Стихи
Опубликовано в журнале Знамя, номер 12, 2001
* * * Косте Гадаеву Лети, лети, лепесток… Осталось немного, почти что уже ничего, И то вещество, из которого делают счастье, Подходит к концу, и уже ничего своего Я не замечаю, но только прекрасные части Какого-то целого, общего всем и всегда — Весеннего воздуха, неба, хорошей погоды. Давайте прощаться — и пусть протекают года В разумном и медленном круговращенье природы. Давайте прощаться, деревья в лесу, и песок, И синее море, и с красной дощечкой качели, И первый снежок, и любовь, а седьмой лепесток — Наверное, вербы на солнечной Вербной неделе. Какие просторы распахнуты там впереди! Мой старый товарищ, в застольях, как сталь, закалённый! Уж лей дополна! Да не спорь ни о чём, погоди — Ведь ты, как и я, в эту первую зелень влюблённый. * * * В недрах дома звяканье бутылок, Лифт шумит, взмывают голоса. Ложе из прессованных опилок Принимает нас на полчаса. Слышишь, телевизоры бормочут, Телефоны тонко верещат; Дом живёт, гуляет и хлопочет, Весь как будто шаток и дощат. Вспомнишь про бумажную квартиру, Услыхав журчанье батарей — Сопоставлен времени и миру, Дольний брат пророков и царей, С нежною и преданной подругой Груз одежды сбросив на ковёр — Чувствуешь, как плавает по кругу Мартовского пира хриплый хор? * * * Как будто бы свобода и покой… А вечерами друг ко мне заходит, А то и вся компания — у нас В буфете есть и рюмки, и тарелки, Есть для воды стаканы, есть пространство В окне, где зеленеет майский лес До горизонта, есть дома, есть небо, Есть розовые с золотом закаты Медлительные, есть табачный дым, Есть сигареты, пепельницы, темы Для болтовни, есть вкусные закуски, Есть вечные вопросы, есть тревоги, Есть дружный смех, переходящий в хохот, Есть человек с собакой во дворе, Мальчишки с их отчаянным футболом, Есть ночь, есть свежесть ночи, есть огни, Есть ощущение скользящей жизни, Которая приходит и проходит, Ласкает нас и не жалеет нас. * * * Если б мог, я пил бы это лето, Как, наверно, в старину пивали — Запрокинув голову и к чаше Припадая жадными губами. Как, наверно, в старину пивали, Я пустил бы чашу ту по кругу, По рукам на дружеском застолье, Чтобы всем друзьям моим досталось. Пил бы я, мешая грусть с весельем, Слушал песни и смотрел на звёзды, И мои бы мысли стали роем Пчёл медвяных, крыльями звенящих — И одна впилась бы прямо в сердце, И стихами б захлебнулось сердце… Если б мог, я пил бы это лето, Как на тризне кубок пьют прощальный — Со щеки слезы’ не вытирая, Ничего вокруг не разбирая, В дальний путь, откуда нет возврата, Провожая друга или брата. * * * Особенно дожди: как пеленой, Окутан монотонным и негромким Певучим шумом, где-то за стеной Семья, соседи, и всю ночь в потёмках Трава и листья лепетом полны, И шепчет крыша над уснувшим домом — Особенно дожди душе нужны, Чтобы припомнить то, что ей знакомо По прошлой жизни, чтобы каждый звук, Любая вещь — всё стало сгустком смысла, И вечный мир сквозь утлый быт вокруг Вдруг просиял, и зазвучали числа Гармонии, томящейся во всём, И тьма — и та светилась тайным светом… Особенно дожди, деревья, дом, Веранда, ночь, Анциферово летом. * * * Я спал на веранде, а день проходил стороной — Кололи дрова, вдалеке окликали кого-то, И дождь начинался, и падал шумящей стеной, И яблоня льнула дрожащей листвой к переплёту, И дождь проходил, и вечерняя пахла трава, И солнце горело на каплях смородины красной — Я сна не запомнил. Наверно, мне снились слова, Чтоб просто сказать, что и вправду мудра и прекрасна Текущая жизнь, проходящая мимо меня, Которой нет дела до нашей тоски и тревоги — И дверь открывали, и в сумрак полоска огня Ложилась из кухни, споткнувшись на мокром пороге. * * * День, как светлый дом деревянный. Вымыт пол. И распахнуты окна. Летним воздухом благоуханным Дышат травы. А в небе высоком Ветер вылепил белое диво — Кучевую густую громаду. И плывёт она неторопливо. И другого душе и не надо. Чтo’ ей мысли о счастье, о славе, Если большее в жизни досталось, Здесь, на просеке, где разнотравье В гущу буйную перемешалось. * * * В небо взлетит тепловоза далёкий гудок, Тучи надвинутся, травы качнутся под ветром, И остаётся обрывок, клочок, лоскуток — Скоро прощаться с ещё одним прожитым летом. С жизнью как будто прощаюсь — стараюсь успеть Что-то запомнить, понять в ежедневной рутине. Август уходит. Известно, что время и смерть Общее что-то содержат в своей сердцевине. Холодом тянет. Над крышами стелется дым. Снова гроза с Куровскo’й надвигается быстро. Всё это было со мной, это было моим — И промелькнёт, и погаснет, как малая искра. Не удержать ничего, ничего не спасти, С зонтиком мокрым шагая по дачной дороге… Бог нам поможет! Но если мы даже в горсти Божьей зажаты — то что нам известно о Боге? * * * Ничего не значат эти На листе слова — Только то, что дует ветер И летит листва, Что широким этим ветром Продувает весь Километр за километром Поредевший лес. Набегает рябь на речку. Дребезжит стекло. Так давай затопим печку Осени назло. Мокнет глина у порога. Сохнет дождевик. В чёрном поле по дороге Едет грузовик. Македония Здесь виноград взбегает на карниз. Здесь воздух чист и дали нежно сини. Сидим и пьём и смотрим сверху вниз На белый город в маленькой долине. Но чем древнее, тем свежей земля. Идёт война, как в кукольном театре. Прохладный ветер, тронув тополя, Кочует дальше по рельефной карте. Вскипает узких листьев серебро. Уходит в небо дым от сигареты. За горное курчавое ребро Уходят в дело чёрные береты. Прогрохотал пятнистый БТР. Приносят кофе. Близок час обеда. И АКМ времен СССР Висит на спинке стула у соседа. Пусть бог войны прищурил левый глаз — Он этих гор балованный ребенок, Где Брегович старается для нас Из двух больших обшарпанных колонок. Не веришь в смерть, а веришь в облака, В душистый хлеб и в листья винограда, Хотя и вправду смерть к тебе близка И каждый день — как новая награда. * * * Игорю Фёдорову …И снова потянутся пыльные стены, И вылезут с бурой травой пустыри, Вечерней зари варикозные вены И ржавые, вбитые в небо штыри, Весны и отчаянья хронос и топос, Окурки, обёртки, обрывки газет, И грязную жижу поднимет автобус На улице нашей, где мы столько лет Безумствуем, небо воруя горстями, Листаем страницы и ждём тишины, Бессонную кухню набивши гостями, Внимая напевам тюрьмы да войны — И снова потянет — за тонкие струны, За тонкие жилы, к гортани прильёт Всё то, что осталось от музыки юной, Кололо в груди и дразнило с высот — Весенняя, чуткая шизофрения, И вечности, вечности синяя мгла, Разруха, судьба, и разливы речные, И в вечер плывущие колокола. * * * У выезда из города — костёр, Пустырь, бурьян, кирпичные сараи… Как будто не века прошли с тех пор, Когда вот так же, руки согревая, Стояли у огня в колючей тьме Те пастухи, не ожидая чуда — Как будто не века, и той зиме Всё повторяться суждено, покуда Есть городa’, окраины, дрова, Работа в ночь, шершавые ладони, Слепых времён слепые жернова И хмурые солдаты на перроне.