Опубликовано в журнале Зинзивер, номер 9, 2016
Виктор ПЕТРОВ
Поэт, журналист, издатель. Автор стихотворных книг «Лезвие», «Reserve of livel», «Дотла» и других. Лауреат Всероссийской литературной премии имени М. А. Шолохова и премии журнала «Юность», удостоен европейской медали Франца Кафки. Главный редактор литературнохудожественного журнала «Дон». Член Союза писателей России. Живет в РостовенаДону.
АРГАМАК ПОБУДИЛ ВОРКУТУ
КРЕСТИЛЬНАЯ ЩЕПОТЬ
Знать ли вятских лесов глухомань
И вещуньи певучую речь,
Если вновь атаманит Тамань,
Снаряжая паромы на Керчь?
Окрыленная чайками высь,
Угловатого паруса бег…
Вдалеке же глазастая рысь
Испятнает порошистый снег.
Я на юг и на север пойду,
Потому как не ведом предел.
Август крымскую сжег лебеду —
Жар идет от касания тел.
Море с морем сошлись… Так и мы…
Жизнь слиянная, жизнь заодно.
Это жизнь по Ремарку взаймы,
Двуединое общее дно.
Шторм выносит к тебе, а не к ней;
И — соленая накипь на мне,
И разбиться бы мог у камней,
Только жизнь и взаймы, и вдвойне.
Мне уже не сойти с этих мест
До мгновенья последнего вплоть,
И не прост воспаряемый жест,
А крестильную явит щепоть.
УЗЕЛ
Господу пошлю моление:
«Злое сердце умягчи»,
Если та, что всех милее,
Точно тать, молчит в ночи.
Опускаюсь пред иконами —
Пред любовью не любой,
Что не клятвой, не законом,
А узлом свела с тобой.
Этот узел стянут намертво,
Не развяжется уже…
И никто о том не знает,
Как держусь на вираже;
Я лечу, лечу без удержу
По прямой, по кольцевой,
Судишь ли меня, не судишь —
Я живой, как неживой.
Жизнь моя да под колесами:
Колесуй меня, дави!..
Чтобы я витал над плесом
Искажением любви.
Чтобы черный стриж печаловал
Небо траурным крылом,
Бились волны у причала
С туго стянутым узлом
Корабельного пленения,
Где канат и не канат,
А стоянье на коленях
И смертельный перехват.
БЕЛАЯ НОЧЬ
Аргамак побудил Воркуту,
Просыпайся, подруга, не спи:
Он скакал, доскакал из степи —
Белу ночь подхватил на лету.
Пава белая, белая ночь,
Руки белые, белая грудь…
Ночи черные ты позабудь.
Очи черные видеть невмочь,
Я другие знавал города,
Я не верю уже никому,
Но безрадостных дней кутерьму
Сменит радостных слов череда.
Кипень белых ночей за окном —
Ты подходишь к нему босиком…
Я знаком ли тебе, не знаком,
Только мы говорим на одном
Соловьином наречии трав,
И стихает во мне колоброд
От объятий русалочьих вод…
Ты права, потому и не прав,
Что искал не такую, не там…
Так встречай золотого коня!..
Белой ночью не жечь мне огня,
А припасть к неустанным устам.
Сон уйдет — белой ночи молва
Аргамаку рванется вдогон
Мимо вятских лесов да на Дон:
Слева — Нижний, а справа — Москва.
БЕГЛЯНКА
Пустилась во все тяжкие, беглянка,
Но я тебя постиг — почти настиг…
И закричишь, ударишь по лицу в сей миг,
Когда срывается твоя гулянка.
Но шейный завиток губами трону
И тонкое запястье захвачу,
Хотя бы мог такую бросить палачу,
Но — поведу к царицыному трону!
ПРИСТАВКА*
Обучен грамоте — пресвят! —
Сорвал змеиную удавку
И брел, куда глаза глядят,
Тебя отбросив, как приставку.
А ты, Салтанова моя,
Ищи себе другое слово
И приставай — змеей змея,
И лихом поминай Петрова.
Луна сливает молоко,
И в молоке ни грана фальши,
И я собрался далеко,
Как только можно дальше.
Тебе уже не стать иной —
Закон грамматики в законе:
Приставкой быть — удел срамной,
А мнилось, будешь на иконе.
И я почти что подписал
Тобой икону ту, подруга,
Но захлебнулся таной Сал,
И лопнула моя подпруга!
Эх, далеко не ускакал!
В руках — змеиная оплетка.
Твоя улыбка ли, оскал
Преследуют: «Ах вот как!»
Оставлю верного коня,
Пускай себе гуляет степью:
Там столько слов — как часть меня —
Да не пристать к великолепью!
И отползаешь в буерак,
Где нас еще вчера видали,
А твой на мне змеиный знак
Заметен вряд ли и едва ли…
_______________________________________
*Тана — вода, сал — песок. — Прим. автора.
БАСЁ
Тебя не Бог послал, а дьявол:
Мое исчадье ада — ты.
Зачем сирены голос явлен,
И свет идет из темноты?
Поносишь черными словами,
Швыряешь на пол телефон,
А обожала целованье,
Чтоб я входил, не выйдя вон…
Когда умрет моя дорога
И пеплом станет первоцвет,
То ничего в тебе не дрогнет,
Ты вроде есть и вроде нет.
Но я еще живой пока же
И очи подыму горе,
И ты мне родинку покажешь
На обнажаемом бедре.
А дальше… Будь, что будет, дальше…
И все тебе прощаю, все —
За краткий миг, столетье давший,
Как нам предсказывал Басё.
* * *
Осыплю поцелуев лепестками
И отпущу наутро из объятий,
И нож по рукоять воткнет тоска мне,
И в древней книге ряд певучих ятей
До всхлипа огорошит вдруг повтором
Тебя… Тебя, какой случалась только,
И тень твоя метнется коридором,
И более не стоит рвать, где тонко.
Мне опереться бы на балюстраду —
О, это призрачное огражденье,
И пусть с надрывом, но поведать граду,
Что для тебя любовь — не снисхожденье,
А прочее… Да разве может прочим
Считаться миг размолвки и разлада,
Когда разлуку мы себе пророчим,
Но слиты вновь у городского сада?..
Твое дыхание во мне, как прежде,
И трепетные руки занемели,
И беспорядок у тебя в одежде,
И ножевого нет следа на теле.
ПОСЛЕДНИЙ МОСТ
Горим огнем и я и ты,
И гасит вспышку мгла:
Любительница жечь мосты —
Последний мост сожгла.
И раскаленный наш состав
Уходит под откос…
Тебя, по запаху узнав
Сгорающих волос,
Я захочу сберечь, спасти,
Но вряд ли что смогу:
Железом дыбятся пути
На прежнем берегу,
Горит вполнеба наш состав,
Вагон — пылающая клеть…
А мы же, руки распластав,
Сумеем ли взлететь?
И ты, безвольная уже,
Готова быть в дыму, в огне…
Но удержу на вираже,
Прижмись, любимая, ко мне!
Куда теперь? Не знаю сам!
Лечу, наитием влеком,
И припадаю к волосам,
И запах пепельный знаком.
БАЛЛАДА ЗОЛОТОЙ СЕРЬГИ
Пришла в забытый Богом дом — никто не остерег:
Супружеская верность — пара золотых серег,
Но вдруг распаровались… И слепая страсть виной.
Зря обыскалась — нет, как не было, серьги одной.
Любовь, измена ли?.. Кому какое дело тут.
Живут другие с этим и без этого живут.
Она ушла и не придет — другие в доме том:
Охочие подруги не минуют странный дом,
Сюда они приходят каждый раз всего на раз,
А думают — на век, но более не кажут глаз.
Лишь стоит им уверовать в себя, познать в себе
Того, кто здесь живет, как вдруг — сиянье по избе:
Столп золотой ударит из подполья в потолок,
И тело вмиг пронизывает жуткий холодок.
Немеют руки-ноги, пропадает сразу речь…
Ну что за блажь? Да только подступает страх сиречь:
То указует некий перст им на последний срок,
И страшно грешницам лицом ложиться на восток.
Они бегут из дома, не желая быть в дому —
Уходит столп в подполье к золотой серьге во тьму.
…Об этом странном доме далеко летит молва.
А та, неверная, грех искупила… Не вдова,
Но словно бы вдова теперь живет одним-одна:
Ни перед кем, а только пред собою лишь грешна.
И если достает серьгу без цели иногда,
То не жалеет ни о чем — беда и есть беда.
ЗВЕРЮГА
Разбитая лапа кровила,
И ты волочила капкан,
И с неба сорочьи правила
Ему указали на стан
Звериной кончины в сугробе…
Все ближе породистый лай —
Уйти от него и не пробуй,
А скорый конец пожелай.
И вот он прицелился точно,
Да только отставил ружье…
Глаза — две поставленных точки,
Вовек непрощенье твое.
Звериную славу исхода
Понять ли кому и когда?
Остаться на месте — свобода,
Презренье твое навсегда!
Хватить бы ружье о березу,
Чтоб вышло спасенье ему,
И дальше рвануть по морозу,
Не зная, зачем? почему?
ЧЕРНАЯ НЕВЕСТА
Мои возлюбленные мертвые…
Валерия Салтанова
Счастье — вдребезги! — на счастье:
Я иду теперь по стеклам…
И гранатовым запястьем
Манишь кротко и жестоко,
А сама змеино безучастна.
Что молчишь? Невесть куда мне…
Заманили арки радуг —
Ты же черная невеста:
О, мое исчадье ада,
Неизвестностью известна!
Отстоял свое у стана.
Дай же волю!.. Нету воли,
Коль устами неустанно
Припадала к сладкой соли,
Как зализывала раны.
Что осталось? Не осталось!..
Небо падает на землю,
И кричит воронья стая,
Что опять пристрастна к зелью
И разгульной стала.
Я не верю, нет, не верю!
Черную зову невесту,
Жизнь приемлю как потерю
И по слову, и по жесту
Твоему себя не мерю.
Следом за тобой погост ли
Из возлюбленных из мертвых?
Ливни вымывают кости,
И разносят смерчей метлы.
…У тебя же видел хвостик.
ПРОВАЛ
Исцелить уязвленную душу
Поцелуем и словом хотел:
Умирала, терзая подушку,
И жила содроганием тел.
Все твои непонятные страхи
Я пытался понять… Понимал.
И в моей просыпалась рубахе,
И манил пятигорский Провал…
Там «бесстыжие» пенятся ванны —
Для таких ли отвязных, как ты?
Оказалась проектом провальным,
Чистым гением злой красоты.
Погубила семейную Трою,
Нервы треплешь — измучился весь.
Если хочешь, то даже устрою
Эти ванны, Валерия, здесь?
Ты богинею выйдешь из пены
И, прекрасная в гневе своем,
Заступаешь на место Елены,
Опалив иступленным огнем.
Я отчаянно думал, что дальше,
Прогоняла и кликала: «Вик…»:
И ничто не спасало от фальши,
И срывалась на плачущий крик.
Умолял: «Успокойся, не надо…»
Но кричала: «Касаться не смей!..»
Под холодным оружием взгляда
Жизнь моя не казалась моей.
Воспаряла стена все отвесней —
Мнился зря мне провальный конец…
Заходилась неспетою песней
И сбивалась от сбоя сердец.
* * *
Губами разомкнул твои уста,
И мы друг другу знаки посылали.
И пусть горчило позднее слиянье,
Но ты, моя любимая, чиста.
Желал твоей раскрытой чистоты,
Когда почти истаял сумрак сонный,
И в забытьи ответствовала стоном,
И царства я презрел — была бы ты!