Опубликовано в журнале Знамя, номер 7, 2004
Одна из первых террористок в истории — Юдифь, вероломно отрезавшая голову Олоферну. Но разве завоеватель Олоферн не напрашивался?
Разве США не провоцировали потенциальных террористов?
Разве нынешняя Россия не провоцировала?
Вероломство ветхозаветной красавицы имело место лишь с точки зрения завоевателей-ассирийцев. По мнению спасенной Иудеи это был подвиг. Не будем забывать, что любой теракт оценивается как минимум с двух позиций, обычно противоположных. (Отсюда, в частности, и парадокс Ахмеда Закаева, на которого разными глазами смотрят судья в Лондоне и прокуроры в Москве). Что же касается некой объективной нравственной оценки терроризма как явления, то нет возможности оторвать ее от оценки войны, жесткой геополитики, конфессиональной борьбы, национальной вражды… Пока все это неизбежные исторические спутники рода человеческого. Меняются лишь формы.
От библейской Юдифи до нашей Софьи Перовской, а от последней почти до наших дней классический террорист обычно ставил себя выше толпы. А потому и выше принятых толпой нравственных правил. Не таковы камикадзе. Не таковы нынешние шахиды. Случился великий перелом. Нет, это не означает, что нынешние соблюдают нравственные правила, включая главное: “Не убий”. Они их нарушают еще страшнее, но делают это не с позиции сверхчеловека, а как неразличимые частицы толпы. Современный террорист — из толпы и сам толпа. Уничтожая некую случайно выбранную часть этой толпы, он нередко покорно и даже радостно уничтожает и самого себя. Его личностное начало не существует для него как отдельная суверенная и драгоценная территория. Более того, он готов от него отказаться, выполняя роль жертвенного боевого муравья из неразличимой массы себе подобных. Шахиды не выше нравственных правил, они ниже их. Возникает новый тип человека — уже не сверхчеловека, но подчеловека. Вместо английского superman удачно выстраивается неологизм subman. (Немецкое untermensch может запутать, поскольку нацисты использовали это слово в несколько ином смысле). Современный мир дает нам множество странных свидетельств иррационального сдвига базовых ценностей. Это и американские школьники, расстреливающие одноклассников, и новая порода спортивных фанатов-вандалов, и многочисленные мелкие “геростраты”, не ждущие личной славы в веках, это и раздавленные “сверхценными” идеями новоявленные националисты.
В экологии известно странное, временами, поведение леммингов. Эти симпатичные зверьки в годы, когда их становится особенно много, проявляют массовую склонность к суициду. Какой таинственный биологический сигнал призывает их к этому? В Америке есть такая разновидность жабы (называемой лопатоногом), которая во время засухи, когда опасность нависает над популяцией, не просто проявляет тягу к личному суициду, но начинает активно уничтожать собратьев. Обычно этот каннибализм продолжается до тех пор, пока численность популяции не упадет до той точки, когда восстанавливается экологическое равновесие. Нечто похожее (пока в основном потенциально) мы видим у человека. Вот почему уже можно вводить понятие синдрома человека-лемминга или даже, что пострашнее, человека-лопатонога.
Итак, современный террорист, напоминающий лемминга, а то и лопатонога, при определенных условиях, отождествляя себя с толпой, легко идет на уничтожение и себя самого. Его высшие ценности отслаиваются от его личностного начала и парят где-то отдельно (он думает, что выше). Пользуются ли этим другие — некие манипуляторы? Разумеется.
Современный тип террориста открывает нам нечто новое в человеке: смесь жертвенности и жестокости, соединение активности с безличностным началом, подверженность манипуляции, сдвиг ценностей в сторону от гуманизма в область фанатически воспринятых “высших” целей, победа внешнего человека над внутренним. Рефлексия, совесть, вера, верность собственным нравственным основам — это черты внутреннего человека. Внешний человек нынешних времен выглядит иначе — принудительно-коллективный, одинокий в толпе, заброшенный, затерянный, отчужденный от собственности и власти, придавленный прессом религии и идеологии, склонный к идолопоклонству и поверхностным культам, носитель разорванной, фрагментарной логики, клипового сознания, упрощенно-фальсифицированного языка, агрессивной вспыльчивости, ксенофобии, закрытых для критики зон сознания. Такой человек становится подходящим материалом для преступности, терроризма и прочих крайних форм негативного социального существования.
Мы легко забываем почему-то тот прекрасный, возвышенный, даже восторженный идеализм, который многое оправдывает, наполняет смыслом, и охотно погружаемся в мир сдавленный, мир жестких причин-следствий. Отсюда приземленная логика, лишенная полета: террориста — мочить, вора — душить, врываться с обыском. Решение проблем в пространстве “падшего” мира (где сама Церковь служит лишь декоративным, театральным приложением — не больше) иллюзорно и отвлечено от конечных и серьезных целей. Это как затянувшийся ремонт концертного зала, когда проблемы состояния стен, потолка, акустики, кресел, буфета, туалета и прочего отвлекают от восприятия самой музыки, заставляют вообще о ней не думать.
Что это за новый тип — подчеловек? Внешне вы не найдете в нем отличий. Измерение черепа и анализ ДНК ничего не дадут. Подбираться к этому явлению нужно с другой стороны — со сложного взаимодействия массовой культуры и психики индивида. И все же необходимо понять, откуда появляются сдвиги в психике. И сколько уже таких? Далеко ли до критической массы?
О надвигающемся кризисе говорят сегодня явно недостаточно. Полагаю, что в будущем этой темы не избежать. Сейчас мы находимся в промежуточном состоянии. Глобальный экологический кризис, например, частично растворился в дымке бесконечных словопрений и конъюнктурной политики всякого рода “зеленых” (споры вокруг Киотского протокола — яркий тому пример), а надвигающийся антропологический кризис еще не очень виден в застилающем близкий горизонт тумане. Остается надеяться, что экологический кризис не перерастет в экологическую катастрофу, а кризис человека не вырастет до масштабов катастрофы антропологической. И без пристрастного философского анализа надвигающихся опасностей нам в ближайшие десятилетия не обойтись.