Стихи
Опубликовано в журнале Знамя, номер 11, 2002
* * * С чего бы мне хотеть туда? Там слишком близко поезда Проходят — и земля трясётся, Там у столба коза пасётся И очень может забода... Там дворик сорною травой Зарос, там бабка жучит деда И, заклана в виду обеда, Крылами бьёт моя Победа С отрубленною головой... 28.04.00 * * * И, кажется, трудно припомнить, о ком Не бил барабан перед смутным полком, И колокол тоже по нём не звонил — За пошлой нехваткой чернил. И вот он в земле, безымянный, лежит И даже не слышит, как время бежит, Как рачьи и щучьи уже голоса Летят прямиком в небеса. Но грянет музы’ка — и будет она Ему и за гробом слышна. 23.11.00 * * * А в тех селеньях, где иных уж нет, Живёт один блондин или брюнет, А то, пожалуй, что и вовсе рыжий — Отсюда я в упор его не вижу. Там у него колодец и забор, И под забором две заросших грядки, А за забором — да, еловый бор, Зубчатый, тёмный — с этим всё в порядке. Там на дворе трава, а на траве — Дрова — и подлинней, и покороче, И у него такое в голове, Что знали бы — не вспоминали к ночи — А то иные вспоминать охочи — Вёрст за три тыщи — минимум, — за две. Он пьян с утра — такая полоса: Пацан в тюрьме, жена, видать, сбежала. Но у него в чулане есть коса, И то: коси, коса, пока роса — Красивое, внушительное жало. И есть река. В реке плотва и лещ, И, может, сом — пошуровать у ям бы. Теперь вот будут ямбы. Тоже вещь, В таких местах незаменимы ямбы. И у него, как будто, есть страна. Она ему не то чтоб не нужна, И он не то чтоб ей не нужен тоже — Но в этом они, всё-таки, похожи. Авось ещё поладят. Ни хрена. А что чекисты лезут в главари — Так там зимой такие снегири, В кадушке — грузди, в погребе — картошка, В лесу брусника, клюква и морошка, А уж черники — и не говори. 29.05.00 Былинка Это кто там дудит, И в окошко глядит, И кого ни попало укусит? Это — главный бандит, И его победит Тот, который ни разу не струсит. Я ведь тоже сижу И в окошко гляжу, А слуга мне готовит кольчугу. Я его побежу, А потом пощажу И хлеб-соль предложу, Словно другу. То не гром за рекой, То не ветер такой — Это во’ поле чистом забава. На щите — упокой, Со щитом — успокой, А премудрому — вечная слава. 9.09.99 * * * В полдневный жар в долине Дагестана. М. Лермонтов, «Сон» Сны одинаковы, как шинели. И. Бродский, «Стихи о зимней Кампании 1980-го года» Ландсхаупт Мюнхен. Утро. Воскресенье. (Но где-то, может быть, и два часа). Денёк, похоже, выпал не осенний: Тепло, светло и мухи не куса. Будильник, заскучавший без завода. Кофейник. Сигарета. Потолок. Приёмник. Кнопка: радио «Свобода» Включается в привычный диалог. (За тыщу лет опёки неустанной Оно достигло статуса семьи.) Полдневный жар в долине Дагестана. Войска ведут тяжёлые бои. 6.09.99 * * * В лесу, где нет тебя и нет меня, Стояла призма нежного огня И паутинка на кусте висела. И бабочка на край сухого пня Развёрнутой метафорою села. Она была волшебно хороша, И в ней овеществлённая душа Была, наверно, хороша когда-то. И, может, что-то сходится, когда ты Подолгу повторяешь, не спеша И против склада с ладом не греша, За мною: «Аты-баты, шли солдаты...» Без подписи. Без местности. Без даты. 8.09.99 * * * Сколь ни была бы я нежна, Но я Вам больше не нужна, К тому же я и не княжна, И Волга далеко — И я покинуть Вас должна Достойно и легко. Моё смиренье велико: Я покидаю Вас легко, С красивой песней «Сулико» На сахарных устах, С красивой песней на устах, С двумя перстнями на перстах — Вот только слишком высоко И зябко на мостах. 29.04.00 * * * Я вижу Вас во сне размякнувшим и слабым, Забывшим, наконец, о долге и войне. Не оставляйте пост. Не доверяйте бабам. Не слушайте меня. Не предавайтесь мне. 15.04.99 * * * Не об искусстве. Впрочем, и о нём — Поскольку ни тебе, ни мне ни днём, Ни ночью от него спасенья нету. Тем более уместно зубы сжать И не пытаться впредь изображать Взывающих: «Ракету мне, ракету!». Не о любви. Но, впрочем, и о ней. Легко сказать, что на исходе дней Нежней мы лю... куда уже нежней? Наш вариант покруче: осторожней. А может, двинем, всё же, по прямой: Зане пора — и к Богу, и домой — Легко сказать: единственный ты мой, — Но следует — единственно возможный. 6.08.99 Старость Мне снился прекрасный и тягостный сон, Что мы говорим наконец в унисон, Не спорим, честя легендарных персон, И все откровения стали нетяжки, Что в доме каком-то, пустом, несвоём, Лежим на полу и друг другу даём И курим одну сигарету вдвоём, Исправно, однако, считая затяжки. И всё же во сне, откровенно крутом, Я знала, что всё происходит потом, Что прах твой лежит под железным крестом На северном, Богом забытом болоте, Что ключ нам не нужен, чтоб дверь запереть И эхом накопленной страсти гореть, Поскольку уже ты успел умереть, И нет подлежащей укрытию плоти. А утром, остыв от сомнительных грёз И столь же банально непролитых слёз, Смекаешь, что всё завершилось всерьёз, Что жизнь прожита и что больше не надо, Что мало ль, какая приснится фигня, Что это начало паскудного дня, Что ждут, и давно, с нетерпеньем меня Овсяная каша и пол-авокадо. 15.04.99 * * * Трудясь с рассвета дотемна, Была усердна и скромна, Не шлялась, не пила вина И жизнь не торопила. И вот большой мешок зерна Я к старости скопила. Но, видно, всё же был грешок, И прохудился мой мешок, И за стишком течёт стишок Сквозь дырочку в холстине. Подайте мне иглу и нить, Чтоб эту дырку починить И хоть на бедность сохранить Хозяйке и скотине. 13.04.99 Прощание славянки Ах, сударь, дело не во мне, И не в сомнительном вине, И не в божественном огне, Свалившемся в сугробы. А трудно, сударь, жить в говне — Пускай, и высшей пробы. Ах, сударь, дело и не в Вас, И не в пинаемой сейчас, Невыносимой без прикрас, Ментальности восточной. А только Бог не слышит нас — Меня уж, сударь, точно. И верно, сударь, Вам пора: Идёт военная игра, А дел амурных мастера И в ратных, чай, не слабы. А что до пёстрого ковра, Что Вы сулили мне вчера, То я его — взяла бы. 28.04.99 Игра в бисер О дева всех румянее Среди зелёных гор, Германия, Германия... М. Цветаева ...И в жёсткой ледяной обиде, Сухой пургой ослеплены, Мы видели, уже не видя, Зелёные глаза весны. И. Эренбург ...И мой отчёт о встрече с нею: Глаза — не сыщешь зеленее, Но радости куда скромнее, Чем Вы могли предположить, Хоть где-то всё же Лорелея — Не всех румяней и белее, И жить при ней не веселее, Чем, может быть, вообще не жить. Болтаясь на автопилоте В стране Бетховена и Гёте, Вы с удивлением найдёте, Что модус тут у них иной, Что сколь ни плох был нерушимый, Однако некие вершины Дотуда и непогрешимы, Докуда спят во тьме ночной. Линяет гриммовская сказка, Сползает фашингская маска, Слабеет русская закваска Союза морды с кирпичом. И мы не раз ещё помянем То, что уже за шеломянем, Зане и немцами не станем, И взад не примут нипочём. В виду разбитого корыта И легкомысленного быта Неубедительно размыта Чужого неба акварель. Блестит под ливнем черепица. В духовке пригорает пицца. Уже и днём не слишком спится — И не кончается апрель. 18.04.99 Стихи на покупку томика Пушкина в мюнхенском магазине Хугендубель на Карлсплац (Штахус), бывшей Гитлерсплац Он здесь бывал: ещё не в галифе... И. Бродский Из большого из дома из книжного Возле круга фонтанно-булыжного, Где стояла фигура Облыжного — По подсчётам, уже в галифе — На свою на Вест-парк отдаленную Через всю-то дурную вселенную Я тащу мою вещь сокровенную — Сорок марок и сколько-то пфе. Пусть и в этой сомнительной местности, Воплощеньи порядка и честности, Что — Париж по печальной известности, А по сути и духу — дыра, Светит солнце российской словесности, Беззакатное солнце — ура! 9.07.99 Остановка на Дахауэр-штрассе На улице Дахау Сижу и отдыхау И пью—не просыхау Дешёвый апфель-шорт. А улица Дахау, Когда была плохау, Вела без ноу-хау На мировой курорт. А до последней трассы Жильцам известной расы Пороли здесь матрасы И били зеркала. По улице ходила Большая крокодила — До первого угла Дошла и умерла. 19.07.99 Песня На чужой сторонушке рад своей воронушке. Пословица Не хотелось ворону На чужую сторону, Да пришла во двор она, Умная сестра: «Там еда — обильная, Там одежда стильная, Там община — сильная, И — давно пора». Но в гостях, случается, Жизнь не получается, И грустит-печалится Молодой брюнет: Есть еда — обильная, Есть община — сильная, Есть среда — плавильная, Только жизни — нет. Есть одежда — стильная, Есть сестра — мобильная, Есть жена — дебильная, Только жизни — нет. Есть тоска — стабильная... 22.07.99 * * * На самом склоне лет дорвавшись до писаний, Непросто совмещать приличья и уют: Уже не до того, чтоб разбирать, чьи сани: Садишься в те, какие подают. 26.09.99 * * * Если бы не боялся, что зазна’ешься, сказал бы — виртуозно. Из дружеского послания Я не зазна’юсь, милый, — где уж нам уж? А дальше, как известно, «выйти замуж», Который тянет «уж» и «невтерпёж» — Язык... Моё тут, разве что, крепёж: Болты, тире, шплинты, отточья, гайки — Не так уже и много для зазнайки. Язык... Он спит, как змей — покуда свёрнут, Но если за него кого-то дёрнут, То этот гад способен довести До сведенья, до ручки, до упада, До Киева... — туда-то мне и надо, И потому нам нынче по пути. 7.10.99 * * * Сносить головы’ — не сносить головы — Зависело раньше от воли Москвы, Известных красавцев, носивших погоны, Безвестных мерзавцев, писавших законы, Но все поменяли места и иконы — Не все, так иные — и, в частности, Вы. И ныне отрыв головы от плечей Зависит от более сложных вещей, И каждый, имевший указанный опыт, Сперва невзначай переходит на шёпот, А после совсем умолкает. Увы. 15.10.99 * * * Кто готовит коньки и салазки, Кто и лыжи — но это не мы. На балконе анютины глазки Ждут прижимистой солнечной ласки И дрожат в предстояньи зимы. Но октябрьское солнце — прохладно, Посветило для формы — и ладно — И исчезло в глухих облаках. Если б были у глазок желёзки, То какие бы горькие слёзки Заблестели на их лепестках! Но маэстро считает удачей Вариант, достоверный без плачей — Как в масштабе приватаной беды, Так и бедствий стихийных. И к слову: Очень выгодно бархат лиловый Оттеняет сверканье воды. 17.10.99 С позволения сказать — гекзаметр Пульс, непрерывно стучащий в виски, — это просто гекзаметр. Тот, кто сумеет расслышать гекзаметр, — возможно, поэт. Боги довольно легко принимают дипломный экзамен, Ибо работы по этой специальности, в принципе, нет. Жизнь — это, видимо, некое время и место, откуда В тщетный за мёртвой возлюбленной можно отправиться путь. Амфоры с их персонажами стройными — просто посуда, Функции коей бездарно утрачены — в этом и суть. 19.10.99 * * * ...А ровно в полночь я зажгу свечу, Накину плащ, насыплю бисер в миску, Потом спущусь в свинарник — благо, близко, — И там всё это дело размечу. И, завершив сей одинокий труд, Усядусь в угол и, подперши щёку, Понаблюдаю, как его попрут — Всё утешенье сердцу одиноку. 9.09.99 Текст реакционный Памяти Советского Союза Помнишь ли наши безумные споры В поисках смысла и точки опоры? Сущность позиций — ценою в пятак — Можно теперь сформулировать так: — Недостижимо паденье режима, Прочность Империи непостижима, Это бессмертная прочность яйца — Есть ей начало, но нет ей конца. А в возраженье, к примеру, звучало: — Нет ничего, что имело б начало И не имело при этом конца. Данная мысль согревала сердца. ...Правы вторые. Империя пала. Что-то упало, а что-то пропало, Тех же, кого и помиловал взрыв, Вынесло в Мюнхен, Нью-Йорк, Тель-Авив. Вот мы сидим по долинам и горкам, Давимся хлебом изгнания горьким И полагаем, что ныне вполне Были б готовы терпеть и вдвойне. Вечная память Империи павшей, Ради единства ночами не спавшей, И да горят до скончания дней Наши сердца благодарностью к ней. 12.09.99 * * * Поэзия, она такая вещь: В живую плоть вгрызается, как клещ, Пугает, ноет, мучает, болит — И уповай, чтоб не энцефалит. А не гуляй в пленительном лесу, Не ковыряй в сомнительном носу, Не посягай на тёмный смысл вещей, А помогай охоте на клещей. 12.05.00 Кавказ Покуда на хо’лмах покоилась мгла — Она и хранила иных, как могла. Один, над снегами, стоял в вышине, — И всё представлялось весьма и вполне. Безумствовал Терек и прыгал, как львица, Блистали шитьём губернатор и вице-, С улыбкой и враз приседали девицы, Гремели мазурки, грома’ и «ура» — Имелось в Империи, где порезвиться, Чему подивиться и чем вдохновиться, И было угодно пейзажам ловиться На остро чувствительный кончик пера. Но смолкли мазурки — и дивный ландшафт Всерьёз и надолго отверг брудершафт, И ввысь воспарил над хребтом и рекой Лишь горный орёл — но известно, какой. На этом скупом, но внушительном фоне Иссякло доверье к мадам Персефоне, И хлынули звуки «Горийских симфоний», И ринулись «Волны» к смазным сапогам, Всему отыскалась достойная рама, Торговцев и прочих изгнали из храма, А лучшим объятья раскрыл Сагурамо На чёрную зависть друзьям и врагам. Туземец исправно бряца’л на чонгури, Слезой умиленья сверкал хачапури, Шашлык ароматно кадил на шампу’ре, Хозяин хванчка’ру радушно цедил, Да плюс в теренкуре (равно’ перекуре) Безгрешная мысль о дурной синекуре — Небось, поклони’тесь и ти’гровой шкуре, Когда перед носом у Вас — крокодил. Поскольку «симфонии», «волны» и «оды» Затем неожиданно вышли из моды, Туда, не смущаясь, вошли переводы Вторичной уже, извиняюсь, красы, И, знатной кормушки взалкав, эпигоны Толпою полезли всё в те же вагоны (Сквозь лик каковой проступали погоны, А если вглядеться — то даже усы). Пока они пёрли туда без числа, Возвратная ходка добычу несла — Бутылки, сыры, поцелуи, слова — К курортному поезду «Адлер — Москва». «Та-та-та, та-та-та», — колёса стучали, И все экскурсанты у окон торчали, И каждую горку «виватом» встречали, И бледные лица ворочали вспять, Пока же в экстазе терзал полуночник Увечный, слепой, полудохлый подстрочник, У старого века твердел позвоночник, — И всё это кончилось крахом опять. Из тёплой земли отрывать нелегко Зарытую в ней виноградную ко. Верни же стрекозкам и стол твой, и кров, О Грузия, роща священных коров! 22.05.00 * * * Будьте, как дети Евангелия Памяти обоих Артист привык во все века Ловить от власти тумака, Ведь ей вредны наверняка Перо, стило, фломастер, Но как-то всё идёт, пока Тиран не спросит дурака, Кто мастер, кто не мастер. Не сыпьтесь на меня, братва: И я — не против естества, А уж тем паче — мастерства И вкруг него витийства. Да только чьи это слова, Что простота-де воровства Похуже? А убийства? 14.09.99 * * * Старушка, одуванчик Божий, Головкой жёлтой с ним и схожий, Но в новой жизни помнить дожей — Её удел и, видно, вкус. Она спешит на курьих лапках В искривленных, но модных тапках И выглядит смешной охапкой Цветочков, пёрышек и бус. Но как из стёклышек и пуха Там проступает ясность духа И точность зрения и слуха, И мнений острые углы, И как сквозь чёлочку «болонкой» И дым от сигаретки тонкой — Ещё или уже ребёнка Глаза безгрешны и светлы! Ах, дух где хощет, там и дышит, И нас Господь, конечно, слышит, И тот узор, что нами вышит, Он вставит в раму, не спеша. Ему ль не знать, как все мы хрупки, Как тают пёрышки голубки, Как истончаются скорлупки И обнажается душа? 28.05.00 * * * Всех нас, грешных, влечёт к чужеземным вершинам (В посещении коих бывает и прок), Но приходит просодия с русским аршином, Чтоб проверить предложенный ею урок. Ни развязности муз, ни намёка улыбки, И глаза не нежнее пространств над Невой — Знай, чернилами красными метит ошибки Да качает безгрешной своей головой. И находишь, что выделки стоит овчинка, За которой и прячется небо без дна — Уж такая по виду она разночинка: И бледна, и одна, и навеки дана. 29.09.99 Мюнхен