Опубликовано в журнале Знамя, номер 9, 2004
Европеец советского образца
Литературный Европеец: Ежемесячный журнал Союза русских писателей в Германии. — 2003. — №№ 62, 63, 65, 66.
Журнал “Литературный Европеец” издается в Германии. Главный редактор — Владимир Батшев, участник легендарного независимого литературного общества СМОГ, диссидент, эмигрировавший в Германию в середине 90-х годов прошлого века. Основавший там и новый Союз писателей ограниченного использования, и литературный журнал.
По уверению редактора В. Батшева, “моего читателя ТАМ нет” (“ТАМ” — это в России). Кажется, что редколлегия журнала больше озабочена не литературным творчеством, а сведением счетов с оставленной Россией, как страной и как нелюбимой Родиной. С теми, кто в этой нелюбимой стране остался (“Поверьте, что ТАМ остались не лучшие, а просто люди разорванного круга. Жалкое существование литераторов и литературы ТАМ — показатель, кому нужна литература в стране, из которой бегут всеми возможными способами” — В. Батшев). С теми, у кого другое мнение по любому поводу — не только литературному. А уж всяческих язвительных реплик главного редактора и членов редколлегии по поводу читательской аудитории в России и за ее пределами не сосчитать. Критик С. Дебрер особенно возмущен, что всякие “приговы-василенки в глазах зарубежных читателей представляют современную русскую литературу. На самом же деле представляют только себя со своим жалким и придуманным мирком, в котором все заранее разложено по полочкам — псевдонаучные выражения, фальшивые истины, полуправдивые признания и огромное, безумное желание славы и признания (а отсюда и денег — как же без них?) у зарубежного (то есть иностранного) читателя”. Все это подается с точки зрения литературной полемики и критики, но пахнет обыкновенной коммунальной склокой, вынесенной на суд международной общественности. Очевидно, в России некоторых авторов “Литературного Европейца” обидели сильно и не совсем заслуженно, раз до сих пор обида лелеется, болячка расковыривается и при каждом удобном случае предъявляется на всеобщее обозрение. Говорить об объективной критике и тем более о полемике не приходится не только потому, что обиженный обычно неадекватно реагирует на замечания и предложения извне, но и потому, что полемика эта односторонняя. То ли мнение противоположной стороны в журнале попросту не печатают, то ли эта противоположная сторона не подозревает ни о полемике, в которую ее втянули, ни о самом журнале. Не знаю, как в Германии, но в российских книжных магазинах видеть “Литературный Европеец” не приходилось. Да и в Интернете этот журнал сам себя не очень-то жалует. Читателю дозволяется только посмотреть содержания номеров, одну-две публикации в номере, да и то не в каждом.
Поэзия “Литературного Европейца” примерно такая:
Лорелея. Одинокая.
Одинокая Песня.
Лорелея.
Песня одинокой души.
Она.
Лорелея.
Красавица.
Одинокая Красавица.
Лорелея.
(В. Пугачевская)
Или такая:
сын идет по стопам отца
все же гены дело серьезное
и матери музыка увлекла
а сам распознал он природное
кто тебе может сказать
если все давно осознанно
только в чужое могут загнать
но идешь сам в лабиринты нервозно
отпущенье тебя толкает
и мудрость прародителей водит
выдержишь, что-то станет
при любом дальнейшем исходе
(С. Модин)
Поскольку редакция печатает только своих людей, да и читатель тоже свой, нет также и корректора, во всяком случае, в выходных данных его обнаружить не удалось, и зря, потому что опечаток и просто орфографических ошибок в журнале достаточно.
Проза “Литературного Европейца” чуть более разнообразна. Здесь — ироничный рассказ Нины Беттгер “Время бугристых ногтей” от имени Правой ноги о ее злоключениях, страданиях и радостях. Занимательная статья Юрия Дружникова “Сад Эпикура на московской кухне” (помещенная в рубрике “Мы и литература”) о соотношении эпикурейства с советской действительностью. Но когда читаешь все остальные произведения, не оставляет ощущение, что они ничем не отличаются от многочисленных текстов многочисленных российских провинциальных журналов. Традиционные, добротные, тщательно и крепко сделанные произведения в лучших традициях провинциального самиздата.
“Литературный Европеец” замкнут не территориально, а идеологически. И ругая “все эти “новые миры”, “знамена” и прочие “дружбы народов” — издания ангажированные, существующие на госдотации” (В. Батшев), журнал остается в пределах своей придуманной концепции и своих изобретенных ограничений, которые вовсе не касаются качества публикуемых текстов, а подразумевают совсем иные критерии: “Печататься в нем могут только его подписчики, причем — исключительно на безгонорарной основе. Предвосхищая возможные вопросы, внесу ясность: графоманов мы не печатаем ни при каких условиях, даже с приплатой. Также мы не печатаем (принципиально!) авторов, живущих в России, других странах СНГ и Прибалтики — там есть свои литжурналы, а уж в каком они находятся положении — это проблемы тамошних авторов. Жестоко? Считаю — ничуть! Кто мешает им объединиться в Союз на условиях, аналогичных нашим? И последнее о тех, кого мы еще не печатаем: авторов, ностальгирующих по прежней жизни, в чем бы эта ностальгия ни проявлялась — от классической тоски по оставленной родине (никто никого тут не держит, и на сегодняшний день границы открыты для всех в обе стороны) до, выражаясь в стиле советского уголовного кодекса, “распространения заведомо ложных измышлений, восхваляющих советский государственный и общественный строй” (В. Батшев). Комментарии излишни. Как быть, если автор талантливо восхвалит что-то, но при этом не окажется подписчиком “Литературного Европейца”? Или если другой автор сделает это неталантливо, но оформит пять подписок в год? И как соотнести с этой декларацией повесть Михаила Румер-Зараева “Дети печального века”, главным мотивом которой является как раз ностальгия по деревенской российской глубинке с ее коровами, телятами, старухами? Или повесть “На вокзале” Владимира Штеле, в которой, несмотря на уверения автора о том, что немецкие нищие самые лучшие в мире, пронзительно сквозит детская печаль по российскому полустанку, чьи паровозные гудки не дают уснуть персонажу и в замечательной стране Германии.
Можно жить в Европе и не быть европейцем, конечно, если принимать во внимание не только географические признаки местоположения, но и способ мышления и восприятия. Многие авторы “Литературного Европейца” остаются прежними, не реагируя на то, что окружение сменилось. Факт проживания в Европе не отменяет автоматически совершенно традиционного советского сознания. Стилистика повестей и стихов остается точно такой же, как и в советской литературе, только оценки сменили положительный знак на отрицательный. В Германии живут Сергей Бирюков, Алексей Парщиков, Александр Мильштейн, Сергей Соловьев. Но они, скорее всего, подписчиками журнала не являются или не пишут ничего порочащего советский строй (поскольку вовсе им не интересуются) и поэтому публикации недостойны. Совершенно по-советски игнорируются не только авторы и читатели, оставшиеся в “той” стране, но и авторы других европейских стран: современная немецкая, французская, английская литература остается за гранью восприятия, что ведет к консервации и “перевариванию” самих себя. Племена, ориентирующиеся в воспроизводстве только на свой круг, неизбежно деградируют. В литературном процессе игнорирование общемировой литературной ситуации приводит примерно к тому же. Ау, советский железный занавес! Редакция журнала сознательно или неосознанно копирует модель советского общества, потому что другого не знает и знать не хочет. Похоже, все, связанное с Россией, для редакции стало белым слоном, про которого запрещается думать, чтобы не нарушить правила игры, и именно поэтому он постоянно всплывает в сознании.
Галина Ермошина