Продолжающаяся история
Опубликовано в журнале Знамя, номер 6, 1999
Продолжающаяся история
Диалог: Литературный альманах. Выпуск 2. Россия — Израиль, 1997/98. — 512 с.Выход второго номера московского российско-израильского литературного альманаха “Диалог” (1997/98) почти совпал с макашовскими юдофобскими выпадами. Впрочем, такого рода совпадения в известном смысле запрограммированы, поскольку антисемитизм — явление едва ли не вечное (и малооригинальное), а его история, увы, почти неотрывна от еврейской. Но ответ русскому национал-шовинизму, пусть даже не столь явный, не артикулированный “идеологически” в альманахе, безусловно, есть.
Но в нем есть и другое, не менее существенное. Стремление осознать еврейскую судьбу — в том числе и судьбу российского еврейства — в контексте жестокой истории ХХ века. Судьбу нации, гонимой на протяжении многих и многих веков, с которой теперь уже никогда не стереть тень Катастрофы.
Не случайно почти пятисотстраничный альманах открывается своего рода исповедью А. Апельфельда (Израиль) “На внешней территории своего бытия”. В ней — горькое признание о чувстве стыда, от которого не могут избавиться те, кто пережил европейскую Катастрофу, стыда жертв, подвергшихся геноциду и не сумевших ничего противопоставить ему. “Мы были в лагерях, мы голодали, бродяжничали, нас били. Каждый из нас стыдился собственной истории и хотел быть кем-то другим… Некоторые из нас, даже став героями израильских войн, стыдились признаться в том, что пережили Катастрофу”.
С этим признанием перекликаются воспоминания А. Гельмана “Детство и смерть”: война, гетто, умирающие на глазах родные и близкие. “От голода, от холода, от жуткой обстановки, от душевной боли, от безнадежности. От всего вместе”. Гельман напоминает о “жуткой” пластичности человеческой психики, о способности человека приспособиться к чему угодно и стать кем угодно, даже и к самому страшному. Если бы не “биологическая цензура”, как он называет самосохранительный инстинкт человека, оберегающий от необратимых психических деформаций в таких нечеловеческих условиях, неизвестно, вышел ли бы он из этих испытаний душевно неповрежденным.
Вопрос о человеческой душе — это и есть нерв еврейского вопроса в его земном и в его, если угодно, метафизическом измерении. Сколько может вынести человек, чтобы остаться самим собой? Это и оселок, на котором проверяется общечеловеческое — способность превращаться в зверя и способность побеждать этого зверя в себе. Это извечный вопрос о добре и зле, именно здесь достигающий, без особого преувеличения, символической остроты и накала.
Так или иначе, но почти все произведения в альманахе касаются этого нерва.
Повесть довольно известного в 20-е годы писателя М. Э. Козакова, отца известного современного актера М. М. Козакова (он — автор послесловия к ней), “Человек, падающий ниц”, созданная в 1927 году и в России не издававшаяся, — о стремлении евреев в эпоху революции к справедливости, к условиям, равным для всех, и о бытовом антисемитизме, чей мстительно-завистливый оскал в какой-то момент вдруг всплывает из сумрака советских будней, разрушая иллюзию интернационального братства и “своей” страны.
Обращенность к истории, пронизанность историей — главная черта альманаха. Это и рассказ-воспоминание о лагерном прошлом Л. Разгона, и воспоминания известного литературоведа Е. Эткинда об эмиграции в 70-е годы, и отрывки из автобиографической прозы Р. Зерновой и Г. Кановича, и “невыдуманные истории” Б. Сарнова, а также другие документальные материалы (о поэтах А. Галиче, И. Бродском и С. Липкине, об авторе романа “Жизнь и судьба” В. Гроссмане)…
Альманах составлен так, чтобы как можно теснее связать российское еврейство с еврейской традицией, со всем, что осталось от еврейского мира на русской земле и что памятно и дорого тем, кто еще помнит свое “местечковое” детство или юность, для кого еврейские корни и родство не стали необратимо скучными.
Как пишет главный редактор альманаха Р. Полищук, “повторяются сюжеты, за которыми — Судьба. Многовековая, тысячелетняя, бесконечно далекая, едва различимая за плотной пеленой времени и такая осязаемо своя, что не дает по ночам уснуть, заставляет браться за карандаш, чтобы словами, штрихами, нотными знаками возродить из пепла и дыма и навсегда удержать. Не дать раствориться во сне и в забвении”.
Есть у альманаха и определенная просветительская цель: не случайно большое место здесь отдано переводам русских поэтов из Библии и еврейской поэзии в русских переводах, где устремленность к высшему неотрывна от радости земной жизни и поклонения ее красоте. Сюда вошли обзоры, посвященные еврейской литературе на русском языке, еврейскому искусству.
Отдельный раздел посвящен сионизму в контексте истории (отрывок из работы Т. Герцля “Еврейское государство” и запись из его дневника). Как показывает жизнь, еврей нередко только тогда становится настоящим евреем, когда его вынуждают к этому, и прежде всего антисемитизмом. Поэтому наряду с возрождением исторической памяти для него особенно важно сознание, что есть на планете крошечное, но достаточно мощное, чтобы постоять за себя, государство Израиль, его прародина, где можно почувствовать себя действительно своим, не совсем безнадежно затерянным в недружелюбном мире.
Среди авторов альманаха — в основном поколение шестидесятников и старшее. Это немного странно, словно тех, кто помоложе, уже совсем не осталось в России. Словно история здесь — история евреев — уже пресеклась окончательно и можно только вглядываться в более или менее далекое прошлое, ностальгировать или ужасаться.
Как распорядится судьба, Бог весть, но пока эта история — столь же драматическая, сколь и история самой России — продолжается. А значит, есть и иной опыт, иной взгляд, обращение к которым могло бы только обогатить общую палитру альманаха.
Евгений Шкловский