Опубликовано в журнале Зинзивер, номер 6, 2012
Критика
Юлия Андреева «Ирод Великий» Москва: Вече, 2011
(Серия: «Всемирная история в романах»)
Любитель фэнтези не может равнодушно относиться к историческому роману — наиболее, если можно так выразиться, «сопредельному» жанру.
Кажется, ушли в прошлое те времена, когда авторы, художественно вспахивающие нивы Истории, всерьез утверждали, будто «с полной достоверностью воссоздают картины давно ушедших эпох». Нерадивые школьники пытались сдавать экзамен по истории древнего Рима, руководствуясь романом «Спартак», чем страшно веселили (а в более суровые времена — и гневали) служителей Клио.
Исторический роман тенденциозен. Он позволяет лучше рассмотреть сегодняшний день — сквозь призму дня вчерашнего (точнее, сквозь призму представлений автора о дне вчерашнем: глядите, зажравшиеся буржуи, как боролись за свободу ваши отважные предки!). Исторический роман развлекателен. Эпизоды королевских советов и выверенных по схемам дотошного Ганса Дельбрюка битв перемежаются легкой постельной болтовней и авантюрными приключениями вообще никогда не существовавших персонажей.
Я не стану утверждать, что исторический роман и фэнтези — одно и то же (существует подобное мнение, но оно, сдается мне, все-таки ошибочно). Все же это разные жанры. Что объединяет их в моем сознании — так это безоглядно-храброе путешествие в Страну Нигде. И чем меньше у автора претензий — дескать, «садитесь, детишки, сейчас я вам с абсолютной достоверностью воссоздам картины былого, пользуясь новейшими достижениями археологии и т. п.», — тем приятнее читается текст.
Ведь задача писателя — не столько вложить в читательскую голову некоторое количество фактов, вкупе с их интерпретацией, сколько передать ему собственное эмоциональное отношение к событиям старины глубокой.
В этом отношении приятной оказалась книга Юлии Андреевой «Ирод Великий».
Эпоха, страна и главная персона выбраны на удивление удачно. С одной стороны, книга спокойно, обстоятельно, как бы напоминая давно забытое, расставляет Иродов в читательской голове. Кто такой царь Ирод — навскидку? А, конечно. Тот, который приказал всех младенцев перебить. Про него играют вертепное действо на Рождество.
Вот и нет…
Давайте вместе вспоминать, как будто звучит негромкий «закадровый» голос автора. Была такая страна — Идумея. Чем она отличалась от Иудеи? Почему идумеев не любили? А вот почему — когда-то давно, во времена Моисеев (евреи — народ злопамятный) Эдом не пропустил идущих из египетского плена евреев через свою территорию. С тех пор и повелось… Самые страшные распри — между родней. Эдом превратился в Идумею, со времен Моисея прошло ужас сколько времени, но неприязнь не забылась, осадочек остался.
И вот из этой-то Идумеи происходил Ирод. Не тот. Не который с младенцами, и не про которого вертепные действа, а другой — Великий. И сестра у него была — Саломея. Не та, которая танцевала на пиру и потребовала головы Иоанна Крестителя, но — уже близко. Ближайшие предки тех. Это как листать семейный альбом хорошо знакомых людей, задерживаясь, однако, не на тех, с кем близко знаком, а на их бабушках-дедушках и родителях.
Юлия Андреева ухитрилась рассказать «общеизвестное» подробно и интересно, без малейшей интонации превосходства, которая, к сожалению, зачастую бывает свойственна авторам исторических опусов. Да, писательница прочитала некоторое количество источников, проштудировала Иосифа Флавия. Был бы ты, дружище читатель, не ленив и любопытен, сам бы проштудировал Флавия. Но ты этого не сделал — не успел, в голову не пришло, да мало ли причин… Ничего же страшного. Равный равному, автор не спеша и не занудствуя перескажет тебе «краткое содержание предыдущих серий». Чтобы повести линию дальше.
Дальше…
Ирод Великий подан глазами человека, который его одновременно и любит, и ненавидит. Старый добрый, традиционный прием исторического романа: в центре повествования стоит значительная историческая личность, но сам сюжет как бы сплетается вокруг человека не слишком значительного и даже не существовавшего в Реальности‑1. Ну вот как Квентин Дорвард.
Героя зовут Квинт. Римлянин. Мы знакомимся с ним-подростком и оставляем его уже в старости. Вся жизнь прошла, как вечность и еще один день.
Квинт принадлежит к тайной шпионской организации — сейчас бы сказали «мировой закулисе». Некие скрытые силы незаметно для глаз непосвященных людей рулят мировыми процессами. Назначают царей, отслеживают браки, войны, перемещения народов, улавливают мощные подспудные социальные течения. Кто на самом верху организации — неизвестно. Квинт — так называемый «черный паук» (название говорит за себя). Его отправляют шпионить за Иродом (пока еще не Великим), поскольку оракул предрек этому не слишком значительному идумейскому князю ни больше, ни меньше, как Иудейское царство. Молодой человек нанимается к Ироду на службу — да так и остается при своем государе. Видит каждый его шаг. Кое во что вмешивается — но очень осторожно, чтобы его ни в чем не заподозрили.
Собственно, на этом и держится весь сюжет.
Любопытна концепция «мировой закулисы» в изложении Андреевой. Это какой-то «масонский заговор» до масонов, тамплиерские секреты без тамплиеров, иезуитство до Иисуса. В какой-то мере тайная организация связана с культами лунной богини — б??огини-матери — б??огини-смерти, но эта тема развивается только намеками. Будучи истинным «пауком», Квинт ощущает близость настоящей «черной жрицы», владеющей особой магией — воздействия на мужчин, в частности. Такова была мать Квинта — да только не помогло ей искусство, она была убита. Нотка реализма: «черная жрица» не всесильна… Таковы же были три женщины, которых Квинт встретил за свою жизнь: безвестная деревенская девчонка Абаль, сестра Ирода Великого Саломея — и царица Египта Клеопатра, врагиня Иудеи и потому для Квинта партнер изначально неподходящий. С «черной жрицей» мечтает «паук» завести детей — настоящих паученышей, прирожденных шпионов.
Клеопатра «отпадала» сразу, эта кандидатура даже не обдумывалась.
Абаль он вынужден был подарить Ироду, а Ирод, что-то угадывая, быть может, опасаясь странной привязанности к наложнице, превратил ее в проститутку, и Абаль погибла. Однако в самый момент гибели несчастной женщины Квинт почувствовал близость еще одной «черной жрицы»… Невероятно! Второй шанс!
«И тут я увидел ее… Властные волны черного пламени обхватили меня со всей своей юной призывной силой и с размаха грохнули под ноги возвышавшейся надо мной золотой статуи. У себя дома (в Риме) я частенько видел разодетые в золото и пурпур статуи богинь, но эта превосходила их всех. Рыжая, с золотыми лентами в пышных волосах и янтарными глазами, «черная жрица» была облачена в золотой гематий и желтую столу… Маленькая, с живым выразительным лицом и умным взглядом, младшая сестра Ирода Саломея была воплощением невинности и одновременно греха»…
Это были годы, когда все только зарождалось: дар неотразимого влияния на мужчин передался от матери к дочери; уже рождена и вскормлена молоком «черной жрицы» та, которая будет танцевать на пиру, — уже рождена, но еще не танцевала.
Когда читатель знает продолжение истории — продолжение невероятное, очень мощное, — он поневоле испытывает трепет: как слабы, оказывается, были эти великие люди, как недальновидны прозорливцы и оракулы! Надвигалось нечто огромное, нечто такое, что коренным образом изменит всю европейскую цивилизацию, а впоследствии и весь мир, — а они это попросту прохлопали. Ирод Великий определенно говорит о себе: я — мессия. Он ошибался, но никто этого не знал.
Благодаря неведению героя-рассказчика еще более отчетливым становится знание автора и читателя. И то, что читатель и автор разделяют общее знание, объединяет их, делает равными по отношению к персонажам. Возможно, именно в этом простом, но очень корректном приеме и заключается обаяние романа, всякое отсутствие претензий на «высшее знание» и вместе с тем познавательность, увлекательность, в какой-то мере тенденциозность (нельзя сказать, чтобы у Андреевой напрочь отсутствовало личное отношение к персонажам и событиям, равно и к историческому процессу описанного периода)… Легкий фэнтезийный налет придает тексту обаяния: это самое настоящее путешествие в Страну Нигде. Возможно, жители страны Израиль или там Благословенной Аравии воспримут текст иначе, но для нас, бледных северян, яркое, отчетливое описание далекой южной страны с ее терпкими винами, пряностями, горячими ветрами, фонтанами, причудливыми прическами и одеждами… да, и пальмами, пальмами… — все это сон, сказка. Место сплетения страстей, интриг, честолюбия, тайн. Самое начало «нашей эры». То мгновение, когда все начиналось, — исподволь, так, что никто ничего даже не заподозрил.
Елена Хаецкая