Рассказы
Опубликовано в журнале Зинзивер, номер 5, 2011
Проза
ВАЛЕРИЙ РОНЬШИН
Прозаик. Родился в 1958 году в г. Лиски Воронежской области. Закончил университет в Петрозаводске и Литературный институт в Москве. Пишет прозу для взрослых и детей. Автор более 30 книг. Член СП Санкт-Петербурга. Живет в Санкт-Петербурге.
ДВА РАССКАЗА
Неприметный гость из Тартарары
По берегам светлой речушки Светлушки привольно раскинулся маленький городок Новозыбков. В этом городке, в летний погожий денек, в кафе «Ландыш», шло не менее привольное веселье: пелись песни, пилась водка, закусывались закуски, танцы танцевались, «горько» кричалось; молодоженам желалось, как водится, «жить долго и счастливо и умереть в один день»… Одним словом — свадьба.
Среди множества гостей, которые, каждый на свой манер, выделывались и выделялись, один гость был, что называется, «с точностью до наоборот»; то есть — совершенно неприметный. Он абсолютно не блистал своим присутствием, а если бы вдруг вздумал уйти, то не стал бы блистать и своим отсутствием. Кем и кому он здесь приходился — другом ли жениха, родственником ли невесты — тоже было абсолютно непонятно… Свадьба, между тем, продолжала петь и плясать, счастливая невеста с чувством глубокого удовлетворения думала: «ну, блин, наконец-то»; пьяному жениху нет-нет да и приходила на ум трезвая мысль: «неужели, бля, на всю жизнь»; родственники же ни о чем таком не думали, а просто умилялись, глядючи на сладкую парочку — в отличие от лучшей подруги невесты, которая вся внутренне кипела от возмущения: такая дурища и уродина, и нб тебе — жених, а она — подруга — такая умница и раскрасавица, и нб тебе — шиш… А развлекали и веселили свадебную публику аж целых три тамады — создавая атмосферу праздника.
Между тем, совсем иная атмосфера уже витала в воздухе, но пока что неуловимая…
В общем, свадьба была в самом разгаре, тосты следовали один за другим, гости не уставали кричать «горько», жених с невестой не уставали демонстрировать свои поцелуи. А у пристани светлой речушки Светлушки покачивался прогулочный теплоходик, ожидая все тех же самых гостей для романического водного променада.
И вот когда все, наконец, наелись и напйлись, нацеловались и натанцевались, надрались в стельку и подрались в сласть (какая ж свадьба без пьяной драки) и уже хотели отправляться на теплоходик; встает из-за стола этот самый неприметный во всех отношениях гость. «Позвольте мне сказать буквально два слова…» — просит. Ему, разумеется, позволяют, и он начинает говорить эти самые свои «два слова». И в то время, как он их говорит и говорит, свет в кафешке тускнеет и тускнеет… Да что там — «свет в кафешке», на улице только что был летний погожий денек — а вот уже и дождь осенний накрапывает. Мало того, по всему банкетному залу вдруг ка-а-к пахнет тухлятиной с плеснятиной…
А неприметный гость все никак свои «два слова» не закончит. И чем дольше он их говорит, тем больше лица гостей сереют; и одежда на гостях тоже сереет, да что там «на гостях», — даже черный костюм жениха и тот посерел, не говоря уже о белоснежном платье невесты. Короче, сплошная серятина со сплошной тухлятиной получается в кафе «Ландыш».
А неприметный гость все говорит себе и говорит, как ни в чем не бывало. И речь-то его, в общем-то, ничем не примечательна, как и сам говорящий; тем не менее, кого-то от этих слов уже в жар бросает, а кого-то — в холод; а кто-то уже и за сердце хватается, а кто-то — за живот… Те, кто пошустрее и помоложе, вскакивают из-за столов и к дверям опрометью несутся. А дверей-то и нет! Нет дверей!.. Вот только что были, а уж и нет. Сплошные стены кругом. А через стенку, понятное дело, не очень-то на улицу выбежишь. И окон, кстати сказать, тоже нет. Вот буквально только что по оконным стеклам дождевые капли барабанили — плям-плям-плям… А уже и не барабанят. Нй по чему барабанить. Нет ни стекол, ни окон. Прямо, как в детской загадке: «Без окон, без дверей — полна горница людей». Что это такое?.. А это кафе «Ландыш» в городке Новозыбкове, где свадьбу справляют.
Точнее, справляли. Какая уж теперь свадьба, если все, как один, на ладан дышат. Задыхаются, проще говоря. А все потому, что воздух хоть и имеется в наличии (в отличие от окон и дверей), но все меньше и меньше его остается. Явно он куда-то улетучивается. Хотя, казалось бы, куда ему улетучиваться, если кругом сплошные стены? А вот куда-то улетучивается, вопреки всем законам физики.
А тут вдобавок еще — и тоже вопреки всем законам — дзынь-дзынь-дзынь — явственно так посуда начала позвякивать и побрякивать, будто за окнами — которых нет — трамвай прогремел или там поезд прогрохотал; но в том-то и дело, что ничего там не гремело и не грохотало, так что не отчего посуде звякать и брякать. А она, тем не менее, звякает и брякает. Ни от чего. Причем звякает не друг о дружку, а порознь — сама по себе. То есть налицо не только нарушение физических законов, но и полное несоответствие древней восточной мудрости, гласящей: «нельзя хлопнуть одной ладонью». Но Новозыбкову древняя восточная мудрость не указ — здесь и одна тарелка сама по себе брякает, и одна рюмка сама по себе звякает, и одна ладонь сама по себе хлопает.
А неприметный гость продолжает продолжать свои нескончаемые «два слова». А все сидят и слушают (а куда им деваться) — выпучив глаза и судорожно хватая ртами жалкие остатки воздуха.
«Ну и напоследок…» — заключает гость. И как только он это заключил, так сразу же по полу трещинка побежала, юркая такая, словно ящерка. Побежала, побежала, побежала… Добежала до стены и по стене вверх помчалась, домчалась до потолка — и по потолку понеслась… А как добралась до противоположной стенки, так весь банкетный зал — р-р-раз! — и разломился на две равные половинки, да еще и — хоть в это и трудно поверить — по половому признаку: с одной стороны от разлома одни только женщинки оказались, а с другой стороны одни только мужчинки очутились. А посередке — одна нога здесь, другая там — стоит неприметный гость. «Спасибо за внимание», — благодарит.
И как только он всех за внимание поблагодарил, так сразу же разверзлась бездна и поглотила кафе «Ландыш», а следом и весь Новозыбков в придачу. А речушка Светлушка сама по себе в эту бездну стекла, вся до последней капельки, вместе с речной рыбешкой и теплоходиком прогулочным, на котором так и не суждено было никому прогуляться.
Так что, мои дорогие читатели и читательницы, нет больше такого городка — Новозыбков. Нет, как нет. Сгинул в тартарары со всеми своими улочками и переулочками… И след его простыл. И не только след — все простыло. И не спрашивайте ни у кого, все равно вам никто про этот городок ничего не скажет. И не ищите его ни на карте, ни в интернете, все равно ни там, ни там вы его не найдете.
«Вот и вся любовь», — как говорится.
Мне так лично больше всего молодоженов жалко. Увы, не удалось им пожить «долго и счастливо», но — нет худа без добра — зато они «умерли в один день».
Ну а чтобы в этом рассказике была сверхзадача, а точнее сказать — сверхмораль, закончим мы его на пафосной ноте: боже мой, как тонка, как безумно тонка, пленочка отделяющая нас от Мрака, Хаоса и Небытия.
Две жизни Бориса Иваныча
Никогда не знаешь, за каким углом тебя подстерегает настоящее счастье… Ехал как-то Борис Иваныч на своей навороченной иномарке и был вполне счастлив. Так ему, по крайней мере, казалось. Жена-красавица — в дочери годится; дочка-умница — во внучки; деньги — в иностранных банках; коттедж — в элитном поселке; элитная же квартира — в престижном районе; да и ехал Борис Иваныч не куда-нибудь, а в свой собственный офис… «Да, жизнь удалась, — удовлетворенно думал Борис Иваныч. — Я весь в шоколаде».
Но реальность порою бывает весьма и весьма обманчива. Вот уж поистине:
Ты думаешь, что ты весь в шоколаде,
А на самом деле ты весь в дерьме…
Впрочем, не об этом сейчас речь (об этом речь чуть позже). Сейчас же водитель борисаиванычевой иномарки с шиком завернул эту самую иномарку за угол, а там…
А там — за углом — Бориса Иваныча как раз и поджидало его настоящее счастье.
Потому что, пока он ехал в свой офис, к его сердцу шел тромб. И хотя тромб — шел, а иномарка — ехала, тромб — согласно апории Зенона — дошел быстрее, чем иномарка доехала.
Положили Бориса Иваныча в навороченный гроб и зарыли в навороченной могиле на навороченном кладбище. А душа Бориса Иваныча, как это водится у душ, улетела на небо.
А в эту же самую минуту в царстве Цинь, в городе Инь, родился мальчик, как две капли воды похожий на умершего Бориса Иваныча. Но на этом странности не закончились. Можно даже сказать, что с этого они начались. Даже еще и раньше этого, потому что младенец не полез на этот свет сломя голову, как это делали одни новорожденные, и не полез вперед ногами — «не зная броду» — как это делали другие новорожденные. А вышел — бочком, что говорило о его прирожденной осторожности.
Дальше — больше…
Выйдя из материнского лона, он, опять же, в отличие от остальных, не заплакал, а — захихикал. А вслед за тем огляделся и сказал: «Мир существует, но он нереален».
После такого, мягко говоря, необычного появления на свет ребенка нарекли именем Бо Вань, что означает «Необычный».
И далее, оправдывая данное ему при рождении имя, Бо Вань повел себя столь же необычно. Так, например, в постные дни малютка наотрез отказывался от материнского молока, чтобы не оскоромиться. А первые свои шаги малыш сделал не по земле, а по воде, перейдя с одного берега на другой широченную реку Вэй, до середины которой даже редкая рыба могла доплыть.
В три года мальчик научился хлопать одной ладонью, а в пять лет — перепрыгивать пропасть в два прыжка. А когда дом родителей Бо Ваня посетил мудрейший Кун Цю и преподнес Бо Ваню в подарок стопку мудрейших книг, семилетний Бо Вань отверг этот дар, сказав: «Мне незачем читать книги, я и так знаю, что в них написано». Повергнув тем самым невозмутимого Кун Цю в неописуемое изумление.
А вскоре Бо Вань, надев шапку совершеннолетия, отправился в даосский монастырь. И стал там творить истинные чудеса. Так, например, одной женщине, которая пожаловалась ему на то, что ее муж не просыхает от пьянства ни днем, ни ночью, он сказал: «Не печалься, ступай себе с Буддой, больше твой муж не возьмет в рот ни капли». И как сказал Бо Вань, так оно и случилось. Ибо, как поется в старинной народной песне:
Если ты совсем помрешь,
В рот ни капли не возьмешь.
Огонь в бумаге не утаить, поэтому молва о невиданной святости и неслыханной мудрости Бо Ваня со скоростью быстрокрылой птицы разлетелась по всему царству Цинь и достигла ушей императора Унь. Император пригласил Бо Ваня в свой дворец, провел его в свои Покои Мудрости и задал ему свои три знаменитые вопроса.
Первый вопрос был такой: «В этой жизни, как известно, есть только два Пути — третьего Пути нет. По какому из них следует идти?»
— По третьему — тотчас же ответил Бо Вань, — по тому, которого нет.
— Как это понимать? — не понял император.
— Так и понимать, — сказал Бо Вань. — Это — дзен. Либо ты это уже понимаешь, либо уже никогда не поймешь, и никакие объяснения здесь не помогут.
Второй вопрос императора был такой:
«Какова вероятность того, что, выйдя из этого дворца, ты встретишь Будду?»
Втайне император Унь надеялся на то, что Бо Вань сейчас погрузится в глубокое раздумье, и начнет высчитывать эту самую вероятность до 0,0000000000000000… долей. Но Бо Вань, ни секунды не раздумывая, ответил:
— Фифти-фифти.
— Это тоже дзен? — опять ничего не поняв, спросил у Бо Ваня заинтригованный император.
— Это еще проще: либо встречу, либо не встречу.
Пораженный в самое сердце мудростью Бо Ваня, император Унь даже не стал предлагать ему ответить на свой третий вопрос, а сразу же предложил место Левого Министра, которое считалось самым значительным в Крайней Империи, потому как шло сразу же вслед за местом самого императора. В ответ на это предложение лишь легкая улыбка скользнула по губам Бо Ваня. Тогда император предложил Бо Ваню несметные сокровища. В ответ же получил от Бо Ваня мимолетную усмешку. Тогда император, распалясь, предложил Бо Ваню всю свою Крайнюю Империю; а сам бы он — император Унь — служил бы у него — у Бо Ваня — на посылках. Ответом был звонкий смех Бо Ваня.
— Зачем мне твоя Крайняя Империя, если я обладаю Бескрайней Вселенной?
И сказавши это, Бо Вань удалился в горы Цзюлишань (западная часть провинции Чжэцзян), чтобы преодолеть там непреодолимое — то, чему ни карьера, ни богатство, ни власть даже в подметки не годились. Имя этому многоликому, многорукому и многоногому чудовищу было — вожделение.
Известно ведь, что даже святой Сун Чэнь не уберегся. Достигнув святости, он начал возноситься на небо, но, узрев сверху стирающую женщину, засмотрелся на ее обнаженные ноги, вмиг лишился святости, свалился на землю и разбился вдребезги.
Каждый из тех, кому посчастливилось земную жизнь пройти до половины, знает, что сердце — глубокий колодец и способно любить в любом возрасте. Но не каждому известно, что не каждая любовь — настоящая. За всю жизнь человека посещают лишь три по-настоящему настоящие любови.
И вот когда к Бо Ваню пришла первая его настоящая любовь — он отсек себе палец. Когда же пришла вторая — отсек второй. И третий его палец, с приходом третьей его настоящей любви, постигла та же самая участь.
Таким образом, обретя в своем сердце всепоглощающую силу безразличия, Бо Вань вслед за древним поэтом мог по праву повторить:
Пустое сердце бьется ровно…
С того дня земному притяжению стало все тяжелее и тяжелее притягивать Бо Ваня к земле. А притяжение неба, наоборот, становилось все более и более притягательным для Бо Ваня. И не мудрено: ведь когда ты долго смотришь на небо — небо начинает смотреть на тебя.
Однажды, в десятый день девятой луны, Бо Вань, в тишине, сидел у старого пруда и задумчиво глядел… нет, не на небо, а на лягушку, которая тоже сидела у старого пруда и, тоже задумчиво, глядела на Бо Ваня. И кому-то из них двоих — неважно, кому, ведь истина принадлежит всем — вспомнились вот такие строки:
Старый пруд.
Прыгнула в воду лягушка.
Всплеск в тишине.
Лягушке ничего другого не оставалось, как проиллюстрировать эти самые строчки. Что она и сделала — прыгнув в воду и начав медленно погружаться на дно. А Бо Вань, в свою очередь, начал медленно подниматься на небо. Лягушка опускалась все ниже и ниже, а Бо Вань поднимался все выше и выше… И вот уже лягушка растворилась в зеленой глубине, а Бо Вань растворился в небесной синеве.
На этом мы и завершим рассказ о двух жизнях Бориса Иваныча. Воистину: кто говорит мало, того не надоест слушать.
Да и что с того, что скажешь больше?..