Опубликовано в журнале Знамя, номер 6, 2002
Гёте и девушка
из цветочного магазина
Eckart Klessmann. Christiane. Goethes Geliebte und Gefдhrtin. Fischer Verlag. Frankfurt am Main, 1999.
Sigrid Damm. Christiane und Goethe. Insel-Verlag. Leipzig, 2001.
(Э. Клесман. Кристиана. Возлюбленная и спутница Гёте. Франкфурт-на-Майне, 1999. З. Дамм. Кристиана и Гёте. Лейпциг, 2001.)
Кристиан Август Вульпиус, личный секретарь некоего барона в Нюрнберге, написал письмо государственному советнику и министру Саксен-Веймар-Эйзенахского герцогского двора Иоганну Вольфгангу фон Гёте с нижайшей просьбой о помощи. Некогда Гёте оказал ему содействие. Теперь Вульпиусу грозит увольнение, барон подыскал на его место другого кандидата. Письмо было послано в Веймар младшей сестре Вульпиуса Кристиане.
Город Веймар, столица герцогства на реке Ильм в Тюрингии, “зеленом сердце Германии”, между Тюрингским лесом и Гарцем, в конце XVIII века насчитывал семь с половиной тысяч жителей. Кристиана Вульпиус проживала в плохоньком домишке на Лютергассе, работала в мастерской при магазине искусственных цветов и содержала отца, мачеху и кучу маленьких братьев и сестер. В субботу 12 июля 1788 года в парке над Ильмом Кристиана, которой было 23 года, встретила государственного советника на прогулке и вручила ему прошение брата. Подробности этого события неизвестны; по всей вероятности, в ночь на воскресенье Кристиана стала любовницей Гёте.
Если, как утверждал Шопенгауэр, жизнь еще не зачатого ребенка вспыхивает в тот момент, когда будущие родители впервые видят друг друга, то можно с таким же правом сказать, что еще не написанные произведения зарождаются в ту минуту, когда поэт встречает свою подругу. В компендиумах истории литературы следовало бы предусмотреть главы о Маше Протасовой, Наталии Гончаровой, Марии Лазич, Елене Денисьевой, Наталии Волоховой, Лиле Брик, о девочке-подростке Софи фон Кюн, с которой был обручен Новалис, о невесте Клейста Вильгельмине фон Ценге, о “черной Венере” Бодлера — Жанне Лемер-Дюваль.
Но Кристиана! “Мамзель Вульпиус”, как именовало ее за глаза благовоспитанное общество в Веймаре, Bettschatz (постельное сокровище), un bel pezzo di carne (кусок красивой плоти), как аттестует Кристиану Томас Манн, добавляя: “…маленькая цветочница, весьма хорошенькая и вполне невежественная”. Можно ли считать ее “музой”? В недавно показанном по немецкому телевидению фильме режиссера Э. Гюнтера “Невеста”, где главную роль играет популярная актриса Вероника Феррес, есть такой эпизод: Кристиана, нарумяненная, с подвесками в ушах, в парике и пышном платье сидит в комнатке, в доме Гёте, из гостиной доносятся голоса: общество собралось на вечерний раут у мастера. Но никто ее не зовет. Да она и не была невестой. Что же она собой представляла? Две книги, вышедшие одна за другой, — обстоятельная, строго документированная биография, выпущенная знатоком эпохи Зигрид Дамм, и блестяще написанный, сжатый этюд писателя и журналиста Эккарта Клесмана — преследуют среди прочего одну цель: реабилитировать Кристиану. Или, лучше сказать, представить ее в новом и более полном освещении.
О том, как она выглядела, можно судить по описаниям и сохранившимся портретам, в том числе по рисункам самого Гёте. Кристиана Вульпиус была невысокого роста (как и сам поэт), круглолицая, черноглазая, с пышными темно-каштановыми локонами, склонная к полноте, очень живая, очень миловидная, смешливая и немного неуклюжая. Ее характер виден из писем, которые она посылала часто отлучавшемуся из Веймара Гёте (их обильно цитирует Клесман): простота, естественность, никакого жеманства, умение видеть в людях прежде всего их хорошие свойства, оптимизм. Вероятно, эти качества не меньше, чем эротическое очарование Кристианы, привлекли Гёте, которому их как раз и недоставало: это был ипохондрик, страдавший от приступов меланхолии и неудовлетворенности собой. То, что вначале могло показаться интрижкой, превратилось в прочную связь. Из садового домика, где Гёте, который был старше Кристианы на 16 лет (и на 16 лет пережил ее), поселил свою подружку, переехали в просторный дом на Фрауэнплан, тот, который сейчас показывают туристам всего мира. Гёте появлялся на людях с любовницей, ездил с ней в открытом экипаже, сидел рядом с ней в театральной ложе. Кристиана сажала овощи в огороде, ухаживала за садом, вела домашнее хозяйство. В ее бесконечной преданности Гёте не приходится сомневаться, но и ответные письма, которые она получала из Силезии, куда Гёте отправился со своим герцогом на маневры прусской армии, — из Франции, Италии, Швейцарии, с театра военных действий против Бонапарта — свидетельствуют о прочной и верной любви.
О том, что так омрачало ее жизнь с Гёте в затхлом, больше мещанском, чем аристократическом, Веймаре, прочесть в письмах Кристианы невозможно. Мы знаем об этом из других источников. Гёте познакомился с “цветочницей”, Blьmenmдdchen (это слово, употребленное Томасом Манном, — реминисценция последней оперы Вагнера “Парсифаль”, намек на волшебный сад Клингзора с хороводом девушек-цветов, которые должны соблазнить девственного отрока Парсифаля), через три недели после возвращения из Италии. Путешествие, больше напоминавшее бегство, — бегство от светских и государственных обязанностей, бегство с туманного германского “севера” на солнечный латинский юг, бегство от госпожи фон Штейн с ее идеалом “совершенной любви” — превратило Гёте в другого человека. Некая Фаустина, героиня двадцати четырех “Римских элегий”, написанных в Веймаре вскоре после возвращения, по мнению одного биографа — условный персонаж, по мнению другого — реально существовавшая женщина, дочь трактирщика в римской Osteria alla Campana; оба автора, однако, сходятся на том, что истинный адресат восхитительных элегий — Кристиана. (Таково же, впрочем, было и впечатление первых читателей в Веймаре.) Восторженно-чувственные, стилизованные в античном вкусе и вместе с тем наполненные жизнью и страстью, весьма смелые по тому времени элегии (не все из них Гёте решился напечатать) не оставляют сомнений в том, что поэт не прошел мимо соблазна — в отличие от Парсифаля. Тут, конечно, открывается простор для домыслов, но нелишне иметь в виду, что все прежние увлечения Гёте, девушки, о которых мы знаем, которым он, хотели они этого или нет, подарил бессмертие, — дочь пастора Фридерика Брион, кратковременная невеста Лили Шёнеман, Шарлотта Буфф, прототип Лотты в “Страданиях юного Вертера”, — не были “его женщинами” в общепринятом смысле. Любовь, свободную от секса, предложила ему и веймарская придворная дама, супруга герцогского шталмейстера баронесса Шарлотта фон Штейн.
Изнурительный бестелесный роман длился добрый десяток лет. И вот теперь — мы возвращаемся к Кристиане — фрау фон Штейн вместе со всем порядочным обществом узнает о том, что ее поклонник завел себе подружку, открыто живет с ней и воспевает ее в весьма компрометантных стихах. Нетрудно понять, почему дамы во главе с отвергнутой пассией Шарлоттой фон Ленгефельд, бывшей с 1790 года замужем за Шиллером, много лет подряд третировали Кристиану: она и необразованная, и безнравственная, и слишком толстая — во всех отношениях недостойна быть спутницей Гёте, который в свою очередь заслуживает сожалений. К этому хору, увы, присоединился и Шиллер. Однажды дело дошло до скандала, его виновницей была гостившая в Веймаре Беттина фон Арним (впоследствии выпустила известную книгу “Переписка Гёте с ребенком”). Беттина якобы назвала подругу Гёте “кровяной колбасой” и в ответ получила от Кристианы увесистую затрещину.
Социально-юридическое положение невенчанной жены было крайне шатким. Случись что-нибудь с Гёте — Кристиана очутилась бы на улице. Социального страхования в те времена не существовало. Незавидная судьба ожидала и ребенка, родившегося в конце декабря 1789 года. Герцог Карл Август, гораздо больше товарищ Гёте, чем его повелитель, согласился быть крестным отцом, но не присутствовал при крещении; мальчика назвали в честь правителя Августом, он оставался, однако, бастардом, незаконнорожденным и бесправным “сыном демуазель Вульпиус”. Он был единственным из пяти детей Кристианы и Гёте, дожившим до сорока лет (два мальчика и две девочки умерли вскоре после рождения).
После разгрома прусской армии 14 октября 1806 года под Иеной и Ауэрштедтом маленькое герцогство Саксен-Веймар было оккупировано, в тот же вечер французы вступили в столицу. Город был отдан на разграбление. Дом на Фрауэнплан вначале пощадили: в нем должен был остановиться маршал Ней. Но маршал запаздывал. Явились эльзасские солдаты, смертельно усталые, и сразу же повалились спать. В полночь раздались удары кулаками и прикладами в дверь, это были мародеры, сперва их кое-как удалось успокоить, Гёте, поднятый с постели, в своем знаменитом фланелевом халате выпил вина с солдатами — в конце концов, он был почитателем Наполеона. Дальнейшее известно главным образом из рассказа Римера, поэта и филолога, воспитателя сына Кристианы и Гёте; Ример жил в доме Гёте.
Пьяные солдаты вломились в кабинет Гёте и угрожали ему оружием. Но тут выступила на сцену разъяренная Кристиана. Она готова была, защищая 57-летнего Гёте, собственноручно расправиться с ними, и, по-видимому, ее решительность и отвага произвели впечатление. Кристиана втолкнула насильников в комнату, отведенную для маршала, наутро прибыл Ней и вышвырнул их вон; перед домом был выставлен часовой.
Через несколько дней, 18 октября, вечером Гёте пригласил к себе близких друзей и в присутствии Кристианы произнес короткую речь. Он сказал, что благодарит свою подругу за верность, проявленную в эти трудные дни. “Завтра в полдень, — добавил он, — если Богу будет угодно, мы станем мужем и женой”. После восемнадцати лет свободного союза Иоганна Кристиана София Вульпиус сделалась законной супругой, Geheime Ratin von Goethe (тайной советницей) и матерью Августа фон Гёте.
Happy end? Пожалуй… но жизнь продолжалась, и хотя бракосочетание, состоявшееся в ризнице церкви св. Иакова перед немногими свидетелями, ничего не изменило в их повседневном существовании, не увеличило и не уменьшило их привязанности друг к другу, оба старели, Кристиана осталась изолированной в Веймаре, все чаще в ее письмах проскальзывают жалобы на одиночество, все чаще она недомогает физически, хоть и старается скрыть свои хвори от мужа, которому всегда должна казаться веселой и жизнерадостной.
В телевизионном фильме, о котором здесь упоминалось, есть сцена с Виландом: старый поэт, чья слава при жизни едва ли уступала известности Гёте, хочет прочесть Кристиане что-нибудь свое, но откладывает рукопись и берет в руки книжку, которой бредит молодежь всей Европы: “Ты, конечно, читала Вертера?”. В ответ Кристиана мотает головой. Похоже, что она никогда не слыхала о “Страданиях юного Вертера”. Читала ли она вообще Гёте? Любят ли женщину за образованность и начитанность? Принято ссылаться на письмо жены французского посланника в Касселе от 1807 года, где приведены слова, будто бы сказанные посланнику самим Гёте: “Из всех моих сочинений моя жена не прочла ни строчки. Царство духа для нее закрыто, домашнее хозяйство — вот для чего она создана”. Оба биографа — и Э. Клесман, и З. Дамм — стараются опровергнуть эту версию. Э. Клесман сомневается в подлинности слов Гёте. Он приводит целую коллекцию цитат из сохранившейся переписки Гёте и Кристианы, письма свидетельствуют о том, что Кристиана вовсе не была так уж безнадежна. Она читала по крайней мере некоторые стихотворения, читала роман “Избирательное родство”, была в курсе творческой работы мужа. Орфография ее писем весьма причудлива и хранит следы ее родного диалекта. Но в начале XIX века немецкая орфография вообще оставалась еще очень шаткой.
За полтора года до смерти Кристиана перенесла инсульт, от которого довольно быстро оправилась. Но затем развились явления уремии (острой почечной недостаточности). Умирала она мучительно и в одиночестве; муж, по всей видимости, при ее агонии не присутствовал. Кристиана скончалась в веймарском доме в полдень 6 июня 1816 года.
Гёте и Кристиана прожили вместе 28 лет. В эти годы были созданы “Римские элегии”, “Торквато Тассо”, “Избирательное родство”, “Герман и Доротея”, “Годы учения Вильгельма Мейстера”, была закончена и вышла в свет первая часть “Фауста”. Жизнь Кристианы Вульпиус прошла бы, не оставив следа, если бы за ней не стояла колоссальная тень Гёте, если бы ее не овеяло дыхание великой, навсегда ушедшей эпохи.
Борис Хазанов