Стихотворения
Опубликовано в журнале Зинзивер, номер 1, 2009
Анатолий ДОМАШЁВ
Поэт. Инженер-кораблестроитель по образованию. Член Международной Федерации Русских писателей (IFRW). Печатался в журналах, сборниках, антологиях и альманахах: «День поэзии», «Звезда», «Половодье», «Дон», «У Голубой лагуны», «Острова» и в других изданиях. Автор мемуарных эссе об Александре Мореве, Константине Петухове, Николае Рубцове, Викторе Конецком. Автор пяти поэтических сборников: «Ветви и мачты» (1994), «Жизнетворения мои» (1998), «Наказание охотника» (2001), «Прежде чем» (2004), «Жребий» (2008).
БЕЗЫМЯННАЯ ВОДА
* * *
Когда б я жил тут постоянно,
наверно б, лодки мастерил,
строгал бы корпус деревянный,
борта к шпангоутам крепил
и свежий запах стружки пряной
меня и в море бы пьянил,
когда б я жил тут постоянно,
когда б я лодки мастерил.
Когда б я жил тут постоянно,
когда б я лодки мастерил,
я уплывал бы утром рано
с воды взглянуть на материк:
от кромки волн, от горизонта,
где небо сходится с водой,
где в глубине горит от солнца
блесна монеткой золотой
и плотный ветер на просторе,
сминая, гонит — гнет волну,
я завтра снова выйду в море,
на берег брошенный взгляну,
чтоб он обжег мне спиртом душу,
чтоб лодку вздыбила волна,
и снова я вернусь на сушу —
мне зябко там, где нету дна.
Когда б я жил тут постоянно,
когда б я лодки мастерил,
о, берег дальний, дачам сданный,
не знаю, чем бы ты мне был:
желанным дымом, окаянным
приютом стропов и стропил,
когда б я жил тут постоянно,
когда б я лодки мастерил.
* * *
Век существуй и будь собою рад,
притом живи хоть в Муроме, хоть в Льеже,
все времена похожи на квадрат —
как не крути, а стороны все те же.
Все так, все так, но знаете ли вы,
во времена, когда царят бурбоны,
не сохранят квадратной головы
ни хитрецы, ни воры, ни матроны.
В аллеях длинных — осень там и тут,
и распускаются квадратные бутоны,
квадратами бубновыми цветут
сезоны, зоны и газоны.
Все так, все так, но в нас еще, увы,
сильна яйцеголовость от испуга:
башка теряет форму головы,
когда столкнется с квадратурой круга.
9 октября 2004
* * *
Человек. Песок. И море.
Безымянная вода.
В выцветшем она уборе
и волна почти седа.
Ветерок волну без цвета
шевелит сквозь воздух-тюль.
Уточняем время — лето,
а еще точней — июль.
Бел от пыли и от соли
бесконечен берег-пляж,
вымерли мы все тут, что ли,
превратились ли в мираж?
Никого в округе нету,
плотность занятости — нуль,
много воздуха и света,
лет стрекоз — крылатых пуль.
Для стрекоз ты вид бесполый,
посреди холмов один
цвета пробки кока-колы
плавками маячишь, блин.
В мареве вода и берег,
от следов измят песок,
бегали тут, что ли, зверем
в выходной сто тысяч ног?
Свет рассеянный, больничный,
отраженный от песка,
треск и шелест двух страничек,
двух травинок у виска…
23 апреля 2005
* * *
А в доме у Облонских
чужой блестит паркет
и нет переполоха,
Облонских тоже нет:
их прах опал в Париже,
в степях Караганды
и нет беды их — ниже,
нет глубже — их беды.
Вина лишь в том, что жили,
фамилию блюли,
от всех утопий, лжи ли
хотели быть вдали.
Иерихонской темы
слой в слое тридцать три,
наверно, помнят стены,
но помнят изнутри —
известка, штукатурка,
вмурованный песок:
на кожаной тужурке
краснеет орденок
и все смешалось в доме,
и смолк переполох,
струною на изломе
осекся голосок.
Облонских песня спета,
порублен корень их,
и в зеркале паркета —
ни франтов, ни франтих.
24 июня 2005
Дивенская
ПРИТЧА ОБ ИСКУССТВЕ
— Искусства нет, — сказал Багет
позолоченный.
— Искусство есть, — Эстет в ответ,
он был ученый.
— Искусство — труд, — Резец в сердцах
им двум заметил,
всю жизнь он жил в стальных тисцах
и горд был этим.
— Искусство — крест, — поправил Перст, —
и крест тяжелый,
а коль он есть, то есть и честь
запретов, школы.
— Дай Бог нам крест свой честно несть
сейчас и завтра,
нести, доколе совесть есть, —
подумал Автор.
5 августа 2005
Дивенская
* * *
Я корабелом стал, наверное, случайно,
что делать, не влекли ни парус, ни весло,
в случайностях всегда какая-то есть тайна,
порой они — нам выбирают ремесло.
Случайной в памяти бывает и минута,
вот вам случайности случайный образец:
в осенний вечер со ступеней института
мне корабли свои показывал отец.
Конечно же, и вам знакомо зданье это —
ступени, портик белокаменный на них,
и бородатые красивые атлеты
ломают девушек — красивых и нагих.
Не знал я ни сюжета, ни названья
и почему отсутствуют и трусики, и лиф,
стеснялся я взглянуть на эти изваянья,
что так культурно иллюстрировали миф.
Был я застенчивым и не был вундеркиндом,
послевоенный третьеклассник-оголец,
а мой отец в волненьи был азартным гидом —
о кораблях мне рассказать спешил отец.
Во тьму Невы он мне показывал рукою,
волнуясь, говорил: «Туда смотри, туда,
вот наш красавец, чудище стальное,
смотри, как держит эту силищу вода!..»
Тогда еще для нас по городу трамваи
ходили допоздна и вдоль ночной Невы,
вперегонки спеша, шли освещенным раем
и волновались, чтоб не опоздали вы.
Смотрел я на Неву, не поняв сразу шанса,
что голосом отцовским в тот миг судьбу дарит,
уютное, потом, припомнится пространство
и темною водой ударит о гранит.
10 июля 2007
Дивенская