Опубликовано в журнале Зеркало, номер 23, 2004
(Гипертекст “Барачные”)
“О, мир, свернись одним кварталом…”
Н. Заболоцкий
ИГОРЬ ХОЛИН В КОНТЕКСТЕ И ВНЕ КОНТЕКСТА ЛИТЕРАТУРЫ 1950-х
Оттепель. Наступило время стихов. Время у стихов было одно, пространства – разные.
На авансцене – синхронный дебют двух поколений. Прозвучали стихи поэтов-фронтовиков (Холин подпадает под него хронологически и биографически). Молодую эстрадную поэзию стадионы резонируют на весь Земшар.
Игоря Холина эти возможности не прельстили. Проявляя полную незаинтересованность в совписательской карьере, он идет по третьему пути.
Становится лидером второго русского авангарда. Нонконформист.
На рубеже 1950–1960-х два мастера – И. Холин и С. Красовицкий – наиболее авторитетны по гамбургскому счету. С. Красовицкий и поныне остается поэтом для знатоков. Стихи Холина популярнее его имени. Печатаемые в столичном самиздате, до провинции они доходили устным народным творчеством,“городским фольклором”. В Челябинске я их слышал значительно раньше, чем узнал имя Холина.
Биография Игоря Холина мифологична, где и как прошли детство, отрочество и юность – неизвестно.
Появился на литературном свете в возрасте к 40.
Об этапах жизненного пути поэт не любил распространяться. “Мгновений боя и тюрьмы” ему выпало немало – после войны сидел в лагере. Религиозностью – в смысле исповедания какой-либо религии – не отличался. Холин-человек воспринимал действительность как данность.
Сорокалетний дебютант – полностью сложившийся мастер, делает только шедевры. Стихи, предшествующие “барачному” циклу, не установлены.
Официальные ценители им не интересовались. Он мало волновал власть даже как объект для “проработки”. Однажды “Известия” заметили и оценили в числе других поэтов – “Бездельники карабкаются на Парнас”.
Литературный однолюб – первый период его поэтической биографии справедливо назвать “барачным”. Несколько лет жизни отданы единственной теме. Он не был “первооткрывателем”, – барак ввели в литературу Е. Кропивницкий и Я. Сатуновский. Холин был глубоким и объективным исследователем этого типа организации общества, детально изучал все аспекты существования, пока не исчерпал тему.
После Холина добавить нечего, остается только пересказывать. Поздним историкам барачной цивилизации без холинского цикла не обойтись.
Стихи “барачного” цикла созданы в разгар “оттепельного” оптимизма. Эпоха жилищного переворота – массовый переход от бараков к более цивилизованным формам жилища. Уничтожались бараки постепенно. Времени для личного знакомства с бараком и его обитателями у Холина было предостаточно – “где он только не жил” (свидетельство М. Гробмана).
Холин – не “самородок”. Предшествующие бараку формы жизни описывали Достоевский, Горький, Зощенко, Ильф и Петров, Хармс.
В свою очередь, его стихи воздействовали на Д. А. Пригова, О. Григорьева и др. поэтов “андеграунда”. Вопросы о взаимовлиянии поэтов второго русского авангарда, сравнительное исследование их творческих почерков чрезвычайно сложны и остаются за рамками этой статьи.
НЕМНОГО О ПОЭТИЧЕСКОЙ ТЕХНИКЕ ХОЛИНА
Форма произведений цикла – “доступная бедным” – короткие строка, фраза, стих. Творческий почерк (в позднейших произведениях Холин будет прибегать и к неологизмам, и к зауми) объясняется спецификой темы. “Сюжеты” стихотворений отличаются простотой и наглядностью.
Идет по пути наибольшего сопротивления, против потока мировой поэзии. У всех Великих, при всем их несходстве, есть общие достоинства – богатство словаря, многообразие изобразительных средств, солидный философский базис…
“Барачные” стихи мастера целиком “изготовлены из отходов” поэтического производства, из “антипоэтических материалов”. Изобразительные средства характеризуются крайним аскетизмом. “Умение выбирать и отбрасывать” доведено до логического предела. Изобилуют – штампы, бедные рифмы, прописные истины… словарь полинезийца, тавтологии. Полнейшее отсутствие метафор, эпитетов, гипербол и т. под. оксюморонов. Некоторые стихотворения без единого прилагательного. Для холинских барачных конструкций – это архитектурные излишества.
Мне говорят:
какая бедность словаря!
Да, бедность, бедность;
низость, гнилость бараков;
серость,
сырость смертная
и вечный страх: а ну как…
да, бедность, так.
(Я. Сатуновский)
Cравнения банальны – “пивная как кабак”, “хрюкает как свинья”, “работал как вол” и т.д. Синтаксис также скуп. Преобладают назывные, безличные, неопределенно-личные. Обращает бедность языка в достоинство, из “отходов” конструирует композиционно выверенные, превосходно ритмизированные, тщательно зарифмованные и аллитерированные миниатюры.
Стих – звучный, динамичный. Мысли – законченные. Стилевое единство выдержано.
Все стремится в точку, к конечной стадии. Произведения Холина не обрываются на полуслове-полумысли. Никаких – “и так далее…”, “додумайте сами”. Все досказано “с последней прямотой”.
Лексические пласты – детские стихи (А. Барто), частушка, колыбельная, считалка, лозунг, Много стихов с обрамлением – порою обрамляющие строки составляют б. ч. стихотворения.
ТЕКСТОЛОГИЧЕСКАЯ СЛОЖНОСТЬ
Значимость произведения не оценена до сих пор.
“Жители барака” – не просто цикл поэтических миниатюр, но гипертекст. Каждое стихотворение, несмотря на композиционную формальную завершенность, является фрагментом сложной структуры. Как из смальты – мозаичная картина, из набора случайных трагикомических эпизодов складывается цельная конструкция, выявляющая новые смысловые слои. Меняются жанры элементов.
Отдельные стихотворения – образчики “литературы факта”, протокольный реализм.
В гипертексте причудливо сочетаются элементы реальности, мифа и антимифа.
Каждое стихотворение, взятое по отдельности, – автологично, гипертекст – металогичен.
Только в гипертексте существует ОБРАЗ БАРАКА, фрагментированный в отдельных стихотворениях. Этот образ – главное открытие Холина. Как социокультурное явление он слишком велик, значителен и сложен, чтобы уместиться в миниатюре из десятка-другого отборнейших слов.
Холин – поэт космического мышления. Барак – микрокосм.
Цикл “Барачные” лишен упорядоченной композиции. POIKILIA. Состав не канонизирован, нуждается в уточнении. В наиболее серьезном издании Холина – путаница. Необязательные стихи включены в цикл, а относящиеся к нему – разбросаны по другим разделам книги.
Что же представляют собою холинский барак и его обитатели? Перед нами портрет времени? шарж? антисоветская фронда? русофобия?
РЕАЛЬНЫЙ И ФАНТАСТИЧЕСКИЙ ПЛАНЫ
Жанры стихотворений – описание, репортаж, милицейский протокол, акт о производственной аварии, история болезни – литература факта.
ПЕЙЗАЖ – антииндустриальный, антиромантический, антиархитектурный. Скрупулезный отбор деталей пейзажа –
Дамба. Клумба. Облезлая липа.
Дом барачного типа.
Заборы. Помойки. Афиши. Рекламы.
Другие предметы не упоминаются (или не существуют).
При описании явлений природы использует штампы, которые за сотню лет считались банальностью самого дурного тона, – “синеет небес голубых глубина”, “на землю зимний лег покров”, “стоял на дворе ослепительный май”, “ленивый летний день катит лучи к закату”.
Флора – “облезлая липа”.
Фауна – хтоническая – клопы, тараканы, мухи. Кошек и собак нет. “Соседи – словно звери”.
Фотозарисовки с натуры. Отсутствие гротеска. Все ситуации – жизненные.
Можно ли считать Холина бытописателем, представителем “натуральной школы”, “передвижником” русского авнгарда? Никоим образом…
Не столь интересны частные факты, как верно данное общее.
Барак – не место ссылки, наказания – “вроде ада”, это естественная и единственная среда для его обитателей, их стихия.
Пространство в стихах мифологическое – дискретно, состоит из “островов”. Пространство вне пределов “островов” (барак, пивная, производство) обитателями барака мало исследовано. Есть “острова”, куда барачным доступа нет, – “в метро не пустили”, “в гостиницу не пустили”… Пребывание как на островах – в сарае, пивной, на производстве, так и на путях-дорогах сопряжено с опасностью для жизни.
Барак – закрытая система. За его пределы “барачные” не выходят, тем паче не уходят – нет счастливчиков, вырвавшихся из барачного ада, переселившихся хотя бы в коммунальный рай. Попытки вырваться обречены.
Недавно женился.
Она вдова,
Буфетчица из ресторана “Москва”.
Без одного глаза.
Старше в два раза.
Имеет квартиру
У института МАИ.
Предположил:
“Помрет, комнаты мои!”
Только самому наивняге неясно, кто кого переживет.
Но в барак извне попасть можно – ограбленный дочиста ревизором Кузьма Спиридоныч “теперь проживает в бараке у нас как в гробу”.
СУЩЕСТВОВАНИЕ ВНЕ ВРЕМЕНИ
Отсутствуют приметы иных периодов и цивилизаций. Даже пастернаковско-лимоновская Великая эпоха не наследила. В барак не проникает вездесущая советская “общественная жизнь”, единственное свидетельство официальной пропаганды – лозунг “Миру мир”. Специфические приметы “социалистического общежития”, как-то – общее собрание, субботник, стенгазета и т. п. – отсутствуют.
Красный уголок – заколочен.
Из барака Сатуновского виден советский герб на шпиле высотного здания. В мире холинского барака высотных зданий нет. Холин вообще не сопоставляет систему барака и большую советскую систему (в реальности которой, вероятно, сомневается).
Где находится барак? Где угодно, даже в стороне, где после осени наступает лето.
Пролетело лето.
Наступила осень.
Нет в бараке света.
Спать ложимся в восемь.
Пролетела осень.
Наступило лето.
Спать ложимся в восемь.
Нет в бараке света.
Вторая строфа фантастическая.
“Барачные” проживают вне времени. Май, осень, зима – не время, но погода… Свадьба, день рождения, праздник, поминки… не знаки времени, но повод для пьянки. Основное времяпрепровождение – драка и пьянка. Принципиальное отличие холинской пьянки-драки от мифологического пира-боя – не малость масштаба, а отсутствие смысла. Безмотивны и бесцельны.
Бессмыслица существования… Нет общей или частной, великой или мелкой цели, нет развития. Транспорт – символ движения – враждебен, техника смертельно опасна (портальный кран, кабель, штамп, котел – причины гибели). “Берегись автомобиля, пешеход!”
БАРАЧНАЯ ЦИВИЛИЗАЦИЯ
“Большого мира” нет ни при какой погоде. Но даже “маленький мир” с игрушкой “уйди-уйди” и песенкой “Кирпичики” в сравнении с бараком – высочайшая цивилизация. Предельная простота жизнеустройства. В “Вороньей слободке” Вас. Лоханкина пороли по решению общего собрания – “свет надо было тушить!”. Здесь проблема снята – “нет в бараке света”. Коллективная воспитательная мера: “бабы бьют жену Егора”.
В 1930–1950-х гг. иностранцы отмечали, что советские люди, в отличие от европейцев, проводят много времени в ДК, на стадионах, в ПКиО, в библиотеках и т. п. Это связывалось не только с коллективизмом, но и с отвратительными жилищными условиями (барак, коммуналка, общага, подвал и даже землянка). Дворцы и парки культуры – убежища от убогого перенаселенного барака. “Города из рабочих лачуг” – примета “Новой Америки”.
Жители барака не покидают его пределов: пивная, производство – филиалы барака. Едва ли будет правильным считать их аутсайдерами или маргиналами. Мотив ущемленности “барачных” отсутствует. Они в замкнутой системе со своей иерархией. Никто не задумывается над жизнью, не “встает на путь исправления”.
Барачные страдают от краж, но и своего не упустят – “продал куб казенных дров”, “а ночью с него были сняты штаны”, “немало он продал и пропил добра”, “квартиру у них дочиста обобрали”, “а в палатке были воры”.
Еще одна фантастическая черта холинского барака – никто из проживающих не сидит, не сидел и не ждет посаженных родственников.
Барак мононационален – в нем отсутствуют не только Шапиро, но и Шариповы. Национальная рознь не существует. Сам Холин не ощущал принадлежности к какой-либо нации. Не знал, что значит быть русским.
В бараке отсутствует быт – жизнь кипит не на общей кухне, а у забора либо у бочки; обстановка спартанская – “на столе стоит бутылка и лежит консервов банка”… Предметы лишены признаков места, времени, социального статуса – просто штаны, шапка, комод и т.д.
“Неописуемые люди”. Холинский барак – страшнее антиутопии.
Холин не стремится изобразить “оригиналов”, “человеков с чудинкой”. Не балует разнообразием типов, характеров, пейзажей и событий. Имя, внешность, возраст, характер значения не имеют. Имена как из челобитных или частушек – Любка, Танька, Машка, Тимошка…
Персонализация, квинтэссенция злодейства – ревизор. Он – разоритель и растлитель. Вариант Максима Кузьмича Варравина. У Холина к ревизору – органическая ненависть.
Богатая обстановка – зеркальные шкапы, абажуры, комоды. Мещанский интерьер – образные системы Холина и далекого от него Маяковского здесь полностью совпадают. Но нет классовой задачи. Не ищет виноватых, не предлагает простых ответов – мол, советская власть, русская ментальность и т. п., – до него это делали Чехов, Горький, его современник – Гроссман, тем паче – не дает рецептов.
АНТИМИФ
В отличие от уникальных мифологических героев, каждый из которых персонифицирует то или иное свойство, “барачные” – стерты, безлики, взаимозаменяемы. Безымянные персонажи – “кто-то”, “двое”, “один”, “она”, “он”, “который” – здесь не пропущено очевидное слово. Глагол важнее существительного – “водку пьют”, “дочку бьют” – не важно, кто именно, может любой. Деиндивидуализация – частое – “кто-то” – “кто-то выбросил рогожу”, “кто-то по ошибке включил рубильник”.
Мифологические герои четко разграничены на положительных и отрицательных. В бараке собраны только отрицательные; нет праведников – одни грешные. Барак – более жесткая конструкция, чем село, – он и без праведника устоит. Доброта, великодушие, доверие, порядочность, дружелюбие и т. д. – понятия потусторонние, несуществующие.
Это не добрые люди, испорченные квартирным вопросом.
Холин редко уделяет внимание внешности героев: “лохматая рожа”, “была похожа на черта”. Имена и фамилии вспоминаются в чрезвычайных обстоятельствах. В радости и в горе.
ГЕРОИ
По социальному положению холинские персонажи – излюбленные мишени советской сатиры 1950-х – пьяницы, дебоширы, управдом, официант, швейцары, продавщица пивного киоска, расхитители народного добра, нарушители трудовой дисциплины. Это тонко подметил автор статьи в “Известиях”, он же безошибочным классовым чутьем определил внесистемность Холина.
Но у всех (даже у Зощенко) – это отклонение от правил, от некой нормы.
У Холина – это и есть норма. Холин – протоколист и моралист. “В самом деле, любезные слушатели, что может быть нравственнее сочинений г-на Холина? Из них мы ясно узнаем: сколь не похвально лгать, красть, предаваться пьянству, картежной игре и тому под.”.
Герои Зощенки в полном их развитии – завершающий этап эволюции, последняя ступень лестницы Ламарка. Колоритны персонажи Зощенки, Ильфа и Петрова. Холинские барачные безлики, однотипны, стандартны, взаимозаменяемы.
Лиц нет – рожи – “безлицый парад”.
Мышление героев – уже не психология, а рефлексология. Назвать проживающих “жертвами тоталитарной идеологии” – неверно, тоталитарное мышление для них – недосягаемая высота. Мечта Ивана Карамазова о “суженном русском человеке” стала былью. Достоевское самокопание здесь невозможно.
Разговаривают редко, спорят много. Споры бывают обычные и заядлые. “Спор” – у Холина не процесс рождения какой-либо истины, но прелюдия драки. Тема спора – кто навалил сор или выплеснул помои… Причина конфликта – подгоревшая картошка, непостиранные носки, неглаженные брюки, плохо приготовленный обед.
Крайне низменный уровень поступка. Даже “смертные грехи” – в сниженной форме. Алчность – “продал куб казенных дров”, “немало он продал и пропил добра”. Чревоугодие – “объедки домой носит он в газетке”, “на столе стоит бутылка и лежит консервов банка”. Гнев – “дал ногой ей в живот за то, что не глажены брюки”. Гордость – “а у тебя, соседка, и вовсе мужа нет” и т. п.
Высокотрагичный мотив смерти поэта под забором (Блок, Есенин, Маяковский и др.) у Холина низводится до “напьюсь и лягу под забор”.
ДУАЛИЗМ. БАРАК – ФОРМА ЖИЗНИ И МЕТАФОРА СМЕРТИ
Смерть рядом, подстерегает на каждом шагу – замерзают в сугробе, вешаются в сарае, гибнут от водки, от вина, от паралича, от самоубийства.
Метафоры смерти (загробного мира) конкретны – “сараи – могилы различного хлама” – и не только хлама; “во втором бараке Рая удавилася в сарае”, “проживаю я в бараке, он – в сарае у барака”, “в углу во дворе у барака сарай, повесился в нем кладовщик Николай”, “барак – подобие ада”, но есть и нижний круг ада – сарай.
“Теперь проживает в бараке у нас как в гробу”.
Мало деторождений, много абортов. Основные занятия “барачных” – пьянка, драка и… смерть. Умирают разнообразно.
Конфликты быстро назревают и быстро разрешаются. Бывают убийства – это не правонарушение. Нет права – нет правонарушений. Холинские “умертвия” не страшилки, но протокол. Скука в будни, выходные и праздники. Скучная жизнь полна событий. Бессобытийных стихов у Холина немного.
Но и в бараке не все безрадостно, редко, но бывает повод для положительных эмоций –
Поднялась в столовой ссора:
Поругались два шофера.
Взял один пивную кружку
И другого по макушке.
У того возникла шишка –
Был в восторге дворник Гришка.
Работал машинистом портального крана.
Свалился на дно котлована.
Комиссия заключила:
“Виновата плохая погода”.
Жена довольна:
Похороны за счет завода.
У Сатуновского в бараке – страдающие праведники, которым устои не позволяют “извернуться”, жертвы собственной праведности и общественного устройства. Жители холинского барака – не жертвы. Жители холинского барака – его порождение. Каков он – таковы и они. В этом смысле барачный мир гармоничен.
Истопник старик Петров
Продал куб казенных дров.
А уборщица взяла
Управдому донесла.
Тот: “Делись-ка пополам,
А не то под суд отдам!”
Такая вот считалочка – три двустишия, три характера, вместе – система отношений. Кража–донос–вымогательство.ПРОИЗВОДСТВО
Значительную часть цикла составляют стихи на производственную тему.
Профессия важна – по профессии называет персонажей гораздо чаще, чем по имени. Дебютные фразы стихов –
Работал машинистом портального крана.
Был кочегаром.
Работал бухгалтером по учету электросвета.
Работал слесарем.
Продавал керосин и разную мелочь.
Профессии не имел.
Что там производят – не имеет никакого значения, так, “заливается смесь, выполняется план”. Основная продукция – несчастные случаи со смертельным исходом. Предприятие страшнее сарая – герои падают в котел, наступают на провод, раздавлены прессом и т. п.
У Сатуновского – вариации на тему “трудом праведным не наживешь палат каменных”, у Холина праведность труда – под большим вопросом.
Опаснее производства разве что больница – из нее ни один барачный живьем не вышел. Тем более опасен путь. Нет движения – герои Холина не могут проделать путь от пивной до барака. Отношение к смерти – более чем спокойное, философское – “да, на свете все бывает”… Опасность необязательно смертельная – в пивной можно умереть, а можно пропить пальто… – но что-нибудь неприятное ожидает. Если не смерть – иные неприятности: “сняты штаны”, “сошел с ума” и т. д.
ЭПИТАФИИ – наиболее мрачные стихи, редчайший жанр в литературе ХХ века. Холин мастер эпитафии. Охотно убивает и хоронит своих героев. От кочегара и слесаря даже имен не осталось, от слесаря – напильник.
АВТОР
Очень редко сочувственный авторский голос – “до чего все это нелепо”, “для чего жила на свете?”.
Холин не пытается учить, исправлять… Классовый, или биологический, или моральный анализ причин отсутствует. Гуманистическая традиция русской литературы Холина попросту не интересует. “Маленького человека” Холин унижает жалостью крайне редко.
Самое откровенное концептуалистское моралистическое стихотворение в русской поэзии:
Я не люблю
Фальши
Я не люблю
Нечистоплотных людей
Я не люблю
Лицемеров
Я не люблю
Хамства
Я не люблю
предательства
Родные
И близкие
Считают меня
Шизофреником.
Завершив создание микрокосма, Холин переходит на макрокосмический уровень. Но это уже тема следующей статьи.