Иван Волков
Опубликовано в журнале Знамя, номер 9, 2000
Для Наташи Ворожбит в память о замечательном
путешествии в августе 1998 г.
«В такой тишине кажется, что напряжённый слух
различает зов с далёкой Родины — едем дальше,
никто не зовёт.»
Адам Мицкевич. «Крымские сонеты»
- Симферополь
А. Б.
Неапольская улица пуста.
Как высохший орех, жарой расколот,
Квартал татарский смазался с листа.
Неаполь Скифский в глину перемолот —
Безводье, скука или просто голод? —
Ушёл под землю, смыла суета.
Мой друг, ты покидаешь этот город —
Покинутые скифами места
Лежат далёко от путей торговых,
И весь твой Крым от моря далеко.
Но как бы ни держались высоко
Огромности красот материковых —
Не морем ли, скажи, освещены
Все эти земли, скалы, валуны.
2. Могилы гарема (Бахчисарай)
На краю сего гарема стоит на большом дворе
высокая шестиугольная беседка, из которой
ханские жёны, невидимые, смотрели на игры,
въезды послов и другие позорища.
«Бахчисарайский фонтан»
Когда в деревья, скалы, валуны
За нарушенье верного обета
Красавиц превращали колдуны,
Те — всё равно —
из спален до рассвета,
Со скал — из-за раскрытого секрета,
На смерть — из-за соперницы княжны…
Столицу ханов сглатывает Лета,
Но, в камень и пейзаж превращены,
Дворцовая интрига, мелодрама,
Легенда, быль, любовный анекдот,
Любого, кто на кладбище зайдёт,
Рассматривают строго и упрямо
Через решётки, слёзы и года.
Молись за них — и не смотри туда.
3. Дорога над пропастью (Чуфут-Кале)
Из Мицкевича
Мирза и пилигрим
Мирза: Молись, поводья брось и не смотри туда!
Доверь себя коню, инстинкт его звериный
Дороже разума — пока он тут над глиной
Копытом колдовал — вся горная гряда
И вдаль, и в глубину измеряна. Когда
Он прыгнет в никуда разомкнутой пружиной —
Руки’ не простирай над страшной котловиной,
И мысль не посылай — исчезнет без следа:
Так якорь, пущенный в неизмеримый ров,
Утянет за собой в пучину без просвета
И лодку, и гребца — и нет пути назад.
Пилигрим: А я взглянул! — и там, в расселине миров…
Когда умру, я расскажу про это.
Живые люди так не говорят.
4. Перевал (Симферополь — Алупка)
Я думал, люди так не говорят,
Как наш таксист — ещё до перевала
Я мог бы перечислить все подряд
Названья вин и цены на товары,
Хотя не слушал. Я смотрел назад,
Где, разворачиваясь, открывала
Одна гора другую, с плеч до пят
Спуская медленно лесное покрывало.
И вдруг — и вдруг смолкает болтовня,
За новым виражом многоэтажным
Как вытоптало начатую фразу
Копытами железного коня.
И море открывается всё сразу
Под низким дальним
облаком протяжным.
5. Канатная дорога (Ай-Петри)
Под облаком тяжёлым и протяжным
Видны так чётко горные хребты.
И сами горы видят с высоты:
Под облаком разрозненным и влажным
Раскинулся сервизом трехэтажным
Вдоль всей живой береговой черты
Тот городок, где жили я и ты,
Что сверху представляется неважным.
Но можно между ними налегке
Над пропастью повиснуть на шнурке —
Там неба и земли доступны чары,
Там обе точки зрения видны,
И нам везде по-разному слышны
Прибоя равномерные удары.
6
И моря вдалеке тяжёлые удары,
И ветра на ветвях невинная игра,
И тихий разговор из тёмного двора
В дощатом домике,
как в корпусе гитары,
Хранятся и звучат почти что до утра.
Потом фальшивый хор
и слёзные базары
Замолкнут,
но тогда сама творит кошмары
Из страшной тишины слепая конура.
Какие призраки бессонными ночами
Шептались надо мной,
но нынче отзвучали
Строительство, война, шуршание колёс.
Не слышен шум шагов и звон ключей
в передней,
Один твой тайный плач, прерывистый,
без слёз,
Мне чудится теперь
из комнаты соседней.
7
Ты позовёшь из комнаты соседней,
А я уже сходил за виноградом,
До моря пять минут, и рынок рядом,
И милый сердцу гул базарных бредней
Мне кажется торжественной обедней,
Все сплетни я тебе доставлю на дом,
Когда допью в кафе под самым садом
Стакан портвейна — явно не последний.
Вернусь домой —
а ты как раз проснёшься,
И мы пойдём купаться и обедать,
Когда ты после моря отряхнёшься,
Чего тебе захочется отведать? —
Какой продукт нас ждёт сегодня новый
Татарской кухни сытной и дешёвой?
8
Восточной кухни жирной и дешёвой
Вообрази великую возню:
Там, в недрах огнедышащей столовой,
Пока ты погружаешься в меню,
Расправятся с откормленной коровой,
Засеют злаки, снимут на корню,
Перемешают наново с половой
И поднесут к алтарному огню.
А ты поёшь, как тексты из Корана,
Шурпы, пити’, чуреков и лагмана
Далёкие глухие имена,
С такой же страстью, как читает некто
Слова экскурсионного проспекта,
Рекламы прошлого лихие письмена.
9
Рекламного проспекта письмена
Нас пригласят в иные времена.
Пока мы выбираем части света,
Нам карту сервируют для банкета:
Палят хлеба, бунтуют племена,
Уже пошла священная война,
Развалины дворца возводят где-то —
Всё это будет вовремя воспето,
Нам приготовят в несколько минут
И пламенную речь экскурсовода,
И летописца выверенный труд,
Нас ожидают подвиги народа,
Истории умеренный уют
И местная роскошная природа.
10. Последний день
Ни чувственная дикая природа,
Которую ты держишь на руках,
Ни всё, что предлагают на юга’х,
Программу улучшая год от года —
Не заглушит
твой тайный детский страх —
Как чудный сон, тасуется колода,
Но вот в конце весёлого похода
Всё та же боль видна в твоих глазах.
Как беден этот мир неуязвимый!
Как мало можно сделать для любимой
В течение оставшегося дня —
И я ловлю капризы и упрёки,
Желания твои несут меня,
Как чайку восходящие потоки.
11. Чайка
Ходят рыбы, рдея плавниками.
Тугие восходящие потоки
Воспринимает чуткое крыло.
Ей первый взмах даётся тяжело,
Движения нечасты и глубоки,
Но сталкивает тайное весло
Воздушной стройки призрачные блоки,
Смещается пространство на востоке —
И вот её рвануло, повело,
Она висит над городом и садом,
Её сдвигает к югу, за буйки,
И специальным хищническим взглядом
Она следит, как ходят косяки,
И в план сражения втыкает ряд за рядом
Невидимые красные флажки.
12. Алупка — Севастополь
Строительство одного километра новой «брежневской»
дороги Ялта — Севастополь стоило по смете свыше
1 млн. 200 тыс. руб.
Разметочные красные флажки,
Глубин и гру’нтов каменная карта,
Расхаживают, как вокруг бильярда,
Вокруг неё крутые мужики —
И вот уж поступь трактора медвежья
Расшатывает корпус побережья.
Всё это создавалось для меня —
С дороги лучший вид по всей долине,
Но вместо остывающего дня,
Скалы’ над морем, де’ревца в ложбине
Мне видится проекта простыня,
Бытовки, маргарин на керосине,
Прорабов по объектам беготня
И экскаватор, роющийся в глине.
13
Сапёр и экскаватор рылись в глине:
Пока нас нет, наш дом пошёл на снос.
И вот уже стада послушных коз
До водопоя в бывшем магазине
Ведёт конвой трепещущих стрекоз.
Но нас там ждут — хотя бы и в пустыне,
В оставшейся от взрыва котловине —
И где бы нам уснуть ни довелось —
Закрой глаза, не слушай, расскажи мне
Когда же нам скорей в обратный путь?
Пока мы выезжали отдохнуть,
Что изменилось в нашей грустной жизни?
И чем ещё окажется наш дом
Когда-нибудь потом — совсем потом?
14. Севастополь
Когда-нибудь потом — совсем потом
У бывшего базара городского
Отстроят остов окуня морского
С торчащим из пробоины веслом.
На рейде, там, где мы сейчас плывём,
Останется, как памятник былого,
Пустой скелет линкора боевого
С гниющим стратегическим сырьём.
И город будет строиться сначала
Вокруг аэродрома и вокзала,
Когда сюда туристов штабеля
Поедут прокутить остаток лета
В бордель «У рыбы»,
в бар «У корабля»,
Вблизи руин колонии Милета.
15
В Европе холодно, в Италии темно.
Развалины старинного Милета
В течение какого-нибудь дня
Размазаны копытами коня.
Фонтан Бахчисарая влился в Лету —
Всё это создавалось для меня,
И после смерти я узнал про это.
Пока мы выбирали части света,
Закончилась великая возня,
Лишь сплетни до сих пор приходят на дом,
Но нас нет дома, дом пошёл на снос,
И только чей-то тайный плач без слёз
Висит, как дым, над городом и садом.
Гора на город смотрит с высоты:
Неапольские улицы пусты.