Стихи
Николай Зубков
Опубликовано в журнале Знамя, номер 5, 1999
Николай Зубков
Вербная неделя* * * По гладкой по чёрной почти по железной дороге Куда неизвестно но может быть насыпь размоет И кверху колёсами — впрочем мечты не угасли И мука свежа и предчувствую ревность и света В окошке ищу но вода прибывает в оврагах Темно фонари не уйти с цельнокованых рельсов Не будет не будет не будет конечно не будет * * * В неустоявшуюся ночь Догадывается ребёнок, Что медь есть кровь, и это звук Междунебесных перепонок — Но тот блажен, кто прочь шагнул, Куда тромбон не досягает, И весь беспечный век провёл Учеником звезды и капли. * * * Улетает камнем цель Лёгкого труда, Потому что карусель Вертится всегда. Чертят небо провода, Сыплется песок, Испаряется вода, Остаётся соль. Нам её не вместе есть — Рану промывать: Разве только граней блеск Сохранит слова, Что мерцали много лет, И из пустоты Светят ныне, как портрет Нашей правоты. Размышление Как фантики разворошив На белом пластике стола, Заглянешь в зеркало спросить: А что же есть? А что же да Вот здесь, сегодня, в ноябре По слякоти и мокроте? Недаром, видимо, народ Опять усвоил имя масс, Поскольку весел разговор Про я да мы да сколько нас, Но каждый пир суров, как пост, Когда осталось только пост. А ты, пожалуйста, ищи. Сусанин сам себе с усам, Неугасаемой свещи По улицам и по кустам — Иль понимай, как жжёт скупой Резец Италии слепой. Почуяв брошеный кодрант, Всеосязающим кротом Преострый луч рванёт в квадрат, Но скальпель ткнётся о картон, Скользящий звук ущербит сталь, Заполонится ватой даль. В лесу ж ступает мокроступ, Бежит разобранный ручей, И с каждым словом будешь глуп — Но выслушай, а там побей За клад, надежду, нищету, А главное за теплоту, За то, что в Персии моей Опять не тянут телеграф, А только слабый соловей, До времени отгоревав, Поёт про то, что дважды два Со всех сторон выходит два — А ты ворочаешь внутри В предчувствии огня и тьмы О том, что два ещё не три Неотменяемую мысль — О том, что вещь, что вправду есть, Назвать легко, да тяжко несть. Итак, давай через порог, Через провалы и дубки Раскручивать, словно дымок, Времён начальных узелки, Когда не пряталось лицо В полузеркальное кольцо, Когда ласкала слабый слух Верлена Лермонтова лесть, Зато любой один из двух Летел на бесконечность лет, Угадывались имена, Дивилась бездна из окна. * * * Для чего летают враны Там, над полем? Что за варевом отвратным Рот наполнен? И сугробы на окошках Встрепенулись, И оглохнувшие кошки Изогнулись? Три сестрицы, это вы ли, Мыслей воры, Под кореньями изрыли Злые норы? Бог нам дал бы для работы Добродетель — Мы б сводить не стали счёты В чёрном деле, А отрывши себе норку Луговую, Мы наполнили бы чашу Круговую, Счистим пагубное зелье У колодца — Жертва с миром и весельем Принесётся — И, покуда ваша стая В свете рыщет, Голубь радугою встанет Над кострищем. По мотивам старого приятеля Прошёлся первый луч, и распустился ландыш, Собрался тройками веселый кислород, Волна колоколов перегоняет ладан, Кипит в тревоге кровь под старою корой — Кричит, припавшая к бутылочке дурмана, Которым сызнова творенье утешать, Смеясь, клянётся дух яснеющего мая — И навзничь не упасть пытается душа Из предпоследних сил — а вечной жизни чает... Постой — который ты мотивчик переврал? Прощайся с юностью — да юность не прощает: Прощай — но сколько раз — как в памяти провал. * * * Есть безотказные слова: Заплачут ангелы: свеча Сокроется в свою же полость, На облучке мигнёт фонарь, И полусумрачный январь Сойдёт в двусмысленную повесть. Летает карточный разброд: Лихой романтиков народ Считает очи, плечи, руки — А розовым и голубым Запорошит глаза любым Любителям нагих конструкций. Круша копытами глазурь, Минуя встречную лазурь Даже до мартовской капели, Весь этот ворох конфетти Летит по санному пути, Покуда Вербная неделя, Всегда румяна и проста, Из самой глубины Поста Не вынырнет, слагая крылья, Чтобы спасалась красота — Чтоб все увидели осла Торжественные сухожилья! * * * Это бессовестно: всё на Тебя возлагать — Мы возлагаем. Это бессмысленно: выменять лёгкий Твой груз На неподъёмный. Царь, и Отец, и Господь — возлюбивший нас Друг — Как же мы смеем Ждать, что ещё от Тебя изливается мир Тесным пределам, Если не носим любовно ягнят на плечах, А убиваем, Если забыли, что в замысле тайном Твоём Мы — херувимы? В этом унынии странно и жёстко ушам Точное слово, Стали во храмах по горло и выше устен Тёмные воды, Губы, закрывшись, не смеют хвалу возвещать Вольно и храбро, Кости крушатся, и души слипаются в ком... Смутно мне, Боже! Ты же, тяжёлою шуйцей смирив до конца Нас, непокорных, Лёгкой десницей Твоею неси к небесам Нас, недалёких! * * * Между прочим, когда, позабытые Богом, Мы язык променяли на стон одиночный — Глуповатая девушка шла по дорогам В новолунье холодною мартовской ночью. Ну естественно: там, где молчал обречённый, — С волосами простыми и в платьишке старом Она шла и несла ему хлеб, испечённый На тончайших иголках весёлого жара. И тогда покидали бессониицу грёзы, Выходила на улицу ярая зелень, Заплетались и двигались спелые грозди, Поднималися паром усталые земли. Незаметно — немыслимо — необходимо В укреплениях слов забывали дивиться, Что и в самом бездарном мерцании дыма С нами — Бог, и летают небесные птицы! Ум за разум — и всё уносилось в поклонах, И уже улыбались, мечтая о чуде, Как весной, отражаясь в побегах зелёных, Сонм огней потечёт котловиной к запруде.