Юлия Белохвостова, «Ближний круг»
Опубликовано в журнале Зинзивер, номер 6, 2017
Юлия Белохвостова, «Ближний круг»
М.: 2016
Что есть издание стихотворного сборника? Акт солипсизма? Или наоборот,
приглашение на пир, который устраивает поэт на свои
кровные? А, может быть, входной билет на галерку, откуда читатель может
подслушать беседу поэта с Создателем? Эти вопросы возникают при чтении книги
стихов Юлии Белохвостовой «Ближний круг», и скоро
становится понятным, что на все три вопроса, как ни странно, придется ответить
положительно. Именно — придется, ибо вопросы эти взаимоисключающие. Впрочем,
парадоксальность свойственна не только поэтам, но и всем, кто приблизился к
этому явлению природы. Она заложена уже в самом названии книги. Первое прочтение — ближний круг — это близкие поэта, как у любого
человека: родители, брат, муж, сын, Еще, видимо, кошка. Подумав, после
кошки ты аккуратно вписываешь слово Бог. Еще подумав, ты вычеркиваешь всех,
оставляя лишь Бога, и потом в силу неизвестных причин берешь Бога в скобки и
пишешь Ближний круг. И все это перебирание бисера происходит, заметьте, до
чтения книги как таковой. Кстати, как вы читаете стихотворный сборник? С первой
страницы до последней? Я — с середины, со случайной
страницы, и лишь после незапланированной траектории поворачиваю корабль к
началу.
Книга открылась на стихотворении «Выбор», напомнившим мне интонационным
рисунком и восторженной обреченностью стихотворение И. В. Гёте «Лесной Царь».
Сравним, у Белохвостовой:
Не бойся, только руку протяни,
и ты увидишь новый мир за гранью
Привязанностей прошлых. Там они
Останутся твоим воспоминаньем.
У Гёте:
Ко мне, мой младенец; в дуброве моей
Узнаешь прекрасных моих дочерей:
При месяце будут играть и летать,
Играя, летая, тебя усыплять.
Тема выбора вставала в разные времена, и решалась она в большинстве случаев похожим образом — путем либо отказа, либо побега, а то и самоубийства. Лирическая героиня Белохвостовой заявляет своему ангелу:
«Мой ангел, я с тобой не полечу,
мне этот путь, увы, не по плечу» —
и уходит, чтобы жить, а у Гёте дитя спастись не смогло, там конь скакал как-то не быстро:
«Дитя, я пленился твоей красотой:
Неволей иль волей, а будешь ты мой». —
«Родимый, лесной царь нас хочет догнать;
Уж вот он: мне душно, мне тяжко дышать».
Нашему автору повезло в том, что он сам смог решить, остаться ли ему с ангелом (интересно, кстати, а не был ли это ангел смерти) или нет, у Гёте же никто ничего не спрашивал: понравился дитя Лесному Царю — и все, хоть обскачись, лесное царство отныне и во веки веков. Сожрал Царь дитя в некотором роде. Белохвостову сожрать не сложилось и даже пробовать не советую, она сама горазда — в том смысле, что может просто отойти от читателя, с которым вот только что была рядом. Да что от читателя, от себя самой — отойти, потеряться, пропасть. Развоплотиться. Одно из сильнейших метафизических стихотворений книги — «Движение по кругу»:
Ногами к югу (лишь бы не к двери!)
Легла зима, ко мне щекой прижалась…
Поговори со мной, поговори,
Ну раздели со мной хотя бы жалость.
Как я могу отправиться домой,
когда мой плот непрочный время кружит
среди реки, захваченной зимой…
В ледяной ли реке, в черном ли мироздании — одиночество, невозможность найти
выход и просьба о помощи. Но кого же просит о помощи лирическая героиня Юлии,
не зимнюю же реку, холодную и мертвую?! Кто может прийти на помощь туда, где
она, одна-одинешенька, кружится на плоту и назад дороги нет? Где Тот Единственный, который может прийти на помощь в патовой ситуации, когда сам уже не знаешь, что ты хочешь, и
хочешь ли жить вообще. Только Его она может попросит
решить за нее — выйти ли из замкнутого круга или потопить плот. И Он спас. Отменил
развоплощение. Хотя допускаю, что она надеялась на
добра молодца, которого тоже в «Ближнем круге» с избытком. Правда, непонятно —
человек ли это или только похож на человека? Описаний его почти нет, как вообще
отсутствуют описания. Книга написана экспрессивными монологами, благодаря
которым поэт открывает большую часть души, чем, вероятно, предполагал.
Религиозное без затей стихотворение в названной парадигме, оно же, на мой
взгляд, самое сильное в книге — «Это я к тебе»:
Впусти —
С головой повинной.
Прости, как блудного сына, свою заблудшую дочь.
Прости!
По своей судьбе
Ползу к тебе на коленях,
Чтоб вымолить знак прощенья,
А ты меня гонишь прочь.
Дочь, возвращающаяся к своему Небесному Отцу, а он ее не принимает. Да что же она такого сделала? Может быть, это просто сон? Конечно, сон, вот и доказательство:
Прими из ослабших рук
Мою бессмертную душу…
Героиня умирает — и затем просыпается, ведь книга-то продолжается. Сборнику уже два года. Не удивлюсь, если автор вдруг уйдет, например, в сторону религиозной поэзии, но не хочу ее к этому подталкивать. Впрочем, Юлия Белохвостова будет делать выбор еще не раз, удивляя читателей и саму себя, или откроет неизвестную доселе поэтику, в которой, как в зеркале, будет читаться то, что автор не собирался писать, да вдруг взял и написал.