Послесловие Сергея Круглова
Опубликовано в журнале ВОЛГА-ХХI век, номер 3, 2008
[женщина]
…с бездной в глазах
и пуховом платочке…
[рассвет]
молоко
в перевернутых звездах
***
воздух дышит словами
***
в бездне дрозда
***
хлеб на всё закроет глаза
[афинская тетрадрахма]
***
бабочка
песня для глаз
***
соловьи поют в перерывах
***
в сторону бабочки
Украина год 1932
кроме снега есть
кроме снега есть
кроме снега есть нечего
***
лошади едят постели влюбленных
[птицы]
можно подумать
***
озерные киты непонимания
непонятно
повторяю
озерные киты
***
время тает в своих эпигонах
Круть-круть френдленту – и вот: бледно-серый юзерпик (молодой Рембо), и вздох: “скуууууучно”… голая экзистенция на голой весенней земле, на карте местности, давно уничтоженной в восемнадцатой мировой, письма из платоновской пещеры умозрительному адресату… Молодой Розанов, – еще один портрет просится встать рядом с Рембо.
Слово на “э”, модное позавчера, появилось недаром: философы-экзистенциалисты мертвы и аккуратно похоронены, утрамбованы в культурный слой, в пластик и битый бетон, – но на могилке пробились цветы: тревога, забота, страх. Корпоративное сознание века нынешнего спешит мимо (не гляди! но не утерпел он и глянул…); по слову Венички, на мужчину, собирающего цветы, в деревне смотрят с подозрением, – кольми паче на собирающего цветы на кладбище. Букеты Игоря Бобырева – единственное горькое украшение невыразимых стен в комнате подростка, пасынка социальных сетей.
Переберем гербарий: что-то не совсем то… Надо же! Среди лиловых, коричневых и землистых цветов один – лазоревый; это – цветок надежда.
Его стихи – кратки и концентрированы. Как что? С чем сравнить? Традиция этой поэзии, история этих выразительных средств, достаточно почтенна, но просится вот еще: кто знает, как там называется этот дикий каннибальский сувенир – искусно засушенная до размеров кулака человеческая голова?
Ничего личного в этих стихах; и – всё личное. Засушенная личность история:
сова говорит языком серебра
веспасиан на закате
ладан из кукурузы
(американская молитва)
Засушенная личность сердце-память-нюх-ощупывание:
песня для глаз
(воспоминание из детства)
головоногое создание
с ручками
копается в золе
а чайник по привычке
кипит кипит себе
в бездне дрозда
куда ни плюнь
всюду река Гераклита
ангелы существуют без нас
враг народа полз по льду
а я ждала своей очереди
Засушенность; концентрат – если любой текст Игоря Бобырева развести в резервуаре живой воды, то получившегося вина поэзии хватит на несколько пиров, на шестьдесят раз по шесть каменных водоносов. Это концентрат высочайшего качества.
Чем Игорь держит свой стих? Не так, по-другому: что держит и его стих, и самого автора, юношу бледного со взором горящим? Тот самый нарратив, неотменимо настоятельный, который тоже вырос в последние времена, пробился сквозь сор и глину и взошел на этой братской могиле; нарратив жив. С этим держанием связано, на мой взгляд, ощущение надежды и чаемого света, о котором я упоминал, возникающее при чтении стихов Игоря Бобырева.
Болезненность? Да, есть. Но это – болезнь-к-жизни: заканчивая поминанием – снова – платоновской пещеры, мы видим, что свет и тени снова играют у ее входа, и страдающий поэт, подземное существо, до боли всматривается в них слезящимися, воспаленными глазами.
Сергей Круглов