Стихи
Опубликовано в журнале Знамя, номер 10, 2001
1 Василий живет на нижнем конце.Геннадий Русаков Небольшая василиада Траву косим Мы вчера траву косили. Подошёл ко мне Василий. Говорит: — Душа горит. — Ан и впрямь: от ветерана пахло как-то очень странно. И к тому ж он был небрит. Ясно, нам с того момента стало не до инструмента: был Василий сер и смур. Тут пришлось бы нам несладко, да нашлась в селе палатка — пункт лечебных процедур. А потом, слегка колбася, уходил по тропке Вася, на предмет, куда прилечь. Я пойду и рядом лягу, чтоб комар не ел беднягу. И чтоб душу оберечь. Жена болеет У Василия болеет жена. Он сказал — «по животной части». Я её не видел: она только голос откуда-то: «Здрасте». К ним заходишь в избу — никого. Лишь мастикой натёрты полы до блеска. Радио бормочет про Жириновского да у печки дрожит занавеска. Но Василий жену бережёт, называет «моя старуха». И руками — старается — воздух стрижёт, пересказывает мне медицину со слуха: — Снова доктор насчёт этих самых... мокрот... Мол, они-то её и пучат. Бабы, слышь, невозможно упёртый народ. До того они, бляха, живучи. Садовый вар — Вот мы сидим сейчас с тобою, Генка, и говорим за жизнь, как мужики, хотя она неясного оттенка и говорить о ней нам не с руки. Ты вот скажи: зачем, едрёна бляха, полезли цены на садовый вар? На мне полгода сынина рубаха, б/у, дерьмо, нестоющий товар. Списали нас, Лексаныч, аж в очистки! А ты того... порядком поплошал. Но объясни мне просто, по-марксистски: какому хрену этот вар мешал? Про железо Что-то в небе такое творится, что, наверно, лишь небу под стать. А Василий в саду матерится и железом гремит, аки тать. Брось, Василий, зачем тебе это? Ты же выпил и грунт оросил. И затем, в завершенье фуршета, палисадник у нас обкосил. Эх вы, люди мои, человеки! Не журись, непогода пройдёт. Мы с тобою друганы навеки, только каждый свой градус блюдёт. Ария Василия У нас в Горах такие — ах! прекрасные пейзажи, что раз взглянул, слегка сблевнул — и как не пивши даже. У нас в Горах — рази их в прах! — сплошные демократы. Всё обещают для людей построить мир больших идей, а те давно просраты. У нас в Горах достаток — вах! — подпрыгнул чрезвычайно: мы старичьё в утиль сдаём, а как мы выручку пропьём — коммерческая тайна. Как нужно пить ...Тут Василий вскричал: — Панска вошь! (Он в душе интернационален). Ты чего ж не по-нашему пьёшь? Кто же ставит обратно, раз на’лил? Во даёт! Это ж прямо алкаш: все махнули, а этот — глотками! Нет, ты там, за границей, покажь: вот как я, мол, хлебал с мужиками! Печень, дура, запорешь в раза — по напёрстку, на смех тараканам. Выпьем, как полагается, за... Да стаканом, Лексаныч, стаканом! Про комаров и пулемёт — Гляди, комар...И как, стервец, шагает! Ишь, вынул хобот, навострился жрать... Погода им, подлюкам, помогает... Теперь к мокрети примутся орать. Всё ж божьи твари... Мошки там, букашки. Люблю, Геннадий, эту мелюзгу! А люди что ж... Подстилки-промокашки. Я и без них, по совести, могу. Да ты чего всё пялишься на пойму? Нет, хорошо купить бы пулемёт! Установил — и дуй на всю обойму, когда комар наладится в намёт! На природе Мы с Васильем кореша — на двоих одна душа. Раз вертаемся в потёмках, а не видно ни шиша. Тропку щупаем ногой (пьян один, тверёз другой) и кричим друг дружке в голос: — Пить не надо, дорогой! А кругом полынь-трава, ёлки-палки, дерева, фрукты-ягоды, природа... Аж кружи’тся голова. А уж запах от берёз! Просто, граждане, до слёз. ...До сих пор не понимаю: кто был пьян, а кто тверёз? Крышу чиним Вон киянкой стучат по железу — глуховатый и смазанный звук. Захочу — и на крышу полезу, стану видеть и вверх, и вокруг. Эй, жестянщик, душа моя, Вася! Ты чего там, тверёзый, внизу?1 Третьи сутки на луке да квасе, бьёшь по жести и доишь козу... Что’ так? Крыша течёт пузырями? Это леший в ней дырки верти’т — тот, что хлопает ночью дверями, отбивает скоту аппетит. Приходи на гутарку, Василий! Больно в горле чего-то першит. Сам-то я, понимаешь, не в силе... А вдвоём нам жена разрешит. Оба два Эх, Василий-Василёк! Где уселся, там прилёг. Квёлый стал: лежишь и спишь, только всхрапываишь. Ты да я, да мы с тобой... Оба жёваны судьбой, оба биты — кто за что. Плачем богу в решето. Но куражимся пока... Два вонючих старика. Туман Туман стоял стеной шестые сутки. Его хотелось резать на куски. В пруду кричали криком чьи-то утки. друг с другом перессорившись с тоски. Мы жили с ощущением осады. Дороги уводили в никуда. Там завелись неведомые гады и странного размера лебеда. Не набирая веса, вишни рдели. Их густота не радовала глаз. И получалось, что на самом деле творение закончилось на нас. Но опускаю прочие детали: как по селу прошёл куриный мор, как херувимы стаей улетали, невнятно бормоча: «Амор, амор!2». Уже святых по избам выносили. От бабьих слёз кружилась голова. И вот тогда во двор вошёл Василий и произнёс, как водится, слова: «Я выражаюсь не эзотерично, поскольку плотник и, конечно, пью. Но заявляю от себя и лично, что отношусь двояко к бытию. Как учит Маркс, маркетинга обманка смущает неокрепшие умы. Нет — воротилам Мирового банка! Мы не рабы, но и рабы — не мы!». И тут он встал в классическую позу жрецов и заклинателей мышей — воздевши руки и шепча угрозы, среди которых слышалось «взашей» — и продолжал: «В зловещем их оскале я прозреваю облик новых гроз. Они, они туману напускали, и у Марчихи кончился завоз!»3 Он вырос вдруг до страшного размера, налился краской бледно-голубой и с восклицаньем: «Государь и вера!» трикратно плюнул вниз перед собой. И — совершилось! Загремели громы, загрохотал невидимый хорал. И, пробудясь от недостойной дрёмы, петух в соседней клуне заорал. Вмиг всё исчезло: сгинули туманы и стало видно вдаль во все концы.4 Пропали гады. Канули дурманы. И замолчали утки-подлецы. А что ж Василий? Ничего, ей-Богу. Он вновь обрёл свой нормативный рост. И, опрокинув рюмку на дорогу, ушёл к себе, всё так же строг и прост. Что ж, пусть идёт под клики одобренья. Героям тоже нужен выходной. Он к нам ещё зайдёт в стихотворенье хотя бы просто чокнуться со мной. А в мире стало солнечно и сухо. Жизнь потекла такой, какой была: в проулке вновь захлюпала старуха, прибита сыном явно не со зла.
2 Лат. — любовь. В данном случае имеется в виду любовь к ближнему.
3 Марчиха — Марченко И.А., вдова, возраст неинтересен. В местном продмаге приставлена к подакцизным — винно-водочным и табачным — товарам.
4 Украдено у Н.В. Гоголя. Извиняюсь.