Опубликовано в журнале Зинзивер, номер 12, 2012
Критика
Дмитрий Чернышев. «Розовый шар»
Таганрог: «Нюанс», 2012
Необходимость всего этого…
«Стоит только прищелкнуть пальцами, и
в белом шуме
легко услышать твой оцифрованный голос.
Только знай:
хаос —
Лишь часть тебя»
Человек слышит. Слышит! Будто по всей длине от пяток до макушки — сверхчувствительный приемник! Что-то звучит. Явно звучит! И сверху слышно. И снизу. И рядом, если кто есть. Стучит в колбасе из несчастных любящих собак. С балтийским ветром летит. Сквозь стеклянное небо падает. Как сделать эту азбуку текстом?
Время такое, сложное. Попросту не скажешь:
Открылась бездна звезд полна;
Звездам числа нет, бездне дна.
Им было хорошо, открывали, правила составляли, восхищались, чувствовали себя песчинками, гигантами, учителями, учениками. И излагали:
Песчинка как в морских волнах,
Как мала искра в вечном льде,
Как в сильном вихре тонкий прах,
В свирепом как перо огне,
Так я, в сей бездне углублен,
Теряюсь, мысльми утомлен!
Нет, время другое. И человек другой, — постмодернист, постдекадент в завитках рококо, постхлебников, постхармс, пост соку-хоси, постакутагава. То ли храбрый заяц, то ли трусливый лев: стих его петляет, запутывает, обманывает, осыпает конфетти мистификаций буквально, через две-три строчки. Берет в сети нежности, больно осаживает инкрустированной плеточкой иронии, перемещает с земли на небо. В погоне
— за изменчивым самоощущением;
— чтобы проникнуть в субстанцию своего и твоего, читатель, неуловимого состояния,
— дать всему-всему внутреннюю рецензию.
Вот главное его занятие — поднять в своих опусах происходящее-непроисходящее на немыслимую высоту, обмануть время и место, какая разница, скажите, где и когда, у кого и с кем? Просто найти такой фокус, blou-up, чтоб приблизиться к главному. И это, оказывается, то, что надо. Сам признался:
«…А с читателем-то работать достаточно просто, мой читатель ведется на цитаты… Он у меня глупый и нежный, мой читатель».
Дмитрий Чернышев не ставит между собой и нами зеркало альтер эго, и, следя за тем, как поэт идет по зыбкому полю ощущений, где смыкается видимое и невидимое, мы проникаем в то измерение, где все преломляется по его хотению. Где в процессе реакций души возгоняется дериват чувства. Где по лестницам необходимо идти осторожно, шаг за шагом, старательно пытаясь не отвлекаться. Если сосредоточиться на собственных механических движениях, все получится. «Нет, только не лифт. Надо идти пешком», поскольку только тогда ты попадешь в ту точку, где мир не распался, он сужается до одного золотистого теплого луча, до одной точки. И в этой точке Сегодня, Вчера и Завтра, Восток или Юго-Запад уравниваются в правах.
«ПРАГМАТИКА, — пожимает плечами Дмитрий, — единственное достоинство поэзии состоит в том, что происходит […] изменение мира. Все остальное — не поэзия!!!»
И глупый и нежный читатель Чернышева соглашается мгновенно.
И мгновенно ставит себя на место каждой из адресатов транслируемого.
И подставляет руки под соломинку, истекающую клюквенным соком.
И бежит, босиком, на весенний луг — да, да, «разуть, это освободить от уз!»
Ну, как — тебе легче? Лучше?
Вот мир и изменился…
Что ж, любовный мотив это лишь ветка сирени, норовящая прошуметь мимо, а поэты много веков жаждут ее приватизировать, оплетают музыкой, извлеченной из белого шума. В этой музыке, которую приводит на подиум Чернышев посредством щелканья пальцами, много внимания, сочувствия, желания разделить страдания, — и все это направлено к нам, читателям. И мы благодарны: сказал же Константин Кедров — «друг это понимание плача». И еще он сказал: «сегодня, я думаю, все, что они делают, это создают иллюзию отсутствия одиночества».
При чем тут Кедров? А он из тех, кто вышагнул из коробки для слепых котят, и стал рядом со своей звучащей и ждущей помощи Вселенной.
Того же желаю Дмитрию Чернышеву.
Ему необходимо все это.
Валентина СИМОНОВСКАЯ