Опубликовано в журнале Зинзивер, номер 12, 2013
Сергей Нырков, «В плену у
алфавита»
М.: «Вест-Консалтинг», 2013
Книга Сергея Ныркова «В плену у алфавита» оформлена красиво, ее приятно взять в руки. Это первый шаг на пути к читателю. Второй — образ автора, система мифов, связанная с ним. Нырков, как следует из аннотации, русский поэт, автор двух (до нынешней) поэтических книг (1994, 1996), а также коллективного сборника (1988). Высоко оценен мэтром Кожиновым, однако «вопреки звездному началу пути <…> неожиданно для всех оставил творчество». Сборник «В плену у алфавита» подан как достойное завершение прерванного 15 лет назад «полета», а также является «своеобразном итогом духовных исканий поэта, за которым, несомненно, последует открытие новой главы в его творческой биографии». Ну что же, достойное — так достойное. Самое время обратиться к стихам — третьему необходимому шагу.
Скрипка холода боится,
Скрипача бросает в жар.
Никогда мы не уедем:
Я в Париж, а ты в ЮАР.
А пойдем по ресторанам
Под гитару песни петь —
Видно, в яме у дороги
Суждено нам умереть.
Эти строки приведены во вступлении Натальи Лайдинен,
известной поэтессы (она также выступила в качестве составителя), и они
действительно показывают квинтэссенцию созданного Сергеем Нырковым, его суть и
сущность.
15 лет «тишины» — конечно, немалый срок. Особенно в дикие девяностые, когда
буйным цветом расцвела наша исконно русская вороватая демократия. Это время
вольно или невольно находит отражение в стихах Ныркова.
В первой цитате лирический герой — этакий Есенин 90-х. Кабак заменяется
на ресторан, эмиграция уже не первой волны, а условно четвертой, только
финал идентичен: «Видно, в яме у дороги/ Суждено нам умереть». Сразу же
вспоминается: «А месяц будет плыть и плыть…» Все
возвращается, ибо таков круговорот жизни.
Вот и во второй цитате присутствует нотка безысходности, извечно русской
осенней тоски…
Сборник украшен атмосферной графикой В. Буртаса,
подходящей под общий настрой книги — метаний и неприкаянности русской души.
Манера подачи, интонирование поэзии Сергея Ныркова —
заимствованы из Серебряного века, антураж — современный. Опять-таки ресторан
как локация, гашиш как неизменный атрибут молодежных тусовок
(сомневаюсь, что в обществе людей средних лет или преклонного возраста гашишный
дым является неотъемлемой частью их жизни), героиня — потерянная (суккуб? —
коли ад?); сам по себе образ «потерянного ада» не избит, он — дитя
постмодернизма, выворачивающего привычные образы наизнанку. Но в контексте
этого стихотворения он оправдан, поскольку героиня и окружающие ее люди
аналогично выворачивают жизнь, идя на поводу у животных страстей и новомодных
развлечений. Полагаю, что «яд» употреблен в переносном
смысле, а «петля» становится образом-символом. Здесь и вся
предшествующая парадигма стихотворных текстов с «петлей» и «ядом» (опять же —
набор из романтического символизма), и, одновременно, слепок-сценка из
нынешнего клуба.
История Сергея Ныркова типична для многих наших
соотечественников. Занявшийся бизнесом в 90-е, он в какой-то момент,
напитавшись вдоволь бездуховным временем, обратился к религии — православию, и
от него уже вернулся к стихам — «рукописям многолетней давности», отмечает
Наталья Лайдинен.
Любая книга — как автобиография, даже если пишешь о персонажах совершенно
чуждых тебе, любой образ — часть твоей биографии, если он прошел сквозь тебя.
Осталось процитировать одно из духовных стихотворений Ныркова
и передать эстафету читателю. Да, в книге очевиден творческий рост автора,
изменяющееся мировоззрение, и с этой «историей одного человека» знакомиться
интересно. А ведь он еще — свидетель перемен, случившихся в 1990-е (как,
собственно, и большинство из нас). Полагаю, стихи Сергея Ныркова
будут интересны массовому читателю и найдут в их среде немалый отклик. А теперь
— обещанные духовные стихи:
До меня и после — грязь по пояс
И грачи на высохшей ветле.
Все пройдем…
И не найдем покоя
На забытой Господом земле.
Василий МАНУЛОВ