦП, просто не удастся, если только не брать в них бомжей из-под ближайшего к военкомату забора. На это, видимо, даже нынешняя власть пока пойти не готова. Сегодня план набора контрактников выполняется менее чем на треть. Это приводит к тому, что призывников с нынешнего года придется направлять даже в Таджикистан в переименованную недавно в военную базу 201-ю мотострелковую дивизию, которая до сих пор формировалась исключительно по контракту. Провал либерально-генеральского эксперимента стал бы лучшим выходом для России вообще и ее ВС — в частности.
Заодно из армии после лишения социальных льгот на фоне 10-кратного увеличения денежного довольствия центральному аппарату Минобороны тихо уйдет большая часть офицеров. В итоге строить новую армию придется автоматически — из-за практически полного исчезновения старой. Другое дело, что приступить к выполнению этой задачи может только адекватная власть. Доживет ли Россия до ее прихода — вопрос отдельный.
* Азиатско-Тихоокеанский регион.