Наблюдатель
Опубликовано в журнале Знамя, номер 4, 1998
Магия свидетельства
Гайто Газданов. Собрание сочинений в трех томах. /Составление, подготовка текста Л. Диенеша (США), С. С. Никоненко, Ф. Х. Хадоновой — М.: Согласие, 1996.
Газданову не повезло — о его прозу сломали зубы такие маститые критики, авторитеты эмиграции, как Адамович, Ходасевич, Вейдле: они откликались почти на каждый рассказ писателя — и судили его строго по всем законам “классического литературоведения” — требовали сюжета, образов героев, композиции… Всякий раз они отмечали необъяснимую свежесть прозы Газданова, завораживающий ритм — и потом пеняли: как автор с таким художественным даром и чутьем не может выстроить композиции и развить складный сюжет? Вячеслав Всеволодович Иванов как-то мимоходом, приветствуя явление Газданова советскому (тогда еще) читателю, назвал писателя “магическим реалистом”. Если отнестись к его словам всерьез, то для понимания Газданова следует развить новое — не классическое, а “магическое” литературоведение.
Когда-нибудь это произойдет, и основанием такого подхода к Газданову может послужить недавно изданная работа Фрейденберг “Поэтика сюжета”. Тогда критикам откроется, что все в романах Газданова определяется законами древних обрядов инициации, шаманских мифов — так же точно, как и все закономерно в его судьбе: и эмиграция, которую можно рассматривать как остановку в затянувшемся путешествии, и работа водителем — шофером ночного такси в Париже, и работа ведущим на радио “Свобода” в последние годы жизни. Шествие и пиршество — древние архетипы литературного повествования — служат основаниями сюжетов Газданова: герои его, как и сам писатель, скитаются по ночным улицам, отогреваются в кафе, пируют в ресторанах. В кафе и ресторанах происходят самые важные встречи и разговоры, завязываются и развязываются событийные узлы новелл и романов Газданова. И сам он прекрасно понимал это, представляя человеческую жизнь через метафору путешествия и остановки. “История одного путешествия”, “Полет”, “Ночные дороги”, “Пилигримы” — названия романов Газданова убеждают в правомочности подхода к прозе Газданова с позиций мифо-ритуальной поэтики. В этом подходе сюжетом окажется внутреннее развитие чувств, последовательность психических состояний, в которых пребывает автор и через которые он ведет читателя в своих странствиях, чем-то напоминающих шаманские путешествия.
Читатель опускает свой взор в книгу, вверясь писателю, — и душа его уносится далеко — действует магия чтения, от которой читатель впадает в состояние, близкое к наркозу, грезам или сну. Увлеченный читатель слепнет и немеет, он теряет представление о времени и пространстве: его ведет поводырь по незнакомым ландшафтам внутренних состояний, навевая ощущение за ощущением. Но таков любой писатель — скажете вы, при чем здесь Газданов? К сожалению, это не так: Набоков, который соревновался с Газдановым за пальму первенства среди эмигрантских писателей, пока не дезертировал в другой язык, в иные темы и культуры, будучи уничтоженным в романе “Призрак Александра Вульфа”, — Набоков был иным. Англо-русский писатель был наблюдателем, соглядатаем, исследователем — и сохранял с известной брезгливостью дистанцию между собой и читателем: не брал его за руку тем естественным жестом, с каким зрячий мальчик-поводырь берет своего слепца. Образ автора в прозе Газданова не высокомерен: в “такси” его текстов садятся воры и проститутки, грязные и больные люди — и он не морщится, развозя их по своим местам. У Газданова хватало на них на всех любви и нежности. Набоков всех рассматривал, как мошек под микроскопом, сделав исключение лишь для собственного отца в романе “Дар”. Но мы увлеклись — разница между искусством Набокова и магией Газданова столь многообразна, что об этом можно написать не одну диссертацию. Газданов был свидетелем чудовищных процессов, происходящих в душах людей, лишенных родины. Не случайно первые рассказы его наполнены столь тяжелым материалом, как убийства и помешательства, страдания и смерти. Свидетель отличается от наблюдателя, следователя и соглядатая именно тем, что участвует в происходящем — и рискует стать жертвой или превратиться в обвиняемого. Сколь велик должен быть талант, какими качествами должен обладать писатель, чтобы миазмы жизни не просачивались сквозь его рассказы в душу читателя, а превращались в тот драгоценный фермент, который врачует сердца людей!
До настоящего времени существует несправедливость критиков по отношению к Газданову: в художественном отношении он на голову выше других эмигрантских писателей, которым посвящены сотни статей и десятки монографий. Уже после смерти Газданова эту несправедливость заметил американский литературовед Ласло Диенеш — он был обескуражен: как мог писатель с таким грандиозным дарованием оказаться в тени? Литературная мода прошла мимо Газданова, никаких скандалов и рекламных акций он не совершал. Ласло Диенеш написал монографию о Газданове, провел огромную исследовательскую работу в архиве писателя (который находится в Библиотеке Гарвардского университета в США) и немало способствовал выходу его книг. Трехтомник Газданова — первое наиболее полное издание произведений писателя — открывается вступительной статьей Диенеша.
Появлением Газданова на родине русский читатель обязан вкусу и труду Станислава Никоненко, который был так же, как и его американский коллега, поражен дарованием не известного в России писателя. Никоненко предложил роман “Вечер у Клер” в “Новый мир” — но журнал был тогда занят публикациями “Красного колеса”… Так получилось, что Газданов вышел в читательский обиход не через парадные двери “толстых журналов”, а просочился через тонкие журналы и газетные публикации — “Советскому воину”, “Литературной России”, “Студенческому меридиану” и “Независимой газете” выпала честь представлять первые публикации Газданова широкому читателю. До выхода трехтомника Газданова поклонникам его таланта приходилось рыскать по библиотекам, выискивая публикации писателя в “Гражданине России”, “Дружбе народов” и “Других берегах”… И вот наконец перед нами прекрасное издание, снабженное четырьмя (!) статьями, две из которых отдельно посвящены Газданову-романисту и Газданову-новеллисту (они принадлежат перу Л. Сыроватко и выполнены академически добротно). На основании обильных комментариев читатель может восстановить, кроме всего прочего, всю историю Франции (Газданов мимоходом упоминает в своих романах десятки известных исторических лиц). Три увесистых тома (около 800 страниц каждый) вышли в суперобложках, на которых, кроме всего прочего, воспроизведен рисунок Ремизова “Гайто Газданов”. Читатель с удивлением обнаруживает, что этим именем называется нечто, напоминающее маску шамана.
Впервые в трехтомнике полностью опубликован роман “Пробуждение”. Создается ощущение, что Газданов в этом романе описал не только технику возвращения разума “гадкой красавице”, но и показал неправомочность представлений об избранности и кастовости. Героем романа является “средний француз”, бухгалтер, который находит смысл жизни в служении больной женщине, возвращении ее к человеческому существованию. Парадокс состоит в том, что женщина эта принадлежит родовой аристократии и ни при каких обстоятельствах не могла бы поддерживать знакомство с человеком, не принадлежащим ее кругу. Но когда она выздоравливает, то степень участия незнакомого ей прежде Пьера Форе в ее судьбе оказывается так велика, что она не может без него жить… Смысл жизни возникает между людьми, существование каждого из них в отдельности — бессмысленно, и один предназначен для того, чтобы заботиться о другом, другой — чтобы эту заботу ценить и принимать. В этой истории критики заметили мораль — нам же представляется, что фабула ее сказочна именно в том смысле, что сказка подсказывает решение трудных вопросов. Аристократия во всем мире к середине ХХ века была оттеснена от власти, потеряла влияние, стала беспомощной — не о ее судьбе ли написал роман-притчу Газданов?
Авторы статей и комментария допустили пару оговорок: например, последний законченный роман Газданова “Эвелина и ее друзья”, по их утверждению, написан целиком на французском материале. Это не так — главным героем, от лица которого ведется повествование, является русский писатель, выходец из России, который имеет много сходства с самим Газдановым. К нему приходят, его советов ищут Эвелина и ее друзья… Круг замкнулся — подкупающие нотки душевности и дружбы, праздничности общения, которые прозвучали в первых новеллах Газданова, приобрели в его последнем романе симфоническое звучание: по существу, этот роман — гимн любви-дружбе. Трудно также согласиться с Л. Сыроватко: “среди вековечных вопросов у Газданова снят один — вопрос о вере”. Вопрос этот приобретает в творчестве Газданова новое, “неортодоксальное” прочтение: говоря словами Мирче Элиаде, сознание писателя “крипторелигиозно” — оно пронизано образами дохристианских магических верований.
Юрий Нечипоренко